К интерпретации известия Иоанна Скилицы об архонтах Руси под 6544 (1036) годом

DOI:

Цитирование. Роменский А. А. К интерпретации известия Иоанна Скилицы об архонтах Руси под 6544 (1036) годом// Вестник Волгоградского государственного университета. Серия 4, История. Регионоведе-ние. Международные отношения. – 2020. – Т. 25, № 6. – С. 44–55. – DOI:

Введение. Сведения византийских нарративных источников о Руси давно привлекают внимание исследователей, но, несмотря на появление в последнее время ценных справочных пособий и обобщающих работ [3; 12, с. 69–160], информационный потенциал этих памятников все еще не исчерпан. Одной из наиболее содержательных фактографически является хроника Иоанна Скилицы, охватывающая изложение основных событий византийской истории с 811 по 1057 год. Достоверных биографических данных об авторе немного: выходец из Фракисийской фемы, он занимал должности великого друнгария виг-лы и эпарха Константинополя с титулами про-топроедра, впоследствии – куропалата при дворе Алексея I Комнина [59, S. 81–83; 49, p. 80–89; 53, p. IX–X]. Не больше ясности и в вопросе об источниках труда хрониста и методах его работы. Если в описании событий за IX – первую половину Х в. Скилица в целом следует изложению хроник семейства Симеона Логофета, Генесия и Продолжателя Феофана, то в дальнейшем опирается на утраченные источники [49, p. 92–99; 52, p. XII– XVI; 53, p. XIX–XXII] 1. Представление о Скилице как о компиляторе, механически воспроизводившем тексты предшественников, уступило место признанию того, что он нередко творчески переосмысливал имевшийся в его распоряжении материал. Вероятно, текст «Обозрения историй» был изначально расположен по тематическому принципу, лишь позже получив хронологическую организацию [49, p. 100; 62, p. 220; 38, с. 60]. Иоанн Скилица не уделяет много внимания событиям на севере византийской ойкумены, упоминая о варварском народе Рос (о Тйд) и его архонтах лишь в том случае, когда отношения с ними напрямую затрагивают интересы империи и правящих самодержцев 2. Тем более интересны уникальные данные византийского автора о Руси, которые не находят подтверждения в других источниках. Одно из таких сообщений посвящено политической ситуации, сложившейся в 1036 году. Целесообразно рассмотреть свидетельство Скилицы в комплексе с другими данными и попытаться верифицировать его информацию.

Методы. Для реконструкции политической истории Руси и обстоятельств осады Киева печенегами в 1036 г. в исследовании используется метод сравнения текстов различных письменных традиций. Сообщение «Обозрения историй» Иоанна Скилицы анализируется в контексте известий Начальной летописи и других древнерусских источников (запись Остромирова Евангелия, перечень князей в Новгородской первой летописи (далее – НПЛ)), что позволяет охарактеризовать взаимоотношения князей династии Рюриковичей в рамках сложившейся системы родового совладения, уточнить особенности баланса сил в рамках «дуумвирата» Ярослава и Мстислава Владимировичей, проследить начальный этап деятельности князя Изяслава Ярославича. Ключевой методологической предпосылкой представляется понимание нарратива как сложной семиотической системы, выступающего как динамический генератор смыслов [23].

Итак, согласно Скилице, смена власти на Руси произошла в промежутке между нападениями печенегов на Романию весной 1036 г. и смертью Фатимидского халифа Абуль Хасана Али ибн Мансура аз-Захир Биллаха, случившейся 13 июня того же года [53, p. 376, note 34]. Печенежское нашествие 1036 г. продолжило череду разрушительных набегов степняков, атаковавших имперские границы в 1027, 1032, 1034–1035 гг. [1, с. 112–114]. Хронология византийского хрониста может содержать неточности (согласно мусульманским источникам, заключение мирного соглашения ромеев с Фатимидами произошло в 427 г. хиджры (1035/1036 гг.)) [44, S. 107, A. 192], но в целом его информация достоверна и соответствует контексту происходивших событий. Разрушение печенегами ряда пограничных крепостей в Добрудже и Северо-Восточной Болгарии прослеживается и по археологическим источникам, нумизматический материал (анонимные фоллисы классов А-2 и В) позволяет датировать слой горения тридцатыми годами XI в.3, что соотносится с данными нарративов [43, p. 48–49; 1, с. 111–114].

Идентификация первых двух архонтов с представителями династии Рюриковичей не вызывает сомнений у большинства исследо- вателей: под именем «Несислава» у византийского автора фигурирует, вероятнее всего, Мстислав Владимирович, князь тмутаракан-ский и черниговский, взявший под контроль левобережную часть «Русьской земли» после соглашения 1026 года. Примечательно, что на печати из Белгорода сохранился близкий вариант греческой транскрипции имени – MECI0AABOC [42, с. 20-23; 26, с. 167]. Так же бесспорно узнается и имя его брата Ярослава, княжившего в Киеве и Новгороде [11, с. 25]. Третий персонаж хроники – «Зинис-лав» – вероятнее всего, Изяслав Ярославич, преемник Ярослава Мудрого на киевском престоле [53, p. 376, note 33]; иногда его отождествляли со Станиславом смоленским (предполагая путаницу в источнике [41, с. 89–90; 33, с. 918–919]) либо с сыном Мстислава, Евстафием, скончавшимся раньше отца, в 1034 г. [24, с. 79]. Альтернативную интерпретацию предложил Дж. Шепард, согласно которому в тексте Скилицы сообщается о предводителях наемников на византийской военной службе. По мнению исследователя, эта информация противоречит как хронологии, так и внутриполитическому контексту событий на Руси. Он также отмечает, что термин «архонт» часто применялся в отношении военных чинов, а значение слова «лроекрЮр» (лрокргуггу) не соотносится с древнерусскими традициями наследования власти и может относиться к назначению командира наемного отряда; вероятно, предводители «росов» были убиты печенегами, так же как и упоминаемые выше пять плененных стратигов [60, p. 212–215].

По нашему мнению, свидетельство Ски-лицы вполне может быть согласовано с политическими обстоятельствами, сложившимися на Руси. Византийский автор не сообщает о гибели взятых в плен византийских военачальников, следовательно, прямо связывать с этим событием смерть двух «росских» архонтов нет оснований. Избрание их «родственника» Зинислава не выглядит уникальным случаем в контексте имеющихся сведений о роли веча на Руси, нередко определяющей исход политической борьбы в условиях кризисных ситуаций.

Более проблематично объяснение хронологического несоответствия в тексте византийского хрониста. Согласно сведениям На- чальной летописи, Мстислав Владимирович действительно умер в 1036 г., что позволило его брату Ярославу стать «самовластцем» «Русьской земли». Смерть самого «кагана» Ярослава случилась много позже, 20 февраля 1054 г. [16, стб. 150; 7, с. 39–41], и после этого ему наследовал старший из оставшихся сыновей, Изяслав Ярославич. Ошибку Скилицы объясняли использованием двух различных анналистических записей, информацию из которых он некритически скомпилировал [24, с. 78–80]. Второй вариант интерпретации сводился к тому, что хронист поменял местами имена упоминавшихся в его источнике правителей [41, с. 89–90].

Вопрос о том, откуда Иоанн Фракисийс-кий черпал сведения о князьях далекой Руси, остается спорным. На наш взгляд, использование им гипотетических анналистических записей о смерти князей маловероятно. Для того чтобы навести справки о ком-то из чужеземных архонтов, автору вовсе не было нужды обращаться к историческим трудам. Информацию можно было позаимствовать из документов императорских ведомств, например архивов логофесии дрома, к которым Скилица, как высокопоставленный чиновник, безусловно, мог иметь доступ 4. Следует отметить, что в столицу империи регулярно поступали донесения из приграничных фем, в частности, стра-тиг Херсона чаще всего сообщал в Константинополь о действиях печенегов и «тавроски-фов»5. Актуальные сведения могли собирать византийские дипломаты-апокрисиарии или императорские порученцы – «василики», отправляемые к варварам. Видимо, они известили вышестоящих функционеров об изменениях среди правящей верхушки Руси, что было важно учитывать при планировании дипломатических и военных мероприятий.

Представляется, что свидетельство «Обозрения историй» вовсе не содержит разительных хронологических противоречий с другими источниками. Информатор византийского хрониста не ошибался в датировке событий, он лишь превратно истолковал факт отсутствия в Киеве князя Ярослава во время осады города. Для обоснования нашего предположения следует внимательнее присмотреться к политической истории Руси второй четверти XI века.

Масштабная усобица между сыновьями почившего в 1015 г. Владимира Святого заканчивается лишь в 1026 г. достижением компромисса между двумя сильнейшими князьями. Условия договора фактически продиктовал Мстислав Владимирович после неудачной для Ярослава Лиственской битвы 1024 г., в ходе которой его новгородско-варяжское войско потерпело поражение от хазар, касогов и северян. Став хозяином положения, Мстислав тем не менее уступил Киев старшему брату, поскольку не пользовался поддержкой среди жителей города («не при z ша t го Къı z не») [20, стб. 147; 16, стб. 135]. Однако осторожный Ярослав не спешил к отчему столу, оставаясь на севере владений, в Новгороде. Все это время князь в Киеве фактически отсутствовал, и важнейший центр «Русьской земли» управлялся «мужами Ярославлими» [20, стб. 149; 16, стб. 136]. В том же 1024 г., по сообщению летописи, родился второй сын Ярослава, Изяс-лав. Лишь два года спустя братья встречаются в Городце, уславливаются о разделе Руси по Днепру и начинают «жити мирно и в братолюбьи» [20, стб. 149; 16, стб. 137], что соответствовало принципам классического родового совладения [27, с. 43–44]. Иногда братья предпринимают совместные военные экспедиции: так, они соединенными силами отстояли Червенские города, вмешавшись в ход внутренних распрей в Польше [20, стб. 150, 16, стб. 137] ⁶. Однако черниговский и тмута-раканский князь, по-видимому, все же оставался самым влиятельным игроком в этом «дуумвирате», что не могло не вызывать ревности на правом берегу Днепра [37, с. 151]. Лаконичные известия летописи посвящены в основном деятельности Ярослава Владимировича, но создается впечатление, что он по-прежнему уделял больше внимания делам на севере и западе. Лишь внезапная смерть Мстислава на охоте изменила сложившийся баланс сил, позволив его недавнему оппоненту сконцентрировать в своих руках «власть его всю» [20, стб. 150].

Показательно, что после смерти брата Ярослав в первую очередь спешит в остававшийся его главной опорой Новгород. Он оставляет старшего сына Владимира на новгородском столе и выдвигает на епископскую кафедру Луку Жидяту 7. Именно в Новгоро- де князь и получает весть об осаде Киева печенегами, что заставляет его собирать войска. Путь войска из Новгорода до Киева с преодолением волока занимал как минимум месяц [22, с. 244]. В это время старейший стольный город Руси находился в печенежской осаде.

Ситуация для осажденных усугублялась отсутствием представителей княжеского рода, которые могли бы осуществить военное и политическое руководство. Авторитет «княжеских мужей»-посадников, достаточный для выполнения управленческих функций в мирное время, не был сравним с властью Рюриковичей, которая имела для современников сакральное символическое значение [36, с. 53–56]. Именно князь на Руси инициировал начало военных действий и санкционировал заключение мирных соглашений: так, в ходе карательной экспедиции против древлян малолетний Святослав первым бросил копье, упавшее под ноги коню, и лишь после этого жеста его дружина переходит к активным действиям [20, стб. 58; 16, стб. 46]. В условиях вакуума власти в городе неизбежно усиливалось значение веча, которое нередко определяло исход политического противоборства. Так, в частности, случилось в 1068 г., когда отказ Изяс-лава предоставить киевлянам оружие для борьбы с половцами привел к его свержению и вокняжению заточенного в «поруб» полоцкого князя Всеслава Брячиславича [20, стб. 170– 172; 16, стб. 160]. Именно под давлением киевского веча к власти в 1113 г. приходит Владимир Мономах [16, стб. 275–276] ⁸. Свидетельство Скилицы об избрании родственника умерших архонтов на их место, озадачившее Дж. Шепарда [60, p. 215], позволяет утверждать, что вопрос о князе в 1036 г. также решался на вече. Но кого могли избрать киевляне на стол « 3 тенъ и д 4 денъ»? Старейший из оставшихся представителей династии Ярослав вместе со старшим сыном Владимиром находились в Новгороде. Единственной теоретически возможной представляется кандидатура Изяслава Ярославича.

Двенадцатилетний возраст подростка не являлся препятствием для выполнения княжеских обязанностей. «Пути и ловы» Мономаха, по словам его «Поучения», начались с тринадцати лет [20, стб. 247]; прадед Изяс- лава, Святослав Игоревич, ребенком участвовал в сражениях и, если верить свидетельству Константина Багрянородного, занимал новгородский стол в младенчестве, еще при жизни отца [19, с. 44]. Разумеется, выполнение реальных административных и военных функций при малолетнем княжиче возлагалось на воевод-«кормильцев» из числа наиболее доверенных и близких лиц [9, с. 50].

Источники не позволяют с определенностью проследить становление политической карьеры Изяслава Ярославича. Упоминая о распределении столов по «ряду» Ярослава Мудрого, Лаврентьевская летопись и близкие к ней списки умалчивают о месте его княжения, тогда как в Ипатьевском и Хлебниковском списках содержится запись о его пребывании в Турове [20, стб. 161; 16, стб. 149–150]. Специалисты полагают, что после кончины старшего брата Владимира в 1052 г. именно Изяславу достался важнейший новгородский стол, обладатели которого традиционно претендовали и на киевское княжение [27, с. 83; 6, с. 306]. Основание для этого содержится в записи диакона Григория в Остромировом Евангелии (1057 г.): «...Из5славоу же кън5зоу тогда пр4дрьж5щоу об4 власти и о(т)ца своего Aрослава. и брата своего Володимира. самъ же Изяславъ кън5зь . правлzаше столъ о(т)ца своего Aрослава Кыєве. А брата своего столъ пор6чи правити близокоу своемоу Остромироу Нов4 город4» [30, с. 588]. Но свидетельство этого источника, как и перечня новгородских князей в НПЛмл [29, с. 469], говорит о распределении княжений уже после кончины Ярослава Мудрого. К этому времени давно возмужавший княжич, несомненно, должен был привлекаться к управлению и до смерти старшего брата. Возможно, именно близкий к Киеву Туров стал его первой княжеской резиденцией (что и зафиксировал протограф Ипатьевского и Хлебниковского списков). Нет оснований предполагать нарушение сложившейся традиции в случае с Изяславом. Видимо, его приобщение к политической деятельности, как и в случае с другими сверстниками, началось уже в подростковом возрасте. Таким образом, нет ничего невероятного в том, что именно к Изяславу апеллировало киевское вече во время осады города печенегами, избрав его своим князем в условиях смерти Мстислава и отсутствия Ярослава. Источник Скилицы довольно точно передал эту информацию, ошибочно истолковав лишь причины отсутствия Ярослава Владимировича в Киеве.

Возвратившись в Киев с варягами и новгородцами, Ярослав с большим трудом отразил окруживших город степняков. По свидетельству Повести временных лет, решающая схватка произошла «вн 4 града», на месте будущего митрополичьего собора Св. Софии, после чего «поб 4 гша Печен 4 зи разно» [20, стб. 151; 16, стб. 139]. Впечатляющая картина полного разгрома печенегов, созданная летописцем с использованием характерной для него риторики погибели врагов «до сего дни», едва ли полностью соответствовала действительности. В дальнейшем кочевники устремляются на Балканы, не раз опустошая византийскую территорию. Не исчезли они и в степях Восточной Европы, взаимодействуя с другими тюркскими этносами, пришедшими им «на смену», – торками и половцами и даже поступая на службу к русским князьям. Только василевсы из династии Комнинов, Алексей I и его сын Иоанн, смогли положить конец этой угрозе для империи ромеев [32, с. 99–100; 45, p. 80].

Хронологическая и тематическая последовательность изложения Скилицы, согласно которой смена архонтов на Руси последовала непосредственно после нападения печенегов на Византию и пленения пяти стратигов – представителей известных родов византийской военной аристократии, создает впечатление взаимосвязанности событий на границах империи и в Восточной Европе. Координацию действий, направленных против номадов, между киевским князем и правительством васи-левса Михаила IV нельзя категорически исключать, поскольку в эти годы продолжал существовать военный и политический альянс двух держав, оформившийся в основных чертах к концу Х века. Мелкие инциденты и конфликтные ситуации, как, например, случай с отрядом наемников некоего Хрисохира, не меняли приверженности обеих сторон к сотрудничеству [50, p. 367; 22, с. 223–227; 39]. Примечательно, что именно после победы над печенегами князь Ярослав смог завершить грандиозный проект строительства митропо- личьего кафедрала – собора Св. Софии – с помощью византийских мастеров 9. Тогда же, вероятно, были окончательно согласованы вопросы статуса киевской митрополии, остававшейся зависимой от Константинополя, который тем не менее учитывал предпочтения светской власти на Руси, не раз склоняясь к компромиссу с ее архонтами [8, с. 149–151]. Даже последняя масштабная война «росов» и ромеев в 1043 г. не изменила в длительной перспективе общих тенденций в их взаимоотношениях, увенчавшись вскоре новым мирным соглашением [22, с. 274–276].

Выводы. Как представляется, свидетельство Иоанна Скилицы о смене архонтов на Руси в 1036 г. не содержит существенных хронологических противоречий. Информатор византийского хрониста в целом достоверно охарактеризовал политический расклад сил, сложившийся в ходе осады Киева печенегами, допустив ошибку лишь в трактовке причин отсутствия Ярослава. В условиях отъезда князя в стольном городе решающая роль, видимо, перешла к вечу, которое предложило киевский стол подростку Изяславу Ярославичу. Начало политической карьеры последнего, вероятно, связано с княжением в близком к Киеву Турове. Малолетство Изяслава не исключало его участия в функциях управления и военных действиях при поддержке «кормильцев» из числа опытных воевод. Кризис был разрешен после возвращения Ярослава Владимировича с войском из Новгорода и успешного отражения печенегов. Победа киевского князя над печенегами, последовавшая после их вторжений на территорию Византии, вписывается в контекст военного сотрудничества двух государств.