Категории оценочности и эвиденциальности в древнерусских текстах XVI в

Взаимосвязи в высказывании и тексте категорий оценочности и эвиденциальности (или авторизации, пересказательности) посвящено достаточно много современных лингвистических исследований. Эвиденциальность в данной работе понимается как одно из модусных значений, представляющее собой указание на источник сведений, выраженный в объективной части высказывания. Этот термин вводится P. O. Якобсоном [14] и в дальнейшем используется для описания этой понятийной категории И. А. Козинцевой [4], В. А. Плунгяном [11], Р. Ницоловой [7]. Другой термин для обозначения данного понятия ‒ авторизация ‒ связан с именами Г. А. Золотовой [2; 3], Т. В. Шмелевой [13] и также имеет довольно длительную традицию использования в лингвистических исследованиях. В данной работе автором по ряду причин используется термин «эвиденциальность».

Исследования различных современных языков показывают, что эвиденциальность может иметь различные способы выражения в высказывании (грамматические, лексические) и различные значения. И. А. Козинцева, описывая семантические подтипы эвиденциальности, опирается на различные способы получения информации говорящим: «информация может быть получена посредством: 1) чувственного восприятия, 2) логического умозаключения, 3) сообщения» [4, с. 92], что и создает определенные подтипы эвиденциальности (прямая, косвенная). Поэтому набор потенциальных значений категории эвиденциальности довольно широк: например, говорящий может сообщать о событии, основываясь на сообщении какого-либо другого лица, на снах (сведения, полученные путем откровения), на догадках (предположительные сведения), на своих собственных предположениях, на слухах и молве [4, с. 93; 8; 9].

Видимо, поэтому семантика высказываний, передающих указание на источник информации говорящего, может включать в себя смыслы, связанные с выражением категории персуазивности, т. е. с уверенностью / неуверенностью говорящего в достоверности или недостоверности в передаваемой информации, а также и с выражением разных видов оценки диктумной информации.

Основанием для взаимодействия в модусной рамке высказывания категорий эвиденциальности и оценочности служит характеризация источника информации с точки зрения авторитетности источника информации. Оценка достоверности информации и оценка авторитетности источника информации, несомненно, взаимосвязаны друг с другом, но, что важно для нашего исследования, в разные исторические эпохи характер этой связи меняется.

Если средневековые публицистические тексты, насыщенные полемическими спорами, сравнивать с современными публицистическими текстами, то можно отметить принципиальные отличия в оценке авторитетности источника информации. С точки зрения современных участников коммуникации, наиболее достоверной, а следовательно, и наиболее авторитетной информацией является фактуальная информация. Чужая речь, или цитата, воспринимается как факт действительности, который может оцениваться говорящим как недостоверный.

Для древнерусского же публицистического дискурса, для которого характерно, по мнению чешского медиевиста С. Матхаузеровой, субстанциальное понимание текста, предполагающее наличие в самом тексте «свойств самого изображаемого предмета» [6, с. 21], слова из Священного писания обладают наибольшим авторитетом и, следовательно, наибольшей достоверностью. Автором древнерусского публицистического текста слова из священных книг воспринимаются безоговорочно как слова Высших субъектов Небесной иерархии. Степень достоверности таких слов тем больше, чем выше, по представлениям православного книжника, положение субъекта в так называемой «небесной лествице», соединяющей Небо и Землю.

Собственно говоря, обращение к авторитетным источникам в качестве подтверждения того или иного оценочного мнения ‒ прием, хорошо известный еще со времен античных риторик. Использование же этого приема в древнерусских полемических текстах нельзя считать «техническим» приемом убеждения оппонента в споре. Православными коммуникаторами обращение к священным текстам понимается как возможность подключиться к сфере Божественного, Высшего и оказать воздействие на адресата с помощью мнений Высших Субъектов.

Таким образом, указание на «пересказательность» священных текстов воспринимается древнерусским слушателем или читателем как сильнейший интенсификатор оценочности текста. Семантика эвиденциальности является своеобразным маркером перехода с позиций «земной» человеческой оценки на позицию неземной логики и оценки всего происходящего с точки зрения Высших субъектов.

Исследователи категории эвиденциальности отмечают, что говорящий, вводя не свою информацию в высказывание, «как бы раздваивается в двух лицах ‒ одно лицо, которое приобрело информацию, а другое, которое ее выражает» [15; 7, с. 28]. По нашим наблюдениям, в средневековом тексте субстанциального типа говорящий также представлен в двух лицах ‒ одно лицо является каналом, по которому доводятся (напоминают, актуализируют) слова Истины, а другое ‒ комментирует, идентифицируя и оценивая. Первое лицо в нашем исследовании называем медиатор (S 1 ), а второе ‒ комментатор (S 2 ).

Рассмотрим примеры взаимодействия анализируемых модусных категорий ‒ оценочности и эви-денциальности ‒ в публицистических текстах начала XVI в., посвященных православной церковной тематике Полемика внутри русской церкви конца ХV ‒ начала XVI в. была важна для всего русского общества, т. к. способствовала выработке представлений о сущности власти православного государства. В этот период вырабатывались различные стратегии развития церкви и государства. Основной особенностью дискурса русского православного сообщества того времени было понимание того, что обсуждение происходит внутри «своих» и ради блага «своего» православного царства.

Так, оппоненты в публичном споре Иосиф Волоцкий и Нил Сорский, возглавлявшие монашеские течения «стяжателей» и «нестяжателей», были оба исихастами, оба боролись за чистоту православия и поэтому оба хорошо понимали опасность ереси жидовствующих, существующей в Новгороде в это время. В публичном дискурсе ими обсуждались способы достижения православного идеала [1, с. 154‒229; 5, с. 103‒137].

Главное различие между этими течениями состояло в представлении о взаимоотношениях церкви и государства в «святорусском» царстве. «Иосифлянское» направление в основном опирается на идею подчинения церковных дел православному государству, партия же так называемых «заволжских старцев», представленная в первую очередь Нилом Сорским, сосредоточилась на мысли о лич- ном спасении каждого православного, о независимости духовной власти от правительства. Публичная полемика между этими направлениями касалась ряда конкретных проблем, в том числе обсуждался вопрос об отношении к еретикам. Иосиф Волоцкий настаивает, что дело благого правителя ‒ наказывать вплоть до смертной казни «еретиков и отступников», а Нил Сорский считает, что раскаявшийся еретик достоин более снисходительного отношения.

Процесс взаимодействия эвиденциальности и оценочности в публичном убеждении может быть описан как набор различных речевых тактик.

«Свидетельство» как каузатор желаемого

Прецедентная ситуация, взятая из сакрального текста, оценивается участниками полемики одинаково как образец, как идеальная модель поведения. Как известно, древнерусская культура предполагает обязательное следование христианскому образцу, причем, что важно, образец связан с идеями проявления «образа Божия» в мире земном. Образцу должно подражать, стремиться уподобляться, и на этом и конструируются оценочные смыслы в процессе обращения авторов текстов к авторитетным свидетельствам.

Императив каузирует адресата совершить нужное автору на основании образца поведения, зафиксированного в сакральном тексте. «Образец» представлен в виде ситуаций, взятых из библейских текстов и сходных, по мнению говорящего, друг с другом.

К примеру, в Ответе кирилловских старцев на послание Иосифа Волоцкого об осуждении еретиков следует набор «свидетельств» ‒ типологически сходных ситуаций из библейских текстов, которые обсуждаются оппонентами: « Моис ѣ й скрижали руками разбил, Илиа пророкъ четыреста жрець закла, и Финеос братана, с мадиамлянынею блудяща, прободе, и апостолъ Петръ Симона волхъва молитвою разби при Нерон ѣ цари, и Павелъ апостолъ Елиму волхва молитвою ослепи, и Левъ, епи-скопъ катаньский, Леодора вълъхва петрахилию связа и созже, и донеже Леодоръ сгор ѣ , а епископъ из огня не изыде, а другаго вълъхва Сидора той же епископъ молитвою созже при гречестем цари » [12].

Субъектам Священной истории (Моисею, Илии пророку, апостолу Петру, апостолу Павлу и т. д.) соответствуют предикаты с конкретной семантикой нанесения физического ущерба, вплоть до убийства, совершенного ими: « закла », « прободе », « разби », « ослепи », « сожже ». Так конструируется непрямая оценка. Субъекты, обладающие высоким авторитетом в восприятии адресата, иерархически «сильнее» предикатов, в значении которых положительная оценка явно отсутствует. Соответственно, происходит влияние автора текста на адресата посредством имплицитного императива ‘делай так, как делают эти авторитетные субъекты’. Понять логику этого воздействия помогают причинные союзы «понеже» и «ради», соединяющие тезис и доводы друг с другом. Адресат « ради сих сви-д ѣ тельствъ », описанных в священных текстах, должен искоренить « злый плевелъ еретический в ко-нець».

Заволжские старцы в своей полемике с Иосифом Волоцким используют ту же тактику конструирования непрямой оценки путем комментирования текстов Священного писания, когда желаемая, положительно оцениваемая ситуация представлена по оценке книжников (S 2 ) как типично-образцовая для создателей сакральных текстов (S 1 ). Тезис старцев « некающихся еретиковъ и непокаряющихся вел ѣ но заточити, а кающихся еретиковъ и свою ересь проклинающих Церковь Божиа приемлетъ прострътыма дланма » аргументируется примерами с тем же набором акторов, а иногда и ситуаций из Писания, что были использованы Иосифом Волоцким в споре: «Но егда Богъ хот ѣ погубити Исраиля, поклоншася тельцу, тогда Моис ѣ й ста въпреки Господеви и рече: «Господи, аще сих погу-биши, то мене преже сих». И Богъ не погуби Исраиля Моис ѣ а ради» (НС); «Илиа пророкъ, ревнуа по Господ ѣ Боз ѣ Вседержители, закла четыреста жрець Валевых, понеже не покаяшася. А инии же покаашася, сих приа на покаяние, от нихже бысть Авд ѣ й пророкъ, и пророческаго дара сподобленъ бысть» [12].

Еще примеры: « Егда убо Кунопъ в своем м ѣ сте живяше и никогоже от в ѣ рныхъ не прелщаше, не осужен бысть (ИВ); « Егда же прииде во град, иский развратити в ѣ рующая, тогда осуженъ бысть на смерть » [10].

Нужная оценочность и скрытая в ней каузация конструируется S2 с помощью использования условно-временных конструкций. Придаточная часть конструкции выражает семантику конкретной ситуации, взятой из Священного текста, а главная часть представляет описание некой ситуации, яв- ляющейся примером нужного для S2 действия (осудить смертной казнью). Автор оценки, соединяя два образца, выраженные в однотипные условно-временные конструкции, в линейной последовательности друг с другом, проясняет необходимое условие для совершения потребного действия. Таким условием является цель «развратити благочестивыя и прельстити» верующих истинною верою. S2 соединяет акторов из текстов Священного Писания, развращающих истинно верующих, и акторов реальных, современных ему событий, ‒ еретиков, против которых и направлен обличительный пафос его посланий. Тем самым он обуславливает необходимость совершения действия, описанного в главной части предложения, занимающего позицию второго аргумента: «тогда смертию осужает-ся»; «тогда осуженъ бысть на смерть» [10].

Такая речевая тактика, когда желаемая ситуация описывается как типичная в тексте Священного Писания, и потому образцовая, хорошо осознается самим S 2 : « И многа суть такова въ божественном писании , яко егда еретицы суще в себ ѣ ереси имущая, православнымъ пакости не твориша, тогда и святии преподобнии отцы наши сих не осужаху. Егда узрятъ нев ѣ ръныя жь и еретики, хотя-щихъ прельстити православныя, тогда осужаху ихъ. Тако убо подобаетъ и намъ творити » [10].

Логическая обусловленность событий в священном тексте как образец для повторения

Высказывания с семантикой обусловленности способны легко выражать оценочность. Образцом является обуславливающее действие, которое и оценивается. По мнению S2, соблюдение условия, описанного в свидетельстве S1, логически приведет к желаемой ситуации.

Нил Сорский описывает двух акторов-антагонистов « Петра апостола » и « Симона вълхва » и представляет свое видение причинно-следственной связи между действиями Петра и наказанием Симона: « А Петръ апостолъ Симона вълхва молитвою разби, понеже прозвася прелукавый злод ѣ й сыном Божиим при Нероне цар ѣ , и того ради достойны суд приатъ от Бога за превеликую лесть и злобу » [12].

Автор оценочного высказывания обращается к адресату « старцу Иосифу » с призывом совершить то же самое действие, направленное на антагонистов-»еретиков», которое было совершено Петром (авторитетным актором) по отношению к Симону (негативно оцениваемому актору): « И ты, господине старець Иосиф, сотвори молитву, да иже недостойни еретици да гр ѣ шници , то земля их по-жреть. Аще же приемлеть Богъ еретика да и гр ѣ шника на покаяние, то не услышанъ будеши » [12].

Как видим, категория оценочности в анализируемых текстах конструируется на основе пересказа ситуаций, взятых из Священного Писания, и комментариев к ним. Категория эвиденциальности проявляется в способах включения «чужого» авторитетного слова в оценочные высказывания участников полемики, что позволяет книжнику формировать непрямую оценку.

Свидетельство как индикатор истинного православного

Маркеры-индикаторы и маркеры-каузаторы используются в интерпретации священного текста.

Мир «невидимый», явленный в сакральных текстах, требует правильного, «истинного» понимания и истолкования. Для этого надо, по мнению S 2 , внимательно всматриваться и вслушиваться в авторитетные свидетельства, являющиеся проводниками ценностных представлений Высшего мира. Видимо, поэтому S₂ использует различные маркеры к цитируемому тексту, позволяющие эксплицировать свое понимание ситуации и свою оценку, Например, маркеры истины, выраженные лексемами и словосочетаниями «истинно», «так и есть», регулярно проявляются в полемике о еретиках: « А что, господине, старець Иосиф, Моис ѣ й скрижали руками разбил, то тако и есть » [12]; « Тако бо и свя-тии апостоли творяху » [10]; « Тако же и святый Иоан Богословъ сотвори » [10]; « Да навыкнеши, яко се истинно есть , послушай реченныхъ » [10].

Возможно, и сам глагол «есть» является маркером истинности (ср. этимологию слова истина ). В этих примерах видно, что S 2 выражает свое отношение к тексту, созданному S 1 , и тем самым каузирует адресата поступать должным образом.

Анализ полемического дискурса выявляет еще один способ проявления непрямой оценки. Категория оценочности объединяется на основе комментариев к Писанию, включающих в себя набор различных «интенсификаторов внимания», направленных на улучшение эффективности восприятия адресатом нужной для говорящего интерпретации оцениваемой ситуации. К таким «интенсификаторам внимания» мы относим предикаты восприятия, а именно ‒ предикаты зрения и слуха: «Да навыкне-ши, яко се истинно есть, послушай реченныхъ» [10]; «Зри, яко святии пророцы и праведницы в Вет-хомъ Законе отступивших от Господа Бога овѣх молитвою и благодатию, данную имъ от Бога, смерти предаваху» [10]; «И Богъ не погуби Исраиля Моисѣа ради. Видиши, господине, яко любовь к согрѣшающимъ и злом превъзможе утолити гнѣвъ Божий» [12]; «…а сам апостолъ Павел пиша: «Аз бых был анафема от Христа моего, сиречь проклят; токмо бы братья моя спаслися исраильтяне». Видиши ли, господине, душу свою полагает за соблазнившуюся братью, дабы спаслися, а не молвил им, дабы их огнь пожегълъ, или земля пожерла, а могли сиа от Бога приати» [12].

«Заволжский» старец, убеждая Иосифа, вводит прямую речь Высшего субъекта (точка зрения S 1 ), затем интенсификатор внимания (в данном случае ‒ предикат зрения), вводящий слова S₂, которые и являются собственно оценкой.

Взаимодействие категорий эвиденциальности и оценочности в рассмотренных древнерусских текстах строится на символическом мировоззрении книжников, видящем во всех конкретных исторических ситуациях знаки вечного и Божественного. Задача автора состоит в правильной кодировке либо декодировке оцениваемого на основе священных текстов.