К вопросу о национальном коммуникативном поведении и его отражении в художественном тексте (прагмалингвистический аспект)

Коммуникативное поведение – внешняя область деятельности человека. Оно является маркером исторических, социальных, культурных процессов в обществе. При этом нельзя оставить без внимания и национальный аспект речевого поведения. Ю.Е. Прохоров определяет национальное коммуникативное поведение как совокупность норм и традиций определенной многокультурной общности [7, с. 42]. Л.В. Куликова под национальным коммуникативным стилем понимает устойчивую совокупность коммуникативных представлений, правил и норм, опосредованных культурой как макроконтекстом коммуникации, проявляющихся в отборе языковых средств, организации смысла и национально маркированном коммуникативном поведении носителей языка [4, с. 145].

Каждая лингвокультура отражает определенные коммуникативные ценности, принятые в конкретном национальном сообществе. Если говорить о русской лингвокульту- ре, то к таким ценностям исследователи относят «общительность, искренность, открытость, прямоту, естественность, эмоциональность, скромность, духовность, соборность, общинность» [3; 5; 6; 8; 9; 10].

В данной статье мы попытались рассмотреть русское национальное коммуникативное поведение в прагмалингвистическом аспекте. Материалом для данного анализа послужили произведения русских писателей К.Н. Леонтьева и В.М. Шукшина. В прозе этих писателей, чье творчество разделено столетием, дается панорама жизни российского общества XIX в. и советского общества XX в. И Леонтьев, и Шукшин описывали схожие социальные слои. Это крестьяне (XIX в.) и колхозники (XX в.), разночинцы и мелкопоместные дворяне у Леонтьева и рождающаяся в муках интеллигенция советской формации у Шукшина – два мира, отстоящие друг от друга на столетие. Что изменилось, а что сохранилось? Какие ценности оказались незыблемыми, а какие не вытерпели испытания временем и временами? По выражению Гумбольдта, язык народа – его дух. И нагляднее всего коммуникативные ценности могут быть проиллюстрированы коммуникативными стратегиями похвалы и порицания. Рассматривая коммуникативные стратегии в аспекте прагмалингвистики, науки, изучающей язык как средство воздействия, необходимо заметить, что акт коммуникации является результатом столкновения и взаимодействия интенций (лат. intentio – «намерение, замысел») двух или более участников речевого общения [15, с. 17].

Целью речевого общения в коммуникативных ситуациях похвалы и порицания в произведениях В.М. Шукшина является выражение положительной или отрицательной оценки в отношении деятельности, способностей, жизненной позиции, внутренних и внешних качеств человека [Там же, с. 19]. Язык художественного произведения есть отпечаток сущности личности писателя, его авторской установки, его индивидуальной картины мира. Анализ творческого наследия В.М. Шукшина свидетельствует о том, что жизненной позицией писателя было утверждение достойного образа жизни человека, для которого смыслом существования были труд и поиск истины, правды жизни. Через отрицание «изнанки жизни», которую писатель неоднократно описывал в различных проявлениях – пьянство,

грубость, хамство, равнодушие, лень, – его герои делают нравственный выбор, посредством слова как объекта рефлексии и оценки выражают свое приближение к истине, т. е. нравственности (по словам Шукшина, нравственность – вот правда, вот истина).

Яркими специфичными чертами идиости-ля В.М. Шукшина исследователи справедливо называют народность, разговорность, диалогичность [11]. Этим объясняется тот факт, что просторечная лексика в его творчестве занимает значительное место. Она отличается от литературной лексики большей выразительностью, эмоциональностью, поэтому «объемно» характеризует человека, его поведение, восприятие людей и отношение к нему окружающих. Писатель использует ее чаще всего в диалогах персонажей как яркое оценочное средство для наименования лиц, их характеристик, оценки другими персонажами: лысан, бестолочь, бугай, вертихвостка, горлопан, лоботряс, побирушка, трепач, сварганить, звездануть, дроболызнуть, жогнуть, вздрючиваться, загнуться, окочуриться, долдонить, вякать, башковитый, незанозистый, шебутной.

Эти примеры свидетельствуют о том, что В.М. Шукшина интересует человек в те моменты, когда он может быть «простым», непосредственным, поэтому эмоциональнооценочная лексика в его прозе выполняет важную художественную задачу – показывает естественные, неподдельные проявления человека.

В прозе К.Н. Леонтьева также представлена разговорная живая речь его времени. Но эстетизм, бывший неотъемлемой частью мировоззрения писателя, накладывает свой отпечаток и на его произведения. Речь его героев более сдержанна, благообразна, не так наполнена простонародными словами и выражениями, как шукшинские «писания». У Леонтьева нравственность рассматривается как краеугольный камень, фундамент личностного мировоззрения его героев. Принципиальным отличием в оценочной лексике, используемой Леонтьевым, является превосходство нейтрально окрашенных лексических единиц: хорошенькая, красавица, славный человек, человек добрый, смирный, хотя писатель использует и разговорную лексику (в несколько смягченном по сравнению с прозой Шукшина варианте): бедовая девчонка, экая гладкая, душенька, мордастенькая, глазишки, приволокнуться. Встречаются и морфологиче- ские архаизмы: остромысленный, варваризмы (Ist er nicht ein flinker Bursch – he? – А ведь он бойкий парень – а?; Quelle charmante enfant!), чего не наблюдается в произведениях Шукшина.

Исследуя прозу В.М. Шукшина и К.Н. Леонтьева, мы обратили внимание на ещё один принципиальный аспект использования коммуникативных стратегий похвалы и порицания.

Положительная оценка в прозе В.М. Шукшина дается по самым разным поводам (интеллектуальные способности человека, его образ жизни, поведение, образованность; речь как проявление внутреннего мира; проявление его отношения к труду, собственности и окружающим людям; физические данные) и, таким образом, отражает самые разные типы оценок: морально-этическую, психологическую, эстетическую, гедонистическую. Анализ коммуникативных стратегий по критерию «функциональное назначение», отражающих коммуникативную цель похвалы и порицания, показал, что как положительная, так и отрицательная оценка «дается» в прозе К.Н. Леонтьева прежде всего за моральные качества (доброта – 16%) и внешнюю привлекательность (17%), причём предпочтение отдается не утилитарному, а эстетическому аспекту: красота для писателя важнее, чем физическая крепость и здоровье. Если рассматривать оценочную лексику похвалы, то наряду с положительной оценкой интеллекта, моральных и душевных качеств, присущих и прозе Шукшина, в повестях Леонтьева мы наблюдаем и самопохвалу (7,6%), похвалу за манеры (5,08%), доблесть (1,7%), хозяйственность (2,5%), простоту души (2,5%), смирение и благородство (по 1,7%).

Положительная оценка в прозе В.М. Шукшина дается за образ мыслей / жизненную позицию – 17%; трудолюбие – 14,5%; воспитание / хорошие манеры – 11,9%; хорошую работу – 11,3%; действия / поступки – 10%; достижения / заслуги – 9,2%; знания / стремление к учебе – 8,1%; интеллект – 7,5%; намерения – 6,1%; внешний вид – 4,4% [15, с. 81].

В рассмотренных нами коммуникативных стратегиях похвалы в произведениях К.Н. Леонтьева и В.М. Шукшина различий не так много, но они весьма значимы. Если в произведениях К.Н. Леонтьева наиболее частотны положительные оценки таких качеств, как красота и доброта, то в произведениях В.М. Шукшина положительную оценку преимущественно заслуживают физическая сила, природная стать, крепкое здоровье. Таким образом, эстетический аспект в коммуникативных стратегиях похвалы за внешность преобладает в прозе Леонтьева, а в произведениях Шукшина похвала внешности имеет прагматический оттенок, что связано с условиями существования героев обоих авторов. В книгах Леонтьева мы видим описание жизни сословия, уже сошедшего с исторической сцены в XX в. В произведениях Шукшина отражены не выпестованные веками, а нарождающиеся, трудно приобретаемые народом такие качества, как языковая и поведенческая культура, привычка к интеллектуальному труду [13, с. 95]. Поэтому в повестях Леонтьева мы встречаем положительную оценку за умственные способности (наряду со светскими навыками и умениями), а в рассказах Шукшина превалирует положительная оценка за образованность, знания и стремление к их приобретению.

Коммуникативной целью порицания является выражение отрицательной оценки, которая, как выяснилось в результате исследования, носит в большей степени моральноэтический характер. Порицание героями К.Н. Леонтьева по критерию «функциональное назначение» можно представить следующим образом: за неправильные действия – 28%; неправильный образ жизни – 19%; нарушение морально-этических норм – 9%; обман, неправду – 7,5%; отсутствие вкуса – 4%; необразованность / низкий интеллектуальный уровень, намерение, клевету – по 3,8%; непрофессионализм; преступление, пьянство – по 2,5%; за жадность, неумение жить, внешний вид, межсословные отношения, нарушение норм поведения, злобу (моральное качество), ревность (моральное качество), черты характера, физическое состояние, неискренность – по 1,3% [12, с. 89].

Самым частотным в прозе К.Н. Леонтьева, как видно из материала, представленного выше, является порицание з а н е п р а -вильные действия:

– Вы, сударыня… Вы очень гадко и подло поступаете! [14, с. 66].

– Зачем вы подзывали ее! Мне стало больно от смеха, – сказал я, отворачиваясь [Там же, с. 84] .

В результате анализа коммуникативных стратегий порицания в прозе В.М. Шукшина было установлено, что в сферу оценки попадают: интеллектуальные способности человека, его образованность; поведение человека, речь как проявление его внутреннего мира; физические данные, внешний вид человека, которые оцениваются как со стороны врожденных, онтологических признаков, так и со стороны социальных, поведенческих. Процентное соотношение параметров, лежащих в основе выражения порицания по критерию «функциональное назначение», выглядит следующим образом: за неправильный образ жизни – 18,7%; обман / неправду – 16,2%; неискренность (воспитание, манеры) – 15,1%; пьянство – 12,7%; преступления / действия – 11,3%; жадность / жизненную позицию – 10,7%; слабость – 7,8%; намерение – 4,7%; отсутствие вкуса / мещанское мировоззрение – 1,5%; внешний вид – 1,3% [15, с. 102].

Анализ диалоговых единств, представляющих стратегии порицания, показал, что чаще встречается порицание поступков, выходящих за рамки общепринятой нормы поведения, порицание пороков: пьянства, лени, жадности, жестокости. Таким образом, отрицательной оценки заслуживает неправильный образ жизни. Реже всего порицаются внешний вид, бедность, отсутствие вкуса.

Необходимо отметить, что с а м о п о -р и ц а н и е как вид коммуникативной стратегии порицания в прозе К. Леонтьева встречается гораздо чаще, чем в прозе В. Шукшина [12, с. 90]. Так, примерно 12% из всего количества примеров порицания в рассказах писателя XIX в. выражают отрицательную оценку, направленную на самого себя (за отсутствие вкуса, неправильные действия, низкий интеллектуальный уровень, за обман / неправду и т. д.):

– Ну а я, грешник, признаюсь, смерть, бывало, не люблю, как от нее чем-нибудь кухонным пахнет [14, с. 28].

– Что я? ну, что я?.. Хлам, чистый хлам; не понимаю, из чего жить хлопотал?.. [Там же, с. 32].

И Леонтьев, и Шукшин в своих произведениях отразили особенности национального характера в языковой картине мира русских людей. Так, Ю.Д. Апресян, А. Вежбицкая считают, что в наиболее полной мере особенности русского национального характера проявляются в трех уникальных понятиях русской культуры: «душа», «судьба» и «тоска». Исследователи это доказывают, опираясь на несколько семантических характеристик, образующих смысловой универсум русского языка: эмоциональность, иррациональность, любовь к морали и др. [1; 2]. Это подтверждает и анализируемый нами материал.

Таким образом, произведения Леонтьева и Шукшина являются ярким выражением национальных особенностей речевого поведения и его изменений на протяжении более чем 100 лет. Повести и рассказы писателей иллюстрируют эти изменения, помогая нам проследить трансформацию народных представлений о положительной и отрицательной оценке, выраженную в прагмалингвистическом аспекте.