К вопросу о деятельности органов прокуратуры и суда в условиях введения уголовной ответственности за нарушения трудовой дисциплины в предвоенный период (на материалах Среднего Поволжья)

Бесперебойное функционирование промышленных предприятий стало залогом победы в Великой Отечественной войне 1941–1945 гг. Сегодня, когда по решению Президента Российской Федерации В. В. Путина ряду городов Среднего Поволжья присвоено почетное звание «Город трудовой доблести», изучение вклада промышленности в приближение победоносного завершения войны приобретает особую актуальность. Ряд законодательных актов, послуживших обеспечительными мерами по снабжению промышленности рабочей силой, в том числе Указ Президиума Верховного Совета СССР от 26 июня 1940 г. «О переходе на восьмичасовой рабочий день, на семидневную рабочую неделю и о запрещении самовольного ухода рабочих и служащих с предприятий и учреждений», до настоящего времени вызывает интерес исследователей. Основным элементом дискуссии остается целесообразность введения уголовной ответственности за нарушение трудовой дисциплины. Одним из первых проблему реализации указа от 26 июня 1940 г. рассмотрел О. В. Хлевнюк, дав весьма негативную оценку перевода трудовых отношений в сферу уголовного права [15, c. 95]. Впоследствии определенная часть исследователей, в частности В. Н. Земсков [1, c. 23], А. К. Соколов [12, c. 75], В. Н. Ма-мяченков [6, c. 173], на основе подсчета числа осужденных отнесли реализацию указа от 26 июня 1940 г. к кампаниям массовых репрессий. Согласно выводам Р. Е. Романова, с июля 1940 по декабрь 1941 г. в СССР за нарушение трудовой дисциплины было осуждено 6,7 % рабочих и служащих [11, c. 327]. Другие исследователи, например В. И. Масюк, позиционируют данный шаг Советского государства с положительной стороны, как необходимую меру, позволившую форсировать темпы работы оборонной промышленности в условиях надвигавшейся войны [7, c. 156].

Проблема деятельности органов суда и прокуратуры по поддержанию трудовой дисциплины в предвоенное время изучена весьма фрагментарно. Так, П. Соломон отмечал, что ускоренное судопроизводство сделало невозможным соблюдение установленных норм процессуального законодательства. С другой стороны, в труде не указана ни степень наказания, ни количество оправдательных приговоров и прекращенных дел [13, c. 294]. В свою очередь И. В. Пыхалов изучил данную статистику, что позволило ему выделить количество так называемого брака в работе судебноследственных органов. Согласно заключению исследователя, более четверти судебных приговоров по делам данной категории являлись оправдательными [10, c. 311]. В. А. Печерский указывал, что в рамках исследуемого им Красноярского края надзор за исполнением указа от 26 июня 1940 г. с момента его принятия был одним из наиболее массовых направлений работы прокуратуры, но механизмы ее работы, особен- но в первые месяцы реализации кампании, исследователем также указаны не были [8, c. 30]. А. Ш. Кабирова привела объемы работы народных судов Татарской АССР по рассмотрению нарушений трудовой дисциплины, а также доказала, что прокуратура республики регулярно проводила обобщение и изучение следственной и судебной практики по делам о нарушениях трудовой дисциплины [3, c. 176–177]. А. А. Кабуркин отметил замешательство народных судей в первые месяцы рассмотрения дел о нарушениях трудовой дисциплины. Весьма важным является вывод автора о том, что деятельность судов по пресечению нарушений трудовой дисциплины способствовала укреплению и развитию народного хозяйства [4, c. 55–56]. К аналогичному выводу пришел и А. А. Иванов, отметив, что в первое время прокуратура и суды допускали различный подход к квалификации уголовного деяния, а соответственно, и к ведению следствия, и к вынесению приговоров [2, c. 14].

В границах Среднего Поволжья проблему применения уголовного законодательства частично рассмотрел И. В. Пономаренко [9, c. 481]. При этом, если в целом аспекты правоприменения указа от 26 июня 1940 г. изучены достаточно подробно, то вопрос изменений в системе работы судебно-следственных органов исследован фрагментарно, а в отношении Среднего Поволжья не изучен. В то же время Среднее Поволжье, к которому относятся территории современных Самарской и Ульяновской областей, являлось одним из крупнейших промышленных районов СССР. Изучение аспектов деятельности органов прокуратуры и суда в условиях изменения уголовного законодательства и значительного увеличения объема уголовных дел в крупном промышленном районе необходимо для целостного понимания процессов подготовки СССР к предстоящей войне. Хронологические рамки исследования охватывают период с января 1939 по декабрь 1940 г. как время перехода трудовых отношений из сферы административного в сферу уголовного права.

Методы

Методологическая база исследования включает общенаучные методы и приемы формальной логики, диалектический подход, а также сравнительно-исторический метод. Принцип историзма и проблемно-хронологический метод позволили изучить проблему изменения в деятельности судебно-следственных органов в ее развитии. Для проведения исследования автором были привлечены архивные документы из одного федерального и трех региональных архивов. Большой пласт материалов, в который вошли отчеты прокуратуры и юстиции, партийных организаций, обусловил также применение методов источниковедческой критики и взаимной проверки данных.

Результаты

Деятельность органов суда и прокуратуры по обеспечению трудовой дисциплины на предприятиях промышленности активизировалась в начале 1939 г., что было связано с принятием 28 декабря 1939 г. совместного постановления СНК СССР, ЦК ВКП(б) и ВЦСПС «Об укреплении трудовой дисциплины». Предполагалось, что судебно-следственные органы возьмут на себя обязанность по осуществлению надзора за исполнением постановления и по уголовному преследованию нарушителей. В Среднем Поволжье одним из первых стало судебное разбирательство в отношении трех начальников цехов завода № 15 г. Чапаевска, которые проигнорировали новые требования к соблюдению трудового распорядка. Они заменили прогульщикам увольнения на выговоры, замечания и общественное порицание, пытались запутать следствие, подделав табели и выдав нарушителей за вновь принятых на работу. Свои действия начальники цехов объясняли отсутствием разъяснительной работы со стороны руководства, партийной и профсоюзной организаций завода, а также боязнью допустить перегибы. Рассмотрение дела завершилось показательным судебным процессом, который прошел с 5 по 7 февраля 1939 г. в Чапаевском городском доме культуры. Решением суда все трое были приговорены к лишению свободы условно1. Более суровые меры наказания применялись лишь к тем ответственным работникам, которые не просто покрывали нарушителей, но и сами не соблюдали установленные нормы трудового распорядка. Например, 27 января 1939 г. перед судом предстал директор одного из промышленных предприятий Инзенского района Н.2 Согласно обвинительному заключению прокуратуры, Н. не увольнял прогульщиков, а 24 января 1939 г. сам по причине пьянства совершил прогул. Суд согласился с квалификацией данного преступления по ст. 111 УК РСФСР – «преступное бездействие должностного лица» и приговорил Н. к одному году лишения свободы3.

Работа органов прокуратуры показала, что проведение проверочных мероприятий не приводило к каким-либо существенным результатам в силу повсеместного небрежного заполнения табелей учета рабочего времени либо вообще отсутствия таковых. Поэтому проверки заканчивались не возбуждением уголовных дел, а выставлением требований к руководству предприятий и учреждений упорядочить ведение документов. Кроме того, осуществление надзора занимало весьма большое количество времени даже в организациях с небольшим числом сотрудников4. Как таковая кампания по борьбе с прогульщиками была свернута к лету 1939 г. по инициативе низовых следственных работников. На совместном совещании работников Ульяновской городской прокуратуры и народных судей в ноябре 1939 г. было отмечено, что работа по проверке соблюдения трудовой дисциплины перестала проводиться с июля 1939 г., а до этого силами прокуратуры из 20 предприятий города было проверено всего 4. Каких-либо мер, кроме усиления надзорной работы, на совещании озвучено не было5. Говорить о каких-либо существенных изменениях в работе судебно-следственных органов не приходится, так как в границах Среднего Поволжья в 1939 г. за укрывательство прогульщиков было осуждено 15 чел., в первом полугодии 1940 г. – 12 чел., что в целом составляло менее 0,1 % от числа лиц, представших перед судом6. Уголовное наказание в отношении руководителей предприятий и организаций, покрывавших нарушителей, нередко стало заменяться административными мерами. Например, в апреле 1940 г. за попустительство к работникам, не соблюдавшим трудовую дисциплину, без возбуждения уголовного дела был снят с должности директор Инзенского крахмало-терочного завода7.

Постановление от 28 декабря 1938 г. не сыграло положительной роли в пресечении текучести рабочих кадров в промышленности, а наоборот, усиливало ее в связи с увольнением по причине прогулов. Руководство предприятий и организаций было менее всего заинтересовано в потере квалифицированных рабочих, допустивших разовые нарушения. Начальники цехов, мастера, контролеры проходных отмечали явку по спискам, не проверяя наличие людей. Достаточно быстро отсутствие каких-либо негативных последствий для себя осознали и рядовые работники. В результате даже на крупных промышленных предприятиях Среднего Поволжья весной 1940 г. ежегодная сменяемость трудовых коллективов достигала 70–90 %8. Кроме того, была упущена наиболее действенная мера по предотвращению самовольных уходов, так как социальная инфраструктура и снабжение населения городов и рабочих поселков ухудшились. В первом полугодии 1940 г. по сравнению с аналогичным периодом 1939 г. потребление рабочими картофеля, молока, рыбы, сахара, фруктов снизилось в 1,5–2,0 раза [5, c. 706–707].

Анализ материалов органов суда и прокуратуры за первое полугодие 1940 г. продемонстрировал, что проблема выстраивания работы по надзору за соблюдением трудовой дисциплины на повестке дня не стояла. Последовавший 26 июня 1940 г. Указ Президиума Верховного Совета СССР «О переходе на восьмичасовой рабочий день, на семидневную рабочую неделю и о запрещении самовольного ухода рабочих и служащих с предприятий и учреждений» внес радикальные изменения в темпы и систему работы надзорных и судебных инстанций.

Во-первых, указ обязал суды рассматривать материалы и выносить приговоры в пятидневный срок. Во-вторых, была усилена ответственность тех руководителей, которые как покрывали нарушения, так и принимали в штат лиц, незаконно покинувших предыдущее место работы. Разрешение же на увольнение руководитель мог дать в трех случаях - по заключению врачебной комиссии, по достижении пенсионного возраста, а также при поступлении работника в среднее специальное либо высшее учебное заведение9.

Органы прокуратуры Среднего Поволжья первыми столкнулись с резким увеличением количества уголовных дел. За первый месяц реализации нововведений в Куйбышевскую городскую прокуратуру поступили материалы на 1 369 прогульщиков, из которых 915 материалов были расследованы и направлены в суды. При этом в пятидневный срок было завершено лишь 560 уголовных дел. Именно прокурор Куйбышева первым обратил внимание на большое количество неграмотно оформленных материалов на нарушителей, так как только на стадии предварительной проверки городская прокуратура отказала в возбуждении 103 уголовных дел. Однако Куйбышевский горком ВКП(б) указал прокуратуре, что основная задача заключается в ускорении сроков расследования, так как при их затягивании терялась воспитательная роль суда10. В начале августа 1940 г. органы прокуратуры были освобождены от необходимости проведения предварительного расследования. Всего за 38 дней реализации указа от 26 июня 1940 г. следователями прокуратуры в рамках Среднего Поволжья в суды были переданы 3 143 дела11.

Работа народных судов в городах и рабочих поселках Среднего Поволжья также была парализована резким увеличением количества материалов. Так, менее чем за месяц в каждый судебный участок Чапа-евска поступило по 70 дел, в Сызрани – до 40, в Куйбышеве, Ульяновске и Мелекес-се – по 20, во все остальные участки – от 2 до 10 дел. Народные судьи, не имея опыта в рассмотрении большого количества дел в короткие сроки, стали назначать в день по несколько заседаний, чем еще более усугубили свое положение и запутали процессы. Путаница приводила к тому, что подсудимым не вручались повестки, обвинительные заключения, в результате чего судебные заседания приходилось переносить на следующий день. К 1 августа по 101 судебному участку Куйбышевской области количество рассмотренных уголовных дел достигло 2 479, в том числе 2 285 дел о прогулах. Более 80 % подсудимых составляли рабочие. Тем не менее Управление наркомата юстиции по Куйбышевской области было озабочено не выстраиванием работы нарсудов, а требовало от них постоянного освещения приговоров в печати и увеличения количества показательных процессов. Что касается взаимодействия с газетами, то суды в сельских районах за июль 1940 г. опубликовали в местных газетах свыше 100 публикаций, в то время как в областной газете «Волжская коммуна» вышло всего шесть заметок. Это вполне объяснимо загруженностью судов Куйбышева. Выполняя требования управления, суды провели 29,5 % заседаний в форме выездных показательных процессов. Последние требовали от судей не только большой организационной подготовки, но и качественного изучения материалов дела, чем работники юстиции в силу кратких сроков рассмотрения были вынуждены пренебрегать12.

Весьма наглядно иллюстрирует процессы ситуация, которая сложилась в народном суде 2-го участка г. Мелекесса, куда за июль и август 1940 г. поступило 156 дел на прогульщиков и самовольно покинувших место работы. Народный судья Котельников, отмечая небрежность в оформлении документов, был вынужден вернуть на доследование городской прокуратуре 38 дел только в июле. По его словам, на качественное судебное расследование материалов дела в среднем уходило от 10 до 15 дней, в ином случае исход судебного заседания был непредсказуем. Однако Мелекесский горком настоял на организации судьей 21 показательного процесса, расследование дел по которым он должен был осуществить в пятидневный срок. В результате 13 процессов, проходивших при большом стечении людей в домах культуры и залах собраний промышленных предприятий, закончились вынесением оправдательных приговоров13.

После освобождения от необходимости расследования дел на нарушителей трудовой дисциплины органы прокуратуры сосредоточились на осуществлении судебного надзора, что привело к взаимным упрекам между прокурором Куйбышевской области К. Болдыревым и начальником Управления наркомата юстиции по Куйбышевской области Шестаковым. Основываясь на том, что нарсудами было рассмотрено менее 70 % дел, переданных в июле 1940 г. городскими и районными прокуратурами, К. Болдырев 12 августа писал первому секретарю обкома ВКП(б) Игнатьеву: «Закон от 26.06.1940 г. судебными органами Куйбышевской области исполняется совершенно неудовлетворительно. Уполномоченный

НКЮ по области тов. Шестаков и председатель областного суда тов. Девяткин не приняли и не принимают должных решительных мер к тому, чтобы устранить беззаконие, допускаемое рядом народные судей, которые иногда судебными приговорами дискредитируют закон, ослабляют борьбу с дезорганизаторами производства, создают недопустимую волокиту с разбором дела»14. К письму был приложен достаточно большой перечень оправдательных приговоров, которые, по мнению сотрудников облпрокуратуры, были вынесены неосновательно, а также случаи вынесения условного осуждения, которое не было предусмотрено законодательством. Особое опасение у областного прокурора вызывало дальнейшее увеличение сроков рассмотрение дел, которое он связывал с изъятием функций предварительного расследования у проку-ратуры15.

Статистические данные позволяют в определенной степени найти основание словам прокурора Куйбышевской области. Так, в народных судах Куйбышева в июле – августе 1940 г. в срок свыше пяти дней было рассмотрено более 50 % дел, в судах Ульяновска от поступления дела в суд до вынесения приговора проходило более 15 дней16. Причины сложившейся тенденции несоблюдения сроков рассмотрения уголовных дел 18 августа 1940 г. обосновал в письме обкому ВКП(б) начальник управления Наркомата юстиции по Куйбышевской области: «После издания Указа Президиума Верховного Совета СССР от 26 июня 1940 г. наркоматы юстиции СССР и РСФСР вместе с Прокуратурой Союза сво- ими неправильными приказами и массовым потоком телеграмм буквально дезориентировали Управление НКЮ и народные суды, которые, не имея ясной установки, создавали излишнюю процессуальную процедуру, этими самым удлиняя сроки рассмотрения дел»17. В действительности говорить о каких-либо четких указаниях не приходится. Например, народный судья Майнского района Гаврикова за период с 1 июля по 20 августа 1940 г. рассмотрела 43 дела на нарушителей трудовой дисциплины, в том числе 15 дел находились в суде более 1 месяца. В объяснительной записке она указывала, что самостоятельно не разобралась в сроках рассмотрения дел, а каких-либо конкретных рекомендаций и указаний от управления Наркомата юстиции не получа-ла18. С другой стороны, ожидать каких-либо разъяснений от областного Управления наркомата юстиции было беспочвенно, так как Верховный суд СССР приступил к обобщению и анализу судебной практики по делам о нарушениях трудовой дисциплины только в августе 1940 г. [14, c. 66–67].

Вероятно, информационный вакуум, затрагивавший народных судей, на территории Среднего Поволжья продлился до середины сентября, так как в материалах управления Наркомата юстиции по Куйбышевской области не удалось выявить какие-либо разъяснительные документы. Этот вывод подтверждает и содержание протокола заседания первичной партийной организации суда и прокуратуры г. Ульяновска от 15 сентября 1940 г. Негодование работников суда вызвал тот факт, что июньское постановление Пленума Верховного суда

СССР, регламентирующее работу по указу от 26 июня 1940 г., ими было получено лишь в конце августа. Не менее негативно они отреагировали и на поступившее из областного управления Наркомата юстиции указание осуществлять судопроизводство и вынесение приговора заочно. Также они высказались, что поставлены перед дилеммой – либо осуществлять следствие и судебное рассмотрение в установленный законом пятидневный срок, но допускать при этом большое количество брака, либо проводить реальные следственные действия, на которые требовалось не менее 10 суток, но нарушать сроки. В резолютивной части заседание решило ориентироваться на сроки рассмотрения дел, установленные указом, и отказаться от проведения каких-либо следственных действий19.

Здесь необходимо отметить, что вся тяжесть разъяснительной работы с руководством предприятий и организаций по указу от 26 июня 1940 г. также легла на плечи работников прокуратуры и суда. Скудный по содержанию текст указа, равно и отсутствие, как установлено выше, четких указаний приводили к достаточно некачественному оформлению материалов на нарушителей. Так, на скамье подсудимых оказалась охранник Ульяновского ликеро-водочного завода Н. Находясь на посту 20 июня 1940 г., она была уличена в распитии спиртных напитков. Руководство завода, посчитав, что действия Н. подпадают под нарушение трудовой дисциплины, собранные материалы 28 июня 1940 г. направило в народный суд 2-го участка г. Ульяновска. Последний, не разобравшись в сути дела, приговорил ее к четырем месяцам исправительно-трудовых работ и только спустя месяц отменил приговор20. С другой стороны, руководство небольших предприятий любыми путями старалось уклониться от принятия решений. Так, руководство станции Мелекесс железной дороги им. В. В. Куйбышева сбор и оформление материалов на прогульщиков возложило на первичную партийную организацию, указав, что это является ее прямой и главной обязанностью. На заводах объединения «Главмука» аналогичная задача была поставлена перед профсоюзной организацией. Тем не менее у руководства малых предприятий имелась еще одна причина избегать направления дел в суд. В июле 1940 г. на предприятиях регистрировалось снижение показателей производства: на Льнокомбинате выработка упала на 21 %, на литейном заводе № 1 – на 55 %. Руководители многих предприятий Мелекесса связали эту тенденцию с уголовным преследованием нарушителей, поэтому уже к началу августа стали затягивать оформление документов на прогульщиков на 10–15 дней с момента регистрации преступления, затем отдали устное указание готовить документы для передачи в суд исключительно на злостных нарушителей. Это негласное решение поддерживали начальники цехов и управленческий аппарат низового звена – именно те люди, на которых в итоге и был возложен контроль за явкой работников на производство. В итоге к концу августа 1940 г. в Мелекессе число уволившихся с работы по собственному желанию вдвое превосходило число лиц, на которых материалы были переданы в суд21.

Необходимость в качественной подготовке документов также служила поводом к прекращению реализации указа на предприятиях. Например, руководство суконной фабрики им. В. И. Ленина Барышского района в июле 1940 г. направило в народный суд материалы на 20 прогульщиков, 14 из которых были возвращены судьей с требованием внесения исправлений. В первую декаду августа в суд были переданы материалы еще на 7 чел., и спустя неделю они вновь оказались в отделе кадров фабрики по причине неполноты сведений. После этого случая директор фабрики отдал распоряжение прекратить подготовку документов на нарушителей для передачи в суд и предпочел просто их увольнять. Свое решение он объяснил отсутствием воспитательной роли наказания как таковой. Соответствующее мнение было озвучено и секретарем фабричной парторганизации: «Прогульщики продолжают оставаться безнаказанными, расхолаживают других работников, чем способствуют дальнейшему росту опозданий и прогулов»22.

Отсутствие разъяснительной работы, требование соблюдения сроков рассмотрения дел, снижения брака вкупе с некачественным оформлением документов на нарушителей поставили народных судей «между молотом и наковальней». Потому судьи предпочитали выносить оправдательные приговоры при малейшей возможности найти оправдательные факты. Так, народный суд 13-го участка г. Куйбышева в судебном процессе оправдал охранника строительной конторы Куйбышевского стройтреста А., который 29 июня 1940 г. самовольно покинул место работы по причине низкой заработной платы. Оправданием завершился и показательный судебный процесс над работницей толево-рубероидной фабрики Ж., которая, перепутав поезда, опоздала на смену на 10 ч. Суд признал доводы подсудимой законными. Прокурор Молотовского района Колесников, вы- ступавший на заседании гособвинителем, также счел возможным признать причину прогула уважительной и отказался от обжалования приговора23. 10 августа 1940 г. в показательном процессе народный суд 2-го участка Мелекесского района рассмотрел дело по обвинению гражданки Н. В ходе заседания было установлено, что она, имея на руках справку от колхоза им. Сталина об отпуске на отходничество, поступила на работу уборщицей на Льнокомбинат. Учитывая, что работа была временной, 28 июня 1940 г. Н. вернулась на работу в колхоз. Суд установил, что Н. была отпущена из колхоза только до начала уборочной кампании и в силу неграмотности не знала нового законодательства о запрещении самовольного оставления места работы. Результатом судебного разбирательства стал оправдательный приговор, что вызвало крайне негативную реакцию Мелекес-ского горкома ВКП(б)24.

Система заочного рассмотрения дел приводила к большому количеству брака, т. е. неправомерному осуждению невиновных, и это были далеко не единичные случаи. 15 октября 1940 г. прокурор Куйбышевской области Болдырев обратился в Ульяновский горком ВКП(б) с просьбой повлиять на негативную ситуацию с неправомерным осуждением работников крупнейшего в Среднем Поволжье оборонного предприятия – патронного завода имени Володарского. В судебную коллегию Куйбышевского областного суда в течение августа-сентября поступило свыше 90 протестов прокурора Ульяновска на приговоры народных судов и необоснованное направление директором завода материалов о привлечении рабочих к уголовной ответственности за нарушение трудовой дисциплины.

По мнению Болдырева, такая ситуация сложилась из-за распространившейся практики рассмотрения дел в заочном порядке. Например, по материалам дирекции завода была осуждена к четырем месяцам тюремного заключения работница А. Она имела положительную характеристику, работала на заводе в течение пяти лет, не подвергалась взысканиям, воспитывала малолетнего ребенка. Прокурор Ульяновска установил, что муж А. завершил обучение в Ульяновской военной школе командного состава и был переведен на другое место службы, в Казань, в связи с чем А. неоднократно просила руководство завода ее уволить. Получив отказ, А. самовольно покинула работу, за что ее и предали суду. В результате несправедливого осуждения А. вместе с малолетним ребенком свыше одного месяца провела под стражей и была освобождена только по протесту прокурора. 19 августа 1940 г. руководство завода направило в суд 6-го участка материал на якобы самовольно оставившую работу С. Спустя пять дней суд заочно приговорил ее к четырем месяцам лишения свободы, но 9 сентября С. самостоятельно явилась на завод и представила справку из роддома. Аналогичные случаи наблюдались в отношении еще 19 работниц завода. Приговоры были опротестованы прокурором города и отменены судебной коллегией Куйбышевского областного суда. Учитывая массовость нарушений, Болдырев поручил прокурору Ульяновска в срок до 25 октября 1940 г. привлечь к уголовной ответственности лиц, виновных в бюрократизме и формализме25.

К концу осени 1940 г. стало наблюдаться ужесточение карательной политики. Так, если в июле 1940 г. к максимальному сроку исправительно-трудовых работ (6 месяцев) было приговорено 38 % осужденных, то в ноябре 1940 г. – 78 %. Также к лишению свободы на срок 4 месяца за совершение самовольного ухода были приговорены 40 % осужденных в июле и 82 % – в ноябре. На ужесточении карательной политики настаивали как территориальные партийные комитеты, так и органы прокуратуры. Для сравнения следует отметить, что за 6 месяцев реализации указа надзорная организация подала 95 протестов на необоснованное предание суду и 1 556 протестов на излишнюю мягкость приговоров. Судебная коллегия Куйбышевского областного суда в свою очередь удовлетворила 86 % кассационных жалоб прокуратуры и только 14 % жалоб осужденных. Пик поступления материалов уголовных дел в суды Среднего Поволжья пришелся на август – сентябрь 1940 г. В среднем ежемесячное количество уголовных дел, рассматриваемых в 101 участке, составляло свыше 11,5 тыс. К январю 1941 г. ежемесячное поступление материалов снизилось до 4,1 тыс. Естественно, для проведения расследований и очных заседаний органы юстиции не располагали человеческими ресурсами. Вместе с тем при проведении выборочной проверки заочно рассмотренных судами уголовных производств за период с июля 1940 по февраль 1941 г. работники Куйбышевской областной прокуратуры выявили в 36 % дел случаи фальсификации фактов направления повесток подсудимым. Несомненно, это упрощало проведение процесса, но ощутимого результата не принесло, так как с нарушением сроков, т. е. свыше пяти дней, было рассмотрено 20 % дел26.

В действительности работники судебноследственных органов столкнулись с более чем шестикратным увеличением объемов работы. Если в 1938–1939 гг. ежегодно народными судами в Среднем Поволжье рас- сматривалось не более 11 тыс. уголовных дел, то за второе полугодие 1940 г. только по указу от 26 июня 1940 г. поступили 37 394 уголовных дела (75,8 % от всех рассмотренных судами уголовных дел). В 10,3 % случаев речь шла о самовольном уходе с производства, что предусматривало реальные сроки лишения свободы. Из общего количества поступивших уголовных дел 11,5 % завершились прекращением судопроизводства за отсутствием состава преступления либо оправдательными приговорами. Однако за необоснованное привлечение к уголовной ответственности перед судом предстали лишь пять руководящих работников, в то время как по причине укрывательства нарушителей – 11027.

В первом полугодии 1941 г. поступление уголовных дел снизилось на 46 % по сравнению с предыдущим периодом. Однако качество материалов, направляемых руководством предприятий и учреждений в судебные инстанции, равно как и распространение заочного разбирательства, осталось на прежнем уровне, что обусловило большое количество брака. Так, из 602 чел., осужденных народными судами Чапаевска за период с января по июнь 1941 г., приговоры были отменены в отношении 121 чел.28

Обсуждение

Ситуация, в которой оказались руководство и работники судебно-следственных органов Среднего Поволжья, не находит отличий от большинства регионов страны. После принятия указа от 26 июня 1940 г. прогул и самовольное оставление места работы стали самым массовым уголовно наказуемым деянием в СССР. Во втором полугодии 1940 г. за совершение таковых действий было осуждено 2 082 438 чел. (62,5 % от общего числа осужденных), в первом полугодии 1941 г. – 1 030 946 чел. (50,4 %)29. Несмотря на важность предвоенной кампании по закреплению рабочих рук в народном хозяйстве, каких-либо подготовительных мероприятий в отношении модернизации деятельности системы органов суда и прокуратуры проведено не было. Заместитель прокурора СССР Г. Н. Сафонов, основываясь на фактах несоблюдения сроков расследования прочих уголовных преступлений в июле – ноябре 1940 г., сделал вывод о чрезмерной перегрузке народных судов делами по указу от 26 июня 1940 г.30 Действенных мер по улучшению работы органов суда и прокуратуры предпринято не было и впоследствии, о чем свидетельствовало увеличение брака. Так, если с июля по декабрь 1940 г. в масштабах страны количество оправдательных приговоров составило 11,3 %, то с января по май 1941 г. оно увеличилось до 19,3 %31.

Заключение

Попытка власти использовать потенциал судебно-следственных органов для поддержания трудовой дисциплины в 1939 – первом полугодии 1940 г. на территории Среднего Поволжья не имела успеха из-за незаинтересованности руководства предприятий и учреждений терять опытные кадры при незначительных нарушениях, с одной стороны, и отсутствии ресурсов у органов прокуратуры для проведения проверочных мероприятий – с другой. Указ от 26 июня 1940 г. создал прецедент шести- кратного резкого увеличения количества уголовных дел, которые требовали расследования и рассмотрения в срок не свыше пяти дней. Территориальное управление Наркомата юстиции вместо выстраивания деятельности судебных органов в новых условиях из идеологических мотивов сосредоточилось на увеличении числа показа- тельных судебных процессов. В то же время результатом необходимости соблюдения сроков стал вынужденный отказ народных судов сначала от предварительного расследования, а затем и от состязательности судебного процесса, что негативно влияло как на качество работы органов юстиции, так и на восприятие судебной власти населением.