Концессионная политика и практика на Дальнем Востоке в 1920-1940-е гг.: компромиссы и результаты

DOI:

В современных экономических и поли- вновь оказывают жесткое давление государ-тических условиях на Российскую Федерацию ства Запада и Востока, США, фактически изолируя ее от внешнего мира. Похожие ситуации наблюдались и в прошлом веке. Тогда Советская Россия искала разными путями выход из международной изоляции, в том числе и через оформление концессионных договоров с иностранными юридическими и физическими лицами. Первые концессионные договоры в Советской России были заключены в 1921 году. На протяжении 1920-х гг. с помощью концессионных договоров в СССР привлекались германский, английский, японский и другие иностранные капиталы, устанавливались международные отношения.

Начиная с 1929 г. в нашей стране не было заключено ни одного нового концессионного договора, что свидетельствовало об угасании концессионной практики и выходе из международной изоляции. Однако концессионные отношения в 1930-х гг. не отменялись и не запрещались, иначе не наблюдалось бы присутствие японской рыболовной концессии на Камчатке даже в 1945 году [3, с. 211]. К середине 1930-х гг. в СССР действовало 11 иностранных концессий, 4 из которых принадлежали японскому капиталу [17, с. 107]. На 1 января 1937 г. в Советском Союзе оставалось всего пять концессионных предприятий. Четыре из них были японскими: три действовали в нефтяной и угольной промышленности Северного Сахалина, а одна эксплуатировала водные биоресурсы Камчатки. Даже по состоянию на 30 марта 1944 г. японские концессии «Кита Ка-рафуто Секию Кабусики Кайша» (нефтяная), «Кита Карафуто Коогио Кабусики Кайша» (угольная) и «Ничиро Гиогио Кабусики Кай-ша» (рыбопромышленная) продолжали фигурировать в конфиденциальной советской статистике. Самой последней концессией в СССР стала камчатская концессия «Ничиро Гиогио Кабусики Кайша». Она была ликвидирована в августе 1945 года [18, с. 277]. При этом экономические отношения СССР с Японией на протяжении всей концессионной практики имели под собой глубокий политический подтекст, стремление извлечь определенные политические дивиденды. Подтверждением этому тезису является изученная нами деятельность конкретного концессионного предприятия «Кита Карафуто Коогио Кабусики Кайша» (концессионный договор был заключен в 1925/ 26 г.). В 1925 г. одним из условий дипломати- ческого признания СССР со стороны японского правительства стало предоставление Советским Союзом концессий японским предпринимателям. Процесс ликвидации концессионной практики в конце 1920-х – начале 1930-х гг. не коснулся японских концессий на советском Дальнем Востоке. Внешнеполитический фактор в отношениях между СССР и Японией оказался преобладающим, хотя отношения концессионных дальневосточных предприятий с советскими органами власти по производственно-социальным вопросам оставались очень сложными и напряженными, особенно со второй половины 1930-х годов. Так, на существование японских концессий в СССР не повлияло заключение японо-германского «антикоминтерновского пакта» 25 января 1936 года. В 1938–1939 гг. вооруженные столкновения СССР с Японией у озера Хасан и на реке Халхин-Гол осложнили, но не прекратили концессионных отношений между двумя странами на Дальнем Востоке. В сентябре 1937 г. советские власти запретили концессионеру «Кита Карафуто Коогио Кабуси-ки Кайша» эксплуатацию шахты в районе Агнево на Северном Сахалине, однако официального расторжения концессионного соглашения не произошло. Концессионер продолжал добывать уголь в районе Дуэ (Северный Сахалин) для местных нужд и вывозить его запасы в Японию [4, с. 127].

Проверяющие советские надзорные органы, руководство Западно-Сахалинского горного округа постоянно отмечали нарушения концессионного договора концессионером «Кита Карафуто Коогио Кабусики Кайша», информируя об этом Народный комиссариат тяжелой промышленности СССР [8, л. 192– 193]. Нарушения касались вопросов снабжения работников концессии продуктами питания и товарами, установления цен на реализуемую продукцию, предоставления жилья советским рабочим, их увольнения, невыполнения требований советских органов по вопросам устранения замечаний по технике безопасности. В то же время японский директор «Кита Карафуто Коогио Кабусики Кай-ша» Мурояма обвинял советскую сторону в незаконном уголовном осуждении японских инженеров и требовал их освобождения под угрозой закрытия угольных шахт. При этом концессионер поддерживал предписания Горного округа о закрытии шахт. В таких сложных условиях часть японских инженеров уезжали на родину, оставшиеся не изъявляли желания заведовать шахтами, а представителям советских органов власти приходилось находить компромиссы с концессионером по налаживанию производственного процесса, соблюдать советское трудовое законодательство по вопросам труда и быта советских и японских рабочих.

В это же время представители японского концессионера предпринимали различные меры к закрытию концессии. Так, с апреля по сентябрь 1937 г. дирекция концессии под разными выдуманными предлогами пыталась увольнять советских рабочих, такими как прогулы (280 чел.), окончание работ на шахтах (106 чел.), невозможность снабжения рабочих питанием и товарами [8, л. 192; 9, л. 167; 10, л. 157]. Руководство советского надзорного органа – Западно-Сахалинского горного округа, получая провокационные письма от доверенных японского концессионера, предлагало «в категоричной форме немедленно обеспечить рабочих и их семьи всеми видами продовольствия и товарами широкого потребления, предусмотренными коллективным договором» и добавляло: «В противном мы вынуждены будем рассматривать данное положение как нарушение концессионного договора со стороны Концессионного общества» [10, л. 157].

Такое деловое обращение начальника Западно-Сахалинского горного округа Вовченко к доверенному представителю концессии Мурояма имело свои результаты. Директор Мурояма в ответном письме подробно расписал, какие продукты отпускаются, какие не разрешают таможенные органы реализовывать, что не успели завезти еще из Японии, не преминув при этом заметить: «сообщаем Вам для Вашего сведения о том, что Концессионный договор не обязывает Общество снабжать рабочих продуктами» [5, л. 158].

Таким образом, представленная переписка свидетельствует, с одной стороны, о постоянных трудностях в деятельности концессионного предприятия и сложных взаимоотношениях японских предпринимателей и представителей советских органов власти; с другой стороны, об отсутствии реальных дей- ствий японского концессионера по ликвидации концессии и советских органов власти – по расторжению концессионного договора. Аналогичная ситуация наблюдалась и на японской нефтяной концессии «Кита Карафуто Секию Кабусики Кайша». Действительно, «внешнеполитический фактор в условиях Дальнего Востока (особенно в отношениях СССР и Японии) доминировал над внутриполитическими установками, направленными на свертывание концессионного дела. Поэтому, несмотря на то что на Дальнем Востоке в конце 1920-х – начале 1930-х гг. так же, как и в целом по стране, происходило свертывание концессионной политики и самой практики, этот процесс практически не затронул основные японские концессионные предприятия» [12], продолжавшие работать в 1930–1940-е годы.

В 1937 г. начальник иностранного отдела (ИНО) Народного комиссариата тяжелой промышленности (НКТП) СССР Кашицин требовал от начальника Западно-Сахалинского горного округа Вовченко не наказания японского концессионера за продажу мясных консервов с содержанием свинца, что было подтверждено результатами исследования, а принятия мер, «чтобы в продажу поступали только доброкачественные продукты» [14, л. 60, 156]. В то же время ИНО НКТП, обращаясь для проведения экспертизы новой партии мясных японских консервов к директору Московского научно-исследовательского санитарного института им. Эрисмана Эттингеру, просит взять «под непосредственное наблюдение это дело, учитывая его политическое значение» [6, л. 141].

В иностранный сектор Народного комиссариата тяжелой промышленности СССР для разрешения сложных вопросов нередко обращались и сами концессионеры, получая положительные заключения от ИНО НКТП. Так, в письме от 29 ноября 1937 г. в НКТП СССР представитель «Кита Карафуто Коогио Ка-бусики Кайша» Сакагуци попросил оставить на Сахалине для работников концессии завезенные продукты из Японии без разрешения Торгпредства СССР в Токио, но с устного разрешения начальника Западно-Сахалинского горного округа, дав «указание начальнику – оформить письменное разрешение, а Александровской таможне – не конфисковывать про- дукты питания» с учетом того, что навигация будет закрыта до мая 1938 г. и завезти продукты до этого времени не будет возможности [11, л. 403].

По причине соблюдения «политических интересов» с Японией также не улучшались жилищно-бытовые условия советских концессионных рабочих на японских предприятиях. Несмотря на многочисленные акты и другие документы об «отвратительных жилищнобытовых условиях» на «Кита Карафуто Коо-гио Кабусики Кайша», концессионер ограничивался только обещаниями улучшить условия проживания рабочих и членов их семей. При этом скученность в бараках, отсутствие надлежащих санитарных условий вызывают не только «частые эпидемические заболевания, но и приводят к увеличению количества смертных случаев среди детей рабочих концессии» [7, л. 113], отмечал инспектор труда Западно-Сахалинского горного округа при обследованиях предприятия.

Организация лечебной помощи на указанном концессионном предприятии также требовала значительных средств концессионера: это строительство новой больницы, амбулаторных пунктов, формирование штата медицинского персонала. Но концессионер, несмотря на постоянные требования советских органов власти и рост несчастных случаев на производстве среди рабочих, в том числе и японских, не улучшал медицинское обслуживание советских и японских работников, а советские органы власти не предпринимали мер ни по строительству новых медицинских учреждений, ни по наказанию предпринимателя.

В социокультурной среде условия на «Кита Карафуто Коогио Кабусики Кайша» до конца 1930-х гг. так и не изменились в лучшую сторону, но концессия продолжала работать.

Япония пообещала ликвидировать все концессии в СССР до конца 1941 г., дав письменное обязательство, но Великая Отечественная война сорвала эти планы. В сложной военно-политической обстановке Советский Союз с целью недопущения осложнений в отношениях с Японией не настаивал на ликвидации концессий. В октябре 1941 г. японской стороне было даже продлено право на добычу и вывоз нефти на «Кита Карафуто

Секию Кабусики Кайша» до 1943 года. Именно экономическими уступками (нефть была жизненно необходима Японии) в СССР стремились избежать войны на востоке [4, с. 125– 126]. На угольной концессии «Кита Карафуто Коогио Кабусики Кайша» продолжали трудиться японские рабочие и служащие: 1 января [15, л. 316] и 1 марта 1943 г. их насчитывалось 80 человек [16, с. 213–215], русских – 99 человек [15, л. 316]. Для японских рабочих, например на руднике Дуэ указанной концессии, отдельно работали артельная столовая, баня, проживали они отдельно от русских рабочих. Однако по выводам двухсторонней советско-японской комиссии жилищные условия японских и советских рабочих мало чем отличались друг от друга: в отдельных домах требовался косметический ремонт, в других – капитальный, и данные предписания не зависели от подданства проживающих. Примечательно другое: по нашим подсчетам, было обследовано 49 домов – 29 двухэтажных (4- и 6-квартирных) домов, где проживали рабочие и служащие; 13 домов пустовали и в 7 домах жильцы проживали только на нижних этажах [2, л. 293–296]. То есть рабочих и служащих на концессии оставалось все меньше, на 1 марта 1943 г. японских и русских работников вместе с иждивенцами насчитывалось 443 человека [15, л. 324]. В августе же 1940 г. только «недоснабженных» японских и советских рабочих угольной концессии предметами широкого потребления имелось 1 009 человек [13, л. 245] (точную цифру всех рабочих вместе с иждивенцами установить не удалось. – Т. Ю. ). Отметим еще одну особенность, которая не была характерна для концессионной практики и политики советского правительства в 1920–1930-е гг.: отстаивание трудовых прав иностранных рабочих. Однако защита их трудовых интересов представителями советских органов власти практиковалась на японских концессиях. Так, инспектор труда Западно-Сахалинского округа установил факты «недоначисления и недоплаты» семи японским кочегарам в марте и апреле 1940 г. в общей сумме 248 руб. 89 коп. и потребовал от концессионера произвести доплату [1, л. 286].

Таким образом, после ликвидации всех концессий в СССР японские «Кита Карафуто

Секию Кабусики Кайша» (нефтяная), «Кита Карафуто Коогио Кабусики Кайша» (угольная) и «Ничиро Гиогио Кабусики Кайша» (рыбопромышленная) продолжали действовать на Северном Сахалине и Камчатке.

Внешняя политика СССР в полной мере смогла воспользоваться самим фактом существования японских концессий в советском дальневосточном регионе. Советский Союз сумел «вычислить» ту теснейшую связь, которая существовала между японскими политическими, военными и деловыми кругами в период до и во время Второй мировой войны [18, с. 276–277]. Концессии явились фактором сдерживания Японии от военного вторжения на советский Дальний Восток, поскольку Северный Сахалин являлся поставщиком нефти и угля для японской милитаризованной экономики, причем производственная и транспортная инфраструктура для освоения и вывоза топлива создавалась японскими служащими и рабочими.