Как это было. Решение задачи с 42 неизвестными

На групповой фотографии в приводимой выше статье Леонида Столовича, 61 участник семинара в Кяэрику; в исходном варианте статьи были указаны имена 16 из них. Уже при первом взгляде на фото было ясно, что троих человек (один – на левой стороне снимка в четвертом ряду и двое – в центре третьего ряда) будет очень сложно определить: видны лишь небольшие фрагменты их лиц. Таким образом, возникла задача идентификации оставшихся неопознанными 42 человек. Сначала я расскажу о том, как решалась задача поиска этих «неизвестных», затем – с какой целью.

Присмотревшись внимательно к фотографии, я понял, что знаю некоторых ленинградцев, которых не отметил Столович, но одновременно стало ясно, что одному мне не решить задачу идентификации, необходима помощь тех, кто изображен на ней, а также тех, кого я не увидел на снимке, но кто, по моим сведениям, участвовал в семинарах. Письма ушли сразу по ряду электронных адресов. Первой ответила Лариса Федотова (ее нет на снимке), ныне профессор МГУ. В девушке, стоящей первой во втором ряду она опознала Рениту Тимак, тогда студентку Тартуского университета (ТУ), уже многие годы работающую в области социологии массовой информации; я знаком с нею более четверти века. Вскоре написал Олег Божков, он добавил к списку Столовича 15 человек; весьма значимый вклад. Он же сообщил важную историческую деталь: снимок сделан 1 апреля 1969 года; 40 лет назад в «День смеха». Эдуард Беляев, который живет в США с 1977 года и с 1978 года преподает в Колумбийском университете в Нью-Йорке, узнал в молодом человеке, стоящем последним во втором ряду, Павла Буторина. Много лет назад Буторин работал с Беляевым в секторе Владимира Ядова, но три десятка лет назад эмигрировал в Америку.

Один из участников группового фото мне показался похожим на Андруса Саара, выпускника ТУ, создателя и руководителя Saar Poll Ltd – известной в Эстонии и далеко за ее пределами организации по изучению общественного мнения и рынка. Я несколько десятилетий знаю Саара и написал ему. Я ошибся, его нет на снимке, но он прислал мне электронный адрес Тимак, которая, как мне представлялось, могла помочь в идентификации эстонских участников семинара. Так и оказалось. Она указала 14 имен членов «эстонской команды», не названных Столовичем и Божковым. Некоторых их них я знал когда-то, но признать их на фото не мог.

В процессе проведенного поиска из 42 «неизвестных» было идентифицировано 32 человека, т.е. вдвое большее число, чем было приведено Столовичем. Итого, из 61 участника семинара определено 48 имен.

Теперь попытаюсь указать причины, заставившие меня заняться «розыском» и обратиться за помощью к моим коллегам, которым я бесконечно благодарен за их внимание к этой работе. Одни из причин виделись мне исходно, в совокупности они образовали импульс к поиску. Потом открылись и другие причины, которые не позволяли прекращать его, они трансформировали исследовательскую задачу из «арифметической» (идентифицировать как можно большее число людей на фото), в историко-науковедческую.

Исходным было простое любопытство, азарт исследователя, уже несколько лет занимающегося историей социологии [1], [2], сначала – изучением становления технологии опросов общественного мнения в США, потом – современным этапом советской/российской социологии. При работе по американской тематике, охватывавшей по крайней мере последние сто лет, приходилось по крупицам собирать материалы о своих героях, выискивать в архивах их переписку, писать людям, много десятилетий назад знавших их, и т.д. Был и опыт идентификации людей, на обнаруженных в старых журналах и в сети фотографиях. Постхрущевский период отечественной социологии – по историческим меркам, достаточно короткий, живы и активно работают многие из тех, с деятельностью кого связывают начало нашей науки. Но легко понять, что пройдут годы, и, если не зафиксировать сейчас многое из происходившего 50-40-30 лет назад [3] и хранящегося в памяти участников этих событий, то многое может легко исчезнуть из истории. И здесь априори невозможно определить, что подлежит такой фиксации и анализу, а что – нет, ибо в будущем потеряет значимость. Во всяком случае, я считал целесообразным идентифицировать на фотографии как можно большее число людей.

Скажу, что в этом поиске были неожиданности: я не смог идентифицировать не только Рениту Тимак, но и еще трех человек, которых должен был узнать. Так, седьмым в третьем ряду является Дмитрий Шалин, профессор социологии в Университете штата Невада (в Лас-Вегасе), с которым мы в создали и в ходе регулярной переписке по электронной почте поддерживаем уже ряд лет сайт онлайнового американо-российского проекта «Международная биографическая инициатива» [4]. Шалин эмигрировал в 1975 году, и последний раз мы встречались в начале 90х. 15-ым в том же ряду стоит Михаил Мацковский (19452002), которого я прекрасно знал и у которого был дома. На рубеже 60-х – 70-х под руководством Бориса Грушина он изучал механизмы понимания газетного текста, а позже стал одним из известнейших в стране специалистов по социологии семьи. Справа от него – Виктор Бойко, крупный специалист в области медицинской психологии. В начале второй половины 60-х, когда он исследовал социально-психологические аспекты информационного телевидения, я помогал ему в обработке эмпирической информации; иногда мы случайно встречались и позже. Всех троих мне подсказал Божков; Бойко и Шалину я отправил электронные письма с просьбой подтвердить это «открытие», а относительно Мацковского обратился к его давнему другу, сотруднику Института социологии РАН Михаилу Косолапову. В свое оправдание отме- чу, что Божков и Федотова тоже не опознали людей, которых они явно знали.

Вторая причина, давление которой на меня возрастало по мере уточнения деталей группового портрета, заключается в возникшем желании проанализировать биографии людей, запечатленных на фотографии. В совокупности этих жизнеописаний, думается, можно было бы обнаружить, нащупать некие общие тенденции, коллизии становления и развития жизненных траекторий ученых, входивших в советскую социологию в первом десятилетии после ее второго рождения. Здесь присутствуют авторы классических для отечественной социологии книг, люди, внесшие большой вклад в социологическое образование СССР/России и Эстонии. Есть исследователи, первыми в советской социологии начавшие разрабатывать новые для своего времени предметные области. Запечатлены лица социологов, умерших и не успевших сделать всего, на что были способны. Есть – подвергавшиеся жесточайшему давлению со стороны властных структур и в сопротивлении им продемонстрировавшие верность своей профессии и гражданским убеждениям. Есть – ставшие в годы перестройки политиками новой волны. Есть – вынужденные эмигрировать.

Размышления относительно (гипотетической) перспективы создания такого группового биографического портрета группы тогда советских, а теперь – российских и эстонских социологов подвели меня еще к одной проблеме, которая в последние годы начинает прорабатываться в исследованиях по истории советской/российской социологии и которая обсуждается в ряде проведенных мною интервью с российскими социологами разных поколений. Речь идет о влиянии идей, концепций, методов западной социологической науки на становление постхрущевской советской социологии. Говорят о влиянии функционализма, позитивизма и феноменологических схем, о присутствии в построениях советских социологов следов ознакомления с работами американских, французских, немецких, польских авторов. Мне думается, что именно в рамках этой тематики имеет смысл обсуждать и роль семинаров в Кяэрику и более широко – эффект близкого сотрудничества, даже некоторого единства ленинградской и эстонской социологических школ.

Создателем и лидером этих двух школ является Владимир Ядов. Доказывать справедливость этого утверждение применительно к ленинградской социологической школе не приходится, это «аксиома». Знающие люди согласятся и с тем, что сказанное верно и применительно к становлению социологии в Эстонии, но могу слегка валидизировать сказанное ссылкой на заголовок статьи профессоров ТУ Марью Лауристин и Пеэтера Вихалемма «В.А.Ядов как основоположник эстонской социологии» [5]. Ядов – единственный из российских обществоведов является почетным доктором философии (filosoofia audoktor) ТУ. Это произошло 30 ноября 1990 года [6]1.

Но здесь важно сказать, что движение науки – это не просто долгая цепь логических и эмпирических действий, это и следствие среды, социальной, человеческой атмосферы, в которой осуществляется научная деятельность. Среда – не фон, а катализатор деятельности ученых. Вот как летом 2005 года, т.е. почти через сорок лет вспоминал Ядов дух семинаров в Кяэрику: «Встречи в Кяэрику – событие в советской социологии. Эстония была в СССР своего рода «западом». <...> В Кяэрику участники собраний чувствовали себя, примерно как сегодня на любой международной конференции. Говорили то, что думали, а думали как шестидесятники, если переводить на язык идеологии» [7]. Эстония стала и местом рождения первой советской книги по методологии социологии. Приведу еще одни фрагмент из моего интервью с Ядовым: «Я читал курс в ЛГУ на философском факультете, а в нашу социологическую лабораторию приезжали эстонцы <...> Юло пригласил меня прочитать курс по методологии в Тартуском университете и издать стенограммы. <...>Живу в маленькой гостинице “Park”, на втором этаже, спускаюсь к завтраку, хозяйка приносит именно мой завтрак и к тому же спрашивает: «Когда Вам принести кофе в номер?» Полный отпад. Другой мир. <...> утром читаю лекцию, к полудню слушаю аудиозапись, к ночи – текст раздела учебника. Три последующих издания книги на 70 процентов – то же самое» [8].

А вот из недавних воспоминаний Вооглайда о том, как эта книга издавалась: «Последние чистовики (второй раз перепечатанный текст) Ядов получил в автобусе, который через две минуты должен бы выехать в Ленинград. Еще пару недель пошло на окончательную шлифовку текста. Потом за текстом приехал курьер, текст перепечатали на самоновейшей печатной машинке на ротапринтной бумаге со специальной рамкой, и через два-три месяца от начала цикла лекций в августе 1968 г., на свет появился первый учебник социологии в так называемом социалистическом лагере [9]. Почему мы так спешили? Время было столь переменчивое, а мероприятие столь важное и опасное, что каждый день на этом пути мог стать последним. Мы подготовили учебник до того, как его успели прочитать те, кто мог бы (и должен был бы) его запретить» [10]. Далее Вооглайд замечает, что отовсюду, куда была направлена книга, пришли поздравления и заказы на 400 – 700 экземпляров. Но весь тираж был 500 экземпляров.

Вооглайд имел все основания предчувствовать наступление политического и идеологического похолодания в СССР и в Эстонии. Так, материалы четвертого семинара в Кяэрику, состоявшего осенью 1969 года, не удалось опубликовать из-за партийного запрета.

Не исключено, что через несколько лет курс, читавшийся Ядовым в ЛГУ, тоже был бы опубликован, но, нельзя исключить того, что в этом случае – при вмешательстве Ученого Совета философского факультета и руководства университета, а также ленинградских редакторов и цензоров, книга была бы принципиальной иной, чем выпущенная в Тарту. Возможно, что и ее роль в становлении социологии в СССР было бы менее значимой.

Не приходится сомневаться в том, что российские и эстонские специалисты будут изучать вклад эстонских социологов в развитие советской социологии в 60-е – 80-е годы. Он немалый. И, безусловно, многие страницы в истории, которую еще предстоит написать, будут посвящены анализу семинаров в Кяэрику и изданию в Тарту первой советской книги по методологии социологии. На страницах той обстоятельной книги по истории советской социологии будет сказано, что в них участвовали те, кто начинал в СССР изучение общественного мнения и кто многое сделал для развития этого исследовательского направления в России (Борис Грушин, Юрий Левада, Борис Фирсов). Будет отмечено также, что обсуждения Ядова с приглашенным в Кяэрику по его инициативе Шотой Надирашвили (на фото – высокий мужчина в центре второго ряда), учеником и последователем создателя теории установок Дмитрия Узнадзе, дали импульс многолетним работам Ядова и его коллектива над диспозиционной теорией регуляции социального поведения личности.

Помнящие недавнее прошлое согласятся с тем, что многими советскими гражданами Эстония рассматривалась как некий особый анклав, в котором народу этой страны и ее лидерам удавалось сохранить многие стандарты западной культуры. Именно это обстоятельство определило значимость деятельности представителей «кяэрик- ского братства» - некоторые из них упоминаются в статье Леонида Столовича – и не случайно (или закономерно), что именно в Эстонии родилась книга Владимира Ядова, составившая значительную часть его пионерной докторской работы. А он сам считает эту страну своей второй малой родиной.

• 1.    Докторов Б.З. Отцы-основатели. История изучения общественного мнения. М.: ЦСП, 2006. < http://www.sheregi. ru/files/Doktorov_001_488t.pdf >.

• 2.    Докторов Б.З. Реклама и опросы общественного мнения в США: История зарождения. Судьбы творцов. М.: ЦСП, 2008. < http:// www.pseudology.org/Gallup/ReklamaOprosy.pdf >.

• 3.    Докторов Б. История есть, только если она написана. К открытию рубрики «Современная история российской социологии». Телескоп: наблюдения за повседневной жизнью

  петербуржцев. 2004. №5. С.30-32 < >.

• 4.    Международная биографическая инициатива < http://www. unlv.edu/centers/cdclv/programs/bios.html >.

• 5.    Лауристин М., Вихелемм П. В.А.Ядов как основоположник эстонской социологии. В кн.: Vivat, Ядов! / Под ред. Е.Н.Даниловой, Л.А.Козловой, П.М. Козыревой и др. М.: Институт социологии РАН,2009. С. 467-473.

• 6.    Tartu likooli Audoktorid < http://www.ut.ee/492 >.

• 7.    Ядов В.А.: «...Надо по возможности влиять на движение социальных планет...» // Телескоп: наблюдения за повседневной жизнью петербуржцев. 2005. №3. С. 18 < http://www.teleskop-journal. spb.ru/files/dir_1/article_content1203348361424318file.pdf >.

• 8.    Там же. С. 19.

• 9.    Ядов В.А. Методология и процедура социологического исследования. Тарту: Тартуский гос. ун-т. 1968.