К проблеме литературных архетипов в романе М. Шишкина "Венерин волос"

По мнению исследователей [4; 5], «Венерин волос» – постмодернистский роман, а в поэтике этого жанра роль литературных архетипов особо важна. В понимании термина «литературный архетип» мы будем опираться на работы Е.М. Ме-летинского [2] и А.Х. Гольденберга [1]. По мысли этих ученых, «архетипы – это не только “первообразы”, сопряженные с мифом и обрядом, но и “вечные образы” литературы» [1, с. 9].

Роман М. Шишкина изобилует множеством архетипов, один из которых восходит к античной традиции. Это архетип возлюбленных Дафниса и Хлои. Тема любви в романе сквозная, она проявляется во всех основных сюжетных линиях романа, связующим звеном которых является главный персонаж произведения – толмач. Этот человек работает в миграционном ведомстве Швейцарии. Ежедневно он слышит истории беженцев, просящих о предоставлении политического убежища. В романе такие интервью даны в вопросноответной форме диалога. Участники диалога не названы. Общение толмача с беженцами представлено в протокольной форме: оно обозначено как «Вопрос» и «Ответ». Диалоги прерываются литературными текстами, которые толмач читает в перерывах между опросами беженцев, воображаемыми письмами сыну. Так постепенно происходит переход от реальной ситуации в миграционном ведомстве к сфере сознания персонажа. Истории, услышанные в процессе общения с беженцами, преломляются в сознании героя и становятся сложным переплетением воспоминаний толмача, его мыслей и суждений. Сознание толмача – это творческое, переосмысливающее реальность сознание. Персонаж занимает некую всеведущую позицию и создается иллюзия проникновения в его мысли. Толмач – ретранслятор рассказов, он творит своих героев, преображая их истории. Таким образом, в романе М. Шишкина свой ненаписанный воображаемый роман творит сам герой.

Голоса беженцев в сознании толмача сливаются в истории с некими общими закономерностями. В них отражены представления массового сознания. Рассказывая о себе, беженцы пользуются стереотипными клише. В устных ответах на поставленные толмачом вопросы они опускают конкретные ситуации и детали, без которых невозможно передать перипетии личной, индивидуальной судьбы любого человека. В сознании толмача эти истории трансформируются, отражая неповторимость каждой человеческой жизни, в них проявляются ценностные смыслы, самими рассказчиками не осознанные.

Одна из центральных линий романа – история беженца Анатолия (почти все другие рассказчики безымянны). И это не случайно: главной темой в рассказе Анатолия оказывается не расхожая детективная история, а история любви. Внешний вопросно-ответный диалог с Анатолием в повествовательной структуре произведения перерастает во внутренний диалог толмача, который не слышен его собеседнику, но свидетелем которого становится читатель. За односложными, стереотипными ответами Анатолия угадывается незаурядная личность. Он – человек глубоко порядочный, готов в борьбе с социальной несправедливостью пожертвовать своей жизнью. Однако суть характера Анатолия – его жажда любви.

Тема любви появляется не сразу, она возникает лишь после длительного повествования в вопросно-ответном диалоге о жизненных неурядицах Анатолия, которые подтолкнули его к бегству в Швейцарию. Все истории беженцев объединены общими мотивами несправедливости, жестокости, в том числе и история Анатолия. Обезличивание участников этих историй обусловлено отсутствием в их рассказах самого важного – любви и красоты. Эта идея звучит в предполагаемых словах слушателя-толмача: «И не забывайте, что в ваши леденящие кровь истории никто давно не верит, ведь жизнь состоит еще из любви и красоты, потому что я сплю, а сердце мое бодрствует, вот, голос моего возлюбленного, кото-

рый стучится: отвори мне, сестра моя, возлюбленная моя, голубица моя, чистая моя!» [6, с. 25]. Здесь не случайна цитата из Библии. «Песнь Песней» царя Соломона – первооснова, из которой берет начало архетип чистой любви.

Неожиданно захватывающая детективная история о жизни Анатолия прерывается; оказывается, что все рассказанное абсолютно не важно, важны ранее незначимые детали, которые вводят тему любви: «Вопрос: Скажите, а вот про каля-маля и деревья на берегу как косой почерк, это правда? Ответ: Да. Вопрос: Вы ее любите?» (Там же, с. 47). Этот ключевой вопрос несет особую идейную нагрузку, выделяя в хаосе человеческих жизней самое главное.

Условно персонажей романа можно разделить по принципу понимания природы истинной любви. Анатолий – тип героя, понимающий ее суть, это единственный персонаж-мужчина, одаренный талантом любви. История обретения личного счастья начинается с воспоминаний о Лене, которую Анатолий подобрал в «обезьяннике», когда работал в милиции, но Лена – не та женщина, которая могла бы подарить ему гармонию и счастье. Однако предчувствие любви, ожидание – это еще не готовность к ней. Очевидно, что проверка отношений Лены и Анатолия первым же испытанием развела персонажей, продемонстрировала разность их жизненных принципов, ценностных установок, представлений о будущем, – когда Анатолий принял решение отстаивать справедливость даже ценой своей жизни. Мотив предательства имеет особую смысловую нагрузку в сюжете романа и тесно связан с мотивом одиночества. Бывшие влюбленные теряют друг друга.

Ожидание любви, стремление наполнить жизнь смыслом не исчезают даже в нечеловеческих условиях тюремной жизни. Когда Анатолий находится на волоске от смерти, он вспоминает сына, любимую, которых еще не было в его жизни. Эти мечты-воспоминания – полное осознание смысла жизни. Анатолий уже готов был пойти на все ради дорогих людей, которых еще не знал. Мечты-воспоминания Анатолия стали для него реальностью, когда он встретил Таню. Таня и Анатолий – воплощенный в конкретных образах архетип влюбленных. Предчувствие любви, ее обретение, трагедия и неясный финал – многие грани любви нашли отражение в этой истории.

Сознание толмача переносит акцент с тех событий жизни Анатолия, о которых он мог слышать на допросе в миграционном ведомстве, на историю его любви, которая дополнена и расширена сознанием творца необходимыми подробностями. Анатолий не знал исто- рии Тани, но всеведущий повествователь вводит эту историю в вопросно-ответный диалог.

Особый внутренний стержень и готовность к истинной любви позволяют говорить о Тане и Анатолии как о персонажах, обладающих целостностью натуры. История этой пары выделяется в обезличенном многоголосии историй многих других беженцев. Понимание природы истинной любви позволяет видеть в Анатолии и Тане идеальных возлюбленных. Сына Тани Ромку Анатолий усыновил, этот ребенок стал для него родным. Казалось бы, счастье – несомненный удел этих людей. Таня и Анатолий ждут ребенка. Это счастливое ожидание троих любящих друг друга людей: родителей будущего малыша и Ромки. Но долгожданный ребенок умирает, ему не суждено появиться на свет.

Хронотоп романа М. Шишкина представляет собой сложную структуру множества альтернативных пространственно-временных миров. Бинарные оппозиции мечты и реальности, счастья и трагедии, любви и смерти снимаются с помощью дихотомических образов, представляющих ирреальные миры как продолжение реальности. Идиллическая любовь может быть реализована лишь за границами реальности. В истории Анатолия и Тани идиллический мир – подводная лодка капитана Немо. Если в реальности многое недостижимо, то на подводной лодке все происходит так, как должно быть, именно там персонажи обретают истинное счастье. Все рядом: Таня, Анатолий, Ромка, их нерожденное дитя, мать Анатолия и его сестра, и все, кто «близок и дорог». Лодка укрыта толщей воды от жизненных невзгод, и законы земной жизни там не действуют. Так, история любви Тани и Анатолия заканчивается характерной для романа сменой пространственно-временных пластов. Этот прием позволяет оставить финал открытым.

История Анатолия выделяется на общем фоне множества сюжетных линий тем, что не имеет трагического финала. Автор прибегает к приему глобального обобщения, когда переводит конкретные образы в условный образ влюбленных Дафниса и Хлои. Это особый художественный прием, позволяющий раздвинуть границы истории любви одного конкретного персонажа до обобщения разных историй через образы Дафниса и Хлои.

История Анатолия в реальном мире продолжена, но обобщение постепенно выходит на новый уровень. Читатель узнает, что Анатолий задолжал крупному банку, и из-за этого начались проблемы, которые позже привели к бегству в Швейцарию. Однако эти моменты автор обозначает эскизно. Чем схематичнее становится повест- вование, тем большее обобщение приобретают образы главных героев. Так, совершенно неожиданно в истории Анатолия появляются образы проснувшихся среди зимы Дафниса и Хлои.

Дафнис и Хлоя Лонга – это традиционные герои пасторали, но в романе М. Шишкина взятый за основу архетип трансформируется, за счет чего происходит нарочитое снижение высокой темы идеальной любви. История Дафниса и Хлои в романе «Венерин волос» имеет некоторое сюжетное сходство с одноименным романом Лонга. Но сходство это заключено лишь в именах главных действующих лиц (Дафниса, Хлои, Пана, Ликэнион). Испытания, которым подверглись влюбленные в романе М. Шишкина, не имеют ничего общего с сюжетом романа Лонга, но включают некоторые мотивы древнегреческого романа Ахилла Татия «Левкиппа и Клитофонт». Мотив разлученных разбойниками влюбленных, инсценированная смерть возлюбленной разводит судьбы героев в разные стороны.

Национальность возлюбленных в романе М. Шишкина обозначена не случайно («Хлоя – ороч. Дафнис – тунгус» [6, с. 119]). Во-первых, орочи и тунгусы показаны на страницах романа непримиримыми врагами. Архетип враждующих племен усиливает смысловую нагрузку мотива испытаний, которые необходимо пережить возлюбленным, чтобы воссоединиться. Во-вторых, орочи и тунгусы – северные народы, их пробуждение «в середине зимы» (Там же) определяет пространственно-временные координаты. «Зима» выступает в романе особым миром, противопоставленным миру «млыва». Так и в истории Дафниса и Хлои появляется мотив двое-мирия. Мир «млыва» – мир вечности. Семантика этого образа восходит к мифологии нивхов на Дальнем Востоке, в которой «млыво» – загробный мир. Как пишет В.Я. Петрухин, его местонахождение «неизвестно живым, но душа умершего легко находит туда дорогу. <...> Жизнь в Млыво ничем не отличается от земной, но солнце светит там ночью, а луна – днем» [3]. Мир зимы – это мир, похожий на реальный, мир, где ничто не вечно, где возможно предательство и нет места идеальной любви.

Архетипические образы возлюбленных Дафниса и Хлои, история их вечной любви, которая остается одной и той же в любые времена, меняются только люди и обстоятельства. У М. Шишкина архетипические образы ассоциируются с конкретными персонажами романа – Леной, Анатолием и Таней. Эта связь проявляется постепенно через общие мотивы и ситуации, обобщающие пространство и время в единое целое, что отсылает к идее рома- на М. Шишкина о бесконечной повторяемости человеческих историй. Эта идея выражена через метафору – истории меняют людей как варежки, но остаются из века в век устойчивыми. Слова о нападении разбойников возвращают читателя к истории о Дафнисе и Хлое.

Эпизод с Дафнисом, отправившимся к Хлое, по дороге заснувшим и проснувшимся в мире «наизнанку», имеет двойную функцию. Во-первых, этот эпизод снова вводит смену пространственно-временных пластов, усиливая мотивы подмены и путаницы. Во-вторых, он подтверждает связь с историей Анатолия и Лены. Так, сначала Хлоя и Лена связаны общими словами, которые сказала последняя Анатолию, борющемуся против социальной несправедливости, но потом оказывается, что образ Хлои гораздо шире: «Это ведь она кричала, что у нее мозгов нет, но есть матка, и поэтому она хочет родить ребенка в любви. Вернее, это она будет кричать потом, когда ее наденет на руку какая-то другая история» [6, с. 137]. Так конкретный образ Лены оказывается лишь составляющей образа Хлои – трансформированного образа возлюбленной, образа сниженного. Здесь Хлоя, по сути, – это Ликэнион, женщина, лишь выдающая себя за возлюбленную, вводящая путаницу в вечный поиск Дафнисом своей Хлои. Истинная же Хлоя тоже ищет Дафниса в каждом человеке, к которому начинает испытывать хоть какие-то чувства.

Дафнис у М. Шишкина тоже находится в поиске своей Хлои, идет к ней, цель, казалось бы, уже близка, но по дороге он засыпает в шалаше и просыпается уже в мире «млыва», в мире «с изнанки» (Там же, с. 142). Этот эпизод определяет дальнейший ход сюжета. «Изнанка» – определяющее слово. Мир «перевернулся», и пробуждение внесло путаницу в пространство. Из мира, где все, «как должно быть», Дафнис оказывается в мире, «как есть». Мотив двоемирия также архетипичен и тесно связан с мотивами путаницы или подмены. Когда Дафнис просыпается в мире «наизнанку», ему кажется все таким же, как раньше, но что-то все же изменилось. «Дафнису вдруг приходит в голову, что, может быть, он просто во сне перевернулся, а теперь пришел в свой город. Он идет домой к Хлое. <…> Открывает Хлоя – такая же, только какая-то чужая. Спрашивает: “Вам кого?” Дафнис замечает: на вешалке в прихожей – милицейская шинель с погонами. <…> Дафнис наконец шепчет пересохшими губами: “Ты меня разве не узнаешь?” Хлоя: “Нет”. Дафнис: “Я же твой Дафнис!” Хлоя: “Вы с ума сошли? Дафнис – мой суженый, вот он, на кухне сидит, зовет ужинать. Я его долго искала, всю жизнь, и наконец нашла. Мы со- бираемся пожениться – так было в пророческом сне, правда, совсем в другой истории”. Дафнис: “Но мы в этой истории!”» [6, с. 144].

Возникают ассоциации с сюжетной линией Анатолия. За обобщением читатель узнает знакомых персонажей, ему открываются некоторые факты жизни Анатолия после освобождения из тюрьмы и до встречи с Таней. Когда он не обрел еще истинной любви, он видел в Лене свою Хлою, предназначенную свыше. Но эпизод с поиском Дафниса содержит особо значимую деталь – это милицейская форма на вешалке в прихожей. Лена выбрала жизнь с человеком из той системы, против которой боролся Анатолий. Это окончательно дает герою возможность понять, что он оказался не ее Дафнисом, а она – не его Хлоей.

Современность, сочетающаяся с мотивами древнегреческих романов, обобщает все истории любви, которые в любой век имели общее начало, общие перипетии, но в реальной жизни герои лишены права на идиллическое счастье, как это произошло у Дафниса и Хлои. Путаница историй и путаница в самой жизни делают любовь трагичной. Дафнис теряет свою Хлою, люди не могут воссоединиться, жизнь окончательно разводит их. В этой истории отражаются слова, звучащие ближе к финалу романа о том, что любовь в жизни каждого человека одна. И эта единственная истинная любовь и соединяет Анатолия и Таню. Именно они становятся архетипическим идеальным образом возлюбленных, подобным образу архетипической пары Дафниса и Хлои. Именно их история в романе лишена трагического финала, счастье обретено в мире подводной лодки капитана Немо. Сама тема любви благодаря сюжетной линии Анатолия и Тани, а также глобальному обобщению историй в образах Дафниса и Хлои становится вечной, она выступает главным смыслом, объединяющим все истории возлюбленных разных эпох в одно целое.