Крещение Руси: альтернативы и историческая реальность

Историческая память оказывает серьезное влияние на жизнь того или иного народа, она самым непосредственным образом определяет его мировоззрение. Если говорить о событиях конца Х в., связанных с деятельностью Владимира, то становится совершенно очевидным, что историческая память связывает образ этого князя не с его личными качествами и политическими успехами, а с событием более существенным – выбором веры, одухотворившей жизнь народа.

Распространив власть практически на все славяно-русские земли, Владимир неизбежно должен был придерживаться, говоря современным языком, «общенациональной» политической программы, которая в соответствии с мировоззрением той эпохи, могла выражаться только в религиозной форме. Автору уже приходилось затрагивать эту проблему в других работах [1–2].

Тот круг археологических источников, который был исследован в связи с проблемами христианизации, показывает, что интересы Киевской Руси распространялись не только на юг России, но и на Верхнее Поднепро-вье и Поволжье, не говоря уже о Новгороде. Следует отметить, что самая ранняя находка креста в Новгороде обнаружена в слоях 972– 989 гг. – синхронных официальному крещению Руси [15]. В конфессиональном смысле эти регионы невозможно было объединить только наращивая количество локальных божеств в киевском пантеоне. Для этого требовалась универсальная мировая религия.

В связи с этим посмотрим, какие религии в то время оказывали существенное влияние на ситуацию в Восточной Европе. Совершенно очевидно, что это православие, католичество и ислам. Имел ли представление князь и его окружение о различии этих религий? Безусловно, да. Киевские купцы и воины постоянно бывали в Константинополе, сражались на Крите и в Малой Азии, торговали с египтянами и сирийцами, ездили в Волжскую Булгарию и Хорезм. Принятие определенной веры приводило и к изменению мировоззрения, и к ориентации на вполне определенные группировки внутри страны. Еще один аспект проблемы выбора веры заключается в том, что во время, предшествовавшее Крещению Руси, нарастали признаки грядущего раскола в формально пока едином христианском мире. Борьба между православием и католичеством начинала переходить из сферы теологических разногласий в сферу политики. Яркий пример этого – события на имперском сейме 983 г. вер этого события на имперском сей-мечинала переходить из сферы теологических разногласий в сферу политики.знаки грядущег Вероне, где германский император Оттон II добился решения о войне против «греков и сарацин». Такое уравнение православных христиан с мусульманами уже не позволяло говорить о единстве христианской церкви. Кроме того, угроза католического натиска на Восток, в том числе и на Русь, становилась вполне реальной. На Руси это хорошо понимали.

Обстоятельства выбора веры Владимиром широко известны и изложены в Повести временных лет. Согласно летописи легендарный выбор веры начинается в 986 г. Под этим годом записано, что к Владимиру пришли «болгары магометанской веры», предлагая князю принять их закон и поклониться Мухаммеду. В соответствии с версией летописи, если изложить ее предельно кратко, князь, желая понять разные исповедания, принял представителей всех тогдашних учений и отправил посланцев в различные земли. Насколько реальны эти подробности трудно сказать. Но для нас куда более важно понять, что выбор православия не является простой случайностью. Альтернативы приведены уже в сказании об испытании вер. Князь отказал исламским проповедникам. Главная книга ислама – Коран – написана на арабском языке, славянам непонятном. Обычаи мусульман, например, не пить вино, не есть свинину просты, но для славян неприемлемы. По русскому обычаю князь делил трапезу с дружиной. Этот обязательный ритуал скреплял дружбу князя с воинами. Славяне и русы привыкли к хмельным напиткам, но строгий ритуал пиров не допускал «буйства во хмелю». И еще одна важная частность. Мы имеем в виду жесткую предопределенность бытия, которую проповедует ислам. Такое миропонимание не оставляло места свободе воли человека, места «веселию». В итоге мусульманам Владимир отказал, говоря: «Руси есть веселие пити…». Ислам, таким образом, отвергается за отсутствие оптимизма, гуманистического идеала.

Но надо признать, что рассказ об исламских миссионерах не является в летописи случайностью. Великий князь киевский в Х и даже в XI в. носил восточный титул «хакан» («каган»), что равнозначно западноевропейскому «император» [5]. Хотя на протяжении Х в. рост связей с Византией наблюдался в большей мере, отношения со странами Востока продолжали играть в жизни Руси немалую роль. Восточнославянский мир, занимавший значительную часть европейского континента, уже в силу географического положения всегда был своеобразным «мостом», связывавшим другие европейские страны с народами и государствами Востока. Нельзя не вспомнить и то, что в рассматриваемую эпоху в экономическом плане мусульманские страны превосходили государства Европы, и уже потому торговые связи Руси с мусульманским миром были очень важны. Временный подъем политического могущества Византии в Х – первой половине XI в. также оказал влияние на характер русско-восточных связей, например, в период принятия Киевской Русью христианства по византийскому образцу.

Русы, согласно дошедшим до нас источникам, совершили много походов на Восток. Были эпизодические военные столкновения, но существовали устойчивые мирные торговые отношения. Эти далекие восточные походы познакомили русских дружинников с обычаями восточных народов, их религией, прежде всего исламом. Впрочем, с мусульманскими купцами русы встречались и ближе – в Волжской Булгарии, правитель которой в 20-е гг. Х в. принял ислам.

Другой интересный факт, показывающий влияние Востока. В начале правления Владимир провел ряд мер, направленных на укрепление власти Великого князя Киевского над прочими славянскими и неславянскими землями. Для нас представляет интерес его первая религиозная реформа. В языческий пантеон вошли божества, заимствованные у иранцев южных степей. Очевидно, это произошло в период продвижения славян на Восток, когда иранцы сливались с ними. Среди таких божеств Семаргл. Доказано, что это иранское божество, сказочная птица, известная, например, из «Шахнаме» Фирдоуси как Симург.

В распоряжении историков имеются два любопытных, в основных деталях сходных рассказа восточных историков о посольстве Владимира в Хорезм и о якобы имевшем место обращении русов в мусульманство. Один из этих рассказов сохранился у арабского ученого, врача Шараф аз-Замана Тахира ал-Марвази (XI в.), второй его вариант – у персидского писателя из Индии Мухаммеда ал-Ауфи (XIII в.). Оба автора рассказывают о том, что русский князь направил послов к хо-резмшаху с целью выяснить преимущества мусульманской веры. Эта вера якобы ему понравилась, и русы приняли ислам. При этом Марвази любопытно объясняет мотивы этого поступка. По его словам, еще в 912–913 гг. русы стали христианами, после чего их про- славленная воинственность изчезла, а ислам они приняли для того, чтобы иметь возможность вести священную войну [3, с. 68–69].

Несомненно, эта легенда может иметь какую-то реальную основу. Сопоставив ее с летописным рассказом, можно предположить, что Владимир направил послов в Волжскую Булгарию, а из нее они ездили в Хорезм. Хорезм (Хвалиси) был известен автору Повести временных лет. Владимир вполне мог именно в Хорезме наводить справки об исламе, а заодно и выяснять политическое состояние главных государств мусульманского мира. Но большинство мусульманских государств в 80-е гг. Х в. переживали далеко не лучшие периоды своей истории. Подобное состояние мусульманского мира должно было дать основание Владимиру усомниться в способности ислама укрепить центральную власть.

Вернемся вновь к сказанию об испытании вер из Повести временных лет и посмотрим на беседу князя с немцами-католиками. Поначалу трудно понять его слова, адресованные немцам: «Идите, откуда пришли, ибо отцы наши не приняли этого». Что не приняли? В середине Х в. на Русь прибыл епископ Адальберт с миссией крещения княгини Ольги и киевлян. Он потерпел неудачу. Причины этой неудачи кроются в состоянии папского престола в то время. В середине Х в. папами иногда становились довольно странные личности. Скажем, в 955 г. на папский престол был возведен шестнадцатилетний юноша, нареченный папой Иоанном XII. Он был охотником и игроком, часто давал пиры с возлиянием в честь древних языческих богов, пил, как свидетельствуют некоторые источники, за здоровье Сатаны. Конечно, вести о таких «подвигах» достигали Руси. Хронологическое совпадение бесчинств в Риме и изгнания Адальберта из Киева, по мнению Л. Н. Гумилева, случайностью быть не может [7].

В рассказе о приходе к Владимиру иудейских проповедников много вымысла летописца. Приводятся слова, якобы произнесенные проповедниками: «Предана быть земля наша хрестеяном». На самом же деле в Х в. Палестина была в руках мусульман. Видимо, летописец стремился показать последнюю попытку хазарских иудеев оказать влияние на Киевского князя в то время, когда Хазарский каганат уже не существовал.

Последним приходит к Владимиру греческий богослов. Обратим внимание на три эпизода летописного рассказа. Когда греческий богослов изложил Владимиру всю историю божественного промысла и судьбы человечества, он показал в заключение картину, изображающую Страшный суд, красоту Царства небесного, веселье и вечную жизнь одних и бесконечные муки для других. Князя, судя по всему, поразило главное в христианстве – религия абсолютных оценок, религия суда, но вместе с тем и религия спасения.

Вспомним и рассказ послов о богослужении греков, его красоте и стройности. Летописец здесь стремится показать, что христианство может превращать безобразную повседневную жизнь в божественную красоту и гармонию и хоть изредка, в богослужении, но действительно воссоединяет людей с Богом.

И третий момент, который согласно летописи усмотрел в христианстве Владимир: это то, что христианство – религия милосердия. Биографы князя с особыми подробностями останавливаются на этой стороне его деятельности. На это обращает внимание русский богослов первой половины XIX в. Филарет (Гумилевский): «Ужасное братоубийство, победы, купленные кровью чужих и своих, сластолюбие грубое – не могли не тяготить совести даже язычника» [10]. Исторические источники много говорят о том, что, став христианином, Владимир «больше же всего бяше милостыню творяй». «Твои щедроты и милости, – пишет митрополит Иларион в “Слове о законе и благодати”, восхваляя Владимира, – и доныне поминаются людьми, но еще выше они перед Богом и ангелами его, ибо ради любезной Богу милостыни много стараешься ты, как вечный раб Христа» [12].

Мы обратили внимание на известный летописный рассказ. У него, безусловно, есть реальная основа. Но в то же время следует признать, что он не раскрывает всех исторических обстоятельств, в которых происходил выбор веры и принятие христианства. Рассказы летописи порой сбивчивы и противоречивы. Сошлемся на мнение известного церковного историка Е. Е. Голубинского. Он считал, что большие сомнения вызывает подлинность речей про- поведников и того, что говорил им Владимир [13]. Профессор Голубинский имел все основания полагать, что летописцу, создавшему свой труд через сто с лишним лет после бесед князя с проповедниками, не могло быть известно, что говорили Владимиру послы, что отвечал им он. Но факт прихода послов к Владимиру Е. Е. Голубинский не отрицал. Не случайно в прениях о вере, по летописной версии, принимают участие хазарские евреи, мусульмане, немцы, греки. Это традиционные партнеры Руси. Некоторые исследователи обращают внимание на то, что, возможно, князь испытывал давление со стороны христианской и еврейско-хазарской общин Киева, но едва ли оно было решающим [15, с. 232].

Итак, каковы же реальные исторические обстоятельства, в которых происходило принятие христианства. Пожалуй, следует признать, что выбор Владимира в каком-то смысле был предрешен. Христианство проникало на Русь судя по данным археологии (а они самые объективные) еще до официального крещения. Более того, христианские связи пронизывали всю Северную и Восточную Европу по пути «из варяг в греки».

Выше мы упомянули о том, что многие мусульманские государства на рубеже Х– XI вв. переживали сложные времена. Иное дело – Византия. В те времена в Византии наблюдался период политического подъема. Отец Владимира Святослав был побежден в войне с нею. Арабские государства тоже терпели поражения от византийцев, претендовавших на Сирию и Закавказье. Успехи сопутствовали Византии и на Балканах. Уже по этой причине принять христианство от Византии было политически выгодно. К тому же и византийские императоры нуждались в военной помощи Руси.

Нельзя забывать и тесные связи Византии со славянским миром. В прямое и непосредственное соприкосновение славянский мир и Византия пришли в конце V – начале VI в. Византийские императоры сумели наладить со славянскими племенами взаимовыгодные контакты и активно вовлекли их в систему византийского сообщества, что имело далеко идущие последствия в деле упрочения империи. Когда Византия потеряла Ближний Восток и Египет, свою главную житницу, именно славянский элемент позволил ей сохранить себя как государство, как оплот православия и вселенской византийской культуры. Заселив пустующие земли Греции, славяне дали Византии хлеб. Но они были не только хорошими земледельцами, но и хорошими воинами. Именно славяне позволили Византии сокрушить могущество авар и отразить сначала персидскую, а затем и арабскую угрозу.

Славяне, поселившись во внутренних областях Византии, дали ей возможность выносить и сохранить византизм. Те же славянские племена, которые более плотной массой сгруппировались на периферии империи, создали национальные государства и вместе с принятием христианства перенесли византизм на национальную, славянскую почву. В рамках славянского мира возникли благоприятные условия для обмена идеями и культурными ценностями. Обращаясь к Византии, славянский мир обращался к более развитой и богатой в то время цивилизации.

Попытаемся реконструировать историческую картину на основании опубликованных отечественных и зарубежных источников. Получается следующее. В древнейшей редакции «Жития Владимира» есть отрывок из летописной записи. Этот источник историки считают более надежным и вразумительным, по сравнению с Повестью временных лет. Там о князе говорится: «На другое лето к порогам ходи по крещении; на третье лето взят Корсунь; на четвертое лето церковь камену Святые Богородици [Десятинную] заложи; на пятое лето Переслав заложи…» [15, с. 238]. Из жития узнаем, что «по святом крещении поживе блаженный князь Владимир 28 лет». Владимир умер в 1015 г. Стало быть, согласно житию, крещение князя произошло в 987 г. Заметим, что и арабский автор Ибн-аль-Атира относит крещение Владимира к 987 г.

Таким образом, в 986 или 987 г. князь Владимир принял крещение. К Владимиру (не язычнику, а уже христианину!) за военной помощью обращается византийский император Василий II, положение которого сильно осложнилось из-за мятежа византийского полководца Варды Фоки. Киевский князь в обмен на услугу потребовал выдачи за него сестры императора – царевны Анны. Василий согласился. Корпус русских воинов прибыл в Константинополь совместно с войсками, верными императору Василию, и разгромил мятежного полководца. Избавившись от опасности, Василий медлил с выдачей невесты. Тогда киевский князь захватил Корсунь и этим вынудил греков исполнить обещанное.

Но как бы там ни было, ясно одно: мысль о крещении Владимира в Корсуне в 988 г. весьма проблематична и покоится на шатких основаниях.

Что касается расправы над языческими идолами, о которых говорит летопись, показывая нам триумфальное шествие христианства, то этот рассказ, скорее всего, тоже слабо связан с реальной исторической действительностью. Вряд ли стоит говорить применительно к этому времени и о массовом крещении киевлян. Если внимательно проанализировать источники, то крещение Руси конца Х в., скорее всего, означало переход в христианство киевского князя с домочадцами, близко стоящей к нему знати (возможно, значительной) жителей Киева, а также населения близлежащих городов и сел. Судя по всему, обращение этих людей в новую веру было добровольным.

Мысль о добровольном крещении жителей Киева и Киевской земли противоречит рассказам древних писателей о якобы принудительном крещении. Ведь в Повести временных лет сказано, что Владимир объявил противником себе всякого, кто не придет креститься в назначенный час и в указанное место [8]. Об этом обстоятельстве часто вспоминают и противники Русской православной церкви. Опять же отметим, что помыслы древнерусских книжников, описывающих насильственное крещение киевлян, имели определенную тенденцию. Они показывали Владимира главным и единственным героем описываемых событий. Почему не может идти речь о насильственном крещении? Да потому что эта концепция не соответствует политическому строю Руси того времени. Княжеская власть еще не стала суверенной, абсолютной, поскольку рядом с ней существовала олицетворяемая вечем (народным собранием) общинная власть. Да и сам князь в некотором роде являлся носителем общинной власти [13, с. 243]. Князь и тяготевшая к нему дружинная знать не располагали средствами для массовых насилий в обществе, где управляли. Они подчинялись вечу, в распоряжении которого была мощная военная организация – народное ополчение, превосходившее по силе княжескую дружину. Возможно при крещении в Киеве имели место и отдельные факты принуждения. Но это были именно отдельные факты(!), а не массовые явления. Как отмечает И. Я. Фроя-нов, «именно отсутствие массовых насилий и связанных с ними социальных потрясений объясняет забывчивость русских книжников относительно места крещения князя Владимира и жителей города, обнаружившаяся, как уже отмечалось, во второй половине XI в. и вызвавшая жаркие споры» [13, с. 243–244].

Противоречит версии насильственного крещения жителей Киева и относительно медленное распространение христианства среди населения Киевской земли. Недаром летописец отмечает, что только при Ярославе Мудром «нача вера хрестьяньска пло-дитися и расширяти, и черноризцы почаша множитися, и монастыреве починаху бытии» [13, с. 244] Значит в княжение Ярослава (1019–1054) христианство только начало распространяться. Об этом пишут многие выдающиеся русские историки. В частности, Н. И. Костомаров отмечает, что «время Ярослава ознаменовалось распространением христианства по всем русским землям» [11]. Да и само существование двоеверия на Руси (причем достаточно длительное) можно объяснить двумя основными причинами: 1) преобладание добровольных методов обращения в христианство; 2) известная терпимость византийского христианства к язычеству.

Христианство в то время еще не восторжествовало окончательно, но заметный сдвиг произошел. И именно при Ярославе происходит оформление древнерусской церкви как института. Но здесь опять следует обратить внимание на одно очень важное обстоятельство. Ни Русь, ни Византия не рассматривали крещение как чисто религиозный акт. Если ограничиться предельно краткой характеристикой, то точка зрения Византии сводилась к следующему: поскольку Русь обращалась в православную веру именно Константинопольской церковью, которую возглавляли Константинопольский патриарх и византийский император, то Русь автоматически становилась вассалом

Византии. Имперские амбиции Византии, иерархи которой фактически руководили русской церковью, создавали для государственной независимости Руси определенную опасность, которая выражалась в сочетании притязаний на господство в церковной жизни с притязаниями на установление в христианизированных странах политического господства, продиктованного текущими интересами Византии. И это не пустые слова. Вспоминается один документ, появившийся, правда, значительно позже, уже в конце XIV в. Речь идет о письме Константинопольского патриарха московскому князю Василию I, написанному в 1393 г. Имперская идеология и имперские амбиции Византии в нем просматриваются достаточно определенно. Написано оно было по поводу протеста Василия I подчиняться Константинопольскому патриарху. Но для нас в данном случае важны не обстоятельства появления письма, а его содержание. «Невозможно христианам, – писал патриарх, – иметь церковь, но не иметь царя; ибо царство и церковь находятся в тесном союзе и общении между собою и невозможно отделить их друг от друга… Святой царь занимает высокое место в церкви; он (т. е. византийский император) не то, что иные поместные князья и государи. Цари с самого начала упрочили и утвердили благочестие во всей вселенной; цари собирали вселенские соборы, они же своими законами повелели соблюдать святые догматы и правила жизни христианской, боролись с ересями… За все это они имеют высокую честь и занимают высокое место в церкви… Послушай апостола Петра, – заключает патриарх, – сказавшего: “Бога бойтесь, царя чтите”. Апостол не сказал “царей”, чтобы кто не стал подразумевать под этим именующимися царями у разных народов, но «царя», указывая тем, что один царь во вселенной… Все другие присвоили себе имя царей насилием» [14].

На проявление имперских амбиций Византии нам указывает и еще один источник середины XI в. – «Слово о законе и благодати» митрополита Иллариона. Для него в равной мере неприемлемы узконациональный эгоизм иудейства и амбиции, стремившихся в религиозному превосходству византийцев. Илларион высказывает неприязнь к единоверцам-грекам, кичившимся своим превосходством и претендовавшим на исключительное положение в христианском мире. Он утверждает право русского и других «молодых» народов на восприятие благодати, которую пытались присвоить себе византийцы, пренебрежительно воспринимая христианизируемых ими в политических целях варваров, как народ, не имеющий прошлого. Между тем эти «новые» народы предназначены стать «новыми мехами для нового вина» [12, с. 51–52].

С другой стороны, если смотреть на вещи объективно, следует признать, что православная идеология способствовала формированию на Руси условий для укрепления государственности. Растущее и уже довольно сильное Древнерусское государство, неоднократно успешно воевавшее с Византией, отнюдь не желало находиться в роли вассала. Владимир и его окружение считали, что Крещение Руси и связанное с этим заимствование византийской культуры и техники вовсе не должно было лишить Русь самостоятельности. Русь должна стать дружественным Византии, но вполне суверенным государством, которое будет оказывать Византии необходимую помощь, в том числе и военную.

Русь, конечно, не стала вассалом Византии. Но и самостоятельную, независимую от Константинополя церковную организацию ей сформировать не удалось. Контроль над Русской церковью и управление ею осуществлял Константинополь через посылаемых в русские города епископов и митрополита. Вплоть до 1589 г. Русская церковь, как известно, находилась в формальном подчинении Константинопольской патриархии.

Нельзя согласиться с теми исследователями, которые считают, что Русь скопировала с византийского образца церковные и государственные структуры. Исторические условия Руси не позволяли копировать иноземные образцы, а заставляли исходить из местных нужд. Таким образом, формирование церковной структуры явилось процессом внутреннего развития государственного строя. Исследователи неоднократно обращали внимание, что следует отказаться от упрощенного представления о «дикости» наших предков в дохристианскую эпоху, что история русской культуры начинается с Крещения Руси. Дохристианская Русь в области материальной культуры и религиозных (язы- ческих) представлений достигла достаточно высокой ступени развития, что позволило ей воспринять сложнейшие концепции христианского вероучения и мировоззрения и совершить довольно существенный прорыв в области самосознания.

Современные исследователи обращают особое внимание на высокий уровень образнопоэтического мировосприятия в Древней Руси, сформировавшийся еще в дописьменный период [6]. Вот почему при соприкосновении с христианством древнерусское «слово-образ» проявило себя столь хорошо приспособленным для выражения сложного мира новых идей. Это образно-художественное иррациональное восприятие мира оказалось чрезвычайно близким духу византийской культуры.

Итак, проанализировав все альтернативы и дав краткую характеристику исторических обстоятельств конца Х – начала XI в., попытаемся выявить реальные причины введения христианства.

Во-первых, Византийская империя и византийская культура занимали в то время ведущее положение на международной арене средневекового мира. С Византией у Руси сложились достаточно тесные экономические отношения, ведь она располагалась недалеко от границ Руси. Киевская Русь была вовлечена Византией и во внешнеполитическую деятельность в качестве ближайшего соседа и военного партнера.

Но в истории русско-византийских отношений было не только партнерство. Константинополь был олицетворением богатств стран Ближнего Востока. И княжеские дружины совершали набеги на берега богатого соседа.

Во-вторых, родственная Руси Болгария приняла христианство примерно за сто лет до того, как оно появилось в восточнославянских землях. Этому в значительной степени способствовала деятельность Кирилла и Мефодия, создавших христианскую письменность и проповедовавших христианство на славянских языках. Деятельность солун-ских братьев стала началом великой эпохи в приобщении славянского мира к византийской духовной и культурной жизни. Обращение славянских народов в христианство произошло в период высочайшего расцвета византийской культуры. В образовании вновь начала изучаться классическая древ- ность, философия Платона и Аристотеля приобрела новых последователей, одновременно развивалось и византийское богословие. «Тогда как Византия переживала период нового интеллектуального расцвета, – писал греческий церковный историк А.-Э. Н. Тахи-аос, – и богословские и философские споры достигали высочайшего уровня, утончаясь и углубляясь в поисках новых средств выражения, мир славян едва приступал к изучению азбуки и разбирал по складам первые слова на своем языке из рукописных переводов греческих текстов с еще непросохшими чернилами. Кирилл и Мефодий, помимо создания азбуки, приняли на себя тяжелейшую и важнейшую работу, стремясь вовлечь славян в сферу религиозной и культурной жизни Византии» [16].

Благодаря неоценимым усилиям Кирилла и Мефодия мир славян получил азбуку и перешел от устного к письменному слову. Церковные тексты продолжали многовековую традицию и знакомили славян с понятиями, доныне совершенно неизвестными им. До сих пор они объяснялись при помощи довольно ограниченного запаса слов, относившихся к повседневной земледельческой и военной жизни. Первое письменное слово, к которому приобщились славяне, был перевод Евангелия, весьма легкий и доступный для народного восприятия.

Таким образом, на решение Владимира могло повлиять и то, что православие давало возможность осваивать христианское учение и сложнейший мир византийской культуры в совокупности с античным наследием на родном, понятном народу языке.

В третьих, это, конечно, необходимость укрепления государства, развитие государственности на качественно новом основании.

Многие исследователи истории Древней Руси отмечают, что к середине Х в. Русь была сильным государством (ведь дерзала совершать военные походы даже к берегам Византии!) с достаточно высоким уровнем развития ремесла и торговли, духовной и материальной культуры. Но трактовать термин «сильное государство» мы должны, учитывая особенности той эпохи.

Да, Русь была сильным государством, но это было государство относительно молодое. А это значит, что Русь в то время представля- ла собой объединение восточнославянских племен, для обеспечения стабильности которого требовалось постоянное применение (или, по крайней мере, постоянная угроза применения) военной силы. Это единство необходимо было укреплять. Но как? Одной лишь военной силой? Она, конечно, на определенном этапе сыграет роль и удержит народы на какое-то время в составе государства, но такое объединение вряд ли будет прочным. Владимир это понимал. Он искал новые формы укрепления этого единства. Он понимал, что силу надо дополнить, говоря современным языком, идеологией. В 980 г. Владимир провел языческую реформу, повелев поставить идолов богов различных славянских племен на высоком киевском холме [13, с. 228]. Перун как бы возглавил сообщество «периферийных» богов, которым поклонялись покоренные полянами племена. Отныне эти боги, подобно Перуну, должны были стать общеславянскими, но под его началом. Однако реформа провалилась. Язычество для упрочения новой общественной системы с централизованной великокняжеской властью не подходило. Родоплеменной политеизм не мог работать на объединение племен. Ведь все древнеславянские боги были скроены по племенным масштабам. Поэтому боги одних племен не имели никакого значения для других племен. Нужна была объединяющая идея единого Бога. Русь нуждалась в религии с единым, лишенным этнических различий Богом, свободным от родоплеменных традиций. Этим требованиям вполне соответствовал христианский Бог. Это означает, что именно православие становится той качественно новой идеологической основой, на которой осуществлялось дальнейшее строительство русской государственности.

В связи с этим хочется вспомнить точку зрения известного историка русской церкви А. В. Карташева. Государственные понятия, отмечает он, были развиты на Руси довольно слабо, пределов своей компетенции светская власть еще ясно не осознавала и поступалась в пользу Церкви некоторыми своими правами, руководствуясь часто при этом лишь экономическими соображениями. Получалось так, что светская власть передавала в руки Церкви некоторые отрасли своей деятельности на тех же основаниях, как она дарила ей земли, села, озера и другое имущество. Если бы Русская церковь была преемницей западных традиций, она могла бы легко встать над государством и захватить немало рычагов влияния на государственную жизнь. Но Русская церковь была носительницей византийской традиции, в рамках которой был жестко зафиксирован приоритет государственной власти [13, с. 215]. Исповедуя эти идеи, Православная церковь и идеология византизма объективно работали на укрепление государственной власти.

Сильная государственная власть была жизненно необходима Древней Руси. Эту потребность следует осмысливать, исходя из особенностей формирования и развития государства. Прежде всего отметим, что Древнерусское государство формировалось не как мононациональное, а как многонациональное. Летописи донесли до нас сведения, что в состав Киевской Руси входили не только восточнославянские племена, но также финно-угорские и тюркские. Обеспечить государственное единство в этих условиях могла лишь сильная государственная власть.

Далее следует обратить внимание на то географическое пространство, в котором формировалось Древнерусское, а затем Российское государство. Это рубеж, разделяющий две цивилизации – европейскую и азиатскую (восточную). Бурные исторические ураганы как с Востока, так и с Запада не раз проносились над территорией России в те далекие времена, угрожая ее национальной самобытности и политической самостоятельности. Чтобы противостоять этому мощному напору с двух сторон, также нужна была сильная государственная власть, которая в значительной мере, помогла сохранить национальную самобытность и политическую независимость Руси.

Принятие христианства – процесс длительный и сложный. Применительно к рассматриваемому нами периоду (Х–XI вв.) его нельзя представлять как триумфальное шествие новой религии. Однако, как ни банально это прозвучит, повторим в который раз – значение этого события в истории нашей страны (несмотря на сложности и противоречия) поистине огромно [3–4]. Оно способствовало высвобождению веками копившейся в древнерусском обществе энергии – началось бурное, стремительное раз- витие страны. Древняя Русь постепенно становилась государством высокой культуры. Под высокой культурой мы имеем в виду ту массу знаний, которая уже тогда стала достоянием мировой цивилизации.

Христианизация задала поистине ошеломляющий темп обновления всех сторон жизни древнерусского общества. Как писал академик Б. В. Раушенбах, «еще вчера киевлянин с удивлением взирал на чудеса Константинополя, а назавтра видел нечто близкое в Киеве» [9]. Это вселяло в его душу гордость за родную страну и уверенность в ее великом будущем.