Китайские иероглифы сквозь призму семантического треугольника

При всей очевидности знакового характера китайских иероглифов им не так много внимания уделялось с точки зрения семиотики. Западная лингвистическая традиция, ориентированная на звучащее слово, в целом подходит к письму в лучшем случае снисходительно, рассматривая его как средство фиксации звучащей речи [11, с. 12], т. е. явление вторичное, причем такой взгляд характерен уже для Аристотеля и Платона [4], кроме того, наиболее развитым видом письма считается фонографическое [11, с. 184], в результате иерог-лифика уходит как минимум на периферию области изучаемого.

В противоположность этому в восточной и востоковедческой традициях иероглифы предстают неотъемлемой частью языкового мира, что имеет следствием, с одной стороны, естественно высокий их статус, с другой – преимущественный интерес к их этимологии (в терминологии авторов «Словаря этимологий базовых знаков китайской письменности» – этимографии [9, с. 7]) и практическим вопросам употребления. Хотя даже востоковеды долгое время не рассматривали достаточно глубоко вопрос о сущности идеографического знака. Так, В.М. Солнцев, отмечая отличия иероглифического письма от фонетического, в частности большую связь первого со значением, нежели со звучанием, все равно не считает значимой разницу между ними [6, с. 9]. Более того, в еще более ранней традиции востоковедения среди ученых были распространены попытки придать иероглифическому знаку системные фонетические признаки. В частности, В.П. Васильев в работе «Анализ китайских иероглифов» выделяет целый раздел, посвященный попыткам осмысления так называемого корневого состава китайского языка, по его мнению, зафиксированного в фонетических указателях [2, с. 31–38].

С.В. Стефановская отмечает следующие особенности иероглифа как письменного знака (нумерация наша – В. А.): 1) «иероглифическое письмо непосредственно передает план содержания лингвистических единиц», 2) «[и]ероглиф записывает и значение морфемы, и слог, представляющий эту морфему в устной речи», 3) «[и]з принципа обозначения, свойственного иероглифическому письму, следует его свойство: независимость знака от его чтения… Китайский иероглиф может иметь любое количество чтений в соответствии с числом языков, которые пользуются этим письмом» [7, с. 140–141].

Приведенные характеристики воспринимаются как само собой разумеющиеся и не становятся объектом теоретического анализа, вероятно, также в связи с тем, что чаще всего употребление иерог-лифики рассматривается на материале одного язы- ка или диалекта, в результате чего аспект соотношения графической формы со звуковой предстает нерелевантным. Даже в исследованиях, посвященных японскому языку, где вопрос соответствия нескольких звуковых форм одной графической весьма актуален, изучаются обычно исторические причины наличия разных чтений и вопросы употребления того или иного из них.

Между тем анализ семантической структуры иероглифа как знака раскрывает особенности ие-роглифики как вида письма. В последнее время изучение своеобразия китайской письменности с позиций семиотики (в русле идей Ч.С. Пирса) проводится в работах О.М. Готлиба [3] и его последователей [7, 9, 10].

Рассмотрение семантической структуры иероглифа с применением модели семантического треугольника Огдена - Ричардса дает возможность, во-первых, представить в абстрактном виде саму структуру, во-вторых, вывести на новый уровень теоретическое описание механизмов употребления иероглифики и тем самым усилить объяснительный аспект рассмотрения знаков идеографического письма.

Вершины семантического треугольника (далее - СТ) представляют референт, понятие и означающее. Референт является объектом действительности (классом объектов), понятие - отражением объекта в сознании носителя языка, означающее - формой выражения. При рассмотрении языковых единиц под последней обычно понимается звуковая форма, даже если она представляется в графическом виде.

При помещении иероглифического знака в данную модель проявляется его сложность: несмотря на то, что иероглиф более или менее независим от звуковой формы выражения, в обычном употреблении он все-таки ассоциируется с каким-либо чтением. Иными словами, в сознании носителя языка иероглиф представляет собой графикоакустический комплекс.

На рис. 1 представлен СТ, где в качестве означающего выступает графическая форма (далее -ГФ), на рис. 2 - звуковая форма (далее - ЗФ) в китайском языке. Для того чтобы отразить связи между референтом, понятием, ГФ и ЗФ необходим более сложный рисунок.

На рис. 3 представлено наложение связей, образуемых референтом, понятием и ГФ, с одной стороны, референтом, понятием и ЗФ - с другой, а также ГФ и ЗФ. При этом пунктирные линии между референтом и вариантами формы отражают опосредованную связь между ними, а тонкий пунктир между ГФ и ЗФ - связь еще более слабую, независимость знака от его чтения.

Несмотря на то, что китайские иероглифы часто называют идеограммами, это не вполне верно. На основе предложенных Ч.С. Пирсом критериев связи между означающим и означаемым

О.М. Готлиб выделяет три группы письменных знаков в китайском языке:

• •    1) пиктограммы - знаки, означающие которых непосредственно связаны с означаемыми;

• •    2) идеограммы - знаки, связь между формой и значением которых имеет косвенный характер. Идеограммы можно поделить на первичные , которые представляют собой пиктограмму с дополнительным элементом, выполняющим указательную функцию, и вторичные , которые включают в себя пиктограмму и часть, фиксирующую чтение знака;

• •    3) символограммы - знаки, форма которых не связана с означаемым. Часть символограмм - это пиктограммы, у которых форма изменилась настолько, что они перестали напоминать объект [2].

Особенности этих классов знаков также могут быть отображены при помощи схемы. У пиктограмм сильна связь между референтом и ГФ (рис. 4), хотя по мере упрощения способа написания иероглифов они все больше отдаляются от изображений референтов, вплоть до перехода в символограммы.

Рис. 1. Семантический треугольник с графической формой

Рис. 2. Семантический треугольник со звуковой формой

Рис. 3. Двойной семантический треугольник

Рис. 4. Двойной семантический треугольник пиктограмм

У первичных идеограмм связь между референтом и ГФ также сильнее, чем у прочих классов, хотя и менее очевидна вследствие большей степени абстракции. Так, иероглиф 本 «корень» представляет собой знак 木 «дерево» с дополнительной чертой, которая указывает на соответствующую часть дерева, но, для того чтобы истолковать его правильным образом, необходимо знать, для чего предназначается эта дополнительная черта (рис. 5).

Рис. 5. Двойной семантический треугольник первичных идеограмм

Фоноидеограммы демонстрируют разные свойства в связи с тем, что имеют более сложную структуру: в их составе выделяются так называемые «семантический определитель» («ключ») и «фонетический определитель» («фонетик»). Первый определяет семантическое поле, к которому принадлежит иероглиф, за вторым закреплено какое-то сочетание звуков, которое становится чтением иероглифа. Таким образом, у фоноидеограмм может быть более сильной связь между ГФ и понятием (рис. 6), между ГФ и понятием, а также ГФ и ЗФ (рис. 7), кроме того, в случае с фоноидеограммами, передающими звукоподражания, могут усиливаться связи между ГФ и понятием, ГФ и ЗФ, а также ЗФ и понятием (рис. 8).

Рис. 6. Двойной семантический треугольник фоноидеограмм

Рис. 7. Двойной семантический треугольник фоноидеограмм с сильной связью между ГФ и ЗФ

Рис. 8. Двойной семантический треугольник фоноидеограмм, передающих звукоподражания

Семантическая структура символограмм соответствует схеме, представленной на рис. 3, в связи с тем, что каким бы ни было их происхождение, с точки зрения носителя современного языка как звуковая их форма, так и графическая являются произвольными, не ассоциируясь с референтом.

Как уже упоминалось выше, иероглифам свойственно иметь разные чтения в разных языках и диалектах. Однако исторически при заимствовании иероглифики (по крайней мере, китайской в языки Дальнего Востока) сначала возникает противоположное явление – использование звучания знака для передачи другого значения или вообще безотносительно какого-либо значения. У И. Фридриха, который рассматривал этот феномен, прежде всего, на материале ближневосточных письменностей, он получил название звукового ребуса [8, с. 44].

Принцип звукового ребуса был применен сначала корейцами, а затем японцами, когда они начали записывать китайскими иероглифами исконно корейские и японские слова и позже морфемы. В корейском языке такие системы письма получили общее название иду (кор. 吏讀 иду (сев. риду ) «чиновничье письмо»). В японском на принципе звукового ребуса была основана манъёгана (яп. 万葉仮名 man’yōgana ) – система фиксации японских слов, в которой иероглифы использовались в качестве силлабограмм, в настоящее время его можно наблюдать в атэдзи (яп. 当て字 ateji букв. «подобранные знаки»).

А.Н. Соколов, отмечая, что японское иероглифическое письмо является, по сути, морфемным, рассматривает атэдзи как явление аморфемности. Смысл данного явления состоит в разрушении ассоциативной связи иероглифа со значением морфемы и ее звуковой оболочкой [5]. При этом выделяется два вида отклонения от морфемного принципа японского иероглифического письма. В первом случае иероглиф как раз используется не для передачи закрепленного за ним значения, а для фиксации слога с другим значением или лишенного значения вообще.

В качестве примера можно рассмотреть иероглиф 露 ro , исходное значение которого «роса», но после того, как он стал использоваться в записи слова 露西亜 rosia «Россия», за ним закрепилось и значение названия страны. Этот переход отображен на рис. 9.

=о

«роса» го «Россия»

St

Рис. 9. Семантическая схема фонетического ребуса

При таком переходе точкой, выступающей основой, центром процесса, является ЗФ (ro). Однако одновременно и связь между ЗФ и ГФ, обычно предстающая слабой, оказывается прочной, потому что графической форме новое понятие придается исключительно на фонетической основе.

При обретении иероглифом нового чтения происходит переход другого рода: референт и понятие остаются прежними (по крайней мере, первоначально), как и ГФ, но меняется ЗФ (рис. 10).

Рис. 10. Семантическая схема получения иероглифом нового чтения

Заимствованный в японский язык иероглиф 露 сначала, как и прочие, употреблялся для записи китайских слов, однако затем японское слово tsuyu, поясняющее его значение, закрепилось за ним в качестве нового чтения, т. е. еще одной ЗФ.

В основном закрепление за иероглифом в качестве чтений исконно японских слов происходило в соответствии с принципом морфемности, поскольку иероглифом записывается корень слова (в случае с отглагольными существительными это может быть основа слова в связи со слоговым характером азбуки и невозможностью отделить изменяемый гласный от согласного корня). Однако на уровне сочетаний иероглифов этот принцип может нарушаться.

Во втором варианте аморфемности – амор-фемном смысловом письме (по А.Н. Соколову) – иероглиф используется для записи слова, которое по звуковому составу не связано с зафиксированной за этим иероглифом морфемой, а близко ей семантически. В качестве примера можно привести сочетание 大人 otona «взрослый». Стандартные «китайские» чтения этих знаков dai / tai и jin/nin соответственно, т. е. слово с учетом частотности употребления чтений должно бы читаться daijin . Таким образом, происходит отрыв знака от закрепленной за ним ЗФ при сохранении значения («большой» и «человек» соответственно), а озвучивается сочетание графических знаков в целом. Схема процесса на примере иероглифа «человек» представлена на рис. 11.

«человек» (j in/nin/hito)

Рис. 11. Семантическая схема отрыва иероглифа от чтения

Связи с ЗФ обозначены пунктиром (а не убраны совсем), потому что, хотя в данном слове ни одна из ЗФ, закрепленных за иероглифом, не реализуется, они необязательно утрачиваются полностью. В некоторых случаях сочетание иероглифов может читаться как с отрывом от стандартных чтений, так и в соответствии с ними, например, 昨日 читается kino или sakujitsu , хотя следует отметить, что в таких случаях могут отличаться коннотации вариантов ЗФ.

Эта же схема иллюстрирует механизм транслингвографического перевода (по Т.Е. Шишмаревой [10]), при котором ЗФ исходного знака исключается из рассмотрения, поскольку мы не можем быть уверены в правильности соответствия современной ЗФ историческому оригиналу, а графическая, напротив, сохраняется как форма, репрезентирующая понятие и через него референт.

Также данная схема отражает процесс, наблюдаемый часто в художественной литературе и японских комиксах манга, когда в качестве фонетического комментария к иероглифическому сочетанию выступает, казалось бы, не связанное с ним слово, в том числе заимствование. Последнее, в свою очередь, получает пояснение в виде иероглифов, передающих значение (далеко не все заимствования или неологизмы понятны читателю). Это становится возможным благодаря связи через понятие. Так, например, сочетание 超人 получает прочтение ^^^^^У supaman «супермен».

В некоторых случаях ГФ получает новое звуковое соответствие на основе окказиональной, контекстуально обусловленной связи. Так, в манге «Рурони Кэнсин» [12] в одной из реплик сочетание ^ЯЛ sakabato , представляющее собой авторский неологизм и обозначающее меч, заточенный с обратной стороны, получает фуригану (фонетический комментарий) こんなかたな konna katana «такой меч». При этом фуригана передает речь персонажа, а иероглифы поясняют, что имел в виду автор [1, с. 27–28].

Возможность присвоения как отдельным иероглифам, так и их сочетаниям нескольких прочтений, в некоторых случаях сочетающаяся с наличием нескольких вариантов смыслового деления сочетаний, приводит к появлению в японском языке иероглифических омографов, т. е. единиц, имеющих одинаковую ГФ, но разную ЗФ и часто разное значение. Так, сочетанию 下手 соответствуют три ЗФ с разными значениями: shimote «левая (при взгляде из зала) сторона сцены», shitate «нижняя рука/захват нижней рукой (в борьбе сумо)», heta «неумелый».

Таким образом, применение модели семантического треугольника к описанию характеристик иероглифа как знака позволяет вывести последнее на более высокий уровень абстракции, в результате иероглиф предстает сложным знаком, обла- дающим двумя планами выражения, связь между которыми с точки зрения современного пользователя мотивирована слабо или не мотивирована вовсе. Такое свойство резко противопоставляет иероглифику фонетическому письму, единицы которого сами по себе не являются знаками и привязываются к звучанию, но не значению. Также становится возможным схематично представить механизмы, лежащие в основе многих явлений области функционирования иероглифики: фонетического ребуса, получения иероглифом нового чтения, атэдзи, аморфемного смыслового письма, транслингвографического перевода, иероглифической омографии. Такое представление, в свою очередь, становится иллюстрацией тезиса об относительной независимости графической и звуковой форм языка.