Камень, изменивший жизнь (проблемы аппроксимации в локальном историческом анализе и нелинейные методы многомерного обобщения)

Среди святынь верующих православных епархий Поволжского региона особой славой пользуется чудотворная Смоленско-Бугабашская икона Божией Матери, которая сначала была обыкновенным камнем, а затем, превратившись в икону, стала великой почитаемой святыней. Разрозненные сведения, в том числе и церковные предания, позволяют вполне обоснованно говорить об историческом явлении протяженностью более ста лет. Актуальность изучения истории этой иконы связана с тем, что в настоящее время это одна из двух чудотворных святынь, оставшихся в Уфимской епархии от целого сонма 27 чудотворных святынь. Судьба иконы оказалась связана со значительными переменами в обществе и на фоне переломных эпохальных событий часто становилась центром локальной исторической ситуации. Одновременно на примере изучения истории иконы мы попытаемся проиллюстрировать проблематику методологии исторического анализа, которая может быть учтена при формировании новых концептуальных направлений в анализе микросоциальных исследований локальной истории.

Жизнедеятельность общества формируется как сложнейшая система взаимопроникающих активаций, функционирующих под воздействием зависимых факторов. Параллельно существует внутренний мир индивидуума, который по своей сложности и взаимозависимости ни в чем не уступает внешней системе. На современном уровне научного знания сформировано значительное количество дисциплин, которые посредством применения узкоспециализированных методов позволяют формализовать отдельные связи и явления и получать реалистичные результаты. Однако любые выводы, анализы или представления как результат работы исследователя неизбежно становятся приближением - аппроксимацией, которая в некоторой степени отличается от фактического материала, что связано с отсутствием необходимой части данных. Заметна и другая проблема, характерная для области знания гуманитарных наук, когда уже на стадии извлечения данных из материала, происходит его значительное обобщение. И действительно, при том обилии исторических документов, которое открылось в связи с публичностью архивных фондов, исследователь вынужден что-то предпринять, чтобы как-то осознать общую картину совершенно новых явлений. Однако методология обобщения остается в первичном состоянии и поэтому современный историк часто пользуется простыми осреднительными характеристиками, которые на самом деле слабо отражают проблему. В этом отношении простота оказывает отрицательную услугу, поскольку полученные таким образом данные воспринимаются как вполне обоснованная аппроксимация.

При этом накапливается проблема интеллектуальной потери материала, когда в научном обращении появляется суррогат, представляющий собой аппроксимацию осреднительных характеристик, а отработанный материал уже не вызывает интереса. Поэтому в настоящее время все большее значение принимают новые направления в историческом анализе, которые можно охарактеризовать как рефлексию неосознанной реакции на большие потери фактического материала. Выражается это в набирающих силу таких новых исторических направлениях анализа как нелинейность исторического процесса, история повседневности илокальной истории, которые базируются на анализе микросоциальных явлений и позволяют исправить положение путем аппроксимации короткими промежутками. При этом становится очень важным в процессе формирования новой методологии рассмотреть общие проблемы осреднения, поскольку даже в локальном рассмотрении материал нуждается не только в нелинейных методах осреднения, но и применения многомерного подхода, позволяющего более полно воссоздать историческую картину.

Переходя к рассмотрению истории Бугабашской иконы следует отметить, что и здесь о качестве первичного материала говорить не приходится, на первый взгляд ситуация для исследователя обычная:

проблема есть, а твердых данных нет. Несмотря на очевидное «белое пятно» историей этой чудотворной иконы вполне серьезно занимались современные историки. В начале 90-х годов XX века предание, сохраняющееся среди самих жителей деревни Бугабаш, собирали протоиерей В. В. Мохов и Борисова Т. В., которыми было составлено «Сказание о явлении чудотворной иконы Смоленской Божией Матери…» [3].Затем нами в 2001 году проводилось дополнительное интервьюирование жителей [5]. В 2006 году исследования в архивах были проведены Н. П. Зиминой, которая обнаружила в документах Синодального архива (РГИА Ф. 796, Оп. 181, Д. 1980, Л. 1-8 об.) дело об основании мужского монастыря, посвященного этой иконе [2, с.54]. В 2008 году Т. В. Борисова [1] значительно расширяет первичные данные об истории иконы. Затем, в 2010 году историком Уфимской епархии П. В. Егоровым было обнаружено предание, записанное еще в 1913 году [8]. Однако все эти работы так и остаются разрозненными сведениями, поскольку для обычной методологии исторического анализа их явно недостаточно. При этом оказывается, что история иконы в объеме «Сказания» значительно принижает роль святыни. Известные факты представлены в слабой аргументации, от чего реальная история выглядит всего лишь легендой и ныне это наносит значительный ущерб почитанию чудотворной иконы.

Вводные данные позволяют конкретизироваться в задаче непосредственного представления многомерности. События можно рассматривать с разных сторон: в контексте общего исторического фона, церковно-исторической атмосферы (поскольку затрагивается история церкви) и можно привлечь биографические сведения. Получаемые таким образом расширенные данные представляют собой проблему обобщения, которая решается в отношении диапазона возможных мотиваций поступков. Здесь обычно историки рассматривают элементарные потребности среднего человека: материальная стимуляция и юридическое принуждение. Эти два критерия носят характер линейности, поскольку в обозримой перспективе представляются достаточно определенными. Однако очевидно, что в случае с материалом церковной истории мотивы действия людей значительно отличаются от такого осреднения. Поэтому диапазон критериев должен расширяться, что и подразумевается нами как нелинейность обобщения. Рамки данной статьи не позволяют во всей подробности показать анализ и сравнение отдельных эпизодов предания, собранных разными исследователями. Поэтому ниже предлагается результат этой работы в научно-исторической форме, которую удалось свести благодаря многомерному подходу.

На начальном этапе удалось установить, что вероятно в конце XIX века жители Казанской губернии Тит Петрович Табаков [3, с. 66] и слепой звонарь — монах Казанскаго Спаса-Преображенского монастыря Гермоген (Герасимов) во время паломничества в Казанской Седмиозерной пустыни находились несколько дней в посте и усердной молитве: «…Богомольцы уже собирались домой. Но Тит Петров пожелал взять с собою что-либо на память об этой священной пустыне. С этою мыслью он ходил по берегу монастырскаго озера. И вот Тит Петров увидел перед собою камень и сказав: — возьму вот хотя-бы этот камень на молитвенную память об этой святой пустыне, — поднял его с чувством благоговения с земли и положил за пазуху, как великую драгоценную святыню. Но, к его чрезвычайному удивлению, камень этот через некоторое время (как ему почудилось), как будто зашевелился. Тут же он вынул камень и заметил, что на нём имеются какия-то изображения, которых он сам не смог разобрать. Как-бы то ни было, Тит Петров этот камень с неизвестными для него изображениями хранил, как драгоценную святыню. Через некоторое время камень будто зашевелился и появились сначала неясные изображения…», а затем стали проступать определенные очертания святых икон, так что можно было уже определить, что это образы Смоленской Божией Матери и святителей Василия Великого и Николая Мирликийского Чудотворца [8, с. 471].

В многомерном представлении упоминание в контексте «Сказания» русско-турецкой войны, наводит на мысль что, вероятно, речь идет о Русско-Турецкой войне 1877-1878 годов. Явление иконы произошло, вероятно, в год окончания ее – в 1878 году. Поэтому, очевидно, и появляется параллельное предание, где Тит Табаков представляется как солдат, возвращающийся с войны [2, с. 53].

По свидетельству внучки Тита – Таисии Табаковой, Тит Петрович первым переехал в Уфимскую губернию и поселился в северной части Белебеевского уезда, а затем рядом с его домом возникла небольшая чувашская деревня Бугабаш. Возникновение деревни она приписывает действию чудотворной иконы [5]. Вероятно, это относится к 1880-м годам, когда проявляются первые чудеса от иконы. По рассказам самого Тита Табакова от этой чудотворной иконы совершались чудеса: слепые люди получали зрение, бесноватые выздоравливали, тяжко больные и слабые здоровьем получали исцеление. Слава об иконе распространилась по окрестности Бугабаша и далеко за пределами. Многие верующие, православные и раскольники, стали собираться к новой святыне. И первое время Тит Табаков погружал эту икону в чистую воду и водой окроплял себя и других [8, с. 471-475]. Действительно, в различных статистических справочниках появляется упоминание о деревне Бугабаш (Бугобашево или Бугинский) как о молодом поселке, имеющим не более 50дворов, в котором 10 дворов имеют пчел, а некоторые занимаются выделкой липовых кадок [4, с. 958-962].

Как видим обычный, на первый взгляд камень, становится в центре изменяющейся социальной жизни для многих людей. Почитание вновь явленной чудотворной иконы начинает распространяться на верующих соседних сел и деревень. Однако на этом влияние иконы не останавливается. Благодаря мотивации, выходящей из обычных представлений, простой крестьянин Тит, будучи скромным переселенцем в 1895 году вполне оправдано обращается к управляющему Уфимской епархии, епископу Дионисию (Хитрову), который находился на Уфимской кафедре с 1883 года [2, с. 54]. Владыка был известным миссионером, еще по предыдущей

Якутской епархии, где составил азбуку и грамматику якутского языка и перевел ряд священных и богослужебных книг [7]. Поэтому владыка Дионисий горячо взялся за дело прославления новоявленной иконы: нерукотворный рисунок на камне был углублен, для более ясного изображения. В 1896 году им было сформировано и подано в Синод целое дело об организации монастыря в честь чудотворной иконы. Но, вероятно, во время этих беспокойств в Москве владыка умер 8 сентября 1896 года, и поэтому Синод 23 сентября возвращает дело в Уфимскую духовную консисторию [2, с. 54], где уже при следующем владыке епископе Иустине (Полянском) (1896-1900 гг.) оно безрезультатно останавливается. Следует отметить, что общая церковно-общественная атмосфера мало способствовала прославлению новоявленных икон. Продолжали действовать указы еще Петровских времен, пресекающие подобные попытки [6]. Поэтому только с появлением нового архиерея на Уфимской кафедре – епископа Антония (Храповицкого) в 1900 году началось настоящее прославление Бугабашской иконы [2, с. 54]. Причем, в этом случае положительное решение Бугабашского дела в Синоде явилось толчком к заведению целой массы подобных дел о прославлении вновь явленных чудотворных икон. По свидетельству сотрудника УНЦ РАН П. Ф.Ищерикова, проводившего исследования в Синодальном архиве, именно пример владыки Антония (Храповицкого) явился началом существенного изменения отношения Синода к святыням Русской Православной Церкви [9, с. 95-96]. В результате в Уфимской епархии в 1901 году основывается Богородице-Одигитриевский мужской монастырь, посвященный чудотворной Бугабашской иконе, а 19131914 годах женский монастырь [2, с. 55].

В заключении можно отметить, что камень действительно резко изменил духовную жизнь не только на микросоциальном уровне, но и затронул глобальные процессы в обществе начала XX века. В признании иконы чудотворной и в образовании монастырей, которые создавались с целью расширения традиций ее почитания, участвовали не только верующие села Бугабаш, но и духовное начальство, которое много лет с переменным успехом пыталось добиться от Синода разрешения.

Относительно методологии наша работа только затрагивает эту область, и пока нельзя говорить об однозначности решений. Однако мы надеемся, что в процессе формирования новых методологических принципов, затронутые проблемы не останутся незамеченными.