Кризис сознания современного человека в литературе постмодернизма (на примере романа Мартина Эмиса "Деньги")

Говоря о современной человеческой цивилизации, мы все чаще обращаемся к понятию «постмодернизм», применяя его для характеристики всех сфер человеческой деятельности: от архитектуры, литературы и музыки до социологии, экономики, политики и проч. «Наша реальность и жизненный мир стали «постмодерными» (Ильин 2004: 154).

Стоит отметить, что зачастую этот термин применяется по отношению к реалиям современной жизни без осознания его конкретного значения. Для современного человека постмодернизм ассоциируется прежде всего с информационными технологиями и виртуальной реальностью, проникновением в макро- и микромиры и открытием новых возможностей человека. «В условиях новейшего этапа технологического прогресса (информационного) деятельность человека выводит за пределы не только его чувств, но и за пределы его мышления и воображения» (Кутырев 2005: 8).

Кажется, что эпоха постмодерна – апофеоз развития человеческой цивилизации, долгожданный «золотой век», где человек отныне хозяин безграничной виртуальной вселенной.

Однако как чувствует себя этот «хозяин» в своих новых владениях? Мировоззрение и мироощущение современного человека нашли отражение в одном из ключевых понятий постмодернизма – «постмодернистская чувствительность», определяемая И.П.Ильиным как «специфическое видение мира как хаоса, лишенного причинноследственных связей и ценностных ориентиров, мира «децентрированного», предстающего сознанию лишь в виде иерархически неупорядоченных фрагментов» (Ильин 2004: 157).

Признавая бессмысленными любые попытки построения структуры системы в любой человеческой деятельности, постмодернизм лишает человека опоры в мире: разрушаются казавшиеся непоколебимыми моральные устои, традиционным нравственным ценностям отказано в праве быть ориентиром человеческих поступков. Крах системы приоритетов приводит не к ожидаемому духовному раскрепощению, не к свободе нравственного выбора, а к ощущению потерянности человека в мире, его дезориентации. Повелитель видимых и невидимых миров оказывается более жалким, чем самый ничтожный микроорганизм, так как место человека отныне не определено: вместо «везде», он оказывается «нигде».

Ответом на такую неопределенность своего положения в мире становится кризис сознания человека постмодерна, нашедший отражение в литературе рубежа веков, а именно в работах У.Эко, Э.Берджеса, А.Мердок, Г.Г.Маркеса, К.Кизи и др.

Герой литературы постмодернизма – это растерянный, потерявший духовные ориентиры и утративший веру в идеалы человек. Перемещение его в непонятном запутанном мире напоминает хаотичные движения молекулы, которая, натыкаясь в пространстве на себе подобных, образует временные, непрочные связи с тем, чтобы тут же разорвать

их и вновь отдаться бесцельному хаотичному движению.

Именно таков Джон Сам – герой романа «Деньги» британского писателя-постмодерниста Мартина Эмиса.

Режиссер рекламных роликов Джон Сам приезжает в Нью-Йорк для съемок своего первого короткометражного фильма и невольно становится главным героем своеобразного реалити-шоу, устроенного психически больным мошенником Филдингом Гудни.

Пребывание Джона в Нью-Йорке представляет собой безостановочное, лихорадочное перемещение в пространстве. Декорации сменяют одна другую: роскошный номер отеля и дешевые мебелированные комнаты, дорогой ресторан и забегаловки фастфуд, элитный порноцентр «Острова блаженных» и заурядный топлесс-бар, салон Конкорда и самолет компании «Эйртрак», «самой народной авиакомпании».

Метания Джона в пространстве не ограничиваются Нью-Йорком. Когда американская реальность (точнее, ирреальность) становится слишком пугающей, Джон бежит в родной Лондон, где также не находит покоя. Как в калейдоскопе, перед взором читателя проносятся бар «Шекспир» и тюрьма, съемная «берлога» и рестораны. Говоря о своей жизни, Джон признается: «Промежуточные пункты не играют никакой роли, когда у путешествия нет цели, только конец» (Эмис 2009: 285).

Он осознает никчемность, тупиковость своего существования, и в его душе живет смутное желание «порядочной жизни»: «В некотором смысле я, наверное, действительно был бы не прочь жить допропорядочно. Но как это делается?» (Эмис 2009: 107).

Он ищет сочувствия, подлинного сострадания и понимания, которое в агрессивном мире постмодерна оказывается редким и жизненно необходимым явлением. В критической ситуации неуклюжая, но искренняя попытка случайного прохожего утешить отчаявшегося Джона становится спасительной: «Не знаю, что бы я вообще делал, если бы не тот старикан в комбезе. Без его человеческого участия можно было, наверно, и концы отдать» (Эмис 2009: 65).

Он так изголодался по человеческому теплу, что даже наигранная фальшивая псевдоматеринская нежность Кадуты Масси, одной из актрис его будущего фильма, воспринимается с благодарностью. Понимая всю театральность, искусственность ситуации («Какая лажа… Фуфло, а не искусство» (Эмис

2009: 215)), он все же не в силах отказаться от этого жалкого подобия искренней материнской нежности. Да и разве можно рассчитывать на что-либо подлинное в мире, наполненном симулякрами-заменителями, в мире, где настоящее уже давно вытеснено фальшивым, где кабинки порноцентра заменяют любовь, где вместо шампанского подают глюкозу, где «естественный» загар на поверку оказывается результатом применения очередного широко разрекламированного средства (««Ши-глосс» творит натуральные чудеса» (Эмис 2009: 82).

Постмодерн – эпоха симулякров: «Утратишь волосы – всегда наготове заменитель. Утратишь чувство юмора – всегда наготове заменитель. Утратишь рассудок – всегда наготове заменитель» (Эмис 2009: 44).

Словно пытаясь уберечь человеческое сознание от восприятия мира, где аномальность и норма поменялись местами, память отказывается функционировать, не давая человеку возможность осмыслить происходящее. Для Джона провалы в памяти уже давно стали заурядным явлением: он с трудом вспоминает, что делал накануне, а многие эпизоды его жизни и вовсе оказываются стерты. В результате герой теряет свое место не только в пространстве, но и во времени. Вместо того чтобы адекватно воспринимать реальность, человек уничтожает ее в своем сознании, погружаясь в состояние подобное дурманящему сну, наркотическому опьянению. «У меня к XX веку наркотическое привыкание» (Эмис 2009: 130), – констатирует Джон Сам.

И такое мироощущение характерно не только для Джона: все на кого он натыкается в процессе своего лихорадочного перемещения, «все прохожие, статисты и исполнители главных ролей» (Эмис 2009: 5) осознают неправильность, аномальность своей жизни, но не собираются ничего менять. После встречи с беременной проституткой, Джон замечает: «Она похожа на меня самого. понимает, что делать этого не следует, что надо завязывать. Но все равно делает. Как это назвать, когда понимаешь разницу между хорошим и плохим, но все равно выбираешь плохое – или миришься с плохим, привыкаешь к плохому? (Эмис 2009: 41)»

Каждодневное насилие над человеческим сознанием порождает невероятную волну агрессии, которая захлестывает мир, делая его похожим на поле боя.

Возникает вопрос:   неужели конец человеческой цивилизации, предсказанный многочисленными пророками минувших веков, близок? Неужели человечество обречено на вымирание, на гибель, но не от некой страшной болезни, не от космического вторжения, а станет жертвой кризиса собственного сознания, неспособности адекватно воспринимать реальный мир? Или человечество сумеет снова вернуться в реальный мир, сделать его уютным и понятным? И где пути выхода из кризиса человеческого сознания? Этот вопрос остается открытым.