Касимовское духовное училище (уездное и приходское) Рязанской епархии в первой половине XIX столетия (исторический очерк)

E-mail:            ORCID:

E-mail:        ORCID:

Candidate of Theology, Candidate of Historical Sciences, Associate Professor of the Department of Church History of the Kolomna Theological Seminary.

E-mail:            ORCID:

Vasily Aleksandrovich Yurin

Director of the autonomous non-profit organization for the promotion of the protection of cultural and spiritual traditions and historical heritage “Tolpino Settlement”.

E-mail:        ORCID:

Изучение истории развития духовного образования в настоящее время становится популярной темой для исследователей1. Однако, в большей степени, историки анализируют развитие и деятельность духовных семинарий и академий, в то время как низшая ступень — духовные училища, в меньшей степени подвергается аналитическому осмыслению. Все это можно отнести и к истории духовных училищ в Рязанской епархии, от которых в наследие осталась обширная делопроизводствен- ная документация, но, она еще почти не подвергалась систематическому научному осмыслению2. Конечно, в рамках настоящей статьи не представляется возможным проанализировать деятельность всех духовных училищ (их было семь) Рязанской епархии. Остановим свой взгляд на одном — Касимовском. Выбор обусловлен следующим фактором.

В 2014 г. Н. П. Щетинина выпустила статью, в которой подвергла анализу воспоминания Дмитрия Ивановича Ростиславова3, в период его обучения в Касимовском духовном училище (учился с 1817 по 1822 гг.). Статья интересна подробными ссылками на мемуары Д. И. Ростиславова, позволяющими воссоздать быт и нравы воспитанников училища и деятельность их воспитателей. Однако, обескураживает общий вывод Щетининой, экстраполированный в отношении всех (!) духовных училищ Русской Церкви. Автор пишет следующее: «постановка обучения в приходских духовных училищах наглядно демонстрирует типичные черты авторитаризма в образовании описываемого периода [первая половина XIX в.4]: антигуманные методы в обучении и воспитании, физическое и интеллектуальное насилие над ребенком, удручающая

Дмитрий Иванович Ростиславов (1809–1877 гг.)

духовная обстановка в школе, забитость и запуганность детей, их бесправие, несоответствие школьных помещений санитарногигиеническим требованиям, педагогическая безграмотность учителей»5.

Непонятно, каким образом Н. П. Щетинина, опираясь лишь только на один из-

данный источник, пусть даже и авторитетный, не используя ни одного архивного документа, смогла прийти к такому выводу в отношении деятельности всех духовных училищ. Но, даже если этот вывод отнести к одному Касимовскому духовному училищу, то и это тоже будет необъективное заявление. Как справедливо замечает

О. Д. Попова по поводу воспоминаний исторических деятелей, мемуарная литература несет в себе субъективизм, ему свойственно искажение исторической реальности

跟已 2

Г. KaCMUQBb. № 12.

Сіверпал есть города (о» ппч. пакета).

Касимов. Начало XX в. Северная часть города из-за предвзятости, под влиянием определенных убеждений и жизненного опыта, и забывчивости мемуариста, а также нужно учитывать и ту эпоху, в которой автор писал свои воспоминания6.

Используя различный спектр исторических документов, попробуем разобраться в особенностях деятельности Касимовского духовного училища, функционировании образовательной системы, проанализируем состояние руководящего состава и педагогической корпорации. В том числе постараемся показать, в какой степени мемуары Д. И. Ростиславова отразили реальное положение дел в указанном духовном училище.

Организация духовных училищ в Рязанской епархии происходила в русле государственной церковной политики Российской империи. Согласно реформе духовного образования 1808–1814 гг., духовные школы получали следующий тип: приходские школы (два класса); уездные училища (два отделения — низшее и высшее, четыре года обучения); семинарии (три отделения — риторики, философии, богословия, шесть лет обучения, по два года в каждом отделении) и академии (два отделения — философии и богословия, четыре года обучения)7. Указ Св. Синода об образовании духовных училищ (№ 59, от 25 июля 1811 г.)8 рязанским епархиальным начальством был получен в 1811 г. Но в связи с военными действиями 1812 г. полноценно указ начал реализовываться только в 1813 г. Необходимо отметить, что в г. Рязани духовное училище существовало с 1722 г., называлось оно цифирной школой, с 1741 г. — латинской школой, а в 1751 г. стало называться «епаршеской» семинарией. В связи с введением нового Устава духовных школ 1808–1814 гг. это заведение также было преобразовано в октябре 1814 г.9

Касимов. Начало XX в. Южная часть города

Таким образом, в Рязанской епархии в уездных городах начинают открываться духовные училища. В 1812 г. духовная школа была организована только в Зарайске (8 сентября), с 1813 г. начинают действовать училища в Касимове (1 сентября), Данкове (19 октября), Раненбурге (1 ноября)10 и лишь в 1816 г. в Сапожке (3 сентября)11. Однако в начале 1816 г. училище из Раненбурга было решено перенести в Скопин (открыто 23 января 1816 г.). В дальнейшем училище в Раненбурге будет открыто только в 1869 г., после перевода сюда II Рязанского духовного училища (образовано в 1834 г.)12. Получается, что в начале XIX в. в Рязанской епархии функционировали духовные училища в следующих городах: Рязани, Зарайске, Касимове, Данкове, Сапожке и Скопине. Все они осуществляли учебную деятельность в соответствии с Уставом духовных школ 1808–1814 гг.

Прежде чем перейдем к историческому очерку Касимовского духовного училища, необходимо сделать некоторое замечание. Вплоть до начала 50-х гг. XIX в. училище, если уместно так выразиться, имело дуалистический характер. Оно разделялось на уездное и приходское (на данный момент, нет информации, что в каком-то еще населенном пункте Касимовского уезда было образовано приходское духовное училище, только лишь в г. Касимове). Любопытно, что смотритель и инспектор были одни и те же на оба училища (это можно сказать и про учителей, часто преподающих в обоих училищах), располагались оба училища в одном корпусе13, но, в тоже время, в отчетах ученики по спискам всегда разделялись по училищам (уездное и приходское), но, в этих же отчетах, оба училища не разделялись при обозрении, а подразумевались как единая епархиальная духовная школа. Вероятно, для наведения порядка в низших духовных школах и улучшения качества образования, 1 мая 1839 г. император Николай I, с подачи обер-прокурора Св. Синода Н. А. Протасова (1836–1855 гг.), утвердил «Устав Духовно- учебного управления Святейшего Синода», а в 1840 г. изданы новые «Правила» преподавания в духовно-у  чебных заведениях. Согласно этим «Правилам» предполагалось слияние приходских и уездных духовных училищ, курс обучения должен был разделяться на три двухлетних отделения14. Однако процесс объединения приходского и уездного духовных училищ г. Касимова происходил до начала 50-х гг. XIX столетия. Только тогда структура Касимовского духовного училища начала претерпевать изменение. Приходское училище было отдано в ведение министерству народного просвещения (преобразовано в начальное народное учи-лище)15, а уездное разделено на три отделения (низшее, среднее и высшее). В 1867 г. (введение нового Устава духовных школ) в духовном училище из трех отделений формируются четыре класса и одногодичное подготовительное отделение (один год обучения в каждом классе)16. Таким образом, в первой половине XIX в. Касимовское духовное училище (употребляя единственное число, не отрицается двой ственный характер) имело двухчастную структуру: приходское (два года обучение) и уездное (два отделения, четыре года обучения). Общий срок усвоения учебного материала предполагал шесть лет обучения.

Как уже было сказано, Касимовское училище было открыто в 1813 г. и, в 1814 г., преобразовано в соответствии с новым Уставом духовных школ. Исследователь В. А. Юрин подробно описывает все перипетии связанные с приобретением дома для создания училища17. Опуская сейчас эти подробности, укажем следующее, училище располагалось в трех корпусах, сделанных из дерева (на каменном фундаменте, был только первый корпус). В первом — располагалась комната смотрителя, экзаменаторская, библиотека, медпункт и бурса (общежитие)18, во втором — уездное, в третьем — приходское и кухня. Столовая и хозяйственные помещения располагались в отдельных постройках19.

Д. И. Ростиславов, не жалея «черных красок», описывает бытовую обстановку духовного училища (вероятно, обоих и приходского и уездного, точно неизвестно): обшарпанные и грязные стены, закопченные иконы, вместо ученических парт столы (три скрепленные вместе доски), вместо стульев лавки (которых не всем хватало), грязные аудитории (автор даже не помнит, мылись ли они вообще), холодные неотапливаемые классы, капающий с потолка и стен конденсат, щели в дверях и стенах, гнилые половые доски (через дыры можно было выйти на улицу)20. От такого описания рисуется картина какого-то мрачного и жуткого места, производящего удручающее впечатление.

Касимов. Вид из-за реки. Набережная. Начало XX в.

Конечно, нельзя всецело отрицать приведенное выше описание Д. И. Ростиславова. Действительно, училищные здания были ветхими, поскольку они располагались в уже ранее эксплуатируемом доме, и требовали постоянного ремонта. Но Д. И. Ростиславов не учитывает того, что училищное начальство не игнорировало необходимость ремонта зданий, а старалось изыскивать средства на исправление появляющихся проблем. К примеру, в январе 1825 г. инспектор духовного училища протоиерей Иоаким Краснов сообщал правлению Рязанской духовной семинарии, что необходимо выделить средства для ремонта зданий училища и хозяйственных построек, которые приходили в ветхость21. Планировалось провести капитальный ремонт зданий главного корпуса и уездного училища. Архитектором И. С. Ганиным был составлен проект22. Но осуществлению этого плана помешал пожар, произошедший в г. Касимове в 1828 г. Об этом пожаре ниже будет сказано особо. Можно предположить, что это было не единичное сообщение о необходимости ремонта зданий. Однако, нужно понимать, что Касимовское училище было не одно. В Рязанской епархии помимо шести духовных училищ, существовала и семинария. На все эти духовные учебные заведения епархиальное начальство должно было выделять определенные суммы, которых, надо полагать, катастрофически не хватало. В основном Касимовскому училищу приходилось рассчитывать на собственные средства.

К сведению, существуют документы, в которых упоминается о сотрудниках духовного училища, которые следили за текущими бытовыми нуждами учебного заведения. К примеру, за 1825 г. упоминаются следующие лица: Ефим Резвов, Иван Троянов и Николай Харьков. Резвов отвечал за кухню (приготовление еды, поддержание чистоты в кухне и трапезной, снабжение провизией); Троянов — отопление училищных, жилых и бытовых помещений, занимался уборкой классов, следил за ванной комнатой; Харьков занимался содержанием главного корпуса (где находился кабинет смотрителя и прочее). Все трое также наблюдали за поведением учеников.

Интересно, что оплата их труда (годовая) была неодинаковой. Резвов получал 45 руб., Троянов — 39 руб., Харьков — 36 руб.23 Надо полагать, что такого рода сотрудники были не только в 1825 г., при целенаправленном исследовании можно выявить упоминания и о других лицах (за изучаемый хронологический период), следящих за бытом Касимовского училища.

Теперь что касается количества учащихся. К примеру, когда Ростиславов обучался во 2 высшем классе уездного училища (1822 г.), общее количество учеников (в обоих училищах) было 128 человек24. Помимо содержания бурсаков и полубурсаков необходимы были средства на оплату труда сотрудникам училища, покупку учебных и канцелярских принадлежностей, бытовые нужды и прочее. Учитывая все это, можно предположить, что суммы выходили значительные. Поэтому на ремонт здания выделялось то, что оставалось от расходов на первостепенные нужды. Наконец, детские воспоминания Ростиславова могли с годами трансформироваться в мрачную картину и существующие бытовые проблемы духовного училища приобретали гипертрофированную форму, в итоге, ничего хорошего в памяти не оставалось, а только ужасные условия для жизни, что и было отображено автором в мемуарах.

Видится, проявлением некоторой некомпетентности буквальное переписывание Н. П. Щетининой записок Д. И. Ростиславова, об описании бытовых условий Касимовского духовного училища25, без критического осмысления мемуарного материала. Тем самым, создается удручающая картина училищного быта, питающее лишь негативное восприятие духовной школы. Как было показано, при привлечении сторонних материалов, можно составить несколько другое мнение о положении училищных дел по указанной проблематике.

Перейдем теперь к анализированию педагогической корпорации. На момент организации Касимовского училища (1814 г.) смотрителем являлся протоиерей Поликарп Поликарпович Кистровский (Д. И. Ростиславов ошибочно называет его фамилию Ка-струсский26). Это был выпускник Рязанской семинарии (1795 г.). В 1799 г. о. Поликарп Кистровский назначен на служение в собор г. Касимова, а с 1801 г. является членом Касимовского духовного правления. В 1811 г. возведен в сан протоиерея. Помимо должности смотрителя училища, о. Поликарп являлся (с 1814 г.) благочинным касимовских городских храмов. Помощником (инспектором) о. Поликарпа был священник Иоаким Федорович Краснов (с 1820 г. — протоиерей). Отец Иоаким Краснов также был выпускником Рязанской семинарии (1811 г.). В 1813 г. был рукоположен в священный сан и назначен в храм при Казанском женском монастыре г. Касимова. Отец Поликарп (с 1818 г.) и о. Иоаким (с 1819 г.) являлись корреспондентами Российского Библейского общества (далее — РБО)27.

С 1814 г. в рядах преподавателей числился Михаил Яковлевич Миртов, который при назначении на учительскую должность был рукоположен в сан диакона (в 1815 г. — в сан священника). Отец Михаил Миртов являлся выпускником Рязанской семинарии28.

В 1816 г. в Касимовское духовное училище был назначен четвертый преподаватель — священник Иоаким Федорович Горохов, молодой выпускник Рязанской семинарии29. Однако излишнее пристрастие к горячительным напиткам и попустительское отношение к своим педагогическим обязанностям30 послужило причиной увольнения его из училища. В июле 1822 г. вместо о. Иоакима Горохова в духовное училище был назначен выпускник Рязанской семинарии Николай Восходов31, но по неизвестным причинам через несколько месяцев его заменили на Иакова Михайловича Скворцова32.

Вплоть до 1824 г. преподавателей Касимовского училища было четыре человека (смотритель, инспектор и два педагога) и только в указанном году их становится

Касимовское духовное училище (слева).

шестеро. Этот факт послужил со-                   Начало XX в временным исследователям для не-                            .

обоснованных умозаключений. Так,

Н. П. Щетинина, исходя из воспоминаний Д. И. Ростиславова, пишет, что в Касимов- ском училище имелась махинация в отношении кадрового состава. По положению (Устав 1808–1814 гг.) учителей должно было быть шестеро, но по факту их было четверо (включая смотрителя), которые и делили между собой жалование, рассчитанное на шестерых человек33.

Попытаемся разобраться в справедливости этого утверждения. Во-первых, Н. П. Щетинина, ссылаясь на воспоминания Д. И. Ростиславова, должна учитывать тенденциозность и необъективность Дмитрия Ивановича, поскольку с детских лет у него развился негативный взгляд на годы обучения в училище и уже в зрелом возрасте осмысляя годы учебы, Д. И. Ростиславов, любые отступления от правил училищного начальства, воспринимал лишь в негативном ключе. Во-вторых, существуют документы, показывающие штатное расписание сотрудников училища. Так, в отчете о расходуемых суммах за 1818 г. на содержание персонала, приводится следующая информация по распределению финансов на зарплаты: смотрителю — 200 руб., инспектору — 125 руб., двум учителям высшего класса — 550 руб., двум учителям низшего класса — 175 руб., на содержание дома и услугу — 300 руб. Общая сумма — 1350 руб.34 Штатное расписание утверждалось правлением Рязанской семинарии, таким образом, любая денежная афера могла быть раскрыта и пресечена. Поэтому, наличие в преподавательском штате только четырех человек, могло быть какой-то объективной необходимостью, а не финансовой махинацией. В-третьих, Н. П. Щетинина забывает, что периодически Касимовское училище подвергалось ревизии со стороны епархиального начальства. При которой любая интрига, связанная с деньгами, могла быть раскрыта. Так, в 1818 г. ректор Рязанской духовной семинарии архимандрит Иероним (Алякринский), с 19 по 22 июля, проводил ревизионную инспекцию Касимовского духовного училища. Никаких замечаний по финансовой части высказано не было. Нарекания касались учебного процесса. Архимандрит Иероним отметил слабое знание латинского языка и арифметики учеников низшего отделения (уездного училища). Смотрителю училища протоиерею Поликарпу Кистровскому было предписано исправить положение дел в училище по учебной части35. Очевидная тенденциозность Д. И. Ростиславова и некритичное восприятие информации Н. П. Щетининой способствовало появлению ложной информации и спекуляции историческими данными.

Однако, справедливости ради, стоит отметить, что на данный момент все же нет определенного ответа на вопрос, почему в Касимовском училище с 1814 по 1824 гг. было только четверо, а не шестеро преподавателей. Вероятно, такова была особенность этого духовного училища в указанный исторический период развития и деятельности.

Все названные педагоги (отцы Поликарп Кистровский, Иоаким Краснов, Михаил Миртов и Иоаким Горохов) являлись преподавателями у Д. И. Ростиславова в период его обучениям в Касимовском училище. Каждому из них Дмитрий Иванович в своих мемуарах находит место, подробно характеризует в личностном аспекте и указывает особенности педагогической деятельности. При этом нелестные отзывы даются почти всем, особенно священнику Михаилу Миртову.

Смотритель училища протоиерей Поликарп Кистровский предстает перед нами высокомерным деспотом, претендующим на архиерейские почести. Д. И. Ростиславов пишет, что смотрителя называли за глаза архиереем, титуловав Касимовским и Бабинским (село находилось в 3 км от Касимова), за любовь к пышным и торжественным службам и ношение дорогих одежд (ряса на лисьем меху, большая меховая муфта, бобровая шапка). К тому же смотритель, по описанию Дмитрия Ивановича, был ужасным взяточником. Д. И. Ростиславов утверждает, что о. Поликарп совершенно не интересовался положением учебных дел в духовном заведении, не следил за успеваемостью учеников и качеством преподаваемых дисциплин. Любимым «развлечением» смотрителя были розги. О. Поликарп сек учеников по любому поводу и даже без повода. Д. И. Ростиславов утверждал, что в училище даже были особые розги — протопопские. Причем смотритель для экзекуции также привлекал своего кучера Троянова (помимо кучерской, как было ранее показано, Иван Троянов выполнял и другую работу по училищу), чтобы больнее высечь учеников36.

Инспектор училища священник Иоаким Краснов, по воспоминаниям Дмитрия Ивановича, был не лучше смотрителя, это был ленивый и ужасно злой человек. В училище о. Иоакима Краснова называли «кошкой» (потому что сами дети считали себя мышками, на которых инспектор вел охоту). Он любил трепать учеников за уши и волосы, чередуя это занятие розгами37. Д. И. Ростиславов не удостоил о. Иоакима какой-либо характеристикой как преподавателя. Вероятно, считал его незаслуживающим такого внимания.

Довольно подробно Д. И. Ростиславов описывает педагогическую методику священника Михаила Миртова. Все его воспоминая об этом человеке можно свести к следующему определению — садист, который получал удовольствие над моральным и физическим унижением детей, не заботящийся о получении знаний учениками, в центре образовательной системы которого были таскание за ухо, щипание за нос, трепки за волосы, стояние на коленях и, конечно, розги (из березовых или ивовых прутьев, ременные плети с хвостами)38. Примечательно, что Н. П. Щетинина, в своей статье, полностью приводит описание Д. И. Ростиславова о «педагогической методике» о. Михаила Миртова, совершенно логично заключая, об антигуманных методах воспитания в духовных училищах того времени39.

Один лишь священник Иоаким Горохов удостоился от Д. И. Ростиславова некоторой положительной характеристики. В воспоминаниях Дмитрия Ивановича

Касимовское духовное училище (современный вид)

о. Иоаким Горохов предстает пред нами старательным и умным педагогом, который сек детей не из-за злобы, а чисто в воспитательных мерах (пресекал всякие шалости и баловство). Но и у о. Иакима Горохова, по Д. И. Ростиславову, был свой недостаток — пьянство. Вся доброта о. Иоакима высказывалась к детям, когда он был трезвым, но, когда он был пьян, то становился шумлив, придирчив, взыскателен и применял розги без рассуждения (так проявлялась его жестокость). Д. И. Ростиславов не забывает упомянуть, что о. Иоаким пил довольно часто. Но несмотря на этот недостаток, Д. И. Ростиславов заявляет, что дети все равно любили о. Иоакима, за педагогический талант40.

Как можно оценить приведенные выше воспоминания Д. И. Ростиславова о педагогах духовного училища и о методах их воспитания? Так, на счет наказания розгами можно сказать следующее. Не берясь отрицать, что розги являются антигуманным методом обучения и воспитания и не способствуют нравственному совершенствованию юношей, все же напомним, что это была дань эпохи. Розги в тот период применялись почти во всех учебных заведениях, как один из законных способов наказания (лишь во второй половине XIX в. розги будут официально отме-нены)41. Поэтому, ошибочно оценивать методы воспитания первой половины XIX в., критериями педагогики XXI столетия.

К тому же, если непосредственно говорить о Касимовском духовном училище, то страх подвергнуться порке был одним из способов поддержания дисциплины. Дети во все времена остаются детьми, которым свой ственно стремление к нарушению дисциплинарного порядка. Во время обучения Ростиславова воспитанников в училище было более 120 человек (дети, в возрастной категории от 8 до 15 лет), на которых приходилось семеро воспитателей (четыре учителя и три сотрудника). Соответственно, воспитатели неспособны были каждому ребенку проявить ласку и заботу (ни времени, ни желания не хватало), розги, были оптимальным решением возникающих проблем, связанных с нарушением дисциплины.

Например, Д. И. Ростиславов вспоминает, что в классах на занятиях (соответственно, и на переменах), когда отсутствовал преподаватель, начинался шум, гам, возня и беготня, «иногда же горячие головы, разыгравшись и забывши, что недалеко [в соседнем классе] сидит учитель, выбегали в сени с криком и топотом и даже тут поднимали возню»42. Случались и довольно серьезные эксцессы, связанные с озорством учеников. Так, Дмитрий Иванович описывает, как однажды его брат Иван (на тот момент, учился в первом классе приходского училища) поссорился с одноклассником Карамышевым (имя не указано) и ударил того палкой по лицу. От удара у Карамышева на лице образовался кровоподтек. За это Иван Ростиславов был подвергнут порке. Упоминаемый Карамышев, однажды, поссорившись с товарищем, ударил того лицом о край скамейки (от удара, у ребенка произошел разрыв щеки). Теперь уже для Карамышева порка была неминуема43.

Представляется, что подобных примеров у Д. И. Ростиславова можно найти достаточно. Тем более, что сами преподаватели проходили такую же школу воспитания (в духовном училище и семинарии), их пороли и они не считали чем-то экстраординарным для вразумления детей применять розги. Другое дело, что злоупотребление поркой было отрицательным проявлением этого наказания. Но это зависело от нравственного развития воспитателя и являлось его личным пороком. Считаем, не вполне обоснованным, исходя из воспоминаний Д. И. Ростиславова, делать выводы об антигуманных и антипедагогических методах воспитания Касимовского духовного училища и клеймить учителей в педагогической безграмотности (например, как это делает Н. П. Щетинина44).

Попробуем теперь разобраться в причинах личной неприязни Дмитрия Ивановича к своим педагогам. Для этого необходимо объяснить, какие предметы вели священнослужители. Во время обучения Д. И. Ростиславова в духовном училище, как уже было сказано выше, было четыре педагога. В приходском все предметы вел священник Михаил Миртов (так же он обучал церковному пению в уездном)45. В уездном латинский язык, географию и историю вел протоиерей Поликарп Кистровский; греческий язык, катехизис, славянскую грамматику и историю — священник Иоаким Краснов46; арифметику и латинский язык — священник Иоаким Горохов47.

Ненависть к педагогам у Дмитрия Ивановича началась развиваться в приходском училище. Дело в том, что Д. И. Ростиславову плохо давалось чистописание и нотное пение, которое он вообще не понимал: «...Когда я [Д. И. Ростиславов], например, был профессором физики, толковал о музыкальных тонах, диезах и бемолях, хорошо даже понимал теорию музыки, все-таки не умел и не умею петь по нотам»48. То же относилось и к славянской грамматике и латинскому языку. Дмитрий Иванович вспоминал, что несмотря на все его старания, он не мог выучить эти предметы: «...Я [Д. И. Ростиславов] сидел много над книгою, старался выучить урок, испытавши березовое увещевание [розги], но все напрасно; тупоумие продолжалось. Вскоре я сделался болен; меня даже не один раз отдавали в больницу... Через это неуспешность моя еще более увеличивалась»49. Слабую успеваемость Д. И. Ростиславова по латинскому языку, в период обучения в училище, частично подтверждает «Ведомость о учениках высшего отделения [уездного училища] по латинскому языку», составленная 2 октября 1822 г. В ней, напротив фамилии Д. И. Ростиславова вместо оценки, стоит пометка — «сии ученики не явились [на аттестацию]»50. Что любопытно, буквально через месяц, 10 ноября 1822 г. Дмитрий Ростиславов был переведен из Касимовского в Рязанское духовное училище51. Неуспеваемость по латинскому языку не стала преградой для перевода Д. И. Ростиславова.

Таким образом, в приходском училище (поступив в 1817 г.) юный Дмитрий Ростиславов познакомился с молодым 27 летним педагогом священником Михаилом Миртовым, недавно окончившим Рязанскую духовную семинарию (1814 г.52), который основной методикой воспитания неуспевающих учеников считал розги (собственно, о. Михаила Миртова так же воспитывали в семинарии). Слабая успеваемость Д. И. Ростиславова (по чистописанию, латинскому языку, славянской грамматике и нотному пению) вызывала ответную реакцию о. Михаила — порку. Невыученный урок воспринимался как протест против обучения. Вероятно, о. Михаилу проще было применить розги, чем пытаться разобраться в причинах «тупости» ребенка. Так, в течение двух лет обучения в приходском училище Д. И. Ростиславов систематически подвергался «березовому» воспитанию. Перейдя в уездное училище, Дмитрий Иванович вновь столкнулся с той же системой воспитания, в лице других педагогов (Кистровского, Краснова, Горохова). Неуспеваемость по учебе оборачивалась поркой. Все шесть лет обучения Д. И. Ростиславов периодически подвергался наказанию розгами — за баловство и невыученные уроки. Неудивительно, что Д. И. Ростиславов впитал ненависть за время обучения (которая, с годами только укреплялась), к такой методике воспитания, отразив все это (добавив черных красок) в своих мемуарах.

Розги применяли как смотритель, так и инспектор, и даже любимый педагог о. Иоаким Горохов. Но к первым двум негативное отношение усугублялось не только применением порки, но и их начальственным положением. Протоиерей Поликарп Кистровский, помимо должности смотрителя духовного училища, был настоятелем соборного храма г. Касимова, членом духовного правления, членом комитета оспопрививания, благочинным городских храмов, а также корреспондентом РБО. Священник Иоаким Краснов, кроме инспекторской должности, нес следующие послушания: клирик Казанского девичьего монастыря, благочинный Касимовского округа, член духовного правления, корреспондент РБО53. Все эти должностные обязанности выделяли положение о. Поликарпа Кистровского и о. Иоакима Краснова в духовном училище, да и в самом г. Касимове в среде духовенства. Они являлись значимыми и уважаемыми людьми. Д. И. Ростиславов — сын приходского священника с. Палищи Касимовского уезда; статус его отца был несравним, с положением смотрителя и инспектора. Дети острее чувствуют социальное неравенство, чем взрослые. Вероятно, фактор низшего положения в духовной среде, стал камнем преткновения для Д. И. Ростиславова. В дальнейшем, в воспоминаниях, Дмитрий Иванович в полной мере «отомстит» всем этим «господам».

При критическом осмыслении мемуаров Д. И. Ростиславова, его оценки воспитательной методики педагогов Касимовского духовного училища, получается, что преподаватели были обычными людьми своего времени. Наказывали за баловство и шалости, за невыученные уроки. Представляется, что целенаправленно священнослужители не унижали личного достоинства Дмитрия Ивановича, а наказывали за нарушение тех правил, которые действовали в духовном училище. Именно неуспеваемость по предметам (чистописание, латинский язык, славянская грамматика и нотное пение) стали причиной «ненависти» священника Михаила Миртова к Д. И. Ростиславову. Вполне вероятно, что педагоги могли вообще не замечать юного Дмитрия Ростиславова, не выделять его из среды других детей для особого взыскания. Но обращали внимание тогда, когда Дмитрия Ростиславова требовалось наказать. О заботе по развитию училища, которую проявляли педагоги, скажем чуть ниже.

Вновь вернемся к анализу истории Касимовского духовного училища. В 1824 г., как уже говорилось выше, преподавательская корпорация пополнилась еще двумя личностями. Это были молодые (24-летние) выпускники Рязанской семинарии — Макарий Петрович Хупотский и Андрей Георгиевич Солотчин. В 1825 г. штат преподавателей опять пополнился молодым педагогом, Петром Яковлевичем Твердовым54. Таким образом, в 1825 г. общее количество преподавателей в духовном училище составило семь человек.

В 1828 г. духовное училище посетила страшная беда. Так, 22 мая в г. Касимове начался пожар, который окончательно был потушен только 24 мая. На окраине города загорелся деревянный дом мещанина Никиты Кислова. Усилению пожара способствовал сильный ветер, который разнес огонь по всему городу. Сгорела большая часть городских построек, в том числе и здание духовного училища. Смотритель, инспектор, учителя и даже некоторые ученики пытались тушить училищные корпусы, но все их усилия были тщетными. Училище сгорело полностью. Удалось спасти лишь библиотечный фонд и посуду из трапезной. Нанесенный урон был оценен в 8065 руб. На тот момент обучающихся в духовном училище числилось 153 человека. С разрешения правления Рязанской духовной семинарии (30 мая), смотритель протоиерей Поликарп Кистровский и протоиерей Иоаким Краснов разместили бурсу (общежитие) и классы (приходского и уездного) в своих домах. Но места, разумеется, не хватило. Тогда первый класс приходского училища был помещен в доме священника Михаила Миртова55.

Нужно было решать вопрос, о восстановлении духовного училища. Правление духовной семинарии совестно со смотрителем Касимовского училища о. Поликарпом разработало проект, в котором было представлено несколько вариантов. Так, предлагалось перенести училище из Касимова в другие уездные города (Егорьевск, Спасск или Сапожок). Но этот вариант не устраивал тем, что указанные города находились на удаленном расстоянии от Касимова (детям сложно было бы добираться до места учебы, особенно в период весенней распутицы). Тем более, что Спасск был бедным городом, постройка училищного здания там не могла быть осуществлена из-за отсутствия стабильного финансирования для духовной школы. Рядом с Егорьевском находилось Зарайское училище, которое обеспечивало обучение детям из указанных уездов. В Сапожке училище было, но и тогда пришлось бы расширять имеющееся здание, что привело бы к большим затратам. Следующим вариантом предлагалось объединить Касимовское и Рязанское училища в одно. Но и этот вариант был неудобным, поскольку пришлось бы строить новое здание для училища, а это было финансово затратным предприятием. К тому же, этот вариант также создавал затруднения для доставки детей до места учебы и посещения их родителями.

Самым оптимальным был последний вариант — покупка или строительство нового училищного здания. В особенности, этот вариант устраивал жителей Касимова, а также педагогическую корпорацию училища56. На проекте правящий архиерей архиепископ Григорий (Постников) 11 июля 1828 г. поставил следующую резолюцию: «Удовлетворительно. Готовить без замедления дело о покупке или о постройке учебного дома в Касимове, и представить»57. Таким образом, было решено оставить духовное училище в г. Касимове.

Д. И. Ростиславов (на тот момент он учился в Рязанской семинарии) не мог в своих мемуарах не упомянуть об этом событии. Дмитрий Иванович цинично заявляет, что протоиерей Поликарп Кистровский употребил все средства (в том числе и финансовые), чтобы добиться восстановления духовного училища в г. Касимове, поскольку училище было главным источником его доходов58. Д. И. Ростиславову стоило бы знать, что, к примеру, за содержание духовного училища в своем доме, с июня 1828 г. по март 1829 г., о. Поликарп израсходовал около 500 руб. собственных средств — «о чем впрочем и не сожалею», писал он об этом59. Вероятнее всего, основные доходы о. Поликарпа были не от духовного училища, а от других занимаемых им должностей, о чем говорилось выше. Почему бы не предположить, что протоиерей Поликарп Кистровский старался сохранить Касимовское духовное училище не по каким-то эгоистически-м еркантильным расчетам, но чтобы оставить за Касимовым статус центрального учебного округа, чтобы дать духовенству (и другим сословиям) возможность без лишних затрат обучать своих детей. Протоиерей Поликарп Кистровский смотрел в будущее, а Д. И. Ростиславов жил прошлыми обидами.

Объем настоящей статьи не позволяет подробно описать и проанализировать все трудности, связанные с восстановлением Касимовского духовного училища. Укажем лишь, что было принято решение строить новое здание для училища, которое было введено в эксплуатацию в начале сентября 1831 г., а в октябре 1832 г. комиссия, назначенная от правления Рязанской духовной семинарии, освидетельствовала построенное здание и дала положительную оценку60. Смотритель духовного училища протоиерей Поликарп Кистровский не дожил до открытия нового здания, он умер 17 июля 1831 г. на 61 году жизни. Правление Рязанской семинарии, с разрешения академического правления, исполняющим обязанности смотрителя назначило протоиерея Иоакима Краснова61, который в 1832 г. был утвержден в должности смотрителя Касимовского духовного училища62.

Педагогическая корпорация при новом смотрителе состояла из следующих лиц. Должность инспектора с 1832 г. занимал Иван Филиппович Воскресенский (1799 года рождения), который с 1828 г. преподавал в училище (приходском и уездном) латинский язык и арифметику63. Любопытно, что в 1834 г. вместо Воскресенского (причина увольнения неизвестна), на должность инспектора будет назначен священник Иоанн Миронович Борецкий (1807 года рождения)64. Так же продолжал оставаться преподавателем священник Михаил Миртов (приходское). С 1829 г. в уездном училище латинскому языку и арифметике обучал Георгий Тимофеевич Летницкий (1808 года рождения). С 1830 г. в уездном училище греческий язык, катехизис, российскую и славянскую грамматику, нотное пение и церковный устав вел Феодор Иванович Модестов (1806 года рождения)65. Таким образом, всего педагогов было пять человек. В основном это были молодые выпускники Рязанской семинарии.

Именно в период управления духовным училищем протоиереем Иоакимом Красновым, в 1839 г., по указу императора Николая I, было образовано Духовно- учебное управление, а в 1840 г. изданы «Правила», согласно которым, должно было начинаться слияние приходского и уездного училища. Однако, никакого слияния духовных училищ в Касимове в период занятия о. Иоакимом Красновым должности смотрителя не произошло. Вероятно, правление Рязанской семинарии ждало от обер-прокурора Н. А. Протасова конкретных указаний по организации этого дела, но точная причина неизвестна.

Подтверждение, что слияние не происходило, находим в «Перечневой ведомости» учеников. Так, в ведомости за 1841 г. в названии хоть и нет слов «приходское» и «уездное», а указано — Касимовское духовное училище, однако сохраняется разделение на: первый и второй класс (приходского) и низшее и высшее отделения (уездного). Общее количество учеников в указанный год (1841) составило 152 человека66. Та же градация присутствует и в ведомости за 1850 г.: первый и второй класс (приходского) и высшее и низшее отделения (уездного). Учащихся в указанном году было 168 человек67. Таким образом, разделение на приходское и уездное в духовном училище в изучаемый период сохранялось.

В 1844 г. должность смотрителя стала вакантной (11 марта 1844 г. протоиерей Иоаким Краснов умер68), поэтому 15 декабря смотрителем Касимовского училища (приходского и уездного) был назначен священник Лазарь Дмитриевич Вулисанов (1811 года рождения). В отличие от первых двух смотрителей (которые, имели только семинарское образование), о. Лазарь Вулисанов являлся выпускником Киевской духовной академии и был кандидатом богословия. Примечательно, что Лазарь Дмитриевич был рукоположен в священный сан 21 ноября 1844 г., а уже 12 января 1845 г. его назначили настоятелем Вознесенского собора г. Касимова, возвели в сан протоиерея и утвердили членом духовного правления69.

В 1845 г. преподавательская корпорация Касимовского училища состояла из следующих лиц. Смотритель — протоиерей Лазарь Вулисанов, инспектор — священник Иоанн Борецкий, преподаватели в священном сане (иереи) — о. Евфимий Васильевич Кипарисов (с 1844 г.), о. Николай Кириллович Грацианов (с 1844 г.), о. Евдоким Иванович Смирнов (с января 1845 г.); преподаватели, не имеющие сана — Александр Петрович Магнитский (с 1842 г.) и Иван Ильич Ремов (с 1843 г.)70, которого (в августе 1845 г.) заменит молодой выпускник Рязанской семинарии Петр Матвеевич Лавров71. Таким образом, общее количество педагогов в училище насчитывало семь человек. Все названные преподаватели будут на своих должностях до конца первой половины XIX столетия. Поэтому не будем указывать сейчас, какие предметы они вели, скажем об этом при анализе следующего периода развития духовного училища, чтобы не повторяться.

Из приведенного выше краткого обзора преподавательской корпорации Касимовского училища можно заключить, что молодые выпускники семинарии не задерживались на назначенных местах, через несколько лет их переводили в другие духовные учебные заведения, особенно, если они не принимали священный сан. Преподаватели- священники несколько дольше могли оставаться в корпорации и даже получить повышение, стать инспектором. Смотритель занимал свою должность до смерти.

Именно протоиереем Лазарем Вулисановым, в период его занятия должности смотрителя, будет произведена реформа по слиянию приходского и уездного училища, которая совершится в начале 50-х гг. XIX в. Однако анализ этой реформы не входит в рамки настоящей статьи. Изучение истории Касимовского духовного училища во второй половине XIX столетия будет продолжено в дальнейшем.

Подводя итог данному небольшому исследованию, можно сделать следующие выводы. Первую половину XIX в. в истории Касимовского духовного училища, можно называть периодом становления, который наполнен трудностями и испытаниями. Буквально, через пятнадцать лет после создания училище постигает беда, оно было полностью уничтожено после страшного пожара. Но благодаря стараниями педагогической корпорации и жителей г. Касимова, училище заново отстраивают. Исследование показало, что не все было благоприятно и во внутреннем устройстве духовного заведения. Не хватало педагогических кадров, финансовых средств для бурсы (общежитие) и обучения детей, но общими усилиями руководство и педагоги старались преодолевать возникающие трудности. Не менее интересным представляется и проблематика, условно названная дуалистической, совместного существования приходского и уездного училищ. Представляется, что полноценно ее можно проанализировать путем сравнения положения дел в других училищах Рязанской епархии в изучаемый период. Так же, ценными материалами, восстанавливающим быт и жизнь Касимовского духовного училища, являются воспоминания Дмитрия Ивановича Ростиславова. Однако, как было показано, нельзя всецело доверять его свидетельствам, поскольку они довольно субъективны и тенденциозны. Можно заключить, что Ростиславов при их написании руководствовался не методом объективности при воссоздании истории духовного училища во время его обучения, а целенаправленно «мстил» своим педагогам за все причиненные ими обиды, намеренно «сгущая краски». Изучение истории Касимовского духовного училища с анализом особенностей развития будет продолжено в дальнейшем.