К вопросу о "реанимации" института возврата уголовного дела судом для проведения дополнительного расследования в уголовном процессе России

Исследование выполнено при финансовой поддержке Российского гуманитарного научного фонда. Проект 15-03-00131 «Реализация уголовной политики: проблемы правотворчества, правоприменения и кадрового обеспечения».

В последние годы отечественное уголовно-процессуальное законодательство подверглось ряду изменений, свидетельствующих о пересмотре взятого ранее курса на построение состязательного судопроизводства. И если возможность внедрения принципа состязательности в досудебных стадиях процесса традиционно воспринималась научным сообществом скептически, то его реализация в судебном производстве после принятия в 2001 году УПК РФ представлялась вполне осуществимой.

Однако некоторые новеллы уголовно-процессуального закона нивелируют предшествовавшие достижения, в том числе и связанные с построением состязательного производства. Помимо прочего, отрицательным, с нашей точки зрения, нововведением стало фактическое восстановление института

возврата уголовного дела судом для проведения дополнительного расследования. Подобный правовой механизм противоречит изначально заложенным в УПК РФ идеям и не соответствует нормам ст. 252, запрещающим изменение обвинения в судебном разбирательстве, если вследствие этого ухудшается положение подсудимого и нарушается его право на защиту. Стоит отметить, что до принятия УПК РФ 2001 г. столь строгое ограничение возможности изменения обвинения в суде отечественному уголовному судопроизводству свойственно не было. В статье 752 Устава уголовного судопроизводства 1864 года [1] (далее – Устав) содержались положения, гласившие: «О преступном деянии, не предусмотренном в обвинительном акте, но обнаруженном при судебном следствии, вопросы не предлагаются, если оно по закону подвергает наказанию более строгому, чем деяние, в том акте определенное». Приведенная норма имела сходство с установленным УПК РФ правилом, запрещающим ухудшение положения обвиняемого (ст. 252), однако в Уставе запрет был не столь категоричен. Подтверждение этого вывода мы можем найти в ст. 753 Устава: «в случае, указанном в предшедшей статье, дело обращается вновь к предварительному следствию, если это окажется нужным, и к составлению обвинительного акта по всем преступным действиям подсудимого». Как видим, суд мог способствовать формированию и изменению позиции стороны обвинения, но не делал этого напрямую, сохраняя, так или иначе, роль независимого и беспристрастного арбитра.

В дальнейшем законодатель отошел от такого понимания роли суда в уголовном процессе, что нашло отражение в постреволюционных законодательных актах, наделивших суд карательными полномочиями и однозначно причислявших его к органам политического управления, призванным бороться с преступностью[2, с. 49]. В УПК РСФСР 1922 г. [3], помимо прочего, суду было предоставлено право на изменение обвинительного тезиса по собственной инициативе. В случае несогласия с содержащейся в обвинительном заключении формулировкой обвинения, суд мог поручить одному из судей составление нового обвинительного заключения с соответственно измененными обвинительными пунктами. При этом новое обвинительное заключение заменяло собой первоначальное заключение, изымаемое из производства по делу (ст. 244). УПК РСФСР 1923 года [4] также содержал аналогичную норму (ст. 240). Основной целью таких правовых механизмов было эффективное выявление и оперативное привлечение к ответственности лиц, посягавших на социалистический правопорядок, находившийся на начальном этапе развития. Очевидно, что задача обеспечить защиту прав субъектов, в отношении которых осуществлялось уголовное преследование, перед законодательными органами не стояла. Помимо прочего, это проявлялось и в отсутствии гарантий, связанных с ограничением возможности изменения обвинения в судебных стадиях.

Возвращение к некоторым идеям, заложенным в Уставе, произошло в УПК РСФСР 1960 г., гораздо более прогрессивном по сравнению с УПК РСФСР 1922 и 1923 годов. Однако задачи, стоявшие перед законодателем и правоприменителем, не изменились. Как известно, УПК РСФСР 1960 г. допускал возврат судом уголовного дела, принятого к производству, для осуществления дополнительных следственных действий. Такая возможность, ввиду отсутствия состязательных начал, органично вписывалась в текст закона, согласовываясь с предусмотренной законом обязанностью суда принимать все меры для всестороннего, полного и объективного исследования обстоятельств дела (ст. 20). Если изменение обвинения в суде влекло за собой нарушение права подсудимого на защиту, то суд направлял дело для дополнительного следствия или дознания (ст. 232). При этом, в соответствии со ст. 258 УПК РСФСР, при поступлении дела в суд после окончания дополнительного расследования вопрос о назначении судебного заседания разрешался в общем порядке.

После принятия Конституции РФ 1993 г., установившей презумпцию невиновности и гарантировавшей каждому судебную защиту его прав и свобод на основе состязательности и равноправия, положения УПК РСФСР 1960 г. о возможности направления судом дела для дополнительного расследования подверглись переосмыслению.

В Постановлении № 7-П от 20 апреля 1999 г. Конституционный Суд РФ сделал вывод об их противоречии ст. 49, ч. 3 ст. 123, ч. 1 ст. 46 и ст. 52 Конституции РФ. Одной из основных причин такого решения стало то, что «суд, сам инициируя продолжение следственной деятельности по обоснованию обвинения, по сути, выполняет не свойственную ему обвинительную функцию» [5].

В том же году Пленумом Верховного Суда РФ в Постановлении № 84 от 8 декабря 1999 г. было указано, что судам следует иметь в виду неконституционности положений УПК РСФСР, возлагающих на суд обязанность по собственной инициативе возвращать уголовное дело прокурору в случае невосполнимой в судебном заседании неполноты расследования, а также при наличии оснований для предъявления обвиняемому другого обвинения либо для изменения обвинения на более тяжкое или существенно отличающееся по фактическим обстоятельствам от обвинения, содержащегося в обвинительном заключении [6].

В конечном итоге, из УПК РФ 2001 г. право суда на возврат уголовного дела на дополнительное расследование было исключено. Данная возможность оказалась несовместима с новым процессуальным статусом суда, поскольку принцип состязательности подразумевает, по замечанию Конституционного Суда РФ, «строгое отграничение функции суда по разрешению дела от функций обвинения и защиты, каждая из которых возложена на определенных участников процесса» [7]. Ввиду смены парадигмы развития российского права это решение было логичным и последовательным.

Претерпел изменение и институт пределов судебного разбирательства. В УПК РФ установлено, что судебное разбирательство проводится только в отношении обвиняемого и лишь по предъявленному ему обвинению, а изменение обвинения в судебном разбирательстве допускается, если этим не ухудшается положение подсудимого и не нарушается его право на защиту. Эти простые и лаконичные тезисы расставили точки над i в решении многих вопросов, способствуя развитию и укреплению правозащитных начал в уголовном судопроизводстве. Так же, как отмечается в литературе, отсутствие возможности исправить допущенную ошибку должно было, по замыслу законодателя, стимулировать более тщательное расследование обстоятельств преступления перед принятием решения о направлении уголовного дела в суд [8, с. 170].

Тем не менее, рассмотренные выше сложившиеся правовые традиции продолжили влиять как на науку, так и на правоприменительную практику. Через непродолжительное время после принятия УПК РФ начала явственно прослеживаться тенденция увеличения процессуальных возможностей для возврата уголовного дела из судебных стадий для производства дополнительных действий стороной обвинения. Помимо прочего, органами власти методично проводилось восстановление института возврата судом уголовного дела для проведения дополнительного расследования. Способом реализации данной цели стала трансформация норм института возвращения уголовного дела прокурору, что наглядно иллюстрирует анализ, проведенный В.А. Лазаревой [9, с. 236-245]. Кульминацией этого процесса стало принятие 21 июля 2014 года Федерального закона № 269-ФЗ [10], которым в УПК РФ была внесена норма, согласно которой судья по ходатайству стороны или по собственной инициативе может вернуть уголовное дело прокурору в случае, если в ходе предварительного слушания или судебного разбирательства установлены фактические обстоятельства, указывающие на наличие оснований для квалификации действий как более тяжкого преступления, общественно опасного деяния (п. 6 ч. 1 ст. 237 УПК РФ).

Последствия законодательного закрепления таких положений простираются гораздо дальше, чем это следует из их текстуального толкования. Право суда вернуть уголовное дело прокурору в указанных случаях фактически становится его обязанностью, а слова «или судебного разбирательства» легально распространяют действие института возвращения дела прокурору за пределы предварительного слушания, что противоречит первоначальной логике законодателя, но применялось на практике уже довольно давно. Невыполнение судом этой «новой» обязанности может повлечь вынесение приговора, который сможет быть обжалован в апелляционной инстанции по основанию, предусмотренному п. 1 ст. 389.15 УПК РФ (несоответствие выводов суда, изложенных в приговоре, фактическим обстоятельствам уголовного дела, установленным судом первой инстанции).

Параллельно субъектами права законодательной инициативы активно продвигается идея о возврате в УПК РФ института объективной истины. Можно предположить, что внедрение подобной терминологии в уголовно-процессуальный закон послужит оправданием и обоснованием необходимости дальнейшего наделения суда полномочиями, позволяющими в необходимых ситуациях поддерживать и дополнять позицию стороны обвинения. Именно такие идеи содержит проект федерального закона «О внесении изменений в Уголовно-процессуальный кодекс Российской Федерации в связи с введением института объективной истины по уголовному делу» [11], зарегистрированный 29 января 2014 г. в системе автоматизации делопроизводства и документооборота Государственной Думы Федерального Собрания РФ (далее – САДД). Наблюдение за ходом его рассмотрения иллюстрирует изменения, происходящие в уголовной политике государства, и демонстрирует векторы развития отечественного уголовного процесса.

В пояснительной записке к законопроекту описываются присущие ему достоинства. К таковым, по мнению его авторов, относятся: введение в понятийный аппарат УПК РФ термина «объективная истина»; установление объективной истины в качестве общеотраслевого принципа уголовного судопроизводства; соответствующая корректировка требований к процессуальной деятельности участни-

ков уголовного судопроизводства; расширение перечня оснований возвращения уголовного дела прокурору; введение дополнительных требований к процессуальной деятельности должностных лиц, осуществляющих уголовное преследование; расширение процессуальных возможностей по обеспечению справедливого правосудия; дополнение перечня оснований для пересмотра судебных решений, не вступивших в законную силу.

Комитетом Государственной Думы по гражданскому, уголовному, арбитражному и процессуальному законодательству в заключении по законопроекту был сделан вывод о том, что термин «объективная истина» не является правовым, не содержится в законодательстве РФ, а процесс установления объективной истины сам по себе носит субъективный характер. Были отмечены и иные правовые и логические недостатки законопроекта, что обусловило возврат его на доработку. Около года спустя, 19 марта 2015 года в САДД была зарегистрирована его измененная редакция. Основные тезисы, содержащиеся в новой пояснительной записке, остались прежними. Тем не менее, по предложению ответственного комитета, Советом Государственной Думы проект федерального закона был включен в примерную программу законопроектной работы в период весенней сессии 2015 года (июнь).

Представляют интерес отзывы, поступившие на законопроект. Первоначальный отзыв Верховного суда №2-ВС-1148/14 от 24 марта 2014 г., подписанный заместителем председателя Верховного Суда А.А. Толкаченко, отличался радикальным характером. В нем говорилось, что «... законопроект содержит положения, противоречащие конституционным принципам уголовного судопроизводства и искажающие понимание установления истины как цели судопроизводства», в связи с чем, бремя доказывания вины подсудимого фактически возлагается на суд. Авторы отзыва отмечали и слабое теоретическое обеспечение законопроекта, игнорирование положений отечественного и международного права, достижений доктрины уголовного процесса, а также делали вывод о попытках составителей законопроекта приспособить нормы уголовного процесса к нуждам и интересам стороны обвинения. Ввиду изложенного, Верховный Суд РФ счел тогда законопроект неприемлемым для обсуждения и принятия Государственной Думой «… даже в первом чтении». На текущий момент цитируемый отзыв в карточке законопроекта на официальном сайте отсутствует.

Теперь риторика Верховного Суда изменилась. В отзыве исх. №3-ВС-3190/15 от 22 мая 2015 г. прямо указывается, что законопроект концептуально поддерживается. Обозначенная позиция содержит ряд оговорок. Отмечается, что термин «объективная истина» не является правовым и не употребляется в процессуальном законодательстве. Помимо этого, Верховный Суд обращает внимание на то, что авторами законопроекта «… не учитывается, что обстоятельства совершенного преступления устанавливаются органом предварительного расследования и судом не путем их личного восприятия, позволяющего оценить соответствие действительному события преступления установленных обстоятельств, а на основании совокупности доказательств, собранных сторонами и истребованных самим судом, исследованных в установленном законом порядке, проверенных и оцененных в качестве относимых, допустимых, достоверных, достаточных для правильного разрешения дела». Соответственно, законность и обоснованность принятых решений не должны умаляться субъективным характером оценки доказательств. При этом делается вывод о том, что определение в законе точных критериев, индицирующих достижение объективной истины, не является возможным.

Положительную оценку получило и предложение о закреплении в уголовном процессе России принципа всесторонности, полноты и объективности исследования обстоятельств дела. Можно подытожить, что позиция высшей судебной инстанции страны по ряду концептуальных вопросов развития отечественного уголовного судопроизводства за прошедший год изменилась коренным образом.

На возможность поддержать законопроект при условии устранения выявленных замечаний указывает и Комитет Совета Федерации Федерального Собрания РФ по конституционному законодательству, правовым и судебным вопросам, развитию гражданского общества. В отзыве №3.1-07/1880 от 22 мая 2015 г. написано, что понятие «объективная истина» является философским термином, ввиду чего его необходимо максимально конкретизировать. В противном же случае велика вероятность возникновения трудностей в процессе доказывания. При этом полностью поддерживается содержащаяся в законопроекте концепция всестороннего, полного и объективного исследования и оценки всех обстоятельств уголовного дела судом, прокурором, руководителем следственного органа, следователем, дознавателем.

Более критично упомянутый Комитет отнесся к содержащемуся в пояснительной записке тезису о том, что «юридическая фикция презумпции невиновности … может быть применена лишь в случае невозможности достижения по делу объективной истины и только после принятия исчерпывающих мер к ее отысканию». Был сделан вывод, что при подобном подходе новым назначением уголовного судопроизводства становится доказывание вины обвиняемого. Положение законопроекта, согласно которому доказывание момента окончания отыскания объективной истины будет входить в задачу защиты, также не получил одобрения как противоречащий конституционному принципу презумпции невиновности. Негативно было оценено и отсутствие в вынесенном на рассмотрение законопроекте способов определения объема исчерпывающих мер по отысканию объективной истины.

Позицию центральных органов власти, в целом допускающих возможность принятия обсуждаемого законопроекта, не разделили законодательные органы субъектов РФ. Поступившие в САДД отзывы Думы Астраханской области, Законодательного Собрания Ульяновской области и Парламента Кабардино-Балкарской Республики носят негативный характер, а их авторы призывают не поддерживать законопроект. Несмотря на это, очевидно, что концепция объективной истины в том или ином виде поддерживается центральными органами власти и с высокой степенью вероятности может вновь найти место в уголовно-процессуальном законодательстве.

Обращает на себя внимание и схожесть позиций Верховного суда и Комитета Совета Федерации по конституционному законодательству, правовым и судебным вопросам, развитию гражданского общества в оценке предложения об установлении в уголовном процессе принципа всесторонности, полноты и объективности исследования обстоятельств дела. Как известно, положения УПК РСФСР 1960 г. соответствующего содержания (ст. 20) хоть и не назывались принципом напрямую, ввиду отсутствия такого раздела в законе, defacto признавались таковым многими исследователями. Озвученная на таком уровне мысль о целесообразности возврата этих положений в УПК РФ свидетельствует о высокой степени вероятности ее реализации. Между тем, как отмечал в 2002 году Н. Подольный, «… отсутствие прямого упоминания того или иного принципа вовсе не обозначает его непризнание» [12]. Схожий вывод в публикации того же года делал и Ю. Гармаев: отсутствие прямого закрепления анализируемого принципа не исключает необходимости его соблюдения, поскольку он «растворился» в содержании других норм [13]. Придание подобной норме статуса принципа будет носить, в первую очередь, декларативный характер, с очевидной ясностью свидетельствуя о смене идеологии уголовного процесса и о создании новых ориентиров в правоприменительной деятельности. При этом есть все основания полагать, что возведенное в абсолют стремление к всесторонности, полноте и объективности уголовного процесса с возложением этого стремления в равной мере и на органы уголовного преследования, и на сторону защиты, и на суд станет оправданием для внедрения новых правовых механизмов, противоречащих принципу состязательности.

Описанные тенденции оцениваются нами как негативные по следующим причинам:

• 1)    наличие механизмов восполнения недостатков проведенного следствия дезавуирует как роль отдельных правовых институтов (институт пределов судебного разбирательства), так и концепцию состязательного судопроизводства в целом, поскольку усиливает дисбаланс в правовом статусе сторон, а также вынуждает суд выполнять несвойственную ему обвинительную функцию;

• 2)    указанные правовые механизмы способствуют снижению качества проводимого расследования, поскольку правоохранительные органы получают возможность исправления допущенных ошибок уже после передачи дела в суд.

Подведение итога вышесказанному неизбежно сводится к констатации факта, отнюдь не внушающего оптимизм – положения УПК РФ, ознаменовавшие новый виток в развитии отечественного уголовного процесса, теряют свое значение. Фактически осуществленный властью возврат в уголовный процесс института возврата судом уголовного дела для проведения дополнительного расследования стал явным тому подтверждением.