К вопросу о стохастичном характере концепта и его вхождении в когнитивные парадигмы

Результатом наличия в структуре концепта культурно-ценностного компонента и следствием того, что концепт может манифестировать себя в единицах, отличных от лексемы-имени концепта или находящихся на более высоких уровнях (словосочетание, фраза, предложение, текст), будет вербализация концептов большим числом синонимов, перифраз и единиц, относящихся к паремиологическому фонду. Концепт находит свое вербальное выражение в пословицах, поговорках, песнях, названиях художественных произведений; это структура, которая в силу своей глубочайшей укорененности в сознании, языке и культуре народности представляет собой диахроническую константу этой культуры. Тем не менее для наблюдения, лингвистического описания и моделирования эта структура, как правило, доступна только в срезе синхронном.

Вербализации концепта в разнообразных синонимах, дефинициях и текстовых описаниях косвенно свидетельствуют о том, что своими значениями языковые средства описывают лишь часть концептуальных компонентов. Значение слова - это, по замечанию Н.Н. Болдырева, толь- ко попытка составить наиболее общее представление о содержании конкретного концепта, реализовать отдельные его составляющие в данном слове, поскольку, будучи единицами ментальности, концепты вполне независимы от языка; человеческое мышление же в значительной мере невербально [1, c. 26-27]. Исследователь также говорит о том, что, владея словами на уровне стоящих за ними концептуальных признаков, люди могут использовать их как готовые клише (аналогично грамматическим формам) в, казалось бы, не подходящих им контекстах с точки зрения их референтного значения, что чаще всего наблюдается на примере фразеологии [Там же].

Концепт, таким образом, формируется по принципу интерсемиотичности, или, по А.Е. Бочкарёву, «динамическому взаимодействию разнотипных знаковых систем» [4, с. 62]. Текст же, в котором манифестируется концепт, не будет являться, по замечанию исследователя, результатом деятельности одного языка и будет подлежать изучению с позиции множества формирующих его кодов, причем прерогатива не будет обязательно принадлежать языку [Там же; cр.: 5, с. 35-37]. Более очевидным случаем здесь будут текстовые отсылки к зрительным или звуковым объектам или, например, участие графического представления шрифта в формировании смысла текстовой последовательности. Менее же очевидный случай - это участие в конструировании смысла и выявлении концептуальных признаков не только собственно лингвистических, но и социальных (и, далее, идиолектных) норм.

Зрительный образ, к которому ведется отсылка, может рассматриваться как текст на особом языке, в основе которого, в отличие от условных знаков языка словесного искусства, лежат знаки иконические, изобразительные. Как отмечает К. Леви-Стросс, один из ведущих исследователей проблем семиотики искусства, тенденция к преодолению противоречия между чувственным и понятийным способствует тому, что условные иконические знаки в литературе обеспечивают передачу - вплоть до тончайших нюансов - всего разнообразия чувственного опыта [6, с. 426]. Выдающийся же представитель философской герменевтики П. Рикер указывает на то, что в иконичности будет всегда содержаться вербальный аспект [7, с. 444]. Заметим, однако, что в работе «Основы общей лингвистики» структуралист А. Мартине разводит системы языковую и зрительную, уточняя то, что отмечалось еще Ф. де Соссюром. Мартине утверждает, что, в отличие от линейной природы словесных сообщений, система визуальной коммуникации не линейна, а двумерна, поскольку человек, который смотрит на образ, воспринимает содержащееся в нем сообщение как целое [8, с. 380].

Итак, поскольку концепт является семиотически разнородным, концептуальный анализ не должен полагать, что лингвистическая структура является единственной формой репрезентации концепта. Тем не менее, поскольку все важнейшие концепты (хотя бы частично) кодируются в языке, когнитивисты считают, что концептуальное содержание удобнее всего моделировать посредством языковых средств, так как они являют собой те результаты когнитивной деятельности человека, которые непосредственно доступны для наблюдения и структурирования. Так, З.Д. Попова и И.А. Стернин полагают, что достаточно полную информацию о концепте можно почерпнуть из семантики слов, свободных и фразеологических словосочетаний, позиционных и структурных схем предложений, а также из семантики текстов [9, с. 10]. При этом обширные контексты: литературные, энциклопедические, научные - обязательно необходимы для раскрытия содержания сложных концептов. Представляется, что применение процедур семного анализа для выявления концептуальных признаков нивелирует расхождения между семантикокогнитивным и лингвокультурологическим направлениями в когнитивной лингвистике, поскольку такой анализ будет обращаться не только к внутритекстовым, но и к широким общекультурным затекстовым знаниям (но, безусловно, до определенного предела), а также строить интерпретацию не только на основе языкового кода. По Г. Вайнриху, семантика слов, находящихся в тексте, будет существенно расходиться с семантикой изолированных слов; соответственно, семантика слов должна быть дополнена семантикой текста [10, c. 19 и далее]. Это утверждение восходит к Л. Ельмслеву, который призывает начинать лингвистический анализ не с дискретных элементов языка, а с текста в его абсолютной, нерасчлененной целостности. Ельмслев полагает, что такой текст - это единственное, что исследователь языка может иметь в качестве исходного пункта, а единственно возможной процедурой считает анализ, в рамках которого текст будет рассматриваться в качестве класса, разделенного на сегменты. Затем эти же сегменты как самостоятельные классы будут подразделяться на другие сегменты и так далее до окончания анализа [11, c. 71].

Согласно Е.С. Кубряковой, текстовые и, шире, дискурсивные данные выступают для исследователя-когнитивиста в тройственной роли: во-первых, они позволяют заключать о языке и его ситуационных, специфических употреблениях; во-вторых, они дают возможность судить о получении и передаче информации, ее осмыслении в коммуникативных актах; в-третьих, они будут косвенными данными о сознании, ментальности и мыслительной деятельности человека [12, c. 37].

Говоря о важности широкого контекста для выделения максимального числа концептуальных признаков, И.А. Стернин отмечает, что из набора афоризмов, паремий, притч и крылатых выражений, а также существенных по объему художественных, публицистических и научных текстов можно выявить «интерпретационное поле концепта», где обнаруживаются самые разнообразные смысловые признаки, недоступные для непосредственного наблюдения [13, c. 63].

Под контекстом традиционно понимают лингвистическое и/или прагматическое окружение единицы, избранной для анализа (конкретной вербализации концепта); другими словами, это фрагмент некоторого текста, в который она входит. Этот фрагмент будет необходимым и достаточным для того, чтобы установить значение этой единицы, которое не вступало бы в противоречие с общим смыслом текста [Cр.: 14, с. 2160]. Г.В. Колшанский определяет контекст как формально-фиксированные условия, взятые в своей совокупности, которыми однозначно определяется содержание конкретной языковой единицы [15, с. 48], а Н.Н. Амосова - как сочетание слова, которое реализуется семантически, с некоторым указательным минимумом [16, с. 34]. Таким образом, отметим вслед за А.Е. Бочкаревым, что обращение к контексту объясняется его интерпретирующими свойствами [4, с. 80].

Э.М. Медникова указывает на то, что наиболее узким, ограниченным, ближайшим контекстом данного слова является словосочетание. Исследовательница говорит и о контексте в широком понимании: в дополнении к непосредственному вербальному окружению исследуемой единицы, он также учитывает условия и особенности ее речевого употребления, которые связанны с разнообразными социальными, культурными, историческими, ситуационными и прочими факторами [17, с. 96]. Соответственно, в функции контекста выступает в пределе вся культурно-историческая ситуация, в которой осуществляется интерпретация. Такое расширенное толкование понятия «контекст» необходимо для раскрытия большего числа концептуальных признаков. Учитываться будут аксиологические системы как автора текста, так и его читателя, их концептосфера и субъективно-личностные смыслы в предельно индивидуализированной форме [18, с. 377]. По замечанию Г.В. Якушевой, всякий концепт можно расшифровать по-разному в зависимости от конкретного контекста его вербализации и индивидуальности концеп-тоносителя [19, с. 394].

Тем не менее, нельзя подменять смысл текста «фоновыми» знаниями, уводящими от него в сторону: биографическими сведениями о жизни автора, энциклопедической информацией о культурно-исторической ситуации, условиях создания произведения и его последующего восприятия. Обращение к внешним факторам, согласимся с А.Е. Бочкаревым, оправдано лишь в той мере, в какой эти факторы выступают в качестве интерпретантов [4, с. 7].

Поскольку концепт - это нематериальное образование, то четкой и однозначной структуры он не имеет. Однако представляется возможным выделить условные составляющие внутренней структуры концепта. Концепт составлен из компонентов или концептуальных признаков. Согласно З.Д. Поповой и И.А. Стернину, это дискретные признаки, характеризующие объективную или субъективную действительность, которые дифференцированно отражаются в его содержании и различаются по степени абстракции [9, с. 17]. Наиболее распространенным является представление концептуальной структуры, как делящейся на ядро и периферию. К ядерным признакам традиционно относят те признаки концепта, которые характеризуются инвариантностью: это образы и ассоциации, являющиеся наиболее актуальными для носителей языка. К периферийным относятся не такие существенные, менее частотные признаки, отличающиеся вариативностью. Четкие границы у концепта отсутствуют: по мере удаления от ядра ассоциации становятся менее значимыми, более индивидуальными, и определить, как далеко они идут, невозможно. Таким образом, концепт - это не точка и не замкнутая область в сознании, а «зона рассеивания».

Концепты действительно следует рассматривать как ментальные конструкты с нечеткими границами, поскольку, как указывает Г.Г. Слышкин, когнитивными исследованиями было доказано, что традиционное понимание мышления как процесса, подразумевающего оперирование четкими логическими понятиями, по сути, не соответствует природе человеческой ментальной деятельности [20, с. 9]. Было выявлено, замечает А.П. Бабушкин, что человеческое мышление характеризуется нечеткостью, поскольку оно основано не на классической логике, а на логике с нечеткой истинностью, нестабильными связями и вероятностными правилами вывода [21, с. 1213].

В свете вышесказанного мы полагаем, что концепт имеет нечеткую организацию и является потенциально открытым для видоизменения или «перегруппировки» концептуальных признаков: в конкретной коммуникативной ситуации признаки могут актуализовываться или нейтрализовываться. Таким образом, концепт имеет лишь диффузные границы, характеризуясь непоследовательностью «прочтения», возможностью отсылки к неограниченному числу других концептов и нечетким делением на ядро и периферию [22, с. 10].

Тезис о нечетком характере человеческого мышления и стохастической концептуальной структуре был с готовностью подхвачен философами-постструктуралистами, которые провозгласили кризис «абсолютного смысла». В соответствии с этим центр всякой понятийной структуры как бы теряет трансцендентный, «связывающий» статус «смысла смыслов». Таким образом, заключает Ж. Деррида, центра нет, он не может мыслиться как присутствующее сущее, у него нет естественного места и в конечном итоге он будет являть собой так называемое «не-место», где идет непрекращающаяся игра со знаковыми замещениями [23, с. 447-448].

Следствием данного положения будет понятие нереферентного знака или такого знака, который сам, по сути, ничего не означает, а лишь отсылает к другим знакам [Ср.: 24]. По замечанию К.А. Зацепина и И.И. Саморукова, такой подход нацелен на деконструкцию стабильных отношений между означающим и означаемым и, кроме того, на актуализацию самого процесса сигнификации, который будет представать в незаконченности своего становления [25]. Соответственно, исследователи понимают концепт как динамичный набор субъективных представлений о реальности, который существует в процессе непрерывного становления и обретает целостность в языке лишь в контакте с системами порождения смысла, которые действуют в культурном контексте и на основе которых осуществляется воплощение, понимание и интерпретация данных представлений [Там же].

Однако, как отмечает Е.Е. Горный, анализ, который направлен на отношение между элементами не в пределах одного конкретного текста, а внутри «семиотического универсума», содержащего в пределе все созданные и потенциально возможные тексты, то есть своего рода «пансемиотизм», сопровождающийся ре-онтологизацией языка, обречен на поражение при столкновении с проблемой незнаковой реальности [24]. Такая практика пренебрегает границами отдельного текста совершенно, и он теряется в бесконечной интертекстуальности. Однако полная открытость текста означает лишь его семантическую пустоту. Постмодернистская текстуальная практика, можно заключить, осуществляется не с позиций науки, а на игровой основе, являясь не чем иным, как бегством от власти языка. Подводя итог сказанному, подчеркнем, что выделение концептуальных признаков, осуществляемое на основе семантического анализа, не должно сводиться к постмодернистской деконструкции текста до уровня подсознательного: до влечения к жизни или к смерти во фрейдизме либо же до претензии на власть какого-либо дискурса как надличностной структуры.

Концепт входит в бесконечное число взаимосвязанных понятийных областей ( domain matrices ) [26, с. 154] или когнитивных парадигм / классов родственных понятий, связанных разнообразными отношениями с другими понятиями [27, с. 113], а его вербализации по тому же принципу включаются в интертекстуальные связи. По замечанию М.В. Никитина, концепт связан разнообразными концептуальными связями и взаимодействиями с другими концептами, он вписан в многоуровневую систему импликативных связей с ними [28, с. 53, 59]. Любой концепт, соответственно, представляет собой энциклопедию своей эпохи, поскольку, входя в ту или иную парадигму, он приобретает определенную значимость и «обрастает» сопутствующими ассоциативными значениями, определяемыми социокультурной реальностью. В любом концепте - отголоски того, что некогда было прочитано, увидено, услышано, совершено, пережито. Это бесконечное пространство взаимодействия; это ткань, сотканная из структур и парадигм; это постоянное воспроизведение, отсылка к накопленному опыту, к книге культуры и жизни как культуры.

В концепте, таким образом, отражено все разнообразие его связей с другими концептами, строящихся по принципу ассоциативности [Cр.: 29, с. 75]. Соответственно, плодотворной представляется идея исследовать концептуальную структуру через изучение других, взаимосвязанных, концептов, которые будут использоваться как предельные единицы анализа, а значение каждой единицы определять как функцию места, которое она занимает в соответствующей системе. По указанию С.Е. Никитиной, вполне исчерпывающее описание концептов можно осуществить за счет выявления их связей и взаимодействий с прочими концептами из той же культуры [30, с. 118], а Н.Н. Болдырев замечает, что значение языковой единицы становится понятным лишь в контексте других, конкретизирующих ее когнитивных структур [1, с. 25].

В зависимости от того, в какую когнитивную структуру включается концепт, он, отмечают З.Д. Попова и И.А. Стернин, как бы поворачивается разными сторонами и актуализирует в процессе ментальной деятельности различные уровни [9, с. 20]. Тот минимальный когнитивный контекст, который требуется для реализации некоторого концептуального содержания, составляет фрейм [31, с. 52-92; 32, с. 16-24; 33, с. 289-291]. Вербализация концепта, таким образом, немыслима без включения его в некоторый фрейм: согласно В.Н. Телия, концепт - это знание, которое всегда структурировано во фрейм [37, с. 96]. Фрейм подразумевает комплексную ситу- ацию; он сопоставим с кадром (неслучайно frame - «рамка»), куда попадает все типичное и существенное для данного набора обстоятельств [Cр.: 21, с. 55]; это культурно-специфическая единица, которая включает информацию о том, что является стереотипным в данной культуре [32, с. 16-17].

На уровне текста фрейм можно сопоставить с выделяемой У. Эко интертекстуальной рамкой, то есть стереотипной ситуацией из предшествующей текстовой традиции, ставшей «энциклопедией» читателя [40, с. 43-44]. Исследователем рассматриваются не только рамки, в которых читатель узнает принадлежность к интертекстуальному ряду, но и рамки, которые, образно выражаясь, могут нести волшебство, магию и очарование для аудитории. Расширяя концепцию интертекстуальной рамки, У. Эко предлагает уточняющее понятие интертекстуальных архетипов [40, с. 256]. Под ними он понимает повествовательные ситуации, которые рекурри-руют в других текстах, а также вызывают у адресата сильные эмоции от уже прочитанного или увиденного - того, что хотелось бы испытать и прочувствовать снова.

Как отмечает А.Е. Бочкарев, без понятия фрейма невозможна интерпретация, т.к. когнитивная семантика сводит понимание языковых выражений к их узнаванию за счет соотнесения высказываний с фреймами, извлекаемыми из памяти [4, с. 56, 171; cр.: 41, с. 57].

Фрейм, который поэтапно разворачивается во времени и пространстве как последовательность конкретных эпизодов, образует сценарий [Cр.: 42, с. 75] или, особенно в исследованиях искусственного интеллекта, скрипт - типичную или ожидаемую последовательность событий [43, c. 15]. В сценарии актуализируются динамические характеристики концепта, позволяющие сопоставить его с некоторой ситуацией, благодаря чему обеспечивается референция концептуальной информации к реальной действительности или возможному миру. Сценарий - это заготовленная заранее причинно-следственная цепочка, которая представляет собой стандартную последовательность событий. Это вполне согласуется с утверждением З.Й. Шмидта о том, что «вещи» (имеются в виду их ментальные репрезентации) никогда не будут полностью изолированными, но будут постоянно являть собой составные элементы так называемых «историй» или связей предпочтений, целей и действий; «вещи» будут ложиться в основу данных «историй» и порождать их, а также выступать в них носителями ролей [44, c. 92]. Отметим также, что использование сценария позволяет связать воедино идеи, не соотносимые по внешним чертам [Cр.: 45, c. 40].

Итак, фреймы и сценарии функционируют как концептуальные схемы, с помощью которых обеспечивается когнитивная обработка прагматической ситуации за счет соотнесения ее с некоторым стереотипом.

Таким образом, приходим к следующим выводам:

• -    вербальные репрезентации культурно значимых концептов, которые служат их именами, будут ключевыми словами данного языка и данной культуры; вокруг этих слов организованы целые культурные области;

• -    следствием наличия культурно-ценностного компонента в структуре концепта является его вербализация большим числом синонимов, дефиниций и текстовых описаний, устойчивых речений;

• -    в качестве всеобъемлющей макровербализации концепта, являющегося культурной константой или категорией культуры, рассматривается сверхтекст, получающийся в результате сближения текстов исследуемой смысловой сферы, то есть текстов, в которых наличествуют вербализации данного концепта;

• -    у концепта отсутствует четкая организация: в конкретной коммуникативной ситуации любой признак может актуализироваться или нейтрализоваться;

• -    концепт имеет лишь диффузные границы и характеризуется непоследовательностью «прочтения» и способностью отсылать к бесконечному числу других концептов;

• -    концепт распределяется по когнитивным парадигмам, которые актуализируются в контексте с привлечением описывающих их фоновых / энциклопедических знаний;

• -    в зависимости от включения концепта в конкретную когнитивную структуру в процессе мышления будут актуализироваться его различные уровни; тот минимальный когнитивный контекст, который нужен для актуализации некоторого концептуального содержания, образует фрейм; им имплицируется сложная ситуация и описывается все, что для нее типично и существенно; это культурно-специфическая единица, которая включает информацию о том, что в данной культуре является стереотипным;

• -    концепт как культурная константа или категория культуры характеризуется калейдоско-пичностью, обладает вероятностной, потенциально актуализуемой структурой;

• -    не все признаки, которые входят в состав концепта, будут истинными с точки зрения референции к реальной «онтологической» действительности.