К вопросу о понятии правосудия

12.00.11 Judicial activity, prosecutorial activity, human rights and law enforcement activities

Original article

ON THE QUESTION OF THE CONCEPT

OF JUSTICE

Irina P. Popova

Introduction: the article examines the meaning of the concept of "justice" for the creation of an effective mechanism for the implementation of judicial power and discusses the actual problems of the essential significance of this category for law enforcement practice in various branches of law. The study of the concept of justice from various points of view requires the development of signs of justice, regardless of the types of legal proceedings.

Materials and methods: The normative basis of the research is the provisions of the Constitution of the Russian Federation, federal constitutional laws, resolutions of the Plenum of the Supreme Court of the Russian Federation and resolutions of the Constitutional Court of the Russian Federation, scientific research in the field of judicial activity. The methodological basis of the research was the general dialectical method of scientific cognition, which has a universal character, as well as methods of logical deduction, induction, cognitive methods, methods of comparison, analysis, generalization and description.

Results of the study: it allowed us to identify and reveal two approaches to the essential concept of justice, demonstrate the connection of the methodological foundations of the categorical apparatus with law enforcement practice, reveal the main features of the concept of justice, the role of discretion of the law enforcement officer when using evaluative concepts, and finally formulate the author's concept of "justice".

Findings and Conclusions: the functions of the court in the modern world are being transformed, and the category of "justice" is being filled with new content. Under justice, one should consider the main form of implementation and content of judicial power, consisting in the activities of the court to protect the rights, freedoms and legitimate interests of citizens, organizations, society and the state by considering and resolving a legal dispute in a certain procedural form, the result of which is the application of law provided by the possibility of state coercion and expressed in generally binding acts.

Состояние правосудия в том или ином государстве является лакмусовой бумагой для оценки состояния уровня права в целом и отношения к субъективным правам и свободам в частности. Вместе с тем следует констатировать, что основы правосудия, а в дальнейшем, формирование его модели закладывается еще до создания государства. Как один из важных социальных институтов, позволяющих разрешать конфликты в обществе, присущие любым отношениям, правосудие зависит от множества факторов и традиционно является предметом исследования [1].

Озвученные и нормативно закрепленные декларации относительно судебной власти и главной формы её реализации — правосудия — вряд ли способны обеспечить состояние защищенности граждан со стороны государства без создания реальных механизмов, в первую очередь обеспечивающих самостоятельность и независимость судебной власти. Неслучайно большинство исследователей эффективность правосудия связывает с этими принципиальными положениями, провозглашая их в числе главных задач судебной реформы. Именно правосудие призвано гарантировать соблюдение установленных в обществе правил, а провозглашение России демократическим правовым государством в главном законе страны (ст. 1 Конституции Российской Федерации) обязывает публичную власть создать и развивать соответствующие государственные механизмы.

Эффективность правосудия, достижимость стоящих перед правосудием целей и задач выступает одним из критериев правового демократического государства, в котором должны обеспечиваться, как охрана и защита прав, свобод и законных интересов, так и баланс публичных и частных интересов.

Ставший классическим принцип разделения государственной власти на законодательную, исполнительную и судебную, с признанием самостоятельности каждой из ветвей власти, закреплен в ст. 10 Конституции Российской Федерации. Согласно ст. 18 Конституции Российской Федерации, права и свободы человека и гражданина являются непосредственно действующими, с гарантией права на судебную защиту (ст. 46 Конституции Российской Федерации) посредством осуществления правосудия только судом в различных видах судопроизводства: конституционного, гражданского, арбитражного, административного и уголовного (ст. 118 Конституции Российской Федерации). Нельзя не отметить, что изменения в редакцию ст. 118 Конституции Российской Федерации внесены относительно недавно, Федеральным законом от 14.04.2020 № 1-ФКЗ1 и дополнили положения Конституции Российской Федерации самостоятельным видом арбитражного судопроизводства.

Следует солидаризироваться с позицией Н. В. Витрука о том, что между законодательно определяемым правовым положением личности и практикой его реализации всегда есть известный разрыв, и тогда теория способна дать подлинные критерии и ориентиры для законодательной, судебной и иной правоприменительной практики, отвечающей конституционным идеалам и ценностям [2, с. 9]. Обоснованно отмечает А. Н. Ведерников, что судебная защита прав и свобод личности — это одна из сторон проявления сущности власти в государстве, которая заключается в том, что путем судебных решений суд воздействует на поведение людей [3, с. 64].

Л. В. Головко подчеркивая, что судебная власть является единственным видом конституционно признанной государственной власти, а суды — единственным видом учрежденных непосредственно Конституцией государственных органов, которые создаются специально для судопроизводства, т.е. процессуальной деятельности [4, с. 192], констатирует беспрецедентность движения в сторону расширения сферы компетенции суда, которому доверяется разрешение всего большего количества споров, проблем, конфликтов и т.п., а в числе сущностных причин этого — верно подчеркивает необходимость лучшей защиты прав личности [5, с. 42, 44].

В этой связи отдельные ученые сравнивают состояние, которое сейчас проживает Россия, как период, созвучный реформам 1864 г., при этом верно акцентируют внимание на возрастающем значении нравственных измерений права и юридической деятельности, с учетом сложившихся условий беспрепятственного пользования свободой и правом, в отсутствие идеологического воздействия со стороны государства на нравственное начало [6, с. 137].

Однако, являясь фундаментальным понятием права, понятие правосудия нормативно не закреплено, тогда как в практической плоскости сущность определения правосудия является критерием, определяющим стандарты его осуществления, пределы его реформирования и критерии оценки эффективности.

Более того, в ряде норм кодифицированных актов содержатся ссылки на правосудие, т. е. имеются нормы с бланкетным содержанием. В частности, глава 31 УК РФ предусматривает уголовную ответственность за преступления против правосудия, однако, само понятие правосудия в уголовном законе не раскрывается. В указанном аспекте следует согласиться с позицией И. И. Голубова о том, что требуется однозначное толкование терминов при конструировании норм, поскольку «иное может повлечь за собой отсутствие единообразия в практике применения уголовного закона и, как следствие, нарушение прав граждан, а также иных охраняемых уголовным законом интересов» [7].

В ст. 401.6 УПК РФ предусмотрена возможность пересмотра в кассационном порядке судебных решений по основаниям, ухудшающим положение осуждённого, оправданного лица, в отношении которого уголовное дело прекращено, в пресекательный срок один год, если в ходе судебного разбирательства были допущены повлиявшие на исход дела нарушения правосудия, искажающие саму суть правосудия и смысл судебного решения как акта правосудия. При этом официальное толкование данной нормы Верховным Судом Российской Федерации (далее — ВС РФ) дает лишь общие ориентиры: к видам нарушений уголовно-процессуального закона, искажающим саму суть правосудия и смысл судебного решения как акта правосудия: к ним могут быть отнесены, в частности, нарушения, указанные в пунктах 2, 8, 10, 11 части 2 статьи 389.17, в статье 389.25 УПК РФ, а также иные нарушения, которые лишили участников уголовного судопроизводства возможности осуществления гарантированных законом прав на справедливое судебное разбирательство на основе принципа состязательности и равноправия сторон либо существенно ограничили эти права, если такое лишение либо такие ограничения повлияли на законность приговора, определения или постановления суда1.

В частности, по мнению ВС РФ, к таким нарушениям, влекущим безусловную отмену судебного решения, могут быть отнесены:

• 1)    нарушение тайны совещания коллегии присяжных заседателей при вынесении вердикта или тайны совещания судей при постановлении приговора;

• 2)    отсутствие подписи судьи или одного из судей, если уголовное дело рассматривалось судом коллегиально, на соответствующем судебном решении;

• 3)    отсутствие протокола судебного заседания;

• 4)    такие существенные нарушения уголовно-процессуального закона, которые ограничили право прокурора, потерпевшего или его законного представителя и (или) представителя на представление доказательств либо повлияли на содержание поставленных перед присяжными заседателями вопросов или на содержание данных присяжными заседателями ответов.

Таким образом, понимание сущности правосудия, актов правосудия наполняется усмотрением правоприменителя с учетом весьма неконкретных оценочных категорий, а разъяснение ВС РФ, содействуя устранению пробелов в праве, кардинальным образом проблему не решает. При осуществлении правосудия усмотрение должно быть основано на строгом соблюдении как принципов правосудия, так и принципов того вида судопроизводства, где реализуется это дискреционное правомочие. Как верно отмечает О. И. Андреева, «чем в большей степени деятельностью субъекта затрагиваются интересы других лиц, тем детальнее закон должен регулировать это поведение» [8, с. 128]. В свою оче- редь, усмотрению правоприменителя коррелирует обязанность мотивировать свои выводы и решения, с возможностью гарантированных прав на обжалование акта правосудия.

Правосудность принятых решений является предметом проверки вышестоящими судами, и отдельные авторы не расценивают принятые в результате решения проверочных инстанций как акты правосудия. Между тем вышестоящие суды также осуществляют свою деятельность по проверке состоявшихся судебных решений в процессуальной форме, с возможностью принятого нового решения по существу [9].

Подвергается критике в разных отраслях процессуального права и само понятие актов правосудия, постановленных в результате упрощенных процедур.

Например, Д. А. Туманов, высказывает позицию о том, что такие виды судебных решений, как судебные приказы, не могут являться актами правосудия, поскольку необходимая система гарантий, в полной мере характеризующая процессуальную форму, в нем отсутствует, а вынесению судебного приказа никакие гарантии по установлению действительных обстоятельств дела не предшествуют, кроме того, возможность заявить свою позицию по делу всем заинтересованным лицам не предоставляется. По мнению исследователя, единственная гарантия, на основании которой у должника есть возможность возразить против приказа и отменить его в упрощенном порядке, напрямую не влияет на правильность судебного приказа, она находится вне его принятия, а её реализация зависит исключительно от воли должника, что, бесспорно, базируется на принципе диспозитивности, но не компенсирует отсутствия тех механизмов, которые необходимы для того, чтобы считать судебный приказ не просто неким правоприменительным актом, а актом правосудия. Судебный приказ, полагает автор, ничем не отличается от акта любого другого правоприменительного органа. Само же по себе наличие суда, вне системы гарантий вынесения судебного приказа в данном случае, не превращает суд в орган правосудия.

О неправосудной природе судебного приказа, с точки зрения Д. А. Туманова, также свидетельствует допущение законодателем отмены судебного приказа по немотивированному возражению должника. В этом смысле судебный приказ даже менее устойчив, нежели акты несудебных правоприменительных органов, поскольку последние могут быть оспорены, в том числе, в суде, но для их отмены необходимо установление их незаконности, для отмены же судебного приказа в упрощенном порядке устанавливать его незаконность не требуется. В свою очередь, пишет Д. А. Туманов, более чем сомнительно, чтобы актом правосудия считался акт менее устойчивый, нежели акт несудебного органа [10].

Отдельные ученые, анализируя приговор, постановленный в особом порядке судебного разбирательства при согласии обвиняемого с предъявленным ему обвинением, приходят к выводу, что такие виды приговоров не могут постановляться от имени государства. По их мнению, законодатель косвенно признал различие между приговором, постановленным в общем порядке, и приговором, постановленным в особом (сокращенном) судебном разбирательстве, отразив это в ст. 90 УПК РФ посредством отказа в пре- юдициальной силе приговору, постановленному в особом (сокращенном) судебном разбирательстве. Ученые полагают, что имеются основания для утверждения того, что такой приговор должен обрести свое название как согласительного приговора. По процессуально-процедурному признаку к такому приговору близок заочный приговор, постановленный в отсутствие подсудимого, который также в силу упрощения судебного следствия не должен иметь преюдициальное значение [11].

Однако остается открытым вопрос о том, обладает ли такой приговор признаками акта правосудия, при лишении его возможности вынесения от имени государства? В этом случае возникает закономерный вопрос, продолжая именоваться приговором, но не от имени государства, имеется ли необходимость предоставлять суду решение вопроса о применении согласительных процедур? Приговор как акт правосудия обладает определенными свойствами, и представляется, что утрата одного из них — преюдициальности — не лишает значения акта правосудия, принятого только судом в строго установленной процедурной форме, с предоставлением соответствующих гарантий, и главное — с разрешением главного вопроса уголовного судопроизводства — виновности. Именно это свойство приговора, а никакое иное решение не может разрешить вопроса о виновности, представляется, лишает основы позицию об утрате приговором, постановленным в особых производствах, значения акта правосудия. Процессуальное значение приговора отражает его роль как акта правосудия в системе иных решений в уголовном судопроизводстве. Приговор, как итоговый акт правосудия, разрешая уголовное дело по существу вне зависимости от дифференцированных процедур его постановления, это значение не утрачивает, и также влечет соответствующие правовые последствия. Относительно отмены приговора, постановленного заочно, без проверки правосудности (ч. 7 ст. 247 УПК РФ), можно было бы рассуждать аналогично вышеизложенной позиции Д. А. Туманова о судебном приказе.

Понятие правосудия и наполнение этого понятия конкретным содержанием вызывает новые витки давней дискуссии не только в аспекте дифференцированных форм судопроизводства, но и в связи с введением в него цифровизации и автоматизации. В научной литературе обсуждается возможность использования в правосудии юнитов искусственного интеллекта, появилось выражение «флэш-правосудие», под которым понимается заимствование в текстах судебных решений содержания итоговых актов органов предварительного расследования или позиций сторон, выраженных в ходе судопроизводства [12; 13].

Обращение к семантическому значению слова «правосудие» позволяет сделать вывод о том, что оно раскрывается в двух аспектах: 1) как деятельность («правый суд», «деятельность судебных органов») и 2) как решение («справедливый приговор, решение по закону, по совести», как справедливое решение дела, спора») [14, с. 483; 15, с. 577]. В свете чего, раскрывая понятие правосудия, ключевым является не только субъект, правомочный принимать акты правосудия, в качестве такового законом предусмотрен только суд и судьи, как носители судебной власти, что не оспаривается при различных под- ходах к содержанию исследуемой категории, но и осуществляемая деятельность, и её результат. В первую очередь, следует понимать соотношение исследуемого понятия со справедливостью, что имманентно с учетом генезиса правосудия, отождествляемого с правосудием [16, с. 15].

Конституционный Суд Российской Федерации также соотносит правосудие с требованием справедливости, о чем неоднократно отмечал в своих решениях. Так, в постановлении от 14.02.2000 № 2-П, в котором в качестве главного тезиса используется следующее утверждение: «право на судебную защиту предполагает наличие гарантий, которые позволяли бы реализовать его в полном объеме и обеспечить эффективное восстановление в правах посредством правосудия, отвечающего требованиям справедливости. Одной из таких гарантий применительно к уголовному судопроизводству является закрепленное в статье 123 (часть 3) Конституции РФ положение об осуществлении судопроизводства на основе состязательности и равноправия сторон»1.

К числу признаков, позволяющих отличать правосудие от иных видов государственной деятельности, можно отнести следующие:

• 1)    правосудие осуществляется только судом, что нашло отражение не только в конституционных положениях, но и закреплено в отраслевом законодательстве;

• 2)    правосудие осуществляется только установленными в законе способами; в строго регламентированной процессуальной форме, с обеспечением процессуальных гарантий;

• 3)    правосудие как вид государственной деятельности завершается принятием акта правосудия; обязательного к исполнению всеми органами, организациями, учреждениями гражданами, под угрозой ответственности за его неисполнение.

Понятие правосудия и акта правосудия толкуется авторами с учетом двух подходов.

В первом случае, ученые склонны рассматривать правосудие в более узком смысле, понимая под правосудием только такую судебную деятельность, которая направлена на разрешение главных вопросов социального конфликта. Например, в уголовном судопроизводстве это вопрос виновности и ответственности, разрешение уголовного дела по существу, причем различные авторы формулируют свои точки зрения относительно отдельных признаков правосудия и его актов, различаясь в отношении к постановлениям, которые, по мнению некоторых сторонников более узкого подхода, в отличие от приговора, не выступают актами правосудия [17, с. 12; 18, с. 45].

Ряд авторов полагает, что единственным актом осуществления правосудия в уголовном судопроизводстве является приговор суда, и относят к правосудию также осу- ществление соответствующими судами процессуальной деятельности по пересмотру постановленных судами первой инстанции приговоров и последующих решений. Разрешение иных споров (конфликтов) правового характера, которые осуществляются судами с соблюдением свойственной правосудию процедуры в досудебных, и судебных стадиях производства по уголовному делу, по их мнению, не является осуществлением правосудия [19, с. 67—85; 20, с. 17, 26—28].

Во втором случае правосудие толкуется в более широком смысле, охватывая такую процессуальную деятельность суда, которая может осуществляться не только при постановлении итогового решения по делу, но по процедуре, аналогична разрешению дела судом, и к тому же содержит все признаки правосудия. Например, уголовно-процессуальный закон регламентирует не только постановление приговора, но и деятельность суда, как в досудебных, так и судебных стадиях уголовного судопроизводства. В тех случаях, когда эта деятельность не носит организационно-распорядительный характер, а в той либо иной степени связана с разрешением правового спора (конфликта) сторон (заинтересованных лиц), а по итогам судебного заседания судом принимается обязательное для исполнения судебное решение, вполне закономерно, что это признается осуществлением правосудия.

• С. В. Максимов, рассматривая правосудие как объект уголовно-правовой охраны, также приводит два подхода к этому понятию, однако, основное их предназначение в его исследовании — определить охраняемый уголовным законом объект. В этой связи он видит в понятии правосудия 1) исключительно судебную деятельность; 2) в более широком понимании — рассматривает и иные виды юрисдикционной деятельности, непосредственно связанные с работой суда [21].

Весьма дискуссионной является позиция, согласно которой под правосудием автор рассматривает всю деятельность, которая возникает в связи с рассмотрением дел и материалов в суде (вплоть до направления или вручения участникам судопроизводства повесток (извещений) о вызове в суд или своевременного вручения копий судебных решений [7].

Рассматривая через призму совокупности признаков правосудия позиции сторонников более широкого толкования исследуемого понятия, следует солидаризироваться с ними в силу следующих аргументов. В качестве основы для аргументации следует рассмотреть данный вопрос на примере уголовного судопроизводства, отличающегося не только стадийностью, но и принятием различных процессуальных решений при движении уголовного дела. Процессуальная деятельность осуществляется судом не только в стадии судебного разбирательства с разрешением главного вопроса о виновности постановлением приговора, что всеми авторами расценивается как правосудие и его итоговый акт, но и в ходе реализации полномочий суда в рамках судебного контроля и санкционированием в досудебном производстве или в стадии исполнения приговора. Наличие потребности в судебном контроле порождено возникшим спором в ходе осуществления уголовно-процессуальной деятельности, спор разрешается только судом, в строго установленной процессуальной форме, с соблюдением принципов правосудия, с принятием обязательного к исполнению итогового акта, обеспеченного принудительными средствами. По большому счету посредством судебного контроля также осуществляется охрана и защита прав, свобод и законных интересов участников уголовного судопроизводства или тех лиц, кто таковыми еще не признан, но чьи права и законные интересы затронуты или находятся в риске воздействия со стороны государственной власти [22].

Несмотря на то, что решения, принятые судом в досудебном порядке или в стадии исполнения приговора, не разрешают главный вопрос, но они разрешают возникший социальный спор процессуальными средствами, а деятельность суда не носит организационно-технический характер, а связана с суждением о праве в конкретном конфликте, направлена на защиту прав и законных интересов, с обеспечением гарантий участникам конфликта [23].

В этой связи уместно сослаться и на позицию Пленума ВС РФ, рассматривающего деятельность по рассмотрению и разрешению судом вопросов, связанных с исполнением приговора одной из форм осуществления правосудия1.

Судебные органы, будучи единственными инстанциями, осуществляющими правосудие, функционируют в целях разрешения конкретного конфликта, устранения спора о праве, что всегда связано с защитой нарушенных и оспариваемых прав, свобод и законных интересов [24, с. 58]. Предоставляя высший уровень защиты, посредством точного соблюдения предписанного законом порядка и норм судопроизводства [25, с. 17], верно подчеркивается, что акт правосудия должен соответствовать критерию правовой предсказуемости, обозначенной в научной литературе как то, что итоговый результат осуществления правосудия не должен зависеть от субъективного фактора, т. е. от личности правоприменителя [26, с. 378—380].

Резюмируя изложенное, следует констатировать, что функции суда в современном мире трансформируются, а категория «правосудие» наполняется новым содержанием. По сути, правосудие есть не только форма реализации судебной власти, но и отражает её содержание, поскольку выраженное суждение о праве, облаченное в соответствующих актах по итогам судебного заседания, принадлежит только суду вне зависимости от видов судопроизводства. Как представляется, с учетом вышеизложенных сущностных признаков правосудия, его определение возможно изложить следующим образом: правосудие — основная форма реализации и содержание судебной власти, заключающиеся в деятельности суда по осуществлению защиты прав, свобод и законных интересов граждан, организаций, общества и государства путем рассмотрения и разрешения правового спора в определенной процессуальной форме, результатом которой является применение права, обеспеченное возможностью государственного принуждения и выраженное в общеобязательных актах.