Картина мира в лирике П.С. Соловьёвой: стилевое воплощение миромоделирующих образов и мотивов

Культурная эпоха Серебряного века, несмотря на многочисленность ее прочтений, до сих пор содержит множество лакун, требующих восполнения, вследствие чего продолжает представлять обширный материал для литературоведческих исследований. В контексте сказанного лежит творчество поэтессы рубежа XIX–XX вв. Поликсены Соловьёвой (1867– 1924), которому еще предстоит быть изученным в полном объеме.

П. Соловьёва – поэт, драматург, переводчик, издатель, художник. Ее лирика тесно связана с символизмом, что обусловлено многими причинами. Перечислим некоторые из них: П. Соловьёва вступала в литературу во время расцвета символизма в русской поэзии; среди первых прочитанных и любимых ею книг она называла, помимо произведений А.С. Пушкина и Н.В. Гоголя, стихотворения А.А. Фета, которого сами символисты считали своим учителем; выход в 1899 г. сборника «Стихотворения» позволил поэтессе попасть на «пятницы» К. Случевского, где она познакомилась со многими петербургскими поэтами и писателями, среди которых были К. Бальмонт, А. Блок, Вяч. Иванов, Ф. Сологуб, З. Гиппиус. С некоторыми из них ее долгие годы связывали дру- жеские отношения. Безусловно, значительное влияние на становление мировоззрения П. Соловьёвой оказали философские идеи ее брата – Владимира Соловьёва, положенные в основу концептуальных построений русских символистов. Его учение о Всеединстве, формировании Богочеловечества через единение Мировой Души с божественным Логосом, понимание Софии как воплощения Вечно Женственного божественного начала нашли отражение в лирике П. Соловьёвой, в первую очередь воплотившись в осмыслении концептуальной метафоры «жизнь – путь» применительно к образу лирического героя всех ее стихотворных сборников, искавшего путь любви, поиска Бога и спасения Вечной Женственности.

Кроме того, нельзя не отметить особую религиозность П. Соловьёвой, о чем, в частности, писала в своих воспоминаниях З. Гиппиус: «По-соловьёвски страстная, скрытная – и прямая, она была религиозна как-то… непотряса-емо и точно насквозь… Неверие казалось ей невероятным. Она как будто знала, что и рассуждать о таких вещах не нужно, потому что они есть, как есть любовь и вечная жизнь» [7, с. 20]. Таким образом, даже столь схематичный анализ особенностей мировосприятия П. Соловьёвой позволяет понять истоки лейтмотивов ее поэзии.

Наш научно-исследовательский интерес связан со способами стилевого воплощения центральных образов и мотивов лирики П. Соловьёвой, в своей совокупности и органическом единстве образующих авторскую картину мира. Таким образом, предметом изучения является мотивная парадигма, закрепленная в семантических инвариантах, а также система образов поэзии П. Соловьёвой, стянутых к единому центру – образу лирического героя, через восприятие которого и репрезентируется поэтическая картина мира. Цель исследования состоит в выявлении стилистических приемов воплощения авторской картины мира.

В первую очередь мы считаем необходимым определить терминологические основы исследования. Уточним содержание актуального в литературоведении понятия «картина мира», синонимичного термину «модель мира» и имеющего междисциплинарный характер, к содержанию и алгоритму анализа которого в современной филологической науке проявляется повышенное внимание. Как известно, «в результате взаимодействия человека с миром формируется его система взгля-

дов о нем, складывается некая модель, которую во многих областях научного знания называют картиной мира… под картиной мира вполне справедливо понимается продукт обработки человеческим сознанием явлений действительности. Такой продукт содержит в себе как общечеловеческие, национальные, так и индивидуально-личностные факторы. Картина мира понимается как изображение мира в сознании (как в общественном, так и в индивидуальном), складывающееся и изменяющееся под влиянием разнообразных факторов действительности» [6, с. 110]. Как справедливо отмечает Н.А. Ларина, «к основным универсалиям миромоделирования в литературе следует отнести пространственные оппозиции «верх – низ», «право – лево», «замкнутое – разомкнутое» и пр. Пространственные оппозиции тесно связаны с временными оппозициями» [2, с. 4]. Вопросами миромоделирования в художественном произведении занимались многие ученые (В.Н. Топоров [12], Ю.М. Лотман [3], Т.В. Цивьян [13], а также Е.В. Меркель [4], О.А. Пороль [5], О.Р. Темиршина [11] и др.), работы которых затрагивают разные аспекты создания картины мира, что подтверждает актуальность данного направления исследований. Применительно к лирике П. Соловьёвой вопрос о стилевых приемах формирования авторской картины мира не рассматривался, поэтому нами была предпринята попытка анализа миромоделирующих категорий с позиций формирования идиостиля поэтессы.

Поэзия П. Соловьёвой вписана в историколитературный процесс яркой и противоречивой эпохи Серебряного века со всеми вытекающими из этого последствиями. Таким образом, средства стилевого воплощения мотивно-образной парадигмы картины мира в ее лирике опираются на специфику историософской мысли эпохи в целом и индивидуального мировосприятия в частности, особенно учитывая тот факт, что братом Поликсены Соловьёвой был религиозный философ В. С. Соловьёв, историософские идеи которого легли в основу концептуальных построений русских символистов.

Главная особенность созданной П. Соловьёвой поэтической картины мира заключается в постоянном и четком выстраивании вертикали от земли к небу, важнейшая роль в которой принадлежит антитезе «земля – небо»:

Говори, говори

О страхе земли – небесам …

(«Страх земли») [10, с. 437].

Повтор глагольной лексемы в этих строках закономерен, т. к. в создаваемой пространственной вертикали ключевую роль играет та связь, которая установилась между небом и землей, тот путь, который стремится пройти душа лирического героя, преодолевая благодаря вере земные страхи, следовательно, заявленная антитеза часто поддерживается выстраиванием диалога между противопоставленными образами:

Ответ небес земной неволе

И небесам ответ земной:

От рамы тень на лунном поле

Крестом лежит передо мной

(«Вчера так ярко месяц новый…») [9, с. 73];

Там, над деревьями, яркое небо закатное

Все обещаньями рдеет...

Слышит вода заклинанье деревьев невнятное, Небу ответить – не смеет…

(«Сосны сухие и ели мохнатые черные…») [Там же, с. 126];

Слышишь ли зовы невнятные

Там, высоко от земли?

(«От Солнца») [10, с. 437].

Приведенные контексты (в лирике поэтессы их гораздо больше) демонстрируют схожие стилевые приемы репрезентации этой вертикали. Важное место среди них принадлежит лексическим повторам «ответ – вопрос», употреблению слов одной семантической группы («слышать», «зов», «заклинанье»), которая ассоциативно предполагает в качестве семантического ядра лексему «молитва», что подтверждается использованием символики креста и обращением к образу неба, наконец, употреблением наречной лексемы «там», которая вместо семы ‘неопределенность’ указывает на ‘очевидность’, тем самым также участвуя в выстраивании пространственной вертикали.

В ряде стихотворений мотив молитвы находит свое прямое, а не опосредованное выражение, что репрезентируется употреблением соответствующей лексемы:

Тихо молитву свою прошептал,

Слышал Господь – и земля изменилась…

(«Иней») [9, с. 3].

Образы и неба, и земли в лирике поэтессы одухотворены, в их противопоставлении развивается коллизия сложных взаимоотношений, как, например, мы видим в стихотворении «Засуха»:

Земля вся в жару пламенеет,

И небо над нею не плачет… [10, с. 451].

Контекстуально антонимичными становятся глагольные лексемы «пламенеет» – «плачет», которые, являясь олицетворениями, с одной стороны, реализуют антитезу, а с другой – передают идею одухотворенности жизни природы.

Внизу созданной в лирике П. Соловьёвой миромоделирующей пространственной вертикали находится земной мир. Заметим, что образ земли – один из ключевых в ее поэтическом мире:

К земле смирившейся, померкшей и усталой, Они склоняются…

(«Истина») [9, с. 109];

Люди усталые, взором к земле приникая, Неясную ищут дорогу,

А над туманами ангелы, крылья вздымая,

С молитвой возносятся к Богу

(«В тумане») [10, с. 430].

Употребление противительного союза подчеркивает противопоставление земли и неба, в реализации которого важную роль играет мотив тумана, символизирующий не только безысходность пути и тщетность надежд на спасение, но и духовную слепоту человека:

И в вышине, недоступной для робкого взора, …стройные главы собора

Сияют над морем тумана [Там же].

«Главы собора», репрезентирующие пространство Вечности, осмысливаются поэтессой как символ спасения, трагическим образом недоступного человеку. Взор лирического героя этого стихотворения направлен ввысь:

Там высоко, во мгле туманной,

Мигает бледный огонек…

(«В час ночи поздний и ненастный…») [9, с. 113].

И снова стихотворная строка начинается с наречной лексемы «там», в этот раз употребленной в одном контексте с лексемой «высоко». Семантика контекста, на наш взгляд, трактуется так, что для человека даже небо оказывается «туманной мглой», а надежда на обретение пути – «бледным огоньком».

Анализируя пространственные параметры картины мира, нельзя обойти стороной такой важный в лирике П. Соловьёвой топос, как город, в котором страдает душа лирического героя от невозможности познания неба – Бога:

В этих пыльных и душных громадах

Тщетно к небу подъятых домов…

(«Весенняя разлука») [10, с. 443].

Городское пространство давит героя, заставляя его мечтать «о росном дыханьи лугов». Таким образом, в поэтическом мире П. Соловьёвой реализуется вполне традиционная для литературы художественная оппозиция, противопоставляющая городской пейзаж, символизирующий замкнутое пространство, просторам природы, пространство которой ничем не ограничено. Поэтому вполне закономерно выглядят тщетные «порывы» домов к «печальным небесам» в стихотворении «Дома», а в стихотворении «Петербург» неба не видно вообще: оно затянуто облаками и туманом:

И черно-дымные каналы,

И дымы низких облаков…

(«Петербург») [10, с. 427].

Даже мотив полета в пространстве города оказывается нереализованным. «Горд человеческий первый полет», – с грустной иронией говорит лирический герой стихотворения «Полет» об аэропланах и тут же резюмирует:

Летите, летите, но жизни бескрылой

Холодным полетом вам к небу не взвить…

[Там же, с. 435].

Этот же мотив недостижимости заветного, светлого, способного привести к духовному просветлению, реализуется в стихотворении «Весной»:

Уводят дали просветленные

К недостижимым рубежам… [9, с. 99].

Таким образом, из сборника в сборник автор настойчиво реализует идею духовного движения ввысь, возможного лишь в органичном единении с природой. Именно в поэтических строках, на первый взгляд, кажущихся лишь пейзажными зарисовками, проступает картина мира, важное место в которой во внешнем плане принадлежит пространственной вертикали от земли к небу, ассоциирующейся во внутреннем плане со стремящейся ввысь душой, готовой преодолеть все встречающиеся на пути преграды, даже несмотря на тщетность этого стремления:

Деревья черною вершиной

Пронзают воздух голубой…

(«Воскресенье») [10, с. 435];

И вихрей свист вонзился в небеса…

(«Воскресшие долины») [Там же, с. 436];

И рдели скал нагие склоны, Вершинами пронзая тьму…

(«Два Содома») [8, с. 47];

Встал темный лес под гранью бледных туч… («День умер, ночь близка... извилистой каймою…») [9, с. 23];

Птица серая в небо вздымается…

(«Колеи мягко стелются пыльные…») [Там же, с. 77].

Стремление ввысь чаще всего выражено глагольными лексемами в силу специфики их частеречной семантики: «встать», «подняться», а также «пронзать», «вонзаться», передающими не только непосредственно движение вверх, но и преодоление встающих на пути преград.

Лирическому герою, живущему на земле, но духовно рвущемуся ввысь, к небу, к Богу, отведено свое место в пространственной вертикали:

Надо мной пылали звезды,

Подо мной вздыхало море…

(«Надо мной пылали звезды…») [Там же, с. 122].

По твердому убеждению поэтессы, лишь по-настоящему любя и храня «огонь» в душе, возможно достичь желанной высоты:

...плакала душа, но дух мой был спокоен, Как в вышине орел…

(«Посвящение») [8, с. 5].

Контекстуально противопоставленные синонимы «душа» и «дух» акцентируют внимание на противоречивости образа лирического героя, в котором человеческие страсти соседствуют со светлыми духовными порывами. П. Соловьёва рисует образ мира, доминирующими мотивами в создании которого являются мотивы пути, полета, недостижимости заветного, молитвы, тумана и огня.

Таким образом, анализ поэзии П. Соловьёвой с позиций способов стилевого воплощения миромоделирующих категорий позволил сделать вывод о том, что в основе создаваемой поэтессой картины мира «лежит своеобразная система оппозиций, реализуемая на лингвопоэтическом уровне лексемами с противоположным (антонимичным) значением» [1, с. 435]. Это утверждение было проиллюстрировано анализом центральной миромоделирующей категории, к которой принадлежит пространственная вертикаль «земля – небо», репрезентирующаяся в ряде более частных мотивов и образов. Приоритет П. Соловьёва отдает использованию стилевых приемов антитезы, олицетворения и метафоризации, которые помогают воплотить в создаваемой мотивно-образной парадигме систему взглядов поэтес- сы на мир, обусловленную заметным влиянием противоречивой культурной эпохи Серебряного века, проникнутой настроениями катастрофичности мира, сакральности и надежд.