Кремации могильника Александровские скалы 1 в контексте изучения практики кремации на Боспоре в римское время

Исследование кремаций на территории Боспора периода начала римского влияния обусловлено как необходимостью иметь системное представление о погребальных традициях этого времени в целом, так и возможностью оценить степень влияния культуры Римской империи на эту важную составляющую духовной жизни общества.

В настоящее время изучение обряда кремации в Римской империи и подконтрольных территориях привлекает интерес многих исследователей (см., например: Graham , 2006; Ahrens , 2014; Silva , 2015; 2021). Как правило, в центре внимания – проблема взаимодействия римских и местных традиций в погребальной обрядности не только в различных концах империи, но и на территории эллинистических государств ( Сапрыкин , 2002; 2023), включенных в сферу влияния Рима или находящихся под его внешним управлением. Первые века н. э. – период наиболее частого обращения к обряду трупосожжения в Римской империи. Так, при изучении некрополя Газзо Веронезе (Верона, Италия), располагавшегося вдоль Виа Клаудиа Августа – одной из стратегических дорог империи, были обнаружены многочисленные погребения с кремациями ( Mongillo et al. , 2022). Некрополь поселения Лауриакума (Верхняя Австрия), бывшего важнейшим военным пунктом в провинции Норикум, содержит кремационные погребения ( Stadlmayr et al. , 2022). К первым векам н. э. относятся и погребальные кремации из многочисленных некрополей с территории Пиренейского полуострова ( Silva , 2021).

В западных и южных провинциях под влиянием Рима практика кремации получила широкое распространение. В Греции, на Ближнем Востоке и на территории Боспорского царства не произошло заметных общих изменений, поскольку здесь ингумация и кремация сосуществовали до вхождения в империю ( Nok , 1932). Прямого указания на причины «увлечения» этой практикой в период принципата нам найти не удалось. Наиболее логичное предположение – проникновение римской культуры, традиций и ценностей на подконтрольные территории. Самое главное и в то же время интересное – желание элит и просто состоятельных людей подражать культуре и перенимать обычаи империи.

В самом Риме практика трупосожжения была преобладающей примерно с IV в. до н. э. (Toynbee, 1971. Р. 40). По общим характеристикам очевидно, что сожжение тела было гораздо более затратным и сложным делом, требовало топлива и профессионального исполнителя обряда. Согласно экспериментальным данным, для сожжения тела (до полной утраты мягких тканей) на открытом воздухе массой 50–100 кг требуется около 5–7,5 часов2 при объеме дров от 1 до 2,5 м3 (Свиркина, Володин, 2019; Лачкова и др., 2019; Henriksen, 1991; 2008; Jonuks, Konsa, 2007; Marshall, 2011). В различных законах против роскоши, включая Законы 12 таблиц, существовали позиции, которые ограничивали пышность и добавочные расходы при проведении кремаций. Д. Ной, ссылаясь на античных авторов (Лукиан, Лукреций, Марциал), пишет, что в Риме считался престижным костер специально для одного человека, а кремация на чужом или общем костре предполагалась в экстренных случаях или для более бедных (Noy, 2000. P. 186).

Все это однозначно указывает на особый статус индивидуальных сожжений и существование определенной «индустрии кремаций». Как известно, сожжение могло проходить в двух форматах: ustrinum и bustum . Устринум – место сжигания тела покойного, чаще всего использовался многократно. В качестве вместилища остатков погребального костра могли использоваться керамические сосуды, каменные урны. Местом захоронения служили колумбарии или иные погребальные сооружения, или захоронение производилось в яме на территории некрополя. Бустум – трупосожжение на месте, совмещает в себе свойства места сожжения и захоронения ( Toynbee , 1971). В некоторых случаях может рассматриваться как более дорогостоящая форма погребения.

Эти общие сведения полезны для интерпретации особенностей кремаций, обнаруженных при раскопках двух участков могильника одной из крепостей (укрепленное поселение «Городище 11 км») ближайшей округи столицы Боспорского царства – Пантикапея. Часть жителей укрепленных поселений, возникших при Митридате VI Евпаторе и его ближайших преемниках, являются потомками тех, кто переселился на Боспор при Митридате, а позже и его сыне Фарнаке, участвуя в их военных кампаниях против Рима. Также жителями боспорских крепостей были и потомки вынужденных переселенцев из Малой Азии, Греции, Армении и Колхиды, бежавших от карательных и репрессивных мероприятий римских полководцев, последовавших за поражением Митридата и Фарнака ( Сапрыкин , 2002).

Археологический контекст

Могильник Александровские скалы 1, расположенный в 10 км к юго-западу от столицы Боспорского царства – Пантикапея, раскапывался в 2017 г. на двух участках. В ходе археологических исследований открыто 240 захоронений I–II вв. н. э. За редким исключением, погребения были совершены по обряду ингумации, с положением погребенных в ямы с заплечиками, преимущественно ориентированные по линии запад – восток. Ямы были перекрыты известняковыми плитами. Захоронения людей были одиночными, парными и коллективными. В целом погребальный обряд является типичным для синхронных могильников рядового населения как сельской, так и городской округи Европейского Боспора первых веков н. э. ( Рукавишникова, Бейлин , 2021)

На обоих исследованных участках могильника обнаружены три погребальные урны, в которых содержались кремированные останки шести индивидов (рис. 1). На участке 1, включавшем в себя насыпь кургана бронзового века и южный сегмент его прикурганного пространства, одна из кремационных урн находилась у погребения 63.2 и, вероятно, была специально помещена в пространство этого погребения, вторая же была помещена в отдельной специально выкопанной яме (погребение 31). На участке 2 запечатанная урна с кремированными останками выявлена в погребении 46 в изголовье погребенного индивида.

Рис. 1. Сводные планы исследованных участков могильника

1 – участок 1; 2 – участок 2

Рис. 2. Участок 1, погребение 31

1 – зачистка погребения на уровне развала погребальной урны (фото); 2 – план погребения на уровне развала погребальной урны (чертеж); 3, 4 – пара золотых серег и железный перстень со стеклянной вставкой из заполнения погребальной урны; 5 – погребальная урна

Остановимся подробнее на описании погребальных сосудов и их содержимого.

Погребение 31 (рис. 2). Урна, помещенная в специально выкопанную округлую в плане грунтовую яму, располагалась в центральной части насыпи кургана, в его юго-западном секторе. Верхняя часть урны (горло, ручки и часть плечиков) пострадала в процессе формирования защитной лесополосы, располагавшейся вдоль автомобильной трассы, и была зачищена в виде развала, а нижняя, вместе с содержимым, сохранилась in situ. Сосуд был заполнен золой и фрагментами костей скелета человека. Среди обломков верхней части амфоры была найдена закрывавшая ее крышка, изготовленная из нижней части краснолакового сосуда.

Погребальный сосуд – двуручная красноглиняная амфора на низком кольцевом поддоне. Тулово имеет почти шаровидную форму, но слегка вытянуто книзу. Ручки разведены к краю плечика и слегка приподняты. Их поверхность профилирована тремя бороздками, а в разрезе они имеют форму уплощенного овала. Горло цилиндрическое, профилированное неглубокими бороздками. Венчик клювовидный, слегка отогнут наружу. Крышка для погребального сосуда изготовлена из донца краснолакового сосуда, поверхность которого носит следы термического воздействия.

Внутри амфоры при разборе кремации были обнаружены:

• 1.    Железный перстень со стеклянной вставкой, зафиксированной на овальном щитке. Стекло желтого цвета. Шинка в сечении плоская. На поверхности стеклянной вставки вырезан профиль богини Афины в коринфском шлеме. Датировка: вторая половина I – первая половина II в. н. э.

• 2.    Две серьги, изготовленные из проволоки желтого металла. Проволочное кольцо с одной стороны имеет небольшой крючок, а с противоположной – приемник в виде петли с намоткой в четыре оборота. На одной из серег сохранилась подвеска в виде петли из проволоки с расширяющимся в плоский треугольник окончанием. Датировка: вторая половина I – первая половина II в. н. э.

Найденные предметы не несли следов термического воздействия. Набор же вещей косвенно свидетельствует о том, что кремированные останки одного из индивидов принадлежат женщине.

Погребение 63.2 (рис. 3) представляет собой кремационную урну, помещенную в пространство подбойной могилы № 63.1 с ингумацией. Крышкой для урны служила краснолаковая миска, просевшая внутрь сосуда. Внутри урны в золе зафиксированы кальцинированные человеческие кости. Основания для рассмотрения комплекса как биритуального – весьма условные. Можно лишь предположить, что урна с кремацией могла быть специально помещена максимально близко к подбойной могиле, где была похоронена женщина старше 40 лет.

Погребальная урна представляет собой красноглиняный двуручный сосуд. На тулове сохранились следы красного лака. Тулово сосуда шаровидное, слегка усеченное книзу, с коротким горлом и уплощенным, отогнутым наружу венчиком, верхняя грань которого профилирована тремя бороздками. В верхней части тулова по бокам прикреплены две вертикальные сдвоенные петлевидные округлые в сечении ручки. Дно оформлено низким кольцевым поддоном.

Миска, служившая крышкой для урны, – краснолаковая на кольцевом поддоне со сферическим туловом и заостренным, слегка загнутым вовнутрь, скошенным подрезанным краем. На дне штампованный орнамент в виде косых насечек в два ряда. Форма 14.2/16.1 по Д. В. Журавлеву (2010). Датировка: последняя четверть I – первая половина II в. н. э.

Внутри урны погребальный инвентарь не обнаружен.

Погребение 46 (рис. 4). Биритуальное. Совершено в грунтовой яме с заплечиками и с плитовым перекрытием. Ингумированные останки мужчины 20–29 лет

Рис. 3. Участок 1, погребения 63, 63.1 и 63.2

1 – план погребений (чертеж); 2, 3 – расчистка погребения 63.1 и 63.2. ( 2 – вид с севера; 3 – вид с юго-запада); 4 – погребальная урна; 5 – краснолаковая миска, использованная в качестве крышки урны

Рис. 4. Участок 2, погребение 46

1 – план погребения (чертеж); 2, 3 – расчистка погребения, вид с юго-запада (фото); 4 – погребальная урна; 5‒8 – инвентарь, помещенный в погребальную урну ( 5 – триметалли-ческий браслет; 6 – бронзовое кольцо; 7 – астрагал; 8 – бронзовая бусина)

с разнообразным инвентарем были расчищены на дне могильной ямы. По правую сторону от его головы находилась керамическая погребальная урна, запечатанная известковым или гипсовым раствором. Урна была помещена в могильную яму во время обряда ингумации и специально установлена в изголовье погребенного. В погребальной урне находились: витой триметаллический браслет (железо, бронза, серебро), бронзовая бусина, бронзовое кольцо и астрагал.

Погребальный сосуд (урна) имел вытянуто-яйцевидную форму тулова, короткое горло и плоский кольцевой поддон. Венчик урны отогнут наружу. Ниже короткого горла, в верхней четверти тулова по бокам прикреплены две горизонтальные, слегка приподнятые петлевидные ручки, круглые в сечении. Между ними, также по бокам, прикреплены еще две вертикальные ручки, уплощенные в сечении. Горловина урны была закрыта гипсовой пробкой и запечатана известняковым или гипсовым раствором. Датировка: I в. н. э.

Методика изучения кремированных останков

Исследование проводилось с использованием разных подходов, что обусловлено рядом субъективных факторов. Материалы из двух урн (погребения 31 и 46) изучены уже после извлечения содержимого из урны. Урна из погребения 63.2 разбиралась послойно согласно апробированной ранее методике ( Добровольская и др ., 2017). Хрупкость кремированных останков приводит к тому, что при повторном или многократном перемещении масса самих фрагментов существенно уменьшается. Зачастую кость легко крошится и превращается в порошкообразный материал, который уже не подлежит какой-либо экспертизе. В целом методические подходы, которыми мы руководствовались при работе с сожженными костями, ориентировали нас на подробное описание антропологического материала: установление общей массы останков, цветового диапазона и размера фрагментов, наличие трещин и деформаций костей, установление минимального количества индивидов, оценку их возраста и пола, фиксацию следов травм и заболеваний ( Клещенко, Решетова , 2019; Методика работы с палеоантропологическими материалами…, 2020). В целом этот подход соответствует современным нормам биоархеологического исследования погребений с кремациями.

Результаты исследования кремированных костей

Погребение 31. Общий вес сожженных костей и их фрагментов составляет 2740 г. Останки представлены костями всех отделов скелета и принадлежали минимум двум взрослым индивидам, различающимся по общим габаритным размерам (рис. 5: 3 ). Один скелет более массивный, а другой – более грацильный. На фрагментах скелетов не обнаружено признаков, которые позволили бы сделать уверенное определение пола. Цветность фрагментов может быть охарактеризована в широком цветовом диапазоне от черного до белого, но доминируют серый и белый. Кремированные кости не покрыты угольной пылью, фрагментов угля не обнаружено. Деформационные трещины разных форм, в том числе дугообразные. Размер фрагментов значительно варьирует, отдельные фрагменты

Рис. 5. Фрагменты кремированных костей

1 – погребение 46 ( А – кости плода; Б – кости взрослого с припеканиями неорганических предметов); 2 – погребение 63.2 ( А – лобные кости; Б – рубленая травма головки плечевой кости); 3 – погребение 31 (крестообразное возвышение на затылочных костях (крестообразное возвышение), две пары пирамид височных костей)

достигают 90 мм. Но нужно иметь в виду, что урна была преимущественно разрушена, что, безусловно, повлияло на сохранность фрагментов. Поэтому рассматривать их размер как соответствующий этапу погребения невозможно.

Погребение 63.2. Урна разбиралась послойно, было выделено 5 уровней разборки. Наибольшее по массе количество останков выявлено в слое 2. В целом этот слой соотносится с наиболее широкой частью сосуда. Общая масса фрагментов костей во всех слоях составляет 4831 г. Преобладают кости, которые сохранились целиком (в том числе длинные трубчатые кости) или в очень крупных фрагментах. Цветность фрагментов неоднородна. Встречаются как фрагменты коричневого цвета, белого каления, так и черного, синего, серого и темно-серого. Деформационные трещины присутствуют, но в разной степени выраженности.

Анализ анатомически определимых фрагментов позволил выявить двух индивидов молодого и возмужалого возраста (рис. 5: 2А ). Их кости представлены всеми отделами. Цветность фрагментов, относящихся к разным индивидам, неодинакова. У одного индивида (массивный, предположительно мужчина) преобладают более темноокрашенные фрагменты. На фрагменте головки плечевой кости обнаружена рубленая травма без следов заживления (рис. 5: 2Б ). Кремированные кости не покрыты угольной пылью, фрагментов угля не обнаружено.

Хорошая сохранность содержимого урны позволила оценить характер расположения фрагментов скелетов. Выраженной стратиграфии не выявлено, также не отмечена связь каких-то определенных анатомических частей скелета с уровнем расположения в сосуде. Можно видеть, что наиболее крупные части скелетов были размещены в самой широкой части сосуда.

Несмотря на отсутствие в урне инвентаря, на фрагментах костей разных отделов зафиксированы пятна бирюзового цвета, которые могли появиться в результате контакта с неорганическим предметом (например, бронзой).

Погребение 46. Урна содержала останки женщины 20–29 лет и плода. Общий вес костей и их фрагментов составил 2260 г. Цвет костей плода преимущественно серый, голубой и белый (рис. 5: 1А ). Останки взрослого индивида представлены костями всех отделов скелета. Размер фрагментов варьирует от нескольких миллиметров до 120 мм, мелкие кости (позвонки, кости кистей и стоп) преимущественно сохранили свою целостность. Цвет фрагментов костей варьирует от черного до белого, но превалирует синий, светло-серый и белый. На нескольких костях – пигменты рыжего и бирюзового цвета, вероятно, от контакта с железным и медным/бронзовым предметом (рис. 5: 1Б ). Кремированные кости не покрыты угольной пылью, фрагментов угля не обнаружено.

Это погребение представляется наиболее интересным. Погребальная урна, содержащая прах молодой женщины с младенцем и установленная в изголовье погребенного мужчины, вероятней всего, была помещена в могилу в процессе его погребения. Об этом может свидетельствовать и сам погребальный инвентарь, среди которого присутствует бронзовая туалетная ложечка, костяные детали веретена (стержень и дисковидное костяное пряслице), кусочки розовой пудры, костяная обойма от пиксиды(?). Все эти предметы, скорее всего, должны были сопровождать в загробный мир именно женщину. Плитовое перекрытие сохранилось непотревоженным, следовательно, повторно не вскрывалось для захоронения урны. Следов деревянного настила или гроба при расчистке не выявлено. Таким образом, представляется, что могила 46 – усыпальница, принадлежащая одной, достаточно молодой, семье, в которой во время родов или немногим ранее умерла женщина. По ряду причин она была кремирована, а прах был запечатан в урне. Возможно, он хранился в семье мужа до смерти последнего. Это объяснение одновременного помещения в могилу ингумации и запечатанной урны представляется нам наиболее вероятным.

Обсуждение

Обряд кремации редко встречается на боспорских некрополях в римское время (не более 1–3 %). На исследованных участках могильника Александровские скалы 1 кремационные урны помещены либо в индивидуальные ямы (погребение 31), или же в могильные сооружения с обрядом ингумации, который является основным. В исследованных погребениях находились останки взрослых мужчин и женщин. Примечательно, что минимум две кремации парные. Кремацию из погребения 46, вероятно, не следует относить к парным, поскольку второй индивид – плод, который на момент сожжения находился в теле матери. Кремированных костей животных не выявлено. Важно отметить, что на втором участке некрополя была найдена так называемая длинная узкая яма (погребение 51, курган 2) с сильно прокаленными стенками. В ее восточной части (в районе предполагаемого черепа) был уложен перевернутый вверх дном краснолаковый двуручный кубок, под которым найдена медная монета (7 унций) Пантикапея (рубеж эр) ( Анохин , 1986. С. 194–195; 2011; Бейлин и др ., 2019). Рядом с кубком находился развал краснолакового кувшина. Возможно, эта яма была использована для обряда сожжения (устринум).

На протяжении всей истории Боспорского царства на некрополях превалировали ингумационные погребения. Нам неизвестны свидетельства, указывающие на рост популярности кремации в период римского влияния. Отсутствие значительного количества кремаций указывает на то, что предание тела огню – широко известный обычай как на Апеннинском полуострове, так и во многих провинциях Римской империи – не распространилось на население городов и «сельской» территории, по крайней мере, европейской части Боспора. Примерно такая же ситуация отмечена на некрополе поселения «Золотое» в Крымском Приазовье. При раскопках этого некрополя было выявлено всего два случая трупосожжения, причем только в одном кремированные останки были помещены в урну (Корпусова, 1983. С. 15–17). Две кремации зафиксированы и на некрополе Кыз-Аул. В одном случае кремированные останки были помещены в специально выкопанную в полу грунтовой могилы яму (погребение № 1), во втором случае прах с пеплом был помещен в урну, установленную в плито-вую гробницу, где преобладал обряд трупоположения (погребение № 12) (Гайдукевич, 1959. С. 188–190, 204–205). Раскопки двух участков некрополя укрепленного поселения «Городище 11-й километр», население которого оставило могильник Александровские скалы 1, еще раз показали наличие обряда трупо-сожжения среди населения Боспорского царства в первые века нашей эры. Однако, несмотря на то что выборка погребений этого могильника является вполне репрезентативной, заявление более общего порядка требует проведения обобщающих исследований, которые выходят за рамки задач и возможностей этой статьи. Является ли парность захоронений закономерностью? На относительно малой численности изученных случаев ответить на этот вопрос сложно. Рассмотрим два возможных варианта происхождения парной кремации: 1 – сожжение двух индивидов на одном погребальном костре и захоронение их останков в одну урну, 2 – сожжение индивидов на разных кострах с последующим помещением их праха в одну урну. Сожжение на одном погребальном костре может иметь как символическое наполнение, так и экономическую выгоду. Исходя из свидетельств античных авторов, нам известно, что предпочтение отдавалось индивидуальным сожжениям (Noy, 2000. P. 186). Это подтверждают и результаты анализа кремированных костей из погребений римских некрополей и могильников с подконтрольных империи территорий (например: Свиркина, 2022).

Обращает на себя внимание разнообразие цветности фрагментов в парных кремациях. Можно было бы предположить, что они сжигались на разных кострах при разных условиях. Однако ранее был отмечен случай очень неравномерного сжигания останков одного тела из склепа 195 римского времени Восточного некрополя Фанагории ( Свиркина, Володин , 2020). С большей степенью вероятности можно предполагать, что исполнитель сожжения не в полной мере смог справиться с задачей получения белых, равномерно прогоревших, крупных фрагментов кремированных костей. Согласно археологическим и антропологическим данным, парные кремации достаточно редко встречаются на некрополях Римской империи ( Свиркина , 2022).

Наши наблюдения позволяют поставить вопрос о «индустрии кремаций», которая должна была обеспечивать топливом и другими расходуемыми материалами, местами сожжений, погребальными урнами, специалистами. Очевидно, что такая инфраструктура должна была существовать, но небольшое число погребений позволяет нам предполагать, что ее интересы распространялись на обширные области, а не на какой-то определенный территориальный локус.

Заключение

Обряд кремации редко встречается на боспорских некрополях в римское время. Судя по сумме свидетельств, индивиды из могильника Александровские скалы 1, чьи тела после смерти были кремированы, вероятно, могли принадлежать к тем социальным слоям общества, которые обладали определенным уровнем материального благосостояния, достаточным для проведения столь затратного погребального мероприятия. Причины, по которым родственники умерших избрали именно этот обряд, пока для нас неясны. Анализируя результаты раскопок Кыз-Аульского некрополя в 1930-х гг., В. Ф. Гайдукевич совершенно справедливо отметил проявление одной из особенностей боспорских как городских, так и сельских некрополей, которая прослеживается с архаического времени «вплоть до конца античной эпохи», – наличие двух обрядов погребений при безоговорочном преобладании обряда трупоположения. Здесь же была подчеркнута еще одна особенность, прослеженная при изучении некрополей Боспора, а именно помещение кремированных останков отдельных членов семей в семейные же усыпальницы, где преобладающим или доминирующим был обряд трупоположения (Гайдукевич, 1959. С. 207). По какой причине отдельные члены семей при полном доминировании обряда трупоположения были удостоены сожжения? Ответ на этот вопрос так и остался открытым. Возможно, это личное желание человека или продолжение традиции рода, откуда пришел человек в новую семью. Другим же вариантом является более ранняя смерть одного или, как в описанных нами случаях, нескольких членов семей и желание родственников единовременного погребения определенных членов семьи в общей – одной – усыпальнице.

Начиная с конца I в. до н. э. боспоряне несут службу в регулярных воинских подразделениях Рима, а уже к концу первой четверти – середине I в. н. э. обратно на Боспор прибывают ветераны, отслужившие положенный срок во вспомогательных подразделениях ( Ивенских , 2006). Достаточно долгий срок службы и обширная география дислокаций боспорской когорты и боспорской алы от Дуная до Каппадокии, Сирии и Армении не могли не оставить определенный отпечаток на привычках, мировоззрении, выборе отдельных понравившихся деталей костюма, в том числе и предпочтения тех или иных форм погребальных практик.

Отдельная тема – существование практики парной кремации/размещения останков костей двух индивидов в одной урне. Дальнейшее увеличение масштаба комплексных исследований кремаций римского времени на Боспоре – перспектива получения ответов на многие из поставленных в этом сообщении вопросов.