К вопросу о предмете агентского договора

Закрепленный в Российском гражданском праве два десятилетия назад, агентский договор до сих пор находится под прицелом цивилистов. Предметом их дискуссий являются природа агентского договора, сущность, проблемы квалификации, специфика его видов. Относительно правовой природы данной договорной конструкции в науке выработан целый ряд позиций, которые можно свести к двум основным: агентский договор является смешанным, объединяющим несколько видов закрепленных в гражданском законодательстве договоров; агентский договор представляет собой самостоятельный вид договора, нуждающийся в специальной регламентации.

Сторонники первой теории (Б.И. Пугинский, Л. Санникова, А. Кабалкин, В.Н. Белов, В.Ф. Попондопуло, В.Ф. Яковлева и др.) рассматривают агентский договор как смешанный, охватывающий договоры поручения и комиссии1; либо поручения и/или комиссии и возмездного оказания услуг.2 Исследователи, придерживающиеся противоположной точки зрения (Е.А. Суханов, Ю.А. Евшина, В.Н. Власова, М.С. Кушнарев и др.), указывая на значительную степень определенности договора агентирования в гражданском законодательстве, противопоставляют его смешанным договорам, которые в соответствии с п.3 ст. 421 ГК РФ содержат элементы двух и более видов договоров, предусмотренных законом либо иными актами.3 Причем, такие отношения регулируются соответствующими нормами, установленными для конкретных договоров, охватываемых данными смешанными отношениями, а также нормами, содержащимися в самом договоре. Очевидно, что, поскольку существует четкая специальная регламентация агентских отношений в гражданском законодательстве, агентский договор с уверенностью можно отнести к самостоятельным видам договоров. Такой вывод можно сделать даже с учетом того, что, посвященная агентскому договору глава 52 ГК РФ, содержащая 7 статей, отсылает к главам 49 и 51 ГК РФ, регулирующие отношения поручения и комиссии соответственно, применяемым к связанным с агентированием отношениям. Причем в зависимости от того, выступает ли агент от имени принципала либо от своего собственного имени, если нормы данных глав не образуют коллизию с гл. 52 ГК РФ или в соответствии со ст. 1011 ГК РФ не противоречат существу агентского договора. И, следует согласиться с Е.А. Сухановым, подчеркивающим, что, несмотря на определенное сходство конструкций договоров поручения и комиссии с договором агентирования, последний имеет ярко выраженную специфику, не присущую поручению и комиссии: в первую очередь, особым в агентском договоре является предмет, в состав которого входит «совершение агентом не только юридических, но и фактических действий». 4 Действительно, законом предусмотрено, что по агентскому договору одна сторона – агент – обязуется за вознаграждение совершать по поручению другой стороны – принципала – юридические и иные действия от своего имени, но за счет принципала, либо от имени и за счет принципала (ст. 1005 ГК РФ). Не раскрывая понятия словосочетания «иные действия», законодатель, очевидно, подразумевает именно действия фактические, противопоставляя их юридическим. Прежде гражданское законодательство не предусматривало ни в одной из договорных конструкций совершения стороной или сторонами фактических действий. Важно, что такие фактические действия могут быть и производными от юридических, так и совершенно обособленными от них и самостоятельными. И наоборот, некоторые фактические действия могут привести к юридическим последствиям. Но, заметим, что в цивилистике до сих пор не выработано единого подхода ни к определению понятия «юридические действия», ни к трактовке фактических действий. Очевидно, что наиболее распространенным видом юридического действия является сделка, при этом последняя категория значительно уже первой, она поглощается юридическими действиями. Однако, ряд исследователей настаивает на том, что применительно к договору агентирования, в предмет которого входит совершение в том числе юридических действий, только лишь сделки можно отнести к последним.5 Такое мнение представляется неверным: к примеру, не являющиеся сделками сбор документов, регистрация каких-либо прав организации в компетентных органов, представление ее интересов в государственных органах, судах и т.д., относятся именно к юридическим, а не фактическим действиям. Справедливой представляется позиция О.В. Ремишевской, в соответствии с которой «оценивать действие в качестве юридического или фактического следует исходя из характера действия как такового».6 Безусловно, оценке то или иное действие подлежит лишь в случае возникновения спорной ситуации, для решения которой необходимо установить четкую взаимосвязь каких-либо действий с определенными последствиями.

Итак, мы пришли к выводу, что в науке гражданского права до сих пор не выработано единой концепции предмета агентского договора, ядро которого составляет совершение агентом юридических и фактических действий в интересах принципала. Конструкции других гражданско-правовых договоров, даже сходных с рассматриваемым, имеют в предмете лишь одно из перечисленных действий. В названном предмете проявляется специфика договора агентирования.

Можно утверждать, что именно благодаря предмету, содержание агентского договора куда шире, чем содержания договоров поручения и комиссии, поскольку действия агента, на основании агентского договора, во всех случаях могут выходить за рамки других двух договоров.

При этом, как справедливо заметил В.В. Витрянский, именно предмет договора комиссии не позволяет с точностью отделить его от договора поручения и договора комиссии.7 В связи с этим, в частности, в науке гражданского права до сих пор разнятся мнения относительно обозначения новизны и уникальности агентского договора с опорой только на его предмет.8 Хотя, анализ всего содержания договора агентирования позволяет сопоставить его больше с договором комиссии, чем с договором поручения. Всё дело в схожести агента и комиссионера, являющихся, как правило, профессиональными предпринимателями. И, напротив, от отношений по поводу поручения агентирование отличается тем, что оно всегда возмездное, и к числу фидуциарных сделок практически не относимо. Это, отмечает Е.А.

Суханов, «…исключает возможность одностороннего безмотивного отказа от его исполнения»9.