Красная армия Саратовского совета (весна 1918 г.)

Одна из ярких страниц «эшелонной войны» – создание и поход Красной Армии Саратовского Совета на земли Уральского казачества весной 1918 г.

В условиях немецкой оккупации Украины и неустойчивости Советов на Северном Кавказе важнейшей продовольственной житницей Советской России стало Поволжье. Среди его зон выделялись Николаевский и Новоузенский уезды Самарской губернии – край знаменитой твердой пшеницы, равной которой не было на мировом рынке. Географически уезды тяготели к Саратову, а ветка РязаноУральской железной дороги крепко связала их и экономически. Конечная часть магистрали проходила по землям Уральского казачьего войска и соединяла столицу казаков Уральск с Европейской Россией.

В ходе «триумфального шествия» Саратов и близлежащее Заволжье очень быстро оформили военно-политический союз. Уральцам же с началом смуты пришлось сделать иной выбор, хотя добрые отношения с соседями являлись для них залогом продовольственного и материального благополучия.

Известие об Октябрьском перевороте казаки-уральцы встретили враждебно. В самой Уральской области обострились противоречия между различными общественными и политическими силами. Прежде всего – между войсковым правительством, выражавшим интересы казачества, и Советом рабочих, крестьянских и киргизских депутатов, пытавшимся выступать от имени крестьян-переселенцев, иногородних и «инородцев».

Впрочем, среди неказачьего населения деятельность Совета не пользовалась особой популярностью. В середине февраля 1918 г. Уральский Совет раскололся, и часть депутатов примкнула к казакам. Почти сразу встал вопрос о признании соседями войскового правительства, как единственно легитимного властного органа. Для выяснения ситуации в Саратов отправилась делегация1.

В планы саратовских большевиков конструктивный разговор с войсковым правительством не входил. Они полностью ориентировались на политическую линию Совнаркома Республики. Синхронно с центром зрело и отрицательное отношение к казачеству. Способствовали этому и события ноября–декабря 1917 г. на южных границах губернии, где активно действовали отряды Донского атамана А.М. Каледина. Настораживали и слухи об Оренбургском атамане А.И. Дутове. На заседаниях губисполкома не раз ставился вопрос о казачьей опасности:

предполагалось, что казаки постараются захватить Самарскую и Саратовскую губернии, отрезать весь юго-восток от Центральной России. При этом в головах саратовских лидеров зрел грандиозный проект создания Области Поволжья с центром в Саратове в составе губерний Самарской, Саратовской, Астраханской, Уфимской, части Тамбовской, а также Уральской области и «Киргизских земель»2. В этот план явно не вписывалось то обстоятельство, что в Уральском казачьем войске Советская власть не имела серьезной социальной опоры. Переговоры в такой ситуации становились бессмысленными и бесполезными3.

Резкому переходу к вооруженной борьбе поспособствовала депеша от Совнаркома Республики в Саратов, присланная в конце марта. Москва потребовала от губисполкома покончить с мятежниками, используя собственные ресурсы4. На тот момент события уже приняли трагический характер: Оренбургский ревком 13 марта спровоцировал на территории Уральского войска, в Илеке, кровавую бойню5 . Доверие к Советской власти у казаков было поколеблено, и они разогнали областной Совет.

Первоначально в Саратове решено было создать экспедиционные силы по такому принципу: каждому уезду, где уже имелись формирования РККА, выделить по 300 бойцов, а в дополнение к уездным отрядам в городе организовать собственный многочисленный отряд. Кроме того, по настоянию Москвы, согласился выставить один батальон при двух орудиях и 12 пулеметах Тамбов. 500 бойцов при броневике обещала прислать Пенза6.

В срочной телеграмме от 29 марта Саратовский губисполком сообщил уездным исполкомам о предполагаемом выступлении на «революционный фронт». При этом оговаривалось, что люди должны быть высланы абсолютно надежные, безусловно преданные Советской власти и из числа ранее проходивших военную службу7.

Действительность оказалась много сложнее. Некоторые уездные исполкомы (например, в Вольске и Кузнецке) только планировали приступить к созданию добровольческих красных отрядов. Другие (в Камышине, Петровске) сослались на собственную острую нужду в вооруженной силе. Третьи уже отправили своих красногвардейцев на помощь соседям. Так, Балашовский батальон (примерно 500 бойцов) в марте–апреле вел борьбу с казачьим отрядом есаула П.Р. Дудакова в Донской области8.

Но больше всего власть на местах озадачил критерий отбора, предполагавший сознательность, опытность и готовность бойцов умереть за новую власть. Хвалынский уисполком сообщил, например, что «по фильтровании гарнизона» нашлось лишь 124 красноармейца, «готовых выполнить указания Совета»9. Однако и этим силам почти весь апрель пришлось в своем уезде вместе с отрядами из Заволжья вести «работу по учету хлеба и водворении революционного порядка»10. Такая ситуация оказалась типичной для всей поволжской деревни. В результате из ожидаемого внушительного боевого пополнения к середине апреля в Саратов подтянулись только несколько десятков бойцов из Сердобска11.

В самом губернском центре организационный вопрос тоже затянулся, и это несмотря на определенный опыт в деле формирования красноармейских отрядов. Еще в феврале губисполком развернул активную деятельность под влиянием декретов об организации добровольческой Красной армии. К концу марта в РККА записалось 1 411 добровольцев. Началось формирование пехотного полка из 8-ми рот и пулеметной команды, артиллерийского дивизиона, двух эскадронов кавалерийского полка и инженерного батальона. В перспективе виделась пехотная дивизия трехполкового состава с приданными ей вспомогательными структурами12.

Однако надежность частей, сформированных Военным отделом, подверглась вскоре большому сомнению. Отсутствие боеспособности красноармейцы показали даже не в боевой обстановке, а во время общегородской манифестации 12 марта, в годовщину свержения монархии (по новому стилю). Во время демонстрации раздались провокационные выстрелы, командиры опешили, началась паника – части тут же превратились в неорганизованную вооруженную толпу. В результате 23 марта Саратовский Совет принял декрет о всеобщей рабочей красногвардейской повинности13.

Принятое решение о принудительном обучении рабочих военному делу и введении для них казарменного режима лишь подчеркивало растерянность в среде большевистских руководителей в условиях обострения конфронтации в регионе. Декрет же оказался в пролетарской среде крайне непопулярным. И уже через месяц он был отменен с оговоркой, что саратовские рабочие сами поймут необходимость обучения. Рабочих призвали добровольно записываться в районных штабах Красной гвардии. В оправдание отмены декрета, большевики заявили рабочим: «Саратовская губерния является воротами в глубь Советской республики, и на нас лежит ответственность, вот почему мы и посоветовали вам приготовиться»14. В итоге губернский центр смог выделить в распоряжение организаторов Уральского похода преимущественно навербованных на скорую руку малонадежных наемников-красноармейцев.

Вдохновителям карательной акции ничего не оставалось, как положиться на левобережных соседей саратовцев – николаевцев и новоузенцев. В конце марта они тоже получили срочное извещение о мобилизации. Николаевский уездный Совет народных комиссаров, располагавший на подведомственной территории несколькими сотнями сельских красногвардейцев15, известил в первых числах апреля о формировании Николаевской армии. Был даже создан Полевой штаб

Николаевского уезда и оглашен его список, состоящий исключительно из членов уездного СНК. Пост командарма получил бывший фельдфебель В.И. Чапаев. Однако вскоре от затеи собственной армии николаевцам пришлось отказаться: вооружения, снаряжения и обмундирования почти не было. В то же время Саратов располагал таким имуществом и даже готов был поделиться при условии создания единых вооруженных сил16. Не исключено, что на едином командования настаивала Москва.

14 апреля саратовские и самарские формирования, получившие громкое наименование «Красная Армия Саратовского Совета рабочих, военных и крестьянских депутатов», стали выдвигаться на железнодорожную линию Покровск–Уральск. Центром сбора стала станция Ершов, а затем, с 20 апреля, – станция Алтата и примыкавшее к ней село Дергачи. Командующим был назначен недоучившийся юнкер С.И. Загуменный, начальником штаба – никогда не проходивший военной службы Б.Г. Молдавский. Именно последний озвучил по горячим следам похода боевой состав «армии»17, немного позже скопированный и подправленный другим историографом этого похода И.С. Кутяковым18.

Отряд	Штык и	Сабли	Оруди я	Пулем еты	Бронеа втомоб или	Аэроп ланы
Саратовский пех.	700	–	6	30	1	5
Саратовский кав. Бредихина	–	275	–	3	–	–
Тамбовский	500	–	2	12	–	–
1-й Николаевский Демидкина	300	–	–	5	–	–
2-й Николаевский Чапаева	600	100	4	20	–	–
3-й Николаевский Шевелева	500	100	2	20	–	–
Новоузенский Сапожкова	1 000	100	4	20	–	–
Итого	3 600	575	18	110	1	5

Впрочем, сам Кутяков считал эти цифры приблизительными, утверждая, что в архиве Красной армии об Уральском походе «не имеется ни одного документа»19.

Достоверность отдельных сведений, действительно, сомнительна. Так, из доклада начштаба новоузенцев И.В. Аношкина, составленного в ответ на запрос из Москвы, следует, что в уезде к 30 апреля имелось 4

отряда (Новоузенский, Краснокутский, Дергачевский и Александровогайский), укомплектованных 490 пехотинцами и 10 кавалеристами. Из них в поход было отправлено лишь 345 человек. Остальные остались защищать уездный центр20. Таким образом, Новоузенский отряд под командой левого эсера А.П. Сапожкова в реальности оказался значительно меньше.

Состав трех николаевских отрядов более точен. Известно, например, что отряд И.Н. Демидкина – это 1-й Николевский батальон РККА. Численность его к апрелю составляла 300 красноармейцев-добровольцев, среди которых было 80 бывших пленных солдат австро-венгерской армии. Состоял он из четырех пехотных сотен и батареи из двух 3-дюймовых орудий. На две сотни приходилось два пулемета: один – «Максим», другой – «Кольт»21.

Численность николаевского отряда В.И. Чапаева тоже правдоподобна, хотя и весьма приблизительна. Его основу составили жители Сулакского, Перелюбского и Любицкого районов22.

В волостном селе Сулак сельский красногвардейский отряд появился уже в конце 1917 г. Первоначально он состоял примерно из 40 человек, преимущественно большевизированных фронтовиков, сумевших раньше других политических группировок на селе самоорганизоваться и взять под контроль оружие, принесенное сельчанами с мировой войны. В последних числах января 1918 г. в Сулаке состоялся съезд Советов, избравший районный СНК, в том числе военного комиссара И.В. Топоркова. Его усилиями к середине февраля Сулакский районный отряд вырос до 150 бойцов, а к моменту первого похода на Уральск удвоился23.

Но не все красногвардейцы оказались готовы отправиться в неблизкое путешествие к казачьей столице. Ведь Сулакский, да и другие сельские красногвардейские отряды Саратовского Заволжья, возникли стихийно, в основном на почве «социализации земли», в первую очередь, ради закрепления ее итогов. Как это происходило на деле, видно по запискам уроженца села Мало-Перекопное А.С. Чернова. Придя с фронта, он возглавил отряд таких же фронтовиков, вернувшихся домой с оружием. Однажды ночью, выйдя на «большую дорогу», они стали перехватывать «кулацкие» обозы с хлебом и ссыпать его в общественный амбар. Правда, «кулаки» обезоружили охрану и вернули свой хлеб.

«Но мы не сдавались», – пишет Чернов. В конце февраля 1918 г. он, уже в качестве члена волостного Мало-Перекопневского совета, проводил «социализацию земли и инвентаря, а попросту – экспроприацию деревенских богачей». У «кулаков» – после «жарких споров и даже кровавых схваток» – отбиралась земля, скот, инвентарь, семена, и раздавались бедноте. Отбирали не под чистую, а «поравнивали»24.

Гарантией того, что прежние хозяева не вернут свое добро, и служила Красная гвардия.

Но одно дело «воевать» с соседом не выходя за околицу, другое – отправиться в дальнюю, непредсказуемую экспедицию, совсем не связанную с местными, «кровными» интересами.

Кто и как отправился к Уральску, можно узнать из свидетельств самих участников. Так, И. Спирин – житель села Кормежка – вспоминал, что военный комиссар И.В. Топорков накануне похода сам разъезжал по населенным пунктам Сулакского района и вербовал бойцов отряда. В Кормежке его агитационная речь вызвала бурные дебаты. На носу была посевная, и недавно вернувшиеся с мировой войны сельчане жаждали не ратного, а мирного труда. Многие фронтовики от затеи начальства категорически отказались. На призыв районного военного комиссара откликнулась лишь два десятка красногвардейцев. Далее И. Спирин поведал, что по пути они заехали в Сухой Отрог, Малое Перекопное, Сулак и всюду отряд пополнялся новыми партиями добровольцев: «рос как снежный ком». К месту назначения в Николаевск он прибыл, имея уже 150 человек25.

Другой очевидец – П.Ф. Козлов – сообщил, что Сулакский отряд состоял не только из бедняков, но и из зажиточных крестьян. Правда, упомянул он лишь сына местного богатея – некоего В.П. Петрова. Сам 16летний П.Ф. Козлов порядочно не дотягивал до призывного возраста, как и некоторые другие названные им бойцы. «Малолетних» добровольцев, по всей видимости, оказалось немало. Влекомые революционной романтикой, горя юношеской жаждой военных приключений, они невольно заменили красногвардейцев-отказников.

Когда топорковцы двинулись из Сулака в Николаевск, собралось много народа из числа родственников, знакомых и друзей. Большинство красногвардейцев были людьми верующими, а потому пригласили священника Перфирия Ивановского, который под колокольный звон отслужил молебен. «Это, – подчеркнул П.Ф. Козлов, – имело для нас и провожающих определенное значение»26.

Местом сбора всех сулачей стал Николаевск. Прибывали они туда большими и малыми партиями с 11 по 25 апреля27. Больше всего бойцов дал районный центр Сулак и село Малое Перекопное – вместе примерно полторы сотни человек. Остальные села района – по 10–20 добровольцев. Всего из 14-ти волостей набралось до 400 человек, из которых примерно сотня – конных28. На общем собрании они выбрали себе командира – И.В. Топоркова.

В Николаевске сельские красногвардейцы получили положенное им походное довольствие и вооружились трехлинейками. Дальнейший их путь лежал вслед другой группе, ведомой Чапаевым. Та уже покинула Николаевск и, пополняя свои ряды, двигалась через села Перелюбского и

Любицкого районов к Семиглавому Мару – первой цели большевиков на казачьей территории. Где-то в пути отряды встретились. Об этой встрече, а также о дальнейшей подготовке похода на Уральск поведал активный участник тех событий С.Н. Потехин:

«Чапаев с объединенным отрядом прибыл в нашу Семеновку. Топорков и его помощник сходу на несколько минут заехали ко мне на квартиру как командиру Семеновского отряда красной гвардии и как к сослуживцу по Первой мировой войне. Топорков вкратце рассказал, что он тоже в своем селе Сулаке организовал отряд Красной гвардии, который влился в отряд Чапаева, и в порядке выборности он сейчас является помощником Чапаева. Уже выходя из дому, Топорков добавил: из Николаевска они выступили вчера, ночевали в Клопихе.

Во время беседы с Чапаевым я передал ему список личного состава отряда семеновских красногвардейцев и закрепленного за ними оружия...

На собрании семеновских красногвардейцев Чапаев сказал, что из предоставленного списка видно, что фронтовиков строевого состава очень мало, и предупредил о возможных трудностях похода. С его слов планировалось восстановить Советскую власть в Уральске, затем организовать Советы по станицам вдоль Урала вплоть до Каспийского моря. Упомянул и о грядущей посевной... Красногвардеец Балин Ермолай, у которого жена лежала при смерти, задал вопрос: “А после посевной могу я опять вступить в отряд?”. Чапаев сказал: “Можешь”. По подобным крайним случаям осталось на посевную 6 человек»29.

Всего семеновцы, а также жители Клинцовской, Брыковской и Любицкой волостей выделили для похода около 300 человек30. Так общая численность объединенного чапаевского отряда достигла примерно 700 бойцов.

Наконец, третий Николаевский отряд А.М. Шевелева состоял в основном из жителей приволжских волостей уезда – Березоволукской, Горяиновской, Григорьевской, Липовской и Никольской. Тамошние жители имели давние хозяйственные связи с правобережными соседями из Саратовской губернии. Поэтому ранней весной 1918 г., в пору первых большевистских хлебозаготовок, сельские красногвардейские дружины стали приходить друг другу на помощь, пересекая Волгу в разных направлениях. Вот и в момент формирования Саратовской армии отряды николаевцев П.Ф. Баулина и С.М. Шевелева31 (примерно 200 бойцов и 100 подвод) по просьбе Хвалынского уездисполкома находились в этом и Кузнецком уездах Саратовской губернии32. Разумеется, к началу Уральского похода эти отряды опоздали, едва успев переправиться по ледоходу на левый берег. Так и не догнав основные силы, по решению штаба «армии» они объединились, слегка пополнились красногвардейцами-односельчанами и составили дальний резерв, охранявший железнодорожные коммуникации на многокилометровом пути от Ершова до казачьей границы.

Похожую задачу на станции Озинки получили бойцы Хвалынского отряда И. Гречина (134 бойца) 33. 1 мая эти красногвардейцы-пехотинцы вошли в состав двухэскадронного Саратовского конного полка. Видимо, они должны были усилить эту ненадежную часть: конники еще до начала боевых действий обнаружили склонность к повальному дезертирству. Только с 16 по 21 апреля сбежали 23 человека. В дальнейшем кавалеристы весь поход простояли на одном месте, и к его концу, по сути, все разбежались. Так, из одного только 2-го эскадрона дезертировало 98 человек34.

Ближайший же резерв «армии» составил подошедший в последнюю минуту в количестве 860 пехотинцев, кавалеристов, пулеметчиков и артиллеристов 1-й Тамбовский социалистический отряд35. Ему предстояло двигаться в арьергарде основных сил.

Не менее внушительным оказался Саратовский пехотный отряд. Его основу составил батальон формируемой Саратовской дивизии. Кроме того, на правах самостоятельной роты в батальон был включен Пензенский отряд из 174 бойцов36. Саратовцы сформировали также легкую и тяжелую артиллерийские батареи37, всего 6 орудий, часть которых была установлена на самодельный бронепоезд в Ершове. Усиливал «армию» и Сводный авиаотряд (18-й корпусной), прибывший в Саратов 17 апреля. В его составе были: 51 человек, 9 лошадей, 4 аэроплана, 1 автомобиль, 4 повозки, вагон-мастерская. Командовал отрядом летчик Комаров. Состояли в нем летчики Семенов, Калан, Михайлов и летчики-наблюдатели Тюников, Тиль, Волков38.

Таким образом, Красная армия Саратовского Совета имела примерно 3,5 тыс. бойцов и немногим более 10-ти орудий. Судить об изначальном количестве пулеметов довольно трудно. Приведенная И.С. Кутяковым цифра в 110 единиц, вероятно, ошибочна. На этом преувеличении акцентировал внимание С.Н. Потехин, приведя в пример отряд Чапаева, который к началу боевых действий имел всего 3 пулемета39.

Отрядные обозы приказано было не брать. Разрешалось использовать лишь «повозки с телефонным имуществом, санитарный обоз и походные кухни». Такое решение соответствовало тактике «эшелонной войны», предполагающей централизованное обеспечение войск на узкой магистрали движения. В данном случае – на участке железной дороги Озинки–Уральск. Планировалось задействовать четыре специальных поезда. Один из них – санитарный № 14 – был оставлен в ближайшем тылу на станции Чалыкла. Трем другим – снабжения, артиллерийскому парку и рабочему – предстояло двигаться в общей группе со штабным эшелоном и бронепоездом. В авангарде ставился рабочий поезд, нагруженный шпалами и рельсами, необходимыми для ремонта части пути от Озинок до Семиглавого Мара, разобранного казаками40.

В целом советские экспедиционные силы представляли собой смесь регулярных добровольческих и партизанских формирований с преобладанием последних. Партизанский уклад проявился, во-первых, в стихийности создания многих формирований по территориальному принципу для решения конкретной, внезапно возникшей задачи. Во-вторых, в отсутствии четкого деления формирований на части и подразделения с доминированием отрядной системы. В-третьих, в коллегиальности управления «армией» в виде специального органа – Военного совета полевого штаба, куда входили командующий, начальник штаба и представители (комиссары) органов Советской власти территорий, выделивших отряды. В-четвертых, в выборности командного состава и в замене воинской дисциплины сознательностью бойцов, согласных подчиняться выбранным командирам. В-пятых, в низком качестве командного состава, состоящем в основном из бывших офицеров военного времени, старослужащих рядового и унтер-офицерского состава, а также советских и партийных работников.

Кроме того, многие красные бойцы не имели опыта военной службы. Опыт других ограничивался прозябанием в запасных частях; индивидуальная подготовка и навыки боя в составе подразделения у них отсутствовали. Все это не могло не сказаться на конечном отрицательном итоге экспедиции. Первый поход на Уральск закончился полным провалом. Заканчивался и период добровольчества, а вместе с ним и тактика «эшелонной войны». В июне 1918 г. остатки Красной Армии Саратовского Совета были переформированы и получили наименование «Особая армия» Восточного фронта.