Конфессиональной политики на Северном Кавказе в годы Великой Отечественной войны

Протестантизм, религия, конфессиональная politics, Soviets политика, советская власть

В последнее время усиливается внимание исследователей к истории развития государственно-конфессиональных отношений в России, что обусловлено, с одной стороны, пробелами в ее изучении, возникшими в советское время, с другой - усилением роли религии в современном обществе. Рост религиозного сознания граждан особенно заметен в поликонфессиональных регионах страны, в частности на Северном Кавказе, где вероисповедные представления выступают важной основой возрождения национальных культур. Профилактика развития религиозного экстремизма на указанных территориях требует внимательного исследования исторического опыта реализации конфессиональной политики в переломные моменты истории. В этой связи весьма актуальным видится рассмотрение особенностей государственно-конфессиональных отношений на Северном Кавказе в годы Великой Отечественной войны.

Проблема положения вероисповедных групп в указанном регионе нашла отражение в трудах С.И. Линеца, О.Ю. Васильевой, А.В. Крюкова, С.Н. Рыбко, Е.Н. Шишкина [11; 7; 10; 12; 15]. Значительный вклад в осмысление темы внес Ю.Д. Джабраилов в работе «Уроки вероисповедной политики советского государства на Северном Кавказе» [8]. Высокий научный интерес представляет труд В.В. Трегубенко, посвященный проблемам взаимодействия Совета по делам религиозных культов с неправославными религиозными объединениями на Ставрополье и Кубани на завершающем этапе Великой Отечественной войны [14].

Отметим, что к началу Великой Отечественной войны на Северном Кавказе, вследствие религиозных гонений на Церковь, имелось крайне мало православных храмов. В частности, на Ставрополье функционировало 10 храмов, на Кубани - лишь 7 [11, c. 396]. Захватив Северный Кавказ, немцы провозгласили религиозную свободу, разрешили гражданам свободно присутствовать в церквях на праздниках. Оккупационные власти с целью показать превосходство нового режима намеренно публиковали в прессе информацию о религиозных гонениях в СССР.

Фашисты, как и в других регионах, содействовали открытию на Северном Кавказе новых храмов. Преследуя политические цели, захватчики возрождали церковные традиции, активно внедряли религиозные мероприятия в общественную жизнь. Приветствовалось проведение богослужений вне храма, освящение магазинов, мастерских, административных зданий, посещения священником домов прихожан в дни значимых духовных праздников.

По данным отчета Совета по делам Русской Православной Церкви за 1948 г., во время немецкой оккупации в Краснодарском крае действовало 229 церквей, в Ростовской области - 243, в Ставропольском крае -127 [7, с. 228].

Отличительной особенностью конфессиональной политики фашистов на исследуемой территории было то, что они не преследовали обновленцев, имевших тесный контакт с советскими властями. Количество патриарших и обновленческих приходов практически было равным. Захватчики также не препятствовали возрождению общины и ар-мян-григориан. В Пятигорске функционировал католический костел.

В самом начале оккупации немцы снисходительно относились и к староверам, разрешив им возобновить работу ранее закрытых храмов. Недоверие возникло после конфликта, произошедшего в Ростове-на-Дону. Верующие, проявив сострадание к ближним, принялись укрывать в подвале староверческого Покровского храма лиц еврейской национальности. Когда фашистам стало известно про это, к расстрелу представили как евреев, так и всех служителей данной церкви. После указанного происшествия культовое здание было закрыто и немцы перестали оказывать снисхождение древлеправославной общине [10, с. 120-121].

Возобновление работы столь значительного количества храмов привело к нехватке духовенства. Для ее решения иереев стали назначать из числа прихожан, что сопровождалось низким качеством подготовки священнослужителей и нарушением церковных канонов рукоположения. Известно, что во время оккупации в Ростове-на-Дону и Краснодаре находились два архиерея, принадлежавшие к Украинской Автономной Православной Церкви, но признававшие над собой главенство митрополита Сергия (Страгородско-го).

Обновленческие епископы окормляли паству на Ставрополье, Кубани, в Северной Осетии. По данным кубанского краеведа С. Рыбко, священнослужителями становились вчерашние рабочие, сторожа, дворники, бухгалтеры. Обязательным условием работы священников являлась лояльность оккупантам. Поэтому некоторым иереям после войны пришлось отбывать наказания в тюрьмах за уступки фашистам. В частности, в сотрудничестве с немцами был обвинен ростовский митрополит Николай (Амассийский), но ему удалось избежать суда. При содействии немецкого руководства, он переехал в Одессу, а затем в Румынию, где стал иерархом Румынской Православной Церкви и получил сан митрополита.

После изгнания захватчиков с Северного Кавказа православные общества показали высокий пример патриотизма. В храмах проводился сбор средств на нужды фронта. Например, в Краснодарском крае РПЦ удалось собрать 1 млн 300 тыс. рублей, из них 600 тыс. - в приходах патриаршей церкви, 700 тыс. - в обновленческих [3, л. 4]. Советская власть продолжила процесс открытия церквей, однако в более скромных масштабах. В 1945 г. начали работать лишь по два храма в Краснодарском крае и Ростовской области, один храм в Северной Осетии [5, л. 2-3об].

В 1943-1945 гг. на Ставрополье и соседних территориях активную деятельность вел обновленческий митрополит Василий Кожин, находившийся во время оккупации в Кизляре. Ему удалось присоединить к обновленчеству 15 патриарших приходов, открыть 36 храмов на Ставрополье, две церкви - в Северной Осетии и две - в Кабардино-Балкарии [15, с. 108]. Такой «успех» был достигнут им благодаря отсутствию на Ставрополье канонического архиерея, а также вследствие острой нехватки священнослужителей. Лидер обновленцев, таким образом, не испытывал никаких препятствий, когда желал открыть новый приход в каком-либо селении. Следует также отметить, что обновленцы находились в привилегированном положении у советской власти, имели слаженный административный аппарат и неплохую материальную базу. В канонических приходах часто не хватало облачений, богослужебных книг, церковной утвари. Кроме того, митрополит Василий в 1943 г. был включен советским руководством в комиссию по расследованию военных преступлений фашистов на Северном Кавказе. Таким образом, по сравнению с другими территориями СССР обновленчество продержалось на Северном Кавказе дольше. Примечательно, что по количеству обновленческих приходов регион к августу 1944 г. вышел на первое место - 87% от общего количества указанных церквей в стране [15, с. 112].

Процесс борьбы с обновленцами начался на Северном Кавказе осенью 1944 г., после смены в 1943 г. направления религиозного курса И.В. Сталиным. Руководство страны решило использовать авторитет канонического православия для достижения внешнеполитических целей. В этой связи обновленчество начало считаться нежелательным «расколом», демонстрирующим внутрицерковные неурядицы. Почувствовав изменение отношения советских властей, многие обновленцы решили вернуться под юрисдикцию РПЦ. Интересен в этом смысле пример покаяния Кубанской обновленческой епархии во главе с Владимиром Ивановым. 27 декабря 1944 г. епископ подал в Патриархию письмо, содержащее просьбу дозволить ему и его пастве вернуться в каноническое православие. Получив положительный ответ, 3 января 1945 г. он принял монашеский постриг с именем Флавиан, а 8 января был возведен в сан епископа Краснодарского. Весной 1945 г. все обновленческие священники Краснодарской епархии последовали его примеру и были при- соединены к Московскому Патриархату. Отметим, что чаще всего обновленческие иерархи не оставлялись Патриархией в высоких духовных званиях. Приведенный пример епископа Флавиана является исключением из правил. Оно было обусловлено тем, что в 1943-1944 гг. иерарх вел активную общественную деятельность, тесно сотрудничал с уполномоченным по делам РПЦ, помогал собирать средства для фронта, заготавливать продукты раненым и пр. В частности, упоминавшийся выше ставропольский митрополит Василий Кожин также раскаялся, но сначала был удостоен в РПЦ только сана протоиерея. Позднее, в 1946 г., он принял монашество с именем Гермоген и был назначен епископом на Казанскую кафедру, затем с 1949 по 1954 гг. возглавлял Краснодарскую епархию [9].

Изменения конфессиональной политики в годы войны коснулись и мусульман. Ислам, как и православие, рассматривался идеологической основой для актуализации патриотических чувств у значительной части населения страны. Так, 15-17 мая Духовным Управлением Мусульман Европейской части СССР и Сибири (ДУМЕС) был проведен съезд в Уфе, в котором принимали участие мусульмане из разных концов страны. Результатом работы съезда стало «Обращение представителей мусульманского духовенства к верующим по поводу немецко-фашистской агрессии», в котором на основании цитат из Корана обосновывалась необходимость вооруженной борьбы с фашизмом. В 1942 г. в Дагестане за непродолжительный срок были собраны деньги для строительства танковой колонны имени имама Шамиля.

В то же время в период оккупации Северного Кавказа 1942-1943 гг. немцы пытались использовать исламский фактор в своих политических целях, обещая горцам вероисповедную свободу и возвращение к традиционным устоям жизни. Местные коллаборационисты объединялись фашистами в национальные представительства, которые занимались вербовкой мужчин в исламские военные подразделения. На оккупационных землях вновь открывались мечети, переставшие действовать в 30-е годы XX в. Имамов заставляли распространять тексты молитв за победу А. Гитлера. Активное восстановление культовых зданий наблюдалось в Кабардино-Балкарии, где при содействии фашистов действовало от двух до трех мечетей. Для сравнения, к началу 1942 г. на всем Северном Кавказе насчитывалось 12 мечетей, что было менее 1% от дореволюционного количества [12, с. 407]. В свет выходили специальные газеты, призывавшие мусульман к свержению советской власти.

На оккупированной территории фашисты создали Северо-Кавказский национальный комитет (СКНК), который осуществлял подготовку диверсионных групп. Демонстрируя уважение к исламским традициям, немецкое командование установило еженедельный выходной - пятницу. Стремясь показать знание тонкостей ислама, фашисты запрещали немусульманскому населению выращивать в кабардинских селениях свиней. Этих животных разрешалось держать только на окраинах населенных пунктов и только в специальных помещениях [12, с. 408]. Еще раз подчеркнем, что далеко не все мусульмане были пособниками фашистов. Тысячи верующих самоотверженно сражались в рядах Красной Армии, сотни были представлены к наградам.

После освобождения Северного Кавказа развитие религиозной жизни продолжилось. Открывались новые мечети, в 1944 г. было разрешено посещение Саудовской Аравии для совершения хаджа - обязательного паломничества, которое должен совершить любой мусульманин хотя бы раз в жизни к главным святыням ислама. В связи с тем, что далеко не все верующие в послевоенное время имели финансовую возможность совершить хадж, на Кавказе начали появляться священные места мусульман, многократное посещение которых могло заменить паломничество в Мекку. Однако уже в 1946 г. активное строительство мечетей привело власть к пониманию необходимости сдерживания этого процесса. В каждом административном центре было решено оставить не более одного культового здания. В частности, в Ставропольском крае за год количество мечетей уменьшилось с 60 до 23 [4, л. 5].

Об упрочении положения ислама в военное время свидетельствует начало создания с 1943 г. Духовных управлений мусульман - муфтиятов. Духовные управления являлись централизованными организациями, представлявшими интересы мусульман своего ре- гиона. Над ними стоял Совет по делам религиозных культов, который через данные ведомства контролировал деятельность мусульманских общин.

Духовное Управление Мусульман Северного Кавказа было образовано 16 мая 1944 г. в г. Буйнакске. Согласно уставу в полномочия организации входили: проверка компетентности кадиев, имамов и муэдзинов для назначения на соответствующую должность; выдача духовным лицам заверенных председателем ДУМСК - муфтием - свидетельств о назначениях; рассмотрение вопросов о лишении должностей нарушителей советского религиозного законодательства; ведение учета и контроля святых мест (зияратов); помощь властям в воспитании духовно-нравственных качеств советских мусульман. Каждое действие ДУМСК должно было согласовываться с уполномоченным по делам религиозных культов. В период существования ДУМСК с 1944 по 1989 гг. ведомство возглавляли четыре муфтия, трое из которых являлись выходцами из Дагестана. Выборы муфтия были безальтернативными. На его должность мог претендовать только кандидат, лояльный советской власти.

Причиной образования единого регионального муфтията в военное время явилась необходимость стабилизации политической ситуации. Однако ДУМСК с самого начала не рассматривалось как самостоятельная организация, имеющая широкий спектр полномочий. По итогам контроля над деятельностью ДУМ Северного Кавказа уполномоченный СДРК по Ставропольскому краю в 1947 г. сделал вывод о том, что муфтий и духовное управление не оказывают фактического влияния на жизнь мусульманской общины. Необходимый авторитет ведомство имеет только среди духовных лиц, в то время как отношение к нему рядовых верующих остается безразличным.

В то же время у горских народов сельской местности отмечался высокий уровень религиозности. Граждане участвовали в исламских обрядах, вероисповедных праздниках. Некоторые бытовые вопросы по-прежнему разрешались посредством шариатских традиций. Особым почитанием пользовались старейшины родов, чей авторитет для народа был выше, чем у партийных функционеров. Местная администрация понимала сложность ситуации, но, опасаясь народных волнений, не предпринимала жестких мер.

В 1944 г. Совет по делам религиозных культов начал устанавливать контроль над малочисленными христианскими религиозными группами. На Северном Кавказе они в основном были представлены протестантами, наибольшее число которых проживало на Кубани и Ставрополье. Несколько групп христиан действовало в Дагестане. В декабре 1944 - январе 1945 гг. на Кубани прошла регистрация религиозных организаций. В результате нее официальный статус получили: 38 общин евангельских христиан и баптистов, 1 община хлыстов, 9 старообрядческих объединений, 1 организация христиан евангельской веры, 3 общины адвентистов, 1 армяно-григорианская и 1 католическая организации. Всего регистрацию прошли 55 вероисповедных объединений [2, л. 173].

Для установления контроля над указанными христианскими группами по всей стране с 1944 г. велась политика их централизации. Евангельские христиане и баптисты объединились во Всесоюзный совет евангельских христиан и баптистов, центральные структуры появились у старообрядцев, адвентистов, армян-григориан. Предпочтение при регистрации отдавалось тем вероисповедным общинам, которые смогли четко обозначить свои управленческие центры. Отметим, что среди христианских конфессий второе место по количеству в СССР занимали баптисты. В 1947 г. насчитывалось 3500 их общин [15, с. 90].

Советское правительство неоднозначно относилось к нетрадиционным религиозным движениям. Часть из них были признаны антиобщественными и не получили регистрации. В этом числе оказались пятидесятники, свидетели Иеговы, отказывавшиеся нести военную службу в связи с духовными убеждениями, и пр. В Ставропольском крае и на Кубани имелись общины адвентистов. Известно, что в Тихорецке община христиан существовала с марта 1944 г., устраивая молитвенные собрания в частных квартирах. Верующими было подано прошение в органы власти о регистрации и законном открытии культового помещения. Однако данное разрешение было получено адвентистами только 26 мая 1945 г., когда после окончания войны был создан Совет по делам религиозных культов [1, л. 10]. Адвентисты Ставрополья безуспешно настаивали на выделении выходного дня в субботу, так как этот день у них почитался священным. С аналогичной просьбой - установить выходной в пятницу - обращались к властям мусульмане Карачаево-Черкессии.

В знак благодарности за высокий вклад в победу над врагом Совет по делам религиозных культов зарегистрировал в 1944 г. в г. Армавире общину Армянской Апостольской (Григорианской) Церкви. Советские армяне вместе с многочисленными представителями диаспоры в разных странах оказали финансовую помощь строительству танковой колонны «Давид Сасунский».

Таким образом, в годы Великой Отечественной войны на Северном Кавказе произошла относительная либерализация конфессионального курса. Были открыты старые и построены новые культовые здания. Религиозные организации проявили активную гражданскую позицию: вели патриотическую работу, оказывали финансовую поддержку фронту. Конфессиональная политика в первую очередь преследовала цель установить централизованный контроль над религиозными объединениями, в частности через процедуру их обязательной регистрации, что отвечало задачам сохранения государственной стабильности. В то же время религиозная идеология как таковая противоречила основным доктринам строительства социалистического общества в СССР. Это обстоятельство, несмотря на позитивные сдвиги, стало причиной срыва конструктивного государственно-конфессионального диалога.