Концептуальное содержание лексемы "жизнь" в авторской языковой картине мира (на материале повести И.А. Бунина "Деревня")

В результате взаимодействия человека с миром формируется его система взглядов о нем, складывается некая модель, которую во многих областях научного знания называют картиной мира. Активный интерес, проявляемый в современной филологической науке к семантическому объему термина языковая картина мира, а также алгоритмам его анализа, свидетельствует об актуальности лингвистических исследований подобного рода, цель которых состоит в уточнении и конкретизации данного понятия [3–6; 8; 13 и др.]. Применительно к когнитивной лингвистике в последние десятилетия активно употребляется термин языковая картина мира, суть которого составляет отображение «в сознании человека целостной картины мира, фиксируемой языком» [7, с. 61]. По справедливому замечанию Т.В. Цивьян, картина мира – это «результат переработки информации о среде и человеке» [12, с. 5]. Таким образом, под картиной мира вполне справедливо понимается продукт обработки человеческим сознанием явлений действенности. Такой продукт содержит в себе как общечеловеческие, национальные, так и индивидуально-личностные факторы. Картина мира понимается как изображение мира в сознании (как в общественном, так и в индивидуальном), складывающееся и изменяющееся под влиянием разнообразных факторов действительности. Таким образом, картина мира может дифференцироваться в зависимости от эпохи, возраста, социального положения, религиозных и/или естественно-научных убеждений. Обобщая все вышесказанное, картину мира можно представить как целостное представление личности или общества об окружающем мире, формирующееся под влиянием внешних (на основе перцептивного опыта) и внутренних (язык как инструмент создания абстрактных понятий) факторов.

Языковая картина мира имеет концептуальное строение. Как известно, концепт как некая ментальная сущность, «оперативная единица памяти ментального лексикона, концептуальной системы мозга, всей картины мира, отраженной в человеческой психике» [6, с. 43], относится к базовым понятиям когнитивной лингвистики. Как справедливо отмечал Ю.Н. Караулов, «концептуальная картина мира – это отражение реального мира, а языковая картина мира – фиксация этого отражения языковыми средствами. При этом границы дифференциации этих двух картин трудно проводимы» [5, с. 271]. Таким образом, в самом общем смысле ЯКМ понимается исследователями как «закрепленные в языке способы, процессы и результаты концептуализации действительности, совокупность знаний о мире, способов их получения и интерпретации» [13, с. 6].

Одним из универсальных концептов является «жизнь», реализация содержания которого напрямую связана с такими универсалиями, как «человек» (персоналия), «пространство», «время», а также с моделированием картины мира автора и персонажа и способами репрезентации их языковой личности. Важнейшей характеристикой языковой картины мира выступает ее антропоцентричность, т. е. ориентированность на человека, что и определяет важное место в ней концептуальной лексемы жизнь.

В центре нашего научно-исследовательского интереса находятся способы лексической репрезентации концептуальной лексемы жизнь как компонента авторской языковой картины мира в повести И.А. Бунина «Деревня» (1910), композиционно, в соответствии с

авторским замыслом, состоящей из трех глав. На наш взгляд, подобное композиционное деление играет важную роль в создании авторской языковой картины мира. В произведении писатель воссоздает разнообразные лики жизни, акцентируя особое внимание на двух, можно сказать, полярных, связанных с образами братьев Красовых, олицетворяющих две стороны русского национального менталитета: деятельный и созерцательный типы отношения к жизни. Полисемичная лексема жизнь реализуется в тексте повести во втором словарном значении «физиологическое состояние человека, животного» [8, с. 167].

В первой главе произведения эта лексема, насчитывающая 11 словоупотреблений, репрезентируется применительно к образу Тихона Красова, который с возрастом все чаще и чаще задумывается о сущности и быстротечности жизни. Приведем контексты ее употребления (предложно-падежные формы существительных) и проанализируем их: …потеря надежды на детей и закрытие кабаков были крупными событиями в жизни Тихона Ильича (с. 87)*; …на всю жизнь осталась в памяти та ноябрьская ночь (с. 87); Как коротка и бестолкова жизнь (с. 92); Жизнь свою и теперь нередко называл каторгой (с. 95); Жил-жил свиньей всю жизнь (с. 101); …хотелось уклониться от дум и разговора о боге, о жизни (с. 101); Твою биографию жизни списать следует… (с. 113); …так коротка жизнь (с. 116); Мою жизнь описать следует (с. 116); …ничего не помнит из этой жизни (с. 116). Примечательно, что в качестве согласуемых с данной лексемой грамматических форм преимущественно употребляются притяжательные, указательные и определительные местоимения, которые никак не конкретизируют ее семантику. В качестве атрибутивных характеристик автор употребляет краткие прилагательные, выполняющих синтаксическую функцию составных именных сказуемых. Жизнь к надвигающейся старости видится герою бестолковой и короткой. Итог, к которому приходит Тихон, вполне логичен и объясним образом его жизни, отсутствием детей и надежды на их появление.

Кроме того, автор использует глагольную лексему жить в значении «существовать, находиться в процессе жизни» [8, с. 168] (…жил он долго с немой кухаркой (с. 86); Живем – не мотаем, попадешься – обрата ем (с. 86); Жил-жил свиньей всю жизнь (с. 101); …жить по-свинячьи скверно, а все-таки живу и буду жить (с. 102); …жил на селе мужик… (с. 124)), а также краткое прилагательное (Если б жив был теперь (с. 116)). Таким образом, сам герой определяет свою жизнь сравнением по-свинячьи, что говорит об адекватности и объективности этой самооценки. Только сейчас он осознал неправильность тех ценностей и ориентиров, на которые равнялся всю жизнь и пришел к грустному итогу: ни счастья, ни детей, ни близких людей, понимающих его, – ничего нет. А старость заявляет о себе с каждым днем все настойчивее и настойчивее: Как вода меж пальцев, скользят дни, опомниться не успел – пятьдесят стукнуло, вот-вот и конец всему… (с. 112).

Традиционно человеческая жизнь распадается на такие возрастные этапы, как детство, отрочество, юность, старость. Автор особое внимание уделяет детству, которое, на наш взгляд, очень точно «ковшом душевной глуби назвал… Пастернак» [11, с. 212]. Детство осмысливается писателем временем, когда в человека закладывается основы его личности и мировоззрения: С детства… не любил Тихон Ильич лампадок (с. 87); В Слободе прошло его детство … (с. 91); …преследовало с самого детства (с. 108); …в детстве не жравший по два дня куска хлеба (с. 113); Совсем, например, забыл детство (с. 116); …воспоми-наниями детства, молодости (с. 130); …Кузь-ма вспомнил отца, детство … (с. 133); …как в детстве , стали мелькать страшные мысли о потопе (с. 145). О детстве вспоминают оба брата Красовых, причем эти воспоминания окутаны близкой и самому автору грустью и ностальгией. Детство для них – та пора, когда они были по-своему счастливы, время, когда кажется, что вся жизнь еще впереди и ты можешь реализовать все свои надежды и планы. Именно поэтому в воспоминаниях они все чаще и чаще пытаются уйти от безрадостного настоящего и грядущей одинокой старости ( А от смерти да старости – спасенья нету (с. 116)), пытаются понять, как же пришли они к такому финалу. Так постепенно размышления о жизни переходят в философский план: Чудной мы народ! Пестрая душа! То чистая собака человек, то грустит, жалкует, нежничает, сам над собою плачет… (с. 124).

Во второй главе повести лексема жизнь употребляется применительно к образу Кузьмы Красова и насчитывает 12 единиц: Кузьма всю жизнь мечтал учиться и писать (с. 126); Обдумывая свою жизнь, он и казнил себя, и оправдывал (с. 126); …так рано пресекшейся жизни (с. 126); …в самую лучшую пору жизни (с. 128); …пропала его жизнь (с. 129); …все, что калечило его собственную жизнь (с. 130); И в этой жизни страшней всего было то, что она проста, обыденна, с непонятной быстротой разменивается на мелочи (с. 130); …о давней жизни напомнили эти люди (с. 130); …твердо решив начать простую, трудовую жизнь (с. 132); …нужен был отдых, нищая, но чистая жизнь (с. 132); …придется жить такой же звериной жизнью (с. 142); Жизнь его сперва изумляла город (с. 145). Употребляется также глагольная лексема жить: „.начинал жить всем сложным бытом слободы (с. 129); „.придется жить такой же звериной жизнью (с. 142); .„в его годы жил на подворье (с. 146).

Несмотря на то, что, как было сказано выше, братья, выросшие в одной семье, представляют собой две стороны русского национального характера, а их жизненные ценности и судьба, на первый взгляд, совершенно различны, к старости они приходят к одному и тому же итогу: одиночеству, тоске, осознанию бессмысленности и бесперспективности своего существования. Кузьме, мечтавшему стать писателем, более свойственно переведение размышлений о жизни в философский план, от бытовой конкретики он стремится к обобщениям, но вывод тот же: пропала жизнь . Оба брата приходят к страшному в своей простоте и обыденности итогу: разменяли они жизнь по мелочам, и вернуть ничего уже невозможно.

Как правило, сложность при характеристике концепта «жизнь» определяется наличием в его составе концептов различного уровня, и в первую очередь времени и пространства, реализующихся набором лексически неоднородных средств. Так, концепт «время» представлен лингвокогнитивной моделью, центральная часть которой репрезентируется полисемичной лексемой время, а периферийная – лексическими средствами с темпоральной семантикой, относящимися преимущественно к именам существительным, прилагательным и наречиям, реже – к глаголам, местоимениям и СКС. В тексте авторское внимание акцентируется на реальном времени, которое органично сочетается с автобиографическим, историческим и космическим. Проведенный анализ позволил нам выделить группы слов с темпоральной семантикой. Во-первых, это лексемы, обозначающие суточный цикл: Ночь была теплая, светлая… (с. 90); А вечер и ночь он провел в саду (с. 140); Говорливая толпа мужиков и баб валом валила с утра до вечера (с. 90); А вечер и ночь он провел в саду (с. 140); …в пыльный ветреный день (с. 112); ...дни, похожие на сумерки (с. 157); „.проснулся до солнца, розовым росистым утром (с. 90); А в полдень солнце стояло над деревней (с. 148) и т. п. Во-вторых, это лексемы, обозначающие физическое время, которое исчисляется минутами, часами, сутками, неделями, месяцами и годами: …через минуту раздался короткий стук (с. 140); ...на минуту наступило молчание (с. 143); А тебе бы час за целковый? (с. 144); Смеркалось часа в три (с. 158); …тучи опять томили ненавистью к этой проклятой стране, где восемь месяцев - метели, а четыре – дожди (с. 157); …несколь-ко лет прошло так однообразно (с. 95); Рабство отменили всего сорок пять лет назад (с. 135) и т. п. В-третьих, это лексемы со значением сезонности: …осталась в памяти та ноябрьская ночь (с. 87); .„весь октябрь стояла чудесная погода (с. 104); …золото мелких куполов в осеннем небе (с. 131); ...мерещится порой день какой-нибудь летний (с. 116); …еще одна темная летняя ночь (с. 147); …гряды облаков… дышали зимою (с. 115); Слава тебе, господи, зима! (с. 124); Было начало мая (с. 132); …народ все жадный до весенних дождей (с. 134). Важно отметить, что перечисленные группы темпоральной лексики являются основными в организации временного континуума произведения.

Однако нельзя не указать и на те лексические средства репрезентации концепта «время», которые также используются автором, хотя частотность их употребления гораздо ниже. Это лексемы, создающие автобиографическое время и вследствие этого обозначающие отдельные периоды жизни человека, среди которых особое внимание, как уже было отмечено выше, И.А. Бунин уделяет детству и молодости как времени, когда закладываются основы человеческой личности ( Молодили воспоминания детства и молодости (с. 92); „воспоминаниями детства, молодости (с. 130)), и надвигающейся старости ( А от смерти да старости – спасенья нету (с. 116)) – времени подведения жизненных итогов, которые оказываются весьма неутешительными.

Особенностью временной организации повести также является присутствие исторического и Космического (Вечность) времени. Первое создается за счет употребления лексем со значением исторических событий и номинацией лиц, оставивших след в истории: …о русско-турецкой войне (с. 127); О временах Владимира™ напомнили эти люди (с. 130) и т. п. Время Вечности входит в текст благодаря употреблению лексем со значением церковных праздников и святых: В Петровки, в тот год… пробыл четверо суток в городе на ярмарке (с. 89); …мати, царица небесная (с. 110); Великим постом пристроился… к Русановым (с. 153).

Не вызывает сомнений тот факт, что временная организация текста как способ характеристики концепта «жизнь» определяется спецификой изображаемого и индивидуальностью представленной в повести «Деревня» картины мира. Как уже было сказано выше, «рассмотрение входящих в лексико-семантические группы “Пространство” и “Время” лексических единиц позволяет определить категории пространства и времени в качестве моделируемых компонентов индивидуальной картины мира» [10, с. 130] автора. Рассмотрев одноименный концепт «время», остановимся на анализе лексических средств репрезентации концепта «пространство». Снова подчеркнем, что особенности реализации этого концепта определяются индивидуальностью авторского мировосприятия и объективируют его языковую картину мира. Основным принципом изображения пространственного континуума в повести является расширение пространственновременных границ от размеров отдельной русской деревни, которых многие тысячи на бескрайних просторах России, до масштабов всей страны. В центре, исходя из заголовка повести, находится изображение пространства деревни, которое конкретизируется такими топосами, как мазанки с прогнившими и почерневшими крышами (с. 61), кладбище (с. 92), пруд (с. 95), плотина (с. 95), амбар (с. 89), лавка (с. 85), постоялый дворишко (с. 86), дом Тихона Ильича, пространство которого, пожалуй, выписано наиболее детально по сравнению со всеми остальными объектами: мы видим дверь с порогом, окна с подоконниками, кухню с печкой, комнаты для проезжающих, прихожую. Однако, помимо планировки, деталей, создающих обжитость и уют, в тексте произведения мы не найдем. Все здесь также безлико и неуютно, как и сама жизнь Тихона Красова. Кроме деревни, довольно подробно описана автором топонимика города с его гостиницами, ярмаркой и базаром, острогом, больницей, трактирами, постоялыми дворами, соединенными улочками и переулками. Деревня, город, уезд, губерния, станция – то- посы, которые в итоге в своей совокупности создают бескрайние просторы России, пересеченные дорогами и шоссе. Собственные номинации, встречающиеся в тексте (Черная Слобода, Выселки, село Ровное, деревня Студен-ки, станция Воргол, Дурновка, Задонск, Афон, Москва, Воронеж, Липецк, Елец, Кавказ, Киев, Нежин, Днепр и др.), свидетельствуют о тенденции пространства к расширению. Расширяющееся пространство повести характеризуется открытостью и незамкнутостью. В центре авторского внимания находятся средства репрезентации семантического триединства «деревня – народ – Россия» (с. 129).

Концепт «пространство» в повести вербализуется преимущественно предложно-падежными формами имен существительных ( …под навесами амбара (с. 89), …открыл черную лавочку (с. 86), …возле постоялого двора (с. 86), …все под гору едет телега (с. 90) и т. п.) и глагольными лексемами со значением движения ( ездить, ходить, воротиться, гонять, бежать и т. п. ( …поехал по губернии (с. 85); …воротился в город (с. 86); …гонял он за становыми (с. 86), …идет по полям царица небесная (с. 89), ... выйдешь , глянешь, блистает (с. 86), …кругом ходили (с. 90), …другой бежал , догонял (с. 94) и т. п.).

Проведенный анализ позволяет сделать вывод о том, что изображаемые в повести пространственные компоненты также участвуют в моделировании языковой картины мира автора, основным объектом постижения которой является народная жизнь, осмысливаемая с точки зрения основ ее уклада и народного мировоззрения, являющегося отражением национального менталитета, преломляемого в двух его полярных ипостасях (на примере жизни братьев Красиных): Величайший народа живущий среди великой дикости и глубочайшего невежества, в страшном своей обыденностью быте… (с. 126, 128).

Не вызывает сомнений тот факт, что лексические вербализаторы концепта «жизнь» отражают особенности авторского восприятия этого явления и объективируют его индивидуальную картину мира.