Ключевые аспекты дискуссии о роли государства в правовой системе в либеральном правовом дискурсе

Отечественная доктрина с определенной долей условности традиционно в духе классического позитивизма рассматривает государство как монополиста, контролирующего право. Подобный подход устанавливает приоритет государства над правом, его суверенной воли как источника правовых установлений и оказывает значительное влияние на догму права и на правовую действительность. Вместе с тем в альтернативной правовой доктрине вместо термина «государство» используется понятие «официальные лица», а в основании правовой системы рассматривается не государство, а любая политическая система, способная устанавливать нормативность своих правил в обществе. Рассмотрение генезиса подобных установок и поддерживающих их аргументов вызывает интерес как с позиции теоретической и практической компаративистики, так и с позиции обмена знаниями и методологического совершенствования отечественного права для роста его конкурентоспособности.

Классические подходы к пониманию роли государства в правовой системе

Говоря об истории становления и трансформации понимания политико-правовой субъектности государства и его роли в правовой системе, необходимо отметить, что в мировой науке данная проблематика органически связана с либеральным правовым дискурсом. Примечательно, что предметно исследуемый вопрос вошел в поле центрального рассмотрения социальной философии в эпоху Просвещения в рамках противостояния довольно неоднородного юснатурализма с формирующимся и набирающим силу правовым позитивизмом.

Одним из первых юснатуралистских подходов можно считать довольно противоречивое и в целом консервативное учение Т. Гоббса. В «Левиафане» он указал целью своего философского проекта «показать человеческим глазам взаимные отношения между защитой и послушанием, из которых состояние человеческой природы и божественных законов (как естественных, так и позитивных) требует нерушимого наблюдения» [1, p. 483–492]. Это нерушимое наблюдение осуществляется посредством официальной государственной власти.

Довольно известным является утверждение Гоббса о том, что государство стало результатом общественного соглашения в стремлении людей преодолеть естественное состояние хаоса. То есть государство представляется философу продуктом общественной воли и, казалось бы, должно быть обществу подчинено, однако автор отождествляет государство со всемогущим сувереном, подчиняться которому взяли на себя обязанность индивиды [2, p. 207]. Хотя суверен и обязан служить подданным, но сам он не связан договором, а его воля, выраженная в законе, обязательна и требует подчинения. Представляется, что такая идея противоречива сама по себе, поскольку государство рассматривается как неограниченный суверен, противодействие которому со стороны индивидов возможно, если суверен не может обеспечить государственный порядок [3, p. 63].

Значительно дальше пошли идеологи Французской революции и борцы за независимость США. Мысль о неотчуждаемых и естественных правах получила признание не только в публицистике, но также в политических и конституционных документах [4]. Например, Т. Пейн утверждал: «общество создается нашими потребностями, а правительство – нашими пороками: первое способствует нашему счастью положительно, объединяя наши благие порывы, второе же – отрицательно, обуздывая наши пороки; одно поощряет сближение, другое поощряет рознь [4, с. 484]. Общество в любом состоянии есть благо, правительство же и самое лучшее есть лишь необходимое зло, а в худшем случае – зло нестерпимое... Ведь если бы веления совести были ясны, определенны и беспрекословно исполнялись, то человек не нуждался бы ни в каком ином законодателе...» [4, с. 484].

Подобные взгляды были названы позитивистами, в частности одним из видных предшественников правового позитивизма – И. Бентамом, «анархическими заблуждениями». В своей одноименной работе правовед в рамках критики Декларации прав человека и гражданина и конституционных актов республиканской Франции указывал, что ни один человек никогда не был рожден свободным и свободным не оставался на протяжении жизни, не рождаются люди и равными в правах. Оговорка о том, что различия могут быть основаны на общей пользе, означает, что «первая часть статьи не имеет вообще никакого значения: равенства в правах не существует» [5, p. 53–54]. Естественное право, по Бентаму, – это «извращение языка», а закон природы – «смутный фантом», не имеющий конкретного содержания. Естественное право в критике Бентама «двусмысленно», «абстрактно», «сентиментально» и только дестабилизирует общество. В его представлении правовая система просто не может быть построена на основе идеи естественного права, поскольку неконкретна в определении норм общественного порядка и провозглашает свободу без каких-либо (юридических) обязанностей [5, p. 53–54]. Поэтому право тождественно государственному закону и исходит от него [6].

Именно позитивное право с помощью организованного государством принудительного порядка обладает той нормативной составляющей, способной направить человека посредством внешнего воздействия к наибольшему благу и пользе. Государство, в понимании философа, занимает ключевое место в системе нормативных отношений, поскольку право – это не что иное, как совокупность законов, исходящих от суверена, выражающих его волеизъявление и обеспеченное официальным принуждением [7, p. 234]. Действия суверена всегда легальны, поскольку закон – это то, что говорит суверен [8, p. 38].

Взгляды Бентама были усилены аргументами Остина (в рамках командной концепции), отождествившего законодателя (правотворца), суверена и государство. Остин указал, что «главным свойством права, обеспечивающим его действие, выступает наличие суверена, которому обычно подчиняются индивиды в конкретном обществе, но который сам не подчиняется никому» [9, p. 166]. Само формирование нормативной системы в представлении Остина происходит по простому алгоритму возникновения в сфере властных отношений высшего суверена, который принуждением добивается всеобщего подчинения. Только обеспеченность команд суверена принуждением может обеспечить их всеобщую нормативность и юридическую силу как норм права. Поэтому право всегда исходит от государства и является результатом его прямого волеизъявления как субъекта высшей суверенной политической власти в обществе. За этим следует важный вывод, принципиально обратный установкам юснатурализма: источником права является государство и находится во власти юридически безответственного суверена [10, p. 107].

Критика классических подходов: практический и теоретический аспекты

Для юснатурализма сама постановка вопроса в командной теории стала дополнительным аргументом в пользу того, что такая простая система простого подчинения очевидно провоцирует произвол и лишает индивидов гарантий качества правового закона [11, p. 40–41]. Можно упомянуть ряд значимых ранних критиков теории Остина, в частности Дж.У. Сэлмонд, Т.Э. Холланд, У.А. Уотт и У.Дж. Браун [12].

Собственно позитивистские критические замечания больше касаются функциональной стороны вопроса. В частности, частью масштабной критики классического позитивизма касаемо его описания взаимодействия государства и права стали аргументы Г. Харта.

Харт опроверг утверждение классического правового позитивизма об обязательном присутствии неограниченного суверена в правовой системе, аргументируя это тем, что такой подход не объясняет непрерывность и постоянство законодательной власти и ее самоограничивающий характер. Допущение командной теорией зависимости суверена от правовых норм возможно только путем введения в правовую систему правил, определяющих правовой статус суверена [13, с. 119].

И действительно, к середине XX в. стало понятно, что реалии существования государственных и правовых систем не вписываются больше в такую простую модель. В числе факторов общего признания можно назвать следующие:

– распространение идеи всеобщих универсальных прав человека и их официальное закрепление в международных актах и конституционном законодательстве большинства государств как минимум на уровне декларации;

– формирование современных демократических государственных систем с открытым политическим пространством и институциональным самоограничением государственной власти и пределов официального принуждения;

– появление функционирующих наднациональных организаций, квазигосударствен-ных образований, корпоративных объединений и военизированных группировок на базе собственного нормативного регулирования.

Данные вызовы определили необходимость для правовой науки искать новые ответы на старые вопросы понимания государства, его связи с правом и определения его места в нормативной системе. Следует отметить, что в первую очередь подвергся переосмыслению именно тезис о самостоятельной политической субъектности государства как источника объективных нормативных установлений.

Современные либеральные подходы к пониманию государства

В естественном праве рефлексия по поводу роли государства в нормативной системе подверглась масштабной критике с позиций справедливости и морали и была затронута целым рядом ученых – Л. Фуллером, Р. Дворкиным, Р. Алекси. Названные правоведы отдают приоритет не позитивно установленному государственному праву, а необходимости установления механизма соответствия такого права объективной морали и связанности государства высшими идеалами блага и справедливости, сложившейся в обществе политической традиции [14; 15; 16]. В их представлении описание нормативной системы через отгосударственное позитивное право неадекватно, поскольку оно не способно отразить образ наиболее эффективной правовой системы, стремящейся к справедливости. Право – ценностный институт; его ценность и, как итог, нормативность определяются не государством. Государство лишь должно обеспечивать гармоничную реализацию общечеловеческих ценностей и стремление к благу в нормативной системе. Так, Дворкин указал, что в основе правовой системы лежат не законы, а правовые принципы, выражающие универсальные ценностные начала права, направленные не на реализацию государственной воли, а на достижение общесоциальных целей [17, с. 44]. Государство здесь играет лишь функциональную роль по выстраиванию наиболее оптимального механизма реализации правовых принципов.

Фуллер отдельно подчеркнул роль в нормативной системе правовых обычаев, указав, что именно они направляют и согласовывают поведение людей в социальных отношениях. Установленное государством позитивное право выступает лишь факультативным средством обеспечения нормативного регулирования как средства общественного контроля в ситуациях противоправного поведения. Сфера публичных отношений должна быть регламентирована и оптимизирована в интересах общества, а государство в своей деятельности всегда ограничено моральными стандартами, соответствие которым и обеспечивает законность [16, с. 221–225].

В современном позитивизме осмысление проблемы политико-правовой субъектности государства в правовой системе выразилось в придании государству в большей степени функциональной роли идентификатора права и арбитра-эксперта.

Упомянутый нами Г. Харт более широко использовал понятие официальных лиц, нежели государства при объяснении механизма нормативного регулирования, выдвигая в качестве первичного элемента такого взаимоотношения именно право, которое конструирует государство на основе системы первичных и вторичных правил. Хотя правила и создаются официальными лицами, в основе системы отношений подчинения власти лежит недекларированное правило признания, подтверждающее фактический характер отношений управления в обществе [13, с. 119].

Такой стандарт формируется не государством, а является результатом отношений по поводу внутренней и внешней точек зрения на право и фактически (хотя автор это прямо не указывает) обусловлено складывающимися социально-политическими отношениями.

Значительная часть трудов Харта посвящена так называемым пограничным случаям правовой системы, к которым он относил международное право и право доминионов (зависимых государств), где феномен государства заменен другими официальными институтами. Отсутствие государства как суверена в данном случае, по мнению правоведа, не лишает указанные системы статуса правовых [13].

Более широко политическую подоплеку существования права и государства раскрывает Д. Раз. Автор указывает, что в основе организации власти в обществе лежит сложный нормативный механизм, в рамках которого люди подчиняются определенному нормативному порядку в том случае, когда он способен, обладая достаточным уровнем эксперт-ности, предоставить эффективные основания для действий, которыми они могут воспользоваться [18, p. 359]. Государство в данном случае выступает как наиболее институционализированная властная система, обладающая свойствами легитимности за счет своей достаточной экспертности и эффективности в обеспечении нормативного регулирования [19, p. 29]. Для объяснения этого механизма Раз проводит различие между фактической и легитимной властью [19, p. 9]. Власть государства может иметь характер фактической, обеспечивая всеобщее подчинение (в том числе посредством принуждения), но она не обязательно будет обладать характером легитимности. Легитимна только та власть, ко- торая имеет право на нормативное регулирование общественных отношений, поскольку ей в должной степени подчиняются индивиды ввиду ее способности служить обществу [20, p. 46–53]. Право, по мнению Раза, всегда требует легитимной власти, соответственно, существование именно права, а не государства обуславливает юридическую обязанность подчиняться. Основанием для подчинения праву является сам факт того, что право требует этого подчинения [20, p. 234].

Выводы

Если суммировать взгляды ведущих иностранных правоведов, то можно заключить, что в современном правовом позитивизме подход к пониманию государства как простого механизма организации власти и управления через суверена, издающего нормы права (команды), значительно усложнился, государство рассматривается в гораздо более широком контексте институциональной нормативной системы, обладающей внутренней и внешней легитимацией. При этом сохраняется именно утилитарная роль государства как институции по определению критериев действительности правовых норм, его статус как арбитра и эксперта по вопросам нормативного регулирования. Право должно быть справедливым – это требование к власти. И право может исходить от негосударственных источников. Государство в контексте вопроса о нормативной системе – это не субъект, а институция, с помощью которой субъект власти может реализовывать ее официально и формировать право. В итоге нормативность права обуславливается другими, более глубокими процессами политического характера.