«Княжеские» захоронения в Балтии фаз B1–C1



КРАТКИЕ СООБЩЕНИЯ ИНСТИТУТА АРХЕОЛОГИИ РАН. ВЫП. 218. 2005 г.

В.И. Кулаков “КНЯЖЕСКИЕ” ЗАХОРОНЕНИЯ В БАЛТИИ ФАЗ B^Q

Предлагаемое исследование представляет собой опыт хронологического и палеосоциального анализа “княжеских” могил Балтии начала нашей эры. Изучение элементов и моделей социальных структур на основе отраженных в письменных и археологических источниках показателей - предмет пока еще молодой вспомогательной исторической дисциплины - палеосоциологии. Эта дисциплина делает свои первые шаги не только в науке России, но и у наших западных коллег. Одной из важнейших задач, связанных с формированием методики палеосоциологических исследований, является выбор для них определенных, дискретных археологических критериев, их интерпретация и установление хронологических реперов для различных форм этих критериев.

К настоящему времени процесс изучения аспектов социальной истории “варварских” племен за пределами римского лимеса и не охваченных крещением этнических сообществ в эпоху раннего средневековья уже более полувека базируется как на данных письменных источников, так и на результатах археологических исследований. Особую важность эти исследовательские задачи приобретают при работе с “княжескими” захоронениями, выделяющимися роскошью своего инвентаря.

Европейские археологи в 30-х годах XX в. впервые получили качественную основу для палеосоциологических реконструкций в древнегерманском ареале при анализе “княжеских” погребений типа Liibsow, в массе изучаемых в послевоенное время в Северной Германии и поименованных по одному из могильников в земле Mecklenburg-Vorpommern. Погребения этого типа, концентрирующиеся в особых могильниках и датируемые фазами Bj-B₂/Cl, на фоне превалирующих в Germania Libera того времени кремаций выделялись присутствием исключительно несожженных останков. Этот феномен объясняется кельтским культовым влиянием (Клиндт-Йен-сен, 2003. С. 167). Правда, не следует забывать о том, что Тацит сообщал о культе плодородия (“культ ванов”) у приморских ингвеонов (в том числе -кимвры и тевтоны Ютланда - Селицкий, 2002. С. 25), заведомо не предполагавшем обряда кремации.

Костяки в погребениях типа Liibsow, ориентированные головой на север, покоились в деревянных “саркофагах” в камерах с деревянным креплением стен на глубине до 2 м от уровня материка. Зачастую погребения перекрывались курганными насыпями. Инвентарь состоял из золотых, серебряных и бронзовых украшений, римской металлической посуды, бронзовых гребней, ножей и игральных каменных фишек, при этом мелкие предметы могли сопровождаться обломками туалетных (?) шкатулок. Перечисленный инвентарь, как правило, сопровождал женские могилы, в мужских комплексах найдены шпоры и детали конского снаряжения, остатки ритонов. Местная керамика характерна для могил обоих указанных видов (Eggers, 1953. S. 58-63).

В Ш в. н.э. возникает так называемая “центрально-германская группа ингумаций” (прослеживается до фазы D₂), в составе которой наиболее четкими признаками обладают комплексы типа HaBleben-Leuna, названная в честь “княжеского” женского захоронения с богатым инвентарем (Schulz, 1933), обнаруженного в HaBleben к северу от г. Эрфурт (Tiiringen), и могилы мужчины в Leuna bei Halle, Кг. Merseburg. Номенклатура инвентаря погребений этого типа близка позициям, обозначенным выше для комплексов типа Liibsow. Новациями являются встречаемые в большом количестве находки янтарных украшений и римских монет в виде подвесок и “обола мертвых”, золотых гривен и украшений со вставками из полудрагоценных камней (женские комплексы). Бронзовые и серебряные ножи и серебряные наконечники стрел, характерные для мужских могил типа HaBleben-Leuna на территории Словакии, как правило - местного происхождения.

Для погребений обеих групп характерны входившие в состав пиршественных наборов стеклянные кубки, преимущественно - провинциальноримского происхождения. Как для племен севера Барбарикум, так и для “го-то-гепидского” ареала Поднепровья подобного рода стеклянные изделия справедливо считаются соционормативным таксоном, отличающим высокий ранг владельца кубка в местном обществе (Лихтер, 1998. С. 51).

Главное, что выделяет комплексы обеих групп “княжеских” захоронений среди массива погребальных объектов Germania Libera - отсутствие предметов боевого вооружения. В массиве “княжеских” захоронений они обнаружены только на территории Польши в погребениях Krakowka, pow. Sandomerz и Grabice, pow. Gubin, т.е. - на самом дальнем восточном рубеже Барбарикум, на границе между германским миром и бескрайними лесными территориями редконаселенной в римское время Восточной Европы. Забегая вперед, следует отметить чрезвычайную важность этого наблюдения для раскрываемой научной темы.

Палеосоциальная интерпретация отмеченных выше погребальных комплексов на протяжении последнего полувека вызывает в европейских научных кругах острые дискуссии. Ее итог три десятилетия тому назад подвел известный польский историк Ежи Веловейский. Единодушно признано: основной массив кремаций в древнегерманском ареале I-II вв. н.э. связывался с пешими воинами, а погребения с оружием и с конским снаряжением соотносились с воинской аристократией - nobiles римских письменных источников. Как считала А. Кетлиньская, “княжеские” погребения соответствуют князьям-жрецам. Согласно мнению К. Маевского и Х.Ю. Эггерса, “княжеские” погребения без оружия относятся к германским племенным вождям. Аналогичные по определению комплексы, включающие предметы вооружения, содержат, по мнению Е. Веловейского и К. Годлевского, останки военных вождей. Е. Веловейский свой вывод обосновывал сообщением Тацита о серебряных сосудах (встречены в “княжеских” погребениях), принадлежащих у германцев principes, т.е. - племенным вождям (Wielowiejski, 1970. S. 259, 261, 262).

В гуннскую эпоху в западноевропейских древностях вычленяются совершенные по обряду ингумации погребения с особо роскошным воинским снаряжением (например - погребения “Chef militaire”, Vermand и вождя франков Childerich, Toumai), которые справедливо и «без сомнения связываются с “principes” или “reges”, (т.е.) с вождями германских дружин» (Carnap-Bornheim, 1999. S. 19).

Юго-восточная Балтия, несмотря на распространенное в римскую эпоху мнение о границе Барбарикум по р. Висле, современными археологами и историками все же относится к Барбарикум, точнее - к границе между землями “варварскими” (по Тациту) и заселенными “дикими” народами (фенны и проч.) (Nowakowski, 1990. S. 87, 88). На будущей земле пруссов в римское время фиксируется незначительное число погребений с обильным и для местного уровня богатым инвентарем. Он отличал данные комплексы от основного массива могил эстиев римского времени, на фазе С содержавших в лучшем случае пару фибул и несколько бусин (в женских комплексах - Кулаков, 2003а. Рис. 1). Долгое время “богатые” комплексы считались (в том числе и автором этих строк) принадлежавшими представителям западно-балтской родовой аристократии, разбогатевшей за счет янтарной торговли с Римом. Ныне возобладала иная интерпретация таких погребений, на западной границе балтского ареала выделяемых лишь в центральной части Мазурского Поозерья. Типичным комплексом такого рода объявляется погребение 2 в кургане 25 в Szwajcaria, содержавшее трупоположение с римским мечом типа Spatha, сохранившим следы дамаскировки лезвия, серебряную фибулу, провинциально-римскую застежку с эмалью. Данный комплекс, сопровождавшийся конским захоронением, по фибуле с “луковичными” навершиями типа А190-191 датируется IV-V вв. Ведущий для Польши специалист по древностям западных балтов римского времени, В. Новаков-ский считает, что подобные “княжеские” комплексы возникают в западно-балтском ареале лишь в пределах “судавской культуры”, причем значительно позже своих германских аналогов - в IV в. н.э. Племенная аристократия балтов, погребенная в могилах типа Szwajcaria, была, по мнению варшавского коллеги, тесно связана по морю с нижнерейнским регионом, получая оттуда римские “импорты” не в результате янтарной и прочей торговли, а по политическим мотивам (откуп, дары и прочее - Nowakowski, 1985. S. 83,100). Характерно оседание в погребениях позднеримского времени провинциальной продукции более раннего времени. Это - или накапливание племенной сокровищницы (аналог клада в Apahida), или свидетельство выплат римских donatii-stipendii уже вышедшими из обихода предметами. Последнее прослежено на примере римских монет в Черняховском ареале (Щукин, 1999. С. 95). Как и в ареале эстиев, у днепровских “гото-гепидов” практически отсутствовала пиршественная посуда провинциально-римского происхождения. В отличие от германцев в центре Барбарикум, за его восточной окраиной римляне контактировали с “протогосударственным образованием, где разнородные племена были объединены под властью одного или, временами, двух королей”. Поэтому и выплаты “варварам” за сохранение мира на лиме-се происходили не ценной посудой, но не менее ценными, хотя и уже не ак- туальными для Империи серебряными монетами (Щукин, 1999. С. 94, 95). Так и в Пруссии, где на Самбии отмечены лишь 6 римских “импортов” (Кропоткин, 1970. С. 91, ИЗ), основной приток монет (правда, не серебряных, а медных, служивших депонентами сырья цветного металла - Wielowiejski, 1970. S. 252) приходится на середину П в. н.э. и резко прекращается на рубеже П-Ш вв. (Кропоткин, 1961. С. 18, 34). Видимо, “варварам” на Янтарном берегу также перепала часть выплат (или награбленного) за Маркоманн-ские войны.

Парадигмой палеосоциальной реконструкции является модель социума готских племен. Ее положения суммированы в фундаментальном труде австрийского историка Хервига Вольфрама. Основываясь преимущественно на письменных источниках, коллега из Австрии считает, что Gutpiuda (“земля племени готов”) состоит из многих kunja (малые племена, “кланы”). Каждое из этих кланов управлялось rijks - племенным вождем, находившимся в своей резиденции (городище?) baurgs. До V в. основной массив kunja составляли freis - свободные общинники. Органом их местного самоуправления являлось народное собрание общины gaqumps. Уже на ранней фазе гуннской эпохи в обществе Gutpiuda вычленяются capillati (лат. “кудрявые”), обретшие воинскую славу и связанное с этим общественное уважение потомки некоторых freis или, возможно, владетельных домохозяев frauja. Последним, очевидно, принадлежали погребения с довольно обильным инвентарем, по раскопкам на о. Борнхольм характерные в позднеримскую эпоху для каждого поколения погребенных (Schultze, 1992. S. 214). Готскую знать capillati (точнее - представителей военного страта), как у свевов и многих других древнегерманских племен, отличал узел волос skuft. Общественным авторитетом традиционно для готского общества обладал kindins - судья, возвышавшийся и над rijks (Вольфрам, 2003. С. 141, 152-154). Характеризуя динамику развития общества Gutpiuda, как и любое другое общество в Барбари-кум, X. Вольфрам считает, что “...племенное общество постоянно находилось в состоянии войны” и, соответственно, применительный к “варварам” латинский термин gens следует понимать как “вооруженный народ” (Вольфрам, 2003. С. 20). Во многом благодаря этим специфическим условиям X. Вольфрам не считал возможным определять гентильное (племенное) общество как моноэтничное. В этом вопросе приоритет в современных палео-социальных исследованиях (относимых X. Вольфрамом к области исторической этнографии) удерживается известным историком Барбарикум Райн-хардом Венскусом, убедительно определившим (правда, при минимуме привлеченной археологической информации) «“варварское” племя как традиционную, но не этническую общность» (Wenskus, 1961. S. 54). Современное определение смысла существования феномена gens в Барбарикум такова: “Gens в стадии формирования - in peregrinatione, цель которого заключается в том, чтобы посредством королевской власти и истинной веры (что, вероятно, всегда означало одно и то же) превратиться в народ (populus)” (Вольфрам, 2003. С. 24).

Несмотря на такую развернутую модель готских социумов, археологические критерии соответствующих регионов в расчет при палеосоциальных исследованиях ареала вест- и остготов пока не принимаются. В других частях восточного Barbaricum ситуация с палеосоциальными исследованиями еще сложнее, отсутствует их основа - хронология признаков материальной культуры, могущих служить социальными критериями.

Для юго-восточной Балтии ранее мною была предложена схема формирования социальных структур в местном обществе на протяжении всего I тыс. н.э. Основной массив урновых трупосожжений римского времени связывался с рядовыми общинниками, могилы с конским снаряжением соотносились со всадниками-аллохтонами, участвовавшими в процессе контроля над янтарными приисками и Великим янтарным путем. Сравнение материала “княжеских” захоронений территории позднейшей Пруссии с аналогичными по первичной оценке комплексами с соседних земель может прояснить ситуацию с их хронологией и социальной оценкой. Ниже представлен каталог погребальных комплексов Балтии римского времени, признаваемых современными археологами “княжескими” по особой представительности в них престижных элементов инвентаря, по эксклюзивным чертам обряда и по наличию в них римских “импортов”.

КАТАЛОГ “КНЯЖЕСКИХ” ПОГРЕБЕНИЙ БАЛТИИ (рис. 1)

Бывш. ILISCHKEN, Кг. Wehlau (ныне - Гвардейский р-н). Погребение б/№ (Il-o/Nr) - ингумация (?) с сопутствующим конским захоронением. Инвентарь: римский кинжал в железных, плакированных серебром ножнах (рис. 2, 7), бронзовая фибула типа AIV,72 (рис. 2, 2), известный лишь по описанию умбон щита с несохранившимся острием (рис. 2, 3), железные удила (рис. 2, 3) с прикипевшими двумя конскими зубами (Nowakowski, 1996. Taf. 92, 1-4). По фибуле типа AIV,72 Il-o/Nr датируется фазой В_1Ь (Кулаков. 20036. Рис. 121).

ХРУСТАЛЬНОЕ, Зеленоградский р-н (бывш. Wiekau, Кг. Fischhausen). В августе-сентябре 1884 г. И. Хейдек раскопал в этом пункте 58 погребений. В первой публикации этих раскопок И. Хейдек сосредоточился на описании обнаруженных при раскопках трупоположений в деревянных “саркофагах”. Несожженные костные останки здесь, как и в целом на памятниках юго-восточной Балтии I тыс. н.э., не сохранились (Heydeck, 1900-1904. S. 217) ввиду особенностей почвы. Кроме того, в этом полевом сезоне при раскопках в Wiekau были обнаружены 48 трупосожжений. Кальцинированные кости находились преимущественно в урнах, перекрытых круглыми в плане каменными кладками и сопровождались сосудами-приставками, бронзовыми фибулами, браслетами с заходящими концами, пряжками с круглой рамкой типа Доллькайм-Роминтен, датируемыми І-Ш вв. н.э. (Bujack, 1887-1888b. S. 276-283). Особую группу в планиграфии этого могильника занимали 10 трупоположений, в могильных ямах которых были зафиксированы слои коричневого цвета, оставленные деревянными гробами (Bujack, 1887-1888а. S. 273). Известнейшим на этом памятнике является Погребение ХТПТ (по ну-

Рис. 1. Карта памятников с социально престижными погребениями в Балтии в І-Ш вв. н.э.

7 - бывш. Ilischken, Кг. Wehlau (ныне - Гвардейский р-н); 2 - Хрустальное, Зеленоградский р-н (бывш. Wiekau, Кг. Fischhausen); 3 - Изобильное, Полесский р-н (бывш. Klein FlieB. Кг. Labiau); 4 - Поваровка. Зеленоградский р-н (Kirpehnen. Кг. Samland); 5 - Швайцария (Белостоцкое воеводство, Польша)

мерации И. Хейдека, по системе Г. Кемке - Wi-14). В яме глубиной ок. 0,5 м от уровня пахоты И. Хейдек и Эккарт “нашли лишь белые следы костей вместе с коричневыми следами, оставленными (древесной) корой саркофагов”. К северу от края могильной ямы находились в каменном ящике 4 сосуда-приставки, один из которых содержал остатки погребального костра (рис. 3, 3). У восточного края могилы лежали остатки щита и двух сломанных наконечников копий. Прочий инвентарь - железные пряжка, фибула, топор и боевой нож, бронзовая фибула не получили в публикации подробного описания (Heydeck, 1900-1904. S. 218). Заслуживает внимания обозначение сосудов-приставок из этого комплекса как “кружка типа Викау” и датировка комплекса этапом Bj/Q = 150-200 гг. н.э. (Nowakowski, 1996. S. 29, 30). Долгие годы это погребение благодаря реконструкции И. Хейдека (рис. 3, 6) считалось подкурганным. На самом деле, согласно полевому эскизу Эккар-та, скопированному в 1931 г. Генрихом Зоммером, камни, составлявшие панцирь над могилой, практически не выступали над поверхностью земли (рис. 3, 7). Сооружение этого погребального комплекса можно реконструировать следующим образом:

• 1.    В насыпь кургана эпохи раннего железа, ближайший аналог которому находится планиграфически рядом с погребением ХПП, перед совершением захоронения в насыпи трупоположения в “саркофаге” была по линии север-юг прокопана траншея (рис. 3, 1,2). В результате этого каменный панцирь кургана по его оси север-юг оказался потревоженным.

• 2.    Из обнаруженного в кургане каменного ящика были изъяты урны и заменены у восточного края новой могилы сосудами-приставками (“кружки

  
  
  

• 3.    Затем в выкопанной траншее был помещен костяк в деревянном “саркофаге” с ориентацией головой на север. Покойному сопутствовали в “саркофаге” две разновеликие фибулы, что указывает на одежду воина -плащ и куртку. С востока к “саркофагу” на дно свежевыкопан-ной траншеи была положена пара копий, затем накрытая щитом.

• 4.    Затем траншея, уже содержащая “саркофаг” с телом покойного, была бессистемно засыпана ранее добытыми из панциря кургана камнями, впоследствии, после гниения крышки

• 5.    Последним действием процесса погребения была засыпка поверхности каменного панциря грунтом, что абсолютно нехарактерно для аутентичных древностей культуры западнобалтийских курганов.

типа Викау”) с остатками ритуальных пищи и костра. При этом на днище одной из этих “кружек” (рис. 3, 4, 5) явно раннеримского времени древний керамист имитировал позднелатен-ское сакральное изображение, как бы воссоздавая антураж погребального инвентаря конца I тыс. до н.э. Возможно, образец этого орнамента был попросту обнаружен на урнах, извлеченных эстиями в кургане из каменного ящика.

“саркофага”, провалившимися ниже уровня материка, в пределы могильной ямы (рис. 3, 7).

Wi-14 датируется по паре фибул - поздних вариантов застежек типа AV,131 этапом B^Q в соответствии с хронологической системой Уллы Лунд Хансен (Lund Hansen, 1987. Abb. 13, 20). Умбон щита с длинным центральным стержнем и сосуда-приставки с S-видным профилем находят основательные параллели в пшеворских древностях второй половины П в. н.э. (Godtowski, 1981. S. 115), маркируя плотные контакты жителей Янтарного берега и Мазовши. Керамические формы пшеворского происхождения встречены во П в. н.э. на памятниках Самбии и низовий р. Ногаты (Gaerte, 1929. Abb. 125, 126). Для южных соседей эстиев такие керамические формы

2ВІ-14 (Baumsarg)

Рис. 3. Планы, сечения и сосуд-приставка погребения ХПП могильника Хрустальное

I в. н.э. считаются индикаторами контактов “пшеворцев” с населением полуострова Ютланд (Dgbrowska, 1988. S. 196).

Погребения XXXIV-XXXV (Wi-34, рис. 4, 3, Inv. Prussia-Museum Nr IV, 261, 5533) - ингумация в деревянном “саркофаге”. Инвентарь: шайбовидная провинциально-римская фибула с эмалью красного и голубого цветов, бронзовые посеребреные фибулы типов AV, 129 и AV, 130 (рис. 4, о, g, i), две пряжки (рис. 4, l,f), пара шпор типа Jahn 52 (Raddatz, 1992/93. S. 133), короткий двулезвийный меч с остатками деревянных ножен, снабженных бронзовым наконечником (рис. 4, а, 34), втульчатый топор с остатками деревянной рукояти (рис. 4, Ь), шесть копий, нож, оселок, умбон щита типа Jahn 7а, рукоять щита, бритва, наконечник ремня типа Raddatz І.Ш.1 (Nowakowski, 1996. S. 30). Широко известна сделанная в Wi-34 находка конского оголовья типа Vimose с бронзовыми (ременные накладки посеребрены) деталями (рис. 5) (Heydeck, 1900-1904. S. 218, 219, Taf. XXXVII, XXXVIII, a-g). Комплекс Wi-34 датируется рубежом между этапами В₂/С_1а (Wilbers-Rost, 1994. S. 37) или этапом С_1а (Raddatz, 1992/93. S. 133). Для конского оголовья признается его местное происхождение. С. Вильберс-Рост считает, что изготавливавшиеся на Самбии оголовья и их детали при посредничестве носителей шпеворской культуры распространялись на запад Европы вплоть до Ютланда (Wilbers-Rost, 1994. S 131). С комплексом вооружения из Wi-34 ситуация иная. В. Новаковский найденный здесь меч именует “римским gladius” (Nowakowski, 1996. S. 30). На самом деле клинок из Wi-34 с оружием пешего легионера объединяет лишь форма его деревянной рукояти (рис. 4, а). Длина этого меча (37 см) не соответствует имперскому параметру, “углубления для кровостока” (die Blutrinnen) не сходятся у острия в одну точку, да и само острие имеет гораздо более тупой угол, нежели gladius. Правда, ранее польский коллега высказал вполне здравое суждение о том, что этот клинок, некогда принадлежавший римскому кавалеристу, в варварской среде был укорочен применительно к стандарту германского клинка, предназначенного для ближнего боя (Nowakowski, 1994. S. 385). Это мнение следует признать справедливым. Набор и состав инвентаря не позволяют категорически признать западнобалтское происхождение погребенного здесь воина. К сожалению, осталась неизвестной информация о наличии или отсутствии в Wi-34 костяка коня. Обнаружение здесь полного комплекса конского снаряжения свидетельствует скорее в пользу наличия в Wi-34 останков коня. Кстати, их присутствие в воинских захоронениях Barbaricum I-V вв. н.э., связываемое с сарматским влиянием, характерно для представителей различных племен, живших в начале нашей эры между Галлией и Подунавьем (Muller-Wille, 1970/1971. S. 187, 188). Лишь косвенные признаки позволяют обозначить ту этнокультурную среду, которая повлияла на становление этого комплекса вооружения. На эту среду указывают (кроме провинциально-римских фибул) превращенный в короткий меч обломок клинка меча типа Spatha и близкий по очертаниям к топорам Barbaricum вар. Kieferling 1.01 (Kieferling, 1994, Abb. 2) втульчатый топор. Волнообразный изгиб его лезвия напоминает очертания поздне йших франциск. Подобного рода набор вооружения был характерен для восточ-

О          5          10 см

| и и и я I | I I I I I и »I |

Рис. 4. Воинское снаряжение и украшения из погребения 34 могильника Хрустальное

Рис. 5. Конское снаряжение и украшения из погребения 34 могильника Хрустальное ногерманских воинов, бывших и союзниками, и противниками Рима и принесших в первой половине IV в. н.э. свои воинские традиции на запад нашего континента (Schulze-Dorrlamm, 1985. S. 561). Значительное количество римского оружия (в первую очередь - мечи) попало к “варварам” в результате Маркоманнских войн. Время выпадения этих трофеев в германских погребальных и прочих комплексах - вторая половина П в. н.э. - в принципе близко дате Wi-34. Один из возможных вариантов интерпретации вещевого комплекса из Wiekau - дар представителей соседствовавших с эстиями с запада германских племен, заинтересованных в стабильности янтарной торговли, одному из местных родовых аристократов. Дарители по своему происхождению или благодаря своим торговым/воинским интересам были связаны, скорее всего, с той частью Germania Libera, которая находилась восточнее рейнского лимеса и ограничивалась междуречьем рек Эльбы и Одера и могла включать полуостров Ютланд. Комплекс оружия из Wi-34 по своей номенклатуре находит аналогии в синхронных древностях междуречья рек Эльбы и Одера. Получив в подарок набор оружия, являвшийся высшим проявлением мужской дружбы (сравнимо с позднейшими кавказскими обычаями “кунаков”), местный знатный воин, о балтском этносе которого нет никаких свидетельств, приспособил длинный клинок Spatha к привычному размеру меча для ближнего пешего боя.

ИЗОБИЛЬНОЕ, Полесский р-н (бывш. Klein FlieB, Кг. Labiau). У этого пункта в конце XIX в. были обнаружены в распашке фрагменты мегарской чаши (рис. 6) с надписью CINNAMI (Brinkmann, 1896-1900. S. 73), гипотетически относящиеся к расположенной неподалеку каменной кладке, разрушенной лесником Беммелем. В этом месте И. Хейдек в 1897 г. открыл, согласно полевому эскизу (рис. 6, 3) двухъярусное погребение K1-F1-[I] (Heydeck, 1896-1900. S. 57-59). Под остатками каменной кладки (небольшое всхолмление высотой не более 0,40 м) были обнаружены урна с тремя сосудами-приставками (один из них - рис. 7, 2). Ниже, на глубине ок. 2,5 м от современной дневной поверхности был выявлен конский скелет, ориентированный черепом на юг (?). Его сопровождали снаряжение в виде оголовья с бронзовыми деталями и удила с бронзовыми кольцами. По сосудам-приставкам K1-F1-[I] датируется этапом B^Cj = 150-200 гг. н.э.

ПОВАРОВКА, Зеленоградский р-н (Kirpehnen, Кг. Samland). Погребение Ш (Кі-Ш) - трупосожжение в двух урнах. Инвентарь в первой урне: сосуд-приставка (рис. 8, 7), бронзовая, покрытая серебром шарнирная провинциально-римская фибула (рис. 8, 2), бронзовые, покрытые серебром детали конского оголовья типа Vimose “b” (рис. 8, 3-5, 10), бронзовые детали оголовья типа Vimose “а” (рис. 8, 6-9), бронзовая глазчатая фибула типа АШ,61, бронзовая гривна, долото с втулкой, орнаментированный костяной гребень, маленькая бронзовая провинциально-римская (?) ложка, нож, кресало, три железных обоймицы, скребница, 4 оселка. Инвентарь во второй урне, перекрытой камнем: обломки умбона, фрагменты оковки щита, наконечник копья, втульчатый топор, железный пинцет, скребница, железная пряжка, обломки железных предметов (La Baume, 1944, Abb. 7b, 8a, b; Wilbers-Rost, 1994. S. 206, 207; Nowakowski, 1996, Taf. 81,7,2). Оголовье “а” и глазчатая фибула

Рис. 6. Фрагменты и реконструкция сосуда типа terra sigillata из погребения [I] могильника Изобильное типа АШ,61 относятся к фазе В1а, шарнирная фибула и оголовье “Ь” датируются фазой С, (Кулаков, 2003а. С. 264, 266). Складывается впечатление, что в могилу эпохи Маркоманнских войн или попали трофеи в виде переживших свою эпоху предметов фазы В1а, или их помещали с ритуальными целями в могилу как наследие предков погребенного.

Хронологически представленные в каталоге погребения совпадают с основным массивом комплексов типов Liibsow и HaBleben-Leuna в центральной части Барбарикум. Напротив, считаемые классическими для западных бал-тов “княжеские” погребения в судавском ареале (Szwajzaria, курган 2, 22) относятся к фазам С₂ и C/D (Jaskanis, 1977. S. 330, 331) и являются, очевидно, более поздними формами погребений племенной верхушки социумов на восточном рубеже мира “варваров”. Остальные “княжеские” могилы Балтии (Plinkaigalis, Taurapilis, Proose) датируются еще более поздним временем (вторая половина V-VI вв. н.э.) и, очевидно, связаны с вождями полиэтничных дружинных формирований.

Если в судавских материалах IV-V вв. н.э. очевидны признаки принадлежности погребенных к балтскому этносу (подкурганные погребения в со-

Рис. 7. Костяк коня, сосуд-приставка и полевой чертеж сечения погребения [I] могильника Изобильное провождении конских костяков), то связь с автохтонными обрядовыми традициями реализуется лишь в случае с КІ-ІІІ, где две урны могут воспроизводить характерный для балтского обряда начала нашей эры обычай семейных могил. В остальном этнокультурные признаки могил с эксклюзивными чертами обряда (вторичное использование кургана, помещение в могилу предметов конского снаряжения) указывают на древнегерманскую этнокультурную принадлежность погребенных.

Представленные в каталоге комплексы не могут тягаться в роскоши с классическими “княжескими” могилами в соседнем вельбарском ареале (Weklice-7, погребения 150, 208 - Okulicz-Kozaryn, 1992. Rye. 3-9). Обладая некоторыми признаками могил типов Liibsow и HaBleben-Leuna (трупополо-жения, римские “импорты”), наличием оружия и отсутствием пиршественных наборов провинциально-римской посуды, “богатые” комплексы юговосточной Балтии в строгом смысле слова “княжескими” не являются и,

Рис. 8. Инвентарный комплекс погребения Ш могильника Поваровка очевидно, не содержат останков племенных князей традиционного для древнегерманского общества вида. Однако, как отмечалось выше, современная историческая наука пришла к выводу о полиэтничном характере племени-gens римского времени. “Лоскутность” черт обряда и инвентаря могильников Янтарного края I—IV вв. н.э. подтверждает этот тезис. Поэтому не следует искать типично германских или балтских черт в палеосоциологии обществ интересующего нас региона. Здесь, на восточной границе Barbaricum в римское время существовало, скорее всего, полиэтничное общество, в котором ведущую роль, судя по представленным в каталоге комплексам, играл германский элемент.

Представленные читателю комплексы из ареала эстиев можно интерпретировать следующим образом:

• 1.    П-o/Nr, Wi-34, K1-F1-[I] - погребения, сопровождаемые захоронениями коня и/или конским снаряжением, содержат останки знатных воинов или вождей воинского подразделения, осуществлявшего в І-П вв. н.э. охрану янтарных месторождений и составлявшего конвои по Янтарному пути

  (так называемая “Самбийская ала’’/CA - Кулаков, 20036. С. 82-84). Включавшая выходцев из различных племен, СА находилась под кельтским культурным влиянием и могла принадлежать в качестве подразделения “варваров”-федератов к римской армии, оставивших “венедский” горизонт местных древностей.

• 2.    Wi-14, Кі-Ш - могилы, содержащие останки знатных воинов-nobiles или, не исключено, представителей родовой верхушки тех германских племенных групп, которые на завершающей фазе Маркоманнских войн (ок. 170-180 гг. н.э.) предприняли захват Самбии (Кулаков, 20036. С. 242-247), открыв тем самым “кимврский” горизонт древностей юго-восточной Балтии.

Ни один из опубликованных к настоящему времени социально престижных погребальных комплексов І-Ш вв. н.э. Балтии нельзя прямо связать с памятниками типа Liibsow и HaBleben-Leuna и назвать “княжескими” даже в кавычках. Этот вывод, кажущийся пессимистическим относительно палеосоциологии Янтарного края, таковым на самом деле не является: полиэтничное общество Янтарного края, включавшее в римское время группы балтов, романизированных кельтов и германцев, выработало критерии захоронений своей родовой и воинской элиты, отличные от “классических” германских сообществ. В первом приближении в числе этих критериев следует упомянуть обильно представленные предметы вооружения и воинского снаряжения, провинциально-римские детали одежды и вооружения, конские захоронения или комплексы снаряжения (для воинов СА). Дальнейшие исследования древностей эстиев несомненно пополнят этот список признаков.