К вопросу о правовой сущности криптовалюты

В настоящее время центральные банки и министерства финансов разных стран, Всемирный банк дискутируют вопрос о таком явлении международного гражданского оборота, как криповалюты – один из видов цифровых финансовых активов.

Такая криптовалюта, как, например, биткойн, появилась в 2009 г., что объясняют мировым финансовым кризисом. Биткойн не привязан ни к одной из существующих международных денежных или расчетных единиц, национальных валют, и это его основная особенность. Тем не менее бит- койны могут быть обменены на евро и доллары США. Причем ценность биткойнов обусловливается соотношением спроса и предложения. Алгоритмом данной виртуальной валюты заложено ограниченное максимальное производство общего количества монет-биткойнов: всего 21 миллион. Именно указанное обстоятельство противодействует их обесцениванию. Интересно, что «добыть» биткойн можно, решая определенную задачу1.

То обстоятельство, что в последнее время криптовалюты все шире стали использоваться как платежное средство за реальные товары и услуги, побудило ряд стран принять меры к правовому регулированию их обращения. В целях обеспечения стабильности имущественного оборота необходимо установить правовой режим для таких объектов – либо путем адаптации действующих норм гражданского законодательства, либо путем создания новых. В связи с этим в Российской Федерации были разработаны законопроекты № 419059-7 «О цифровых финансовых активах», № 424632 «О цифровых правах» и № 424632-7 «О внесении изменений в части первую, вторую и четвертую Гражданского кодекса Российской Фе-дерации»2, в которых предпринята попытка определить правовой статус цифровых финансовых активов и порядок их регулирования.

Институт цифрового права, предлагаемый авторами законопроекта «О цифровых финансовых активах» в качестве альтернативы техницизму токена, видится как совокупность электронных данных (цифровой код, обозначение), которая удостоверяет права на объекты гражданских прав (п. 1 проекта ст. 141.1 ГК). С точки зрения цифровых технологий понятие «токен» имеет больше значений: это и цифровое обозначение права на объект права (по существу – цифровая ценная бумага), и так называемые утилитарные токены, дающие возможность пользоваться некоторыми услугами, но, по-видимому, не порождающие обязательств, и расчетные токены, к которым относятся пресловутые криптовалюты 3.

Криптовалюта не отражает наличия у ее обладателя каких-либо дополнительных, внешних по отношению к криптовалюте относительных или абсолютных прав. Она представляет собой имущественную ценность сама по себе в силу того, что другие субъекты предоставляют за нее другую имущественную ценность.

Иные токены (токены, не являющиеся криптовалютой) могут символизировать любое имущественное право – абсолютное или относительное – и способны выступать репрезентацией любого объекта права. Например, эмитент может выпустить кредитные токены, обладатели которых счита ются обладателя ми прав требования займодавца.

Как уже было указано, криптовалюта в традиционном ее понимании (биткойн, эфириум и др. …) не дает прав требования к эмитенту, ввиду чего и отсутствие такого права является конститутивным условием понятия криптовалюты. На сегодняшний день в науке сформулированы различные точки зрения относительно правового статуса криптовалюты в системе объектов гражданских прав1.

Сущность, характеристика материального объекта определяют особенности правового регулирования гражданского оборота такого объекта. Перечень объектов гражданских прав содержится в ст. 128 Гражданского кодекса РФ. К ним относятся: вещи, в том числе документарные ценные бумаги и наличные деньги, иное имущество, включая бездокументарные ценные бумаги, безналичные денежные средства и имущественные права; услуги и работы; охраняемые результаты интеллектуальной деятельности и приравненные к ним средства индивидуализации; нематериальные блага.

В юридической науке высказано мнение, что объект гражданских прав равен объекту гражданского правоотношения2, так как нематериальные и материальные блага выступают объектами гражданских прав и обязанностей, которые вместе составляют содержание гражданских правоотношений. По другому мнению, хотя роль объектов гражданских прав для гражданских правоотношений значительна, они не входят непосредственно в их состав. Объекты гражданских прав выступают как средство удовлетворения нужд государства, муниципальных образований, физических и юридических лиц3.

Считаем возможным присоединиться к первому мнению.

Средством выражения ценности любого нематериального или материального блага служит такой феномен, как деньги. Ценность денег формирует не государство, но государство устанавливает то, что будет являться законным платежным средством. Л. А. Лунц в свое время писал: «Гражданский оборот создает орудие обращения, а государство – законное платежное средство»4.

Таким образом, денежные средства в безналичной форме и наличные деньги выступают объектами гражданских прав, причем первые относятся к иному имуществу, а наличные деньги – к вещам, при этом все деньги есть имущество. Однако тот факт, что криптовалюта есть платежное средство, на которое можно приобрести реальные товары или оплатить услуги, не позволяет квалифицировать ее в качестве денег (наличных, безналичных или электронных ).

Наличные деньги – платежное средство, которое в силу законодательного установления обязательно к приему для погашения денежных обязательств. Криптовалюта может не приниматься в качестве исполнения обязательства и не является законным платежным средством, а значит, и деньгами. Кроме того, квалификации криптовалюты в качестве денег в узком смысле препятствует и то, что она не является движимой вещью.

Криптовалюта также не может считаться средством безналичного расчета, поскольку не размещается на банковских счетах, представляя собой лишь запись в публичной учетной книге о ее принадлежности тому или иному публичному ключу1, а безналичные расчеты предполагают наличие права требования в отношении кредитного института. Обладатель криптовалюты не имеет подобных прав.

Несмотря на то что криптовалюта носит электронный характер и используется в качестве эквивалента денежного средства, ее нельзя отнести и к электронным деньгам, хотя в судебной практике уже встречаются решения, базирующиеся на обратной точке зрения2. Однако оборот электронных денежных средств исходя из толкования Федерального закона от 27.06.2011 № 161-ФЗ «О национальной платежной системе» всегда предполагает наличие посредника в лице оператора при использовании традиционных денежных средств. Платежная система биткойн не подразумевает наличия посредника при транзакции биткойнов от пользователя к пользователю. Иначе говоря, криптовалюта не обладает признаками электронных денег, поскольку в ее основе отсутствуют денежные средства, а у ее обладателя отсутствуют какие-либо права в отношении эмитента (оператора по переводу денежных средств).

Таким образом, криптовалюта не является деньгами в соответствии с государственной теорией денег, признающей сегодня лишь три их формы: деньги в узком смысле, т. е. законное платежное средство национального или иностранного происхождения, банковские расчеты и электронные деньги. Вместе с тем криптовалюта могла бы рассматриваться в качестве денег с позиций общественной теории, в соответствии с которой деньги возникают в силу признания их оборотом, а не государством3.

Ознакомившись с разработанными законопроектами, можно сделать вывод, что законодатель рассматривает цифровой финансовый актив как иное имущество (ст. 2 законопроекта № 419059-7 «О цифровых финансо- вых активах»1). Вместе с тем ни Гражданский кодекс РФ, ни иные законодательные акты не раскрывают содержания понятия «иное имущество»2. К нему часто относят все то, что не укладывается в иные виды объектов гражданских прав, но при этом активно циркулирует в обороте, например, долю в уставном капитале общества3.

Но действительно ли криптовалюта может считаться видом имущества? Если да, то как «распоряжаться» таким имуществом, в частности в рамках тех же банкротных дел?4

Согласно действующему законодательству, у обладателя криптовалюты нет и не может быть на нее абсолютных прав, так как криптовалюта не представляет собой ни вещь, ни кодифицированное нематериальное благо (объект интеллектуальной собственности). Также криптовалюта сама по себе не является относительным правом, так как не предоставляет кому-либо прав в отношении эмитента и других обладателей криптовалюты. Она относится к некодифицированным объектам права, подобно информации (сведениям, сообщениям, данным)5.

Однако, как считает Л. А. Новоселова, «Гражданский кодекс не интересует информация (кстати, само это понятие весьма расплывчато) как таковая, значение имеет ее содержание (например, о наличии права либо информация, имеющая творческий характер). Напротив, признание «информации» в качестве самостоятельного объекта только для целей определения гражданско-правового статуса виртуальных единиц, включающих данные о правах (имуществе), способно полностью запутать ситуацию, породить необходимость создания параллельной реальности: оборот зеркальных копий обычных объектов, но в полном отрыве от них самих»6. С данным утверждением сложно не согласиться.

Криптовалюта есть имущественная ценность, и в соответствующих случаях имеет место фактическое господство над данными, которое позволяет говорить о некоторой форме их принадлежности обладателю крипто- валюты. Криптовалюта может быть предметом относительных правоотношений, в частности предметом возмездного распоряжения. Таким образом, обладатель криптовалюты может осуществлять над ней правовую власть, использовать и отчуждать1.

В немецкой доктрине криптовалюта иногда сравнивается с виртуальными предметами, которые можно встретить прежде всего в многопользовательских ролевых онлайн-играх2. Вместе с тем отождествлять правовые режимы криптовалюты и виртуальных предметов полностью нельзя, так как правовая позиция в отношении виртуальных предметов зависит от относительных правоотношений между игроком и оператором игры3.

В законопроекте4 высказано предложение распространить на криптовалюту вещно-правовой режим, что на практике позволит применять нормы о ее добросовестном приобретении. Однако многие авторы выступают против признания абсолютного права на данные вообще и криптовалюту в частности. Абсолютные права существуют преимущественно в отношении вещей, а абсолютное право на данные было бы абсолютным правом на нематериальные объекты. Вещное право, в свою очередь, не рассчитано на нематериальные объекты, так как их защита их должна осуществляться с помощью иных механизмов деликтного права.

В России проблема деликтной защиты криптовалюты не должна стать актуальной, как, например, в Германии, так как отнесение ее к имуществу и наличие принципа генерального деликта решают этот вопрос5.

Единственный довод в пользу вещно-правового режима криптовалюты – добросовестность ее приобретения. Если третье лицо приобрело криптовалюту, полученную отчуждателем по недействительной сделке, оно не станет ее правообладателем. Изначальный обладатель криптовалюты может требовать признания своего права на нее и «исправления реестра» – передачи ему криптовалюты. Кроме того, это третье лицо не сможет исполнить свое обязательство по отчуждению криптовалюты, так как необходимый правовой титул у него просто отсутствует.

Если допускать добросовестность приобретения криптовалюты, то на нее следует распространить п. 3 ст. 302 ГК РФ, в соответствии с которым деньги, а также ценные бумаги на предъявителя не могут быть истребованы от добросовестного приобретателя, т. е. выбытие криптовалюты из

«владения» ее обладателя помимо его воли не должно иметь значения1.

Предлагаемое российским законодателем регулирование не предусматривает защиту добросовестного приобретателя криптовалюты, потребность в которой была обозначена в немецкой доктрине, что позволяет сделать следующие выводы:

• 1)    сложности принудительного перевода криптовалюты являются проблемой технического характера, которая может быть преодолена;

• 2)    по законопроекту «О цифровых финансовых активах» добросовестный приобретатель криптовалюты не получает правового титула на нее, он является лишь ее фактическим обладателем. Иначе говоря, договор купли-продажи криптовалюты не может быть исполнен ее продавцом, так как у него нет правового титула на криптовалюту, и он не может его передать.

• 3)    в случае введения в российское правовое поле конструкции добросовестного приобретения криптовалюты, на соответствующие ситуации необходимо будет распространить по аналогии п. 3 ст. 302 ГК РФ, исключающий истребование вещи от добросовестного приобретателя и в случае, когда вещь «потеряла владельца» помимо его воли.

По мнению отдельных ученых, самая уязвимая часть законопроекта «О цифровых правах» – признание токенов имущественными правами, репрезентирующими иные объекты гражданских прав. Так, Д. В. Федоров полагает, что установление общего правового режима на токены, репрезентирующие объекты гражданских прав, в принципе является догматически спорным и нежелательным. Единственная особенность таких объектов – учет в распределенном реестре. Конструкция «права на право» может иметь некоторое оправдание в особом режиме обращения токенов, отличном от режима обращения репрезентируемых объектов (по сути, такой путь обозначен в законодательстве Республики Беларусь). Однако предлагаемый п. 3 ст. 141 ГК РФ лишает введение объекта «цифровые права» в обращение всякого смысла.

Представляется оптимальным регулировать не токены, а правовые свойства распределенного реестра и правовое значение учета в нем объектов гражданских прав: прежде всего принципа внесения (предусмотрен законопроектом), принципа публичной достоверности (предусмотрен лишь в части). Из невозможности распорядиться токеном без обладания «уникальным доступом» к нему вытекает видимость права и оправданность защиты добросовестного приобретателя токена, в том числе удостоверяющего права требования.

Регулирование токенов – это регулирование учета благ в распределенном реестре и режима их обращения.

В немецкой доктрине нет однозначной позиции о правовой квалификации договора, по которому за криптовалюту приобретается товар, оплачивается услуга. Первая позиция основана на том, что такой договор не может быть дого вором купли-продажи. Криптовалюта не является деньга-

• ¹    http: // privlaw.ru/sovet-po-kodifikacii/conceptions/koncepciya4/

ми, и поэтому ее передача не будет исполнением денежного обязательства покупателя.

Сторонники второй позиции обращают внимание на то, что мена отличается от договора купли-продажи более высокими требованиями к раскрытию информации о предмете обмена и контрагенте. В случае использования криптовалюты необходимость в таком раскрытии так же мала, как и при использовании денег в качестве средства платежа. Соответственно, при квалификации договора купли-продажи с использованием биткойнов можно исходить из того, что обязательство по предоставлению покупной цены может состоять в передаче биткойнов или сравнимой криптовалюты.

Немецкая доктрина в отношении приобретения криптовалюты как исполнения обязательственной сделки исходит из того, что отчуждение вещей происходит с помощью обязательственной и абстрактной распорядительной сделок (§ 929 Германского Гражданского Уложения). Так как криптовалюта не является вещью, это правило к ней неприменимо.

По данному вопросу в немецкой юридической литературе высказано несколько точек зрения.

Первая точка зрения: к криптовалюте будет применим § 413 Германского Гражданского Уложения, в соответствии с которым нормы о переводе обязательственного права требования применимы также к иным правам, если иное не предусмотрено законом. Даже если место криптовалюты в системе объектов гражданских прав сложно определить, в ее отношении всегда должно существовать какое-то «право», чтобы его можно было перевести.

Вторая точка зрения: правила о переводе права к криптовалюте неприменимы, так как криптовалюта не является правом. Сам перевод криптовалюты в этом случае признается реальным актом.

Представляется, что в России в качестве обязательственных сделок по отчуждению токенов и криптовалюты могут выступать любые виды договоров. Самый очевидный вариант – договор купли-продажи, однако п. 4 ст. 454 ГК РФ распространяет положения о купле-продаже только на имущественные права, но не на «иные предметы», как Bürgerliches Gesetzbuch. Криптовалюта же имущественным правом не является1.

Как верно отмечено Л. А. Новоселовой, квалификация обязательства по уплате криптовалюты в качестве денежного вызывает вопросы о применимости к нему конкретных норм. Например, неясно, могут ли на сумму долга покупателя начисляться проценты за просрочку по ст. 395 ГК РФ, применимы ли к криптовалюте положения о договоре займа?2

По мнению Д. В. Федорова, любопытным является вопрос о допустимости применения к обязательствам по уплате криптовалюты п. 1 ст. 308.3 ГК РФ, закрепляющего институт судебной неустойки (астрент)1.

Согласно п. 30 Постановления Пленума Верховного Суда РФ от 24 марта 2016 г. № 7 «О применении судами некоторых положений Гражданского кодекса Российской Федерации об ответственности за нарушение обязательств» (далее по тексту – Постановление Пленума ВС РФ № 7) астрент не распространяется на случаи неисполнения денежных обязательств.

Сам астрент является средством побуждения должника к исполнению обязательства, следовательно, в отношении денежного обязательства такое побуждение будет неэффективным или нецелесообразным. Объяснение может состоять в том, что деньги представляют интерес для кредитора не сами по себе, а лишь как средство обмена на иные блага. Такое средство обмена можно извлечь и через обращение взыскания на иное имущество должника, для чего не требуется содействия с его стороны. То есть астрент является оптимальным средством побуждения обладателя криптовалюты к исполнению, так как исполнение обязательства по переводу криптовалюты в натуре зависит во многих случаях как минимум только от воли должника.

Криптовалюта в чистом виде – это платежное средство, не имеющее самостоятельной ценности. Следовательно, интерес кредитора может быть удовлетворен через обращение взыскания на оставшееся имущество должника из расчета стоимости задолженной криптовалюты на момент исчисления убытков. На это можно возразить, что в таком случае в отношении обязательства по передаче родовых вещей, на которые существует устоявшийся рынок, астрент вообще не может быть применен. Это бы противоречило тому, что возможно требовать исполнения такого обязательства в натуре, причем и в отсутствие у должника родовых вещей (п. 23 Постановления Пленума ВС РФ № 7). Однако криптовалюта сама по себе не представляет интерес, в отличие от иных родовых вещей. Она лишь промежуточное средство для достижения конечного результата. Таким промежуточным средством могут быть и деньги, вырученные от реализации имущества должника.

Подводя итог, хочется согласиться с А. В. Савельевым, который указал, что «даже если и представить ситуацию, при которой в России будет принят идеальный закон о криптовалютах, он не сможет существовать изолированно и неизбежно будет встроен в систему существующего правового регулирования»2.

Сегодня российский законодатель рассматривает криптовалюту в качестве иного имущества, но не отрицает факта, что криптовалюта может стать валютной ценностью, если хотя бы одно государство признает ее в качестве законного платежного средства. Являясь деньгами не в юридическом, а лишь в экономическом смысле, криптовалюта может быть использована в качестве оплаты в гражданско-правовых договорах, однако предложенная квалификация криптовалюты в качестве иного имущества не позволяет сама по себе решить вопросы, связанные с определением правовой природы соответствующих соглашений. Полагаем, что цифровые технологии – это не новый объект прав, а лишь способ их фиксации. Цифровой финансовый актив, будучи предметом сделок, и так выступает в качестве объекта гражданских прав, и нет необходимости закреплять это обстоятельство в законе.