Категориальный синтез: от лингвокультурного концепта к лингвокультурной идее

Общая направленность лингвистической науки на установление соответствий между структурой универсальных логических и специфических языковых (главным образом грамматических) категорий с антропоцентрической переориентацией парадигмы гуманитарного знания сменилась направленностью на выявление различий семантики инвариантных категорий философии и психологии и их вариативных реализаций в лексике конкретных этнических языков.

«Концепт» в лингвокультурологических текстах - это, прежде всего, вербализованный культурный смысл, и он «по умолчанию» является лингвокультурным концептом (лингвоконцептом) - семантической единицей «языка» культуры, план выражения которой представляет, в свою очередь, двусторонний языковой знак, ли- нейная протяженность которого, в принципе, ничем не ограничена. Определяющим в понимании лингвоконцепта выступает представление о культуре как о «символической Вселенной» (Кассирер), конкретные проявления которой в каком-то «интервале абстракции» (в сопоставлении с инокультурой) обязательно этно-специфичны. Тем самым ведущим отличительным признаком лингвоконцепта является его этнокультурная отмеченность.

В то же самое время язык в лингво -культурологии - не только и не столько инструмент постижения культуры, он - составная ее часть, «одна из ее ипостасей» [11: 312]. Собственно говоря, внимание к языковому, знаковому «телу» концепта и отличает его лингвокультурологическое понимание от всех прочих: через свое «имя», совпадающее, как правило, с доминантой соответствующего синонимического ряда, лингвоконцепт включается в лексическую систему конкретного естественного языка, а его место в последней определяет контуры его «значимостной составляющей» [4: 264].

Концепт - синтезирующее лингвоментальное образование, методологически пришедшее на смену представлению (образу), понятию и значению и включившее их в себя в «снятом», редуцированном виде — своего рода «гипероним» последних. В качестве «законного наследника» этих семиотических категорий лингвоконцепт характеризуется гетерогенностью и многопризнаковостью, принимая от понятия дискурсивность представления смысла, от образа - метафоричность и эмо-тивность этого представления, а от значения - включенность его имени в лексическую систему языка.

К отличительным признакам лингвоконцепта относятся также:

• -    « переживаемость » - концепты не только мыслятся, но и эмоционально переживаются, будучи предметом симпатий и антипатий - и способность интенсифицировать духовную жизнь человека: менять ее ритм при попадании в фокус мысли - то, что психологи называют «сентимент»;

• -    семиотическая («номинативная») плотность - представленность в плане выражения целым рядом языковых синонимов (слов и словосочетаний), тематических рядов и полей, пословиц, поговорок, фольклорных и литературных сюжетов и сино-нимизированных символов (произведений искусства, ритуалов, поведенческих стереотипов, предметов материальной культуры), что напрямую связано с релевантностью, важностью этого концепта в глазах лингвокультурного социума, аксиологической либо теоретической ценностью явления, отраженного в его содержании;

• -    ориентированность на план выражения - включенность имени концепта в ассоциативные парадигматические и синтагматические связи, сложившиеся в лексической системе языка, в семиотическом «теле» которого этот концепт опредмечивается: «значимость» этого имени и включенность его в ассоциативную сеть «вещных коннотаций» [12] - наличие специфической языковой метафорики.

Лингвокультурная концептология, как представляется, выделилась из лингвокуль-турологии в ходе переакцентуации и модификации компонентов в составе намеченной Э. Бенвенистом триады «язык, культура, человеческая личность» [2: 45], в которой «человеческая личность» сводится к сознанию, точнее к совокупности образующих его «сгустков смысла» - концептов.

Несмотря на то, что лингвоконцепто-логи к настоящему времени относительно едины в понимании объекта своего научного интереса как некоего культурного смысла, отмеченного этнической специфичностью и находящего языковое выражение, видовая пролиферация этого объекта, как представляется, дает повод обратиться к «биологической метафоре»: разновидности лингвоконцептов в пределах дефини-ционной формулировки растут «как трава» - не имея под собой какого-либо последовательного классификационного основания, что весьма затрудняет их типологию. Объясняется это в первую очередь, видимо, тем, что сам дефиниционный признак «этнокультурная специфика» отнюдь не однозначен и допускает множество толкований в зависимости от того, распространяется ли эта специфика лишь на семантику концепта или же она затрагивает также и способы его вербализации, как определяется статус «внутренней формы» лексических единиц, «оязыковляющих»

концепт, и включается ли концепт в число формант ментальности в целом или же менталитета как части последней.

Прежде всего, в самом первом приближении, неопределенность дефиницион-ного признака приводит к «узкому» и «широкому» пониманию лингвоконцепта.

В узком, «содержательном» понимании, продолжающем на новом уровне абеляровскую традицию, лингвоконцепты - это «понятия жизненной философии», «обыденные аналоги мировоззренческих терминов» [1: 617 - 631], закрепленные в лексике естественных языков и обеспечивающие стабильность и преемственность духовной культуры этноса. Как таковые, они представляют собой единицы обыденного философского (преимущественно этического) сознания, аксиологически окрашены, мировоззренчески ориентированы и предназначены быть индикатором основных человеческих смыслов и ценностей.

В узком, «формальном» понимании лингвоконцепты - это семантические образования, стоящие за словами, которые не находят однословных эквивалентов при переводе на другие языки [8: 85].

К лингвоконцептам в широком, «содержательном» понимании можно отнести любой вербализованный культурный смысл, в какой-то мере отмеченный этнической спецификой вне зависимости от ее значимости (существенности-случайности) для национального характера: «дом», «быт», «деньги», «Америка», «Европа», «спорт», «музыка», «метель», «гроза», «чистота» и пр. - в самом деле, если хорошенько поискать пару языков для сопоставления, то семантика практически любой лексической единицы окажется этноспецифичной.

К лингвоконцептам в широком, «формальном» понимании относятся культурные смыслы, закрепленные за именем, обладающим специфической «внутренней формой» - признаком, положенным в основу номинации, в реализации которого наблюдается серийность, массовидность.

Расширение и углубление предметной области лингвоконцептов идут, прежде всего, за счет включения в число объектов исследования их вариантов в границах национальной концептосферы, задаваемых «сферой бытования» этих лингвоментальных сущностей. Варианты национальных лингвоконцептов создаются их функционированием в различных типах дискурса, речевых жанрах, социокультур- ных группах (гендерных и возрастных) и идиостилях.

С момента своего становления, начавшегося около тысячи лет назад, «концепт» как синоним и аналог «понятия» сузил свой объем и расширил свое содержание: наполнившись дополнительными признаками, он стал сначала «культурным концептом», а затем - «концептом лингвокультурным».

В лингвокультурологии статус концепта признается за ментальными образованиями любой степени общности, обладающими внутренней семантической расчлененностью, отмеченными этнокультурной спецификой и находящими фиксированное языковое выражение. В силу неопределенности самого признака «этнокультурная специфика» видовая пролиферация лингвоконцепта продолжается, захватывая все новые пласты лексического фонда языка.

Как представляется, «эвристический ресурс» лингвоконцепта еще не исчерпан - расширение предметной области лингво-концептологии может идти по пути изучения междискурсной, речежанровой и идиостилевой вариативности лингвокон-цептов, а также за счет изучения дискурсной кластеризации - их семантических объединений в определенной «области бытования».

Тем не менее дисциплинарная «легитимизация» концепта, лавинообразное и неудержимое проникновение этого термина практически во все области традиционной лингвистики, видимо, как раз и выявили его эвристическую ограниченность и обострили его «врожденные пороки». Вызывающий раздражение «концептуализм без берегов», когда слово «концепт» становится чуть ли не артиклем, который ставится перед любым именем существительным, только заставляет при встрече с очередным объектом «парольного» исследования повторять вопрос «А концепт ли это?» [5: 26]. Отсутствие последовательной таксономии предмета описания и семантическое перенасыщение содержания научного понятия, как представляется, ведут к «смазыванию» специфики термина «концепт» и, может быть, к утрате смысла самой терминологизации соответствующего имени. Очевидно, не спасает дело и дальнейшее (концепт ^ культурный концепт ^ лингвокультурный концепт) сужение объема понятия путем его видового деления, и, не исключено, что уже назрела необходимость

«смены имени» хотя бы для части исследуемых «объектов из мира “Идеальное”».

В практике сопоставительных лингвоконцептологических исследований не решена до конца проблема «тождества концепта»: являются ли смыслы, обладающие различным «телесным воплощением» в различных языках, отдельными семантическими сущностями или же они представляют собой ипостасные реализации какого-то единого глубинного смысла? Ментальные образования, обладающие в значительной мере общей концептуальной структурой в разных языках, получают, тем не менее, разные имена. Здесь можно заметить, что совокупные семантические отличия концепта и «антиконцепта» (счастье - несчастье, надежда - отчаяние и пр.) количественно менее значительны, чем семантические отличия его межъязыковых вариантов (надежда - hope, счастье - happiness).

Что касается имени лингвокультурного концепта, которым он должен обладать по определению и которое, в принципе, совпадает с доминантой соответствующего синонимического ряда, то многозначность этого имени (наличие у слова нескольких лексико-семантических вариантов) приводит к необходимости создания различного рода двандв типа «правда - истина» и «правда - справедливость», «счастье - удача» и «счастье - блаженство» и пр.

Помимо всего прочего, имя «концепт» идиоэтнично: будучи своего рода скрытой семантической калькой «понятия», при попытке передачи на языки, в лексической системе которых присутствует соответствующий производящий латинский этимон (conceptus/conceptum), оно утрачивает свою терминологическую «значимость», основанную на с таким трудом созданной противопоставленности «понятию», и требует описательного перевода.

Отдельную группу составляют ментальные образования, отправляющие к представлениям об основах человеческого существования, от которых, собственно, и «пошла быть» концептология: средневековые «трансценденталии», абеляровские «концепты» как духовные связующие разнопорядковых идей мира, «предельные понятия» Дж. Ройса, «философские идеи высшей общности» Уайтхеда, «смыслы мировоззренческих универсалий» В. С. Степина, «экзистенциальные смыслы», «универсалии духовной культуры» и пр. Свое языковое осмысление они получили в «уз- ком содержательном понимании» лингво-концептов как «понятий жизненной философии» (Н. Д. Арутюнова), совокупность которых образует своего рода «социогеном», обеспечивающий через язык преемственность духовной культуры. Отличительные признаки этой группы концептов включают: 1) мировоззренческую направленность, связанную с представлениями о конечной цели (телеономность); 2) аксиологичность (оценочность) и «переживаемость» (эмо-циогенность); 3) сложность (многомерность и иерархичность) признакового состава; 4) теоретичность как системность организации этого состава - выводимость одних признаков из других.

Однако в языке (и не только в русском) есть еще одно имя, которое, может быть, еще более органично соответствует семантическим сущностям, обладающим набором перечисленных признаков, - это «идея», в современной философии полностью утратившая свое специфическое значение и синонимизировавшаяся с понятием. Уместность этого имени в подобной знаковой функции подтверждается как данными лексикографических источников, отражающих «наивную семиотику» носителей языка, так и представлениями об идее в истории философии.

В словарях русского языка отражены такие семантические характеристики идеи, как мировоззренческая направленность («основной, существенный принцип мировоззрения» [13]; «определяющее положение в системе взглядов, воззрений» [3]; «понятие, воплощающее ту или иную сторону мировоззрения» [9]), семантическая сложность («сложное понятие» - [10]), аксиологичность («понятие, выражающее отношение к действительности» - там же) и теоретичность («принцип устройства» - [13]); «замысел, определяющий содержание чего-нибудь» [9]. Здесь фиксируется также семиотическая универсальность, синтетичность идеи («понятие, представление» [10]; «постигаемый разумом образ» [13]). В речевом употреблении «идеи» отражаются такие ее признаки, как этиче-ски-оценочный характер и теоретичность.

От всех других форм сознания идею отличает связь с законом, закономерностью, в ней отражается «умопостигаемое истинно сущее» [6: 234], знание которого позволяет объединять отдельные понятия в целостную систему, где она выполняет функцию «краеугольного камня», скрепляющего теоретические построения. Тем самым в число эвристических свойств идеи входит концептуальность как системный взгляд на предмет. Содержание идеи не раскрывается одной дефиницией, а требует совокупности разносторонних определений, превращающих ее в теорию. Идея включает в себя сознание цели и отражение своего предмета в форме идеала: не только таким, какой он есть, но и каким он должен быть, давая ему тем самым оценку.

Идея - диалектически развивающаяся семантическая сущность, источник ее развития заключается в присутствии отрицающих ее категориальных противоречий: вместе с «тезисом» в ней содержится и «антитезис», вместе с «концептом» - и «антиконцепт». Идея успешности судьбы (счастья), например, неотделима от несчастья, справедливости - от несправедливости, патриотизма (национализма) - от космополитизма.

Как представляется, введение термина «лингвокультурная идея» явится еще одним шагом в направлении «синтезации» категориального аппарата лингвоконцеп-тологии, еще одной «ступенькой вверх». Прежде всего, это позволит «вывести из тени» многочисленные «антиконцепты», остающиеся, как правило, вне сферы исследовательских интересов, - описаны счастье и правда - справедливость, например, но нет работ по несчастью и несправедливости, описан патриотизм, но нет исследований по космополитизму и пр. Другое преимущество лингвокультурной терминологизации «идеи» представлено отсутствием у нее в русском языке этимологического дублета - ее ближайший синоним «мысль» исторически никак не каль- кирует «внутреннюю форму» последней и не создает препятствий для ее перевода. И наконец, подведение лингвоконцептов высшего уровня - универсалий духовной культуры - под категорию лингвокультурной идеи позволит исключить из лингвистической номенклатуры «*идеи березы, черемухи, матрешки» и даже «России», которые все охватываются «идеей патриотизма, или любви к родине».

Может быть, тогда «реабилитируется» и слово «идеология», еще и сейчас обозначающее, по Марксу и Энгельсу, иллюзорное сознание, конструирующее мнимую реальность, и к нему вернется значение науки, раскрывающей всеобщие и неизменные законы возникновения идей, которое в него вкладывалось его создателем А. Л. К. Дестютом де Траси в начале XIX в.