Культ леса в системе экологических верований мордвы

(г. Саранск, РФ)

Обычаи и обряды, связанные с поклонением лесам, рощам и отдельным деревьям, – органичные элементы мифологической культуры мордвы. Особое внимание, которое им уделялось в системе верований, было обусловлено прежде всего природно-климатическими особенностями Мордовии и сопредельных территорий, большая часть которых вплоть до XVIII в. была покрыта обширными лесными массивами [15, 107 ].

В отчетах путешественников, работах географов и историков Мордовия описывалась как край лесов. Вильгельм Ру-брук в XIII в. утверждал, что «эта страна за Танаисом очень красива и имеет реки и леса. К северу находятся огромные леса, в которых живут два рода людей, именно: Моксель… и Мердас» [17, 110 ]. Роджер Бэкон добавлял о жителях этого края, что «города у них нет, но хижины в лесах» [4, 215 ]. В «Записках о Мордовии» XVI в. Сигизмунд фон Гер-берштейн сообщал ту же информацию: «На восток и на юг от реки Мокши встречаются огромные леса, в которых живет народ мордва» [5, 100 ].

Исторические данные свидетельствуют, что древняя мордва, как и другие народы, обитавшие в лесах, изначально жила охотой и собирательством. На лес как на основу хозяйственной деятельности мордвы особо указывал один из первых ее исследователей – П. И. Мельников-Печерский. В древние времена, писал он в «Очерках мордвы», этот народ жил «занимаясь звероловством в дремучих лесах своих, хлебопашеством на расчищенных среди этих лесов полянах и бортевым пчеловодством» [12, 418].

С распространением сельского хозяйства лес не потерял своего хозяйственного значения. В подсечно-огневой системе земледелия, которая использовалась мордвой, основным удобрением, обеспечивавшим продуктивность почвы, являлась древесная зола, а почву от выветривания защищали деревья, окружавшие расчищенные поляны. Однако даже в XIX в. хлебопашество не позволяло полностью удовлетворить местные нужды. В ряде районов Мордовии крестьяне, особенно в случаях неурожаев, выживали только благодаря лесу. П. П. Семенов-Тянь-Шанский писал, что главным промыслом здесь следовало бы «считать лесной во всех его видах» [19, 98 – 99 ]. Этот промысел обеспечивал население ценными ресурсами: дичью, медом, древесиной, грибами, ягодами, орехами, лекарственными травами и сырьем для кустарных промыслов. На протяжении большей части своей истории жизненно важные виды деятельности мордвы были непосредственно связаны с лесом или же каким-то образом от него зависимы.

Колонизация и интенсивная распашка земель вынуждали мордву отступать в глубь лесов. И. И. Дубасов утверждал, что «мордва издавна была притесняема другими народами, от которых находила верное убежище среди непроходимых лесов» [6, 122 ]. П. И. Мельников-Печерский

также отмечал, что она, «оттесненная новыми пришельцами, запряталась в дремучих лесах, укреплялась там в своих “твердях”» [12, 418 ]. Масштабная вырубка лесов, которая началась в XVIII в., привела к тому, что мордва, лишенная источников существования, была вынуждена мигрировать все дальше от мест исконного обитания, увеличивая дисперсность своего расселения. При этом она пыталась «разрешить экономические трудности путем переселения в районы, более обеспеченные земельными и лесными угодьями» [16, 12 ]. Во всех критических случаях помощи и защиты от бед и проблем, угрожающих самому существованию народа, мордва искала именно у леса.

Леса, как и другие крупные и сложные экологические системы (горы, моря, великие реки), специфическим образом влияют на уклад живущих рядом людей, формируя их культурные особенности и предпочтения. Значимость леса в мордовской этнической культуре отображена в многочисленных обрядах, ритуалах, мифах, преданиях, сказках, приметах, песнях, а представления о необходимости сохранения леса выступают в качестве одного из самых устойчивых элементов нравственного сознания мордвы. В XIX в. этнограф В. А. Ау-новский писал, что «патриархальность мордвы, привязанность ее к родному селению, уважение к лесу, довольство и давно развившееся посильное умение пользоваться дарами окружающей природы, – без сомнения, не что иное, как прямые следствия глубоко укоренившегося расположения к обитаемой ею стране» [1, 89 ].

Значение лесов для жителей Мордовии сложно переоценить: они были основным местом для трудовой деятельности и отдыха, условием выживания и убежищем от притеснений, источником достатка и важным фактором осознания культурной и национальной идентичности. И. Снежницкий подытожил особое отношение мордвы к лесу так: «Любимые, дорогие места жительства мордвы – леса, которые им так же необходимы, как нам – весна, рыбе – вода» [22, 627].

Учитывая значимость леса для жизни мордвы, легко понять то особое место, которое дикая природа занимала в системе ее верований. Для проведения религиозных обрядов не требовалось специальных культовых сооружений: вся окружающая среда представлялась верующим храмом. Чтобы священнодействие могло состояться, достаточно было наличия деревьев и источника чистой воды.

Места для общих сезонных молений мордва устраивала в лесах, рощах, на лесных полянах, полях, вблизи рек, ручьев или источников. Традиционное мольбище, как правило, было у каждой деревни. Кроме того, существовали крупные мольбища, где периодически совершались ритуалы в присутствии нескольких общин. П. И. Мельников-Печерский упоминал о пяти таких мольбищах (кере-метях) в Терюшевской волости Нижегородской губернии, периодически собиравших всех терюхан волости [12, 445 ]. Село Малое Терюшево А. Д. Смирнов называл религиозным центром мордвы-терюхан. Он писал, что «еще в 1879 году здесь была цела Кереметь – роща с вековыми липовыми и дубовыми деревьями, известная у русских крестьян под именем мордовского моленья» [20, 285 ].

Представления о священном характере некоторых рощ и участков леса сохранились до наших дней. В числе таких мольбищ – Абатонь угол у с. Мордовское Давыдово, Колдонь тума у с. Новая Му-равьевка, Оскс лей у с. Болдасево, Озон-дома пора у с. Ежовка [23], Кузьмерь у д. Большое Сескино, Малютин у д. Ма-краша, Лукаш у с. Новоселки [14] и др. В некоторых случаях объектом поклонения (или опасения) выступали отдельные деревья: дубы близ с. Симкино и с. Румстиха, липы у с. Кожлейка, старый ясень у д. Крапивка, вяз у бывш. с. Се-лево и т. д.

П. И. Мельников-Печерский писал: «Когда мордва еще не была крещена, волостные, а местами и деревенские кере-мети огораживались плетнем. В лесу или

®

Финно – угорский мир. 2015. № 4 роще избиралась небольшая четырехугольная ровная площадка, сажен в 20– 30 длины и столько же ширины; ее огораживали, как сказано, плетнем, а иногда и высоким тыном» [12, 444–445 ]. Все, что оказывалось внутри ограды, объявлялось пространством с особыми магическими свойствами. Предполагалось, что ритуалы (молитвы, жертвоприношения, пиры), совершенные подобающим образом, оказывали прямое воздействие на космические силы, например, могли вызвать дождь, прекратить мор или повысить плодородие земли.

В рамках подобной системы верований верным считалось и обратное: недостойные поступки, совершенные в пределах священного места, могли нанести реальный ущерб окружающей среде, привести к катаклизмам и бедствиям, подточить основы физического мира. В связи с этим внутри керемети некоторые действия строго запрещались. По свидетельству В. А. Сбоева, «ни лесу рубить, ни травы косить, ни зверей бить в ней не дозволялось» [18, 90 – 91 ]. Из сообщений местных жителей следует, что в различных местах запрещалось также ломать ветки, срывать цветы, убирать уже упавшие деревья, сдирать кору, собирать хворост, грибы и ягоды. В целом эти запреты сводились к тому, что в священном пространстве все должно было происходить естественным путем и без какого-либо вмешательства человека.

Есть указания на то, что в рощах «запрещались все действия, ориентированные на загрязнение, разрушение, опустошение, ссоры, драки, применение в речи брани, ругань» [9, 18 ]. В ряде случаев не разрешалось шуметь и смеяться и замышлять нечто предосудительное: даже недостойные мысли здесь приобретали способность негативно влиять на материальный мир. Священная роща должна была оставаться чистой, неоскверненной не только в физическом, но и в духовном смысле.

Запреты на любое причинение ущерба священным деревьям широко представлены в фольклоре и в ряде исто- рий (быличек), которые приводят многие исследователи мордвы; такие истории нередко можно услышать и сейчас от представителей старшего поколения. Деревья в них часто очеловечиваются: они стонут и истекают кровью под ударами топоров. Наказанием за посягательство на деревья являются ослепление, обездвижение, безумие, смерть. Глубокая укорененность подобных запретов в традициях и фольклоре позволила отдельным рощам или группам деревьев сохраниться до нынешнего дня: в некоторых случаях, окруженные со всех сторон полями, они остаются напоминанием о древних лесах, частью которых были когда-то.

По мнению ряда исследователей, священные места и сейчас обладают рядом характерных особенностей, отличающих их от прочих мест. В частности, они «отмечены более богатым разнообразием животного и растительного мира в сравнении с другими лесными объектами» [2, 85 ]. Именно здесь часто можно обнаружить редкие растения, исчезнувшие в других местах региона. Все это позволяет говорить о том, что нравственные ограничения и религиозные запреты в культе леса обладают явно выраженным экологическим смыслом.

Г. Г. Зейналов и Е. В. Рябова пишут о том, «человечество на протяжении своей истории в особо опасных и важных направлениях деятельности с целью самосохранения применяло табу в виде запретов, защищающих от ошибок» [9, 17 ]. Лес был главным условием выживания древней мордвы, поэтому закономерно, что основные запреты были связаны именно с ним. Сегодня проблема самосохранения вновь стоит перед человечеством, а в число глобальных угроз входит и экологическая проблема. В этих условиях, полагают многие исследователи, частью экологического сознания современного человека должна стать система экологических табу – строгих запретов на нанесение вреда природе, имеющих силу безусловного нравственного императива.

Особенностью табу, связанных с культом священных рощ, является их конкретность: они не просто призывают отказаться от загрязнения рощ, а четко прописывают, что именно нельзя делать в конкретной роще. При этом характер запретов изменяется в зависимости от природных особенностей каждой местности.

Одна из причин формирования экологических запретов кроется в особом отношении языческого сознания к лесу. Леса в мифологии не рассматривались только как ресурсы, пассивные объекты воздействия человека. Каждая роща, дерево, поляна имели своего «гения места». Чтобы срубить дерево, собрать ягоды, просто войти в лес, необходимо было заручиться помощью и поддержкой соответствующего духа-покровителя, а также воздержаться от всех действий, которые могли бы оскорбить его, причинить ущерб.

Центральное значение для культа леса у мордвы имели вирь-авы (или виря-вы) – хозяйки, покровительницы лесов. И. Снежницкий писал: «Смелая фантазия мордвов создала такое лесное существо, которое имеет образ человеческий, с длинными на голове волосами, роста неопределенного, – когда идет лесом, ему равна, полем – хлебу, лугами – лугу. Вирява видоизменяется: приходила в село кошкою, собакою и волком» [22, 630–631].

Вирь-авы могли быть не только людьми или животными, но и деревьями, птицами, демоническими существами. В этих представлениях об оборотничестве, по-видимому, отражена первоначальная нерасчлененность человека и окружающей его среды, характерная для взглядов того времени, когда люди еще не противопоставляли себя природе.

В фольклоре вирь-ава показывает дорогу заблудившемуся путнику, или, напротив, запутывает человека в лесу. Она может указать на грибное, ягодное место, вылечить человека, а может похитить ребенка. Вирь-ава способна быть в равной степени доброй и злой, полезной и вредной, привлекательной и страшной. Столь широкий диапазон оценок, очевидно, связан с ее стихийным происхождением: она, скорее, хаотическая природная сила, чем оформленная личность, и, как всякая стихия, стоит вне или выше человеческих оценок. Кроме того, двойственность ее образа связана с тем, что на древние верования о хозяйке леса как о заступнице и покровительнице наложились христианские представления, в которых образы сверхъестественных существ из языческих верований ассоциировались с нечистой силой.

П. И. Мельников-Печерский, чьи сведения о религиозных верованиях мордвы оказали сильное влияние на дальнейшее их изучение, оставил противоречивые описания лесной хозяйки. Вначале он изобразил пантеон мордовских богов, указав на наличие верховного бога и ряда второстепенных божеств, связанных родственными узами. В число последних писатель поместил богиню лесов, рощ и деревьев Верью-Патяй (или Вирьязараву). Ниже, однако, он оговорился, что было «этих второстепенных богинь множество» [12, 437 ], в том смысле, что подобное божество было в каждом лесу или роще.

ЧУ Финно – угорский мир. 2015. № 4

В исследованиях этнографов, которые проводили самостоятельные изыскания, подтверждается множественность таких существ. И. Снежницкий подчеркнул это, назвав свой очерк «О вирявах». И. Н. Смирнов также писал о них во множественном числе: «...живут Вирь-авы в дуплах деревьев, в шалашах и избушках. В холодные ночи они являются иногда у охотничьих костров, чтобы погреться» [21, 218 ]. Ф. Бутузов, передавая верования мордвы Симбирской губернии, приводил слова крестьян о том, что «в каждом большом лесу живут своя Вирь-ава и Вирь-атя» [3, 486 ]. То же следует из полевых записей Н. Ф. Мокшина: «В этом лесу – своя Вирь-ава, в том лесу – другая Вирь-ава» [13, 300 ]. В целом в описаниях исследователей вирь-авы более всего напоминают леших или других лесных духов, связанных не с лесом вообще, а с данным отдельным лесом.

Поскольку для древней мордвы не существовало культа леса как такового, не было и единого образа богини Вирь-авы, символизирующей обобщенное понятие леса – подобные представления, по-видимому, являются следствием или очень поздних влияний, или модернизации образа покровительниц леса исследователями. Реально существовали только отдельные леса, каждому из которых покровительствовала своя вирь-ава, и те отличались друг от друга видом и характером так же сильно, как, например, старый сосновый бор отличается от молодой липовой рощи. Вирь-авы были смертными и зависимыми от места своего обитания: после его уничтожения, как правило, исчезали и они. Их бессмертие было, скорее, родовым, т. е. бессмертием природы как вечно возрождающейся силы. В фольклоре нельзя обнаружить образ Вирь-авы как цельной личности (по типу богов античной или скандинавской мифологии), но можно найти множество описаний различного рода вирь-ав.

Представления о вирь-авах во многом сходны с верованиями в духов-хранителей деревьев. В их числе упоми- наются, например, Келу-паз – бог березы, Тумо-паз – бог дуба, Пиче-паз – бог сосны, Пекше-паз – бог липы и т. д. Все эти божества, указывал И. Н. Смирнов, «связаны каждый с отдельным экземпляром дерева той или иной породы» [21, 222], т. е. собственный дух-покровитель был у каждого конкретного дерева, а не у вида. Более того, свои духи были и у частей дерева. П. И. Мельников-Печерский, например, пишет о божествах бревен и лу-бьев, а И. Н. Смирнов упоминает о распространенных у мордвы верованиях в особые способности духов, живущих в дуплах деревьев. Также знаменательное место в системе воззрений занимали древесные пни: в одном из мифов рассказывается, как из одного из них был сотворен человек.

Деревья находились в центре большей части ритуальных действ мордвы. «Общественные моления, – отмечал М. Е. Евсевьев, – всегда совершались за деревней у ручья или родника, а так как в старое время леса находились всегда близко к деревне, то моления обычно происходили у опушки леса под дубом, вязом, липой, березой или сосной, но осину и ель мордва избегала» [7, 188 ].

Выбор определенного рода деревьев для молений, очевидно, был связан с их значением для жизни мордвы: именно они были основными лесообразующими породами на основной территории волжских финнов. Так, П. И. Кеппен на материале сравнения названий деревьев в угро-финских языках пришел к убеждению «что родиной финских племен была страна, где росли дуб, орешник, ясень, клен, рябина, сосна, береза и яблоня» [цит. по: 11, 4 ]. Эта страна, полагал он, располагалась в среднем течении Волги между Окой и Сурой. Соответственно мордва, прямые предки которой населяли этот лесной край, аккумулировала огромное количество знаний об окружающей среде и об особенностях природных локальных объектов, животных, а также произрастающих здесь растений, в особенности деревьев.

Обычно объектом поклонения становились деревья, которые чем-то отличались от других – величиной, возрастом, формой. В средней полосе этим условиям больше всего соответствовали дубы. В мордовской системе верований дуб олицетворял твердость, стойкость, долголетие и ассоциировался с мужским началом. Долголетие позволило некоторым почитаемым дубам дожить до сегодняшнего дня. Один из самых известных – четырехсотлетний черешчатый дуб у д. Симкино, последний выживший из группы дубов, когда-то окружавших священную поляну. Его ветви украшены лентами, платками, полотенцами, игрушками и иконами, символизирующими загаданные или исполненные желания людей, до сих пор не прекращающих паломничество к дубу.

Береза в мордовском фольклоре часто именуется святым деревом. Она ассоциировалась с плодородием и молодостью, возрождением, обновлением природы. Береза очень широко использовалась в свадебной обрядности: ее ветвями украшали повозку, в которой ехали жених с невестой, самих новобрачных хлестали березовыми прутьями и т. д. В с. Большое Пермиево сохранился обряд проводов весны, в ходе которого выбиралась и воспевалась береза, символизирующая это время года. «При ее выборе исполнялся ряд магических действий с приношением каких-либо даров хозяйке леса Виряве. Украшать березу начинали около 15–16 часов. В этом участвовали женщины всех возрастов. Каждая семья была обязана принести либо украшение, либо материал для его изготовления… Потом… молодежь валила деревце и старалась схватить какое-либо украшение. Особо ценился букет “счастье”, закрепленный на вершине. Считалось, что это украшение принесет в дом счастье, удачу, благополучие» [16, 84 ].

Липы, считала мордва, помогали справиться с ущербом, нанесенным болезнью и проклятием. Как правило, к ним обращались женщины в случае бездетности или болезни детей. Также считалось, что некоторые липы могли снять с человека вину перед высшими силами. М. Е. Евсе-вьев писал о таких деревьях: «Направляясь в д. Вечкенино Наровчатского уезда, по пути свернул к так называемым прощеным липам... Они стоят совершенно одиноко среди открытого поля... “Прощеными” эти липы назвали потому, что они, по понятиям мордвы, обладают чудесным свойством отвращать гнев раздраженных богов и получать от них прощение. Молиться липам народ ходит во всякое время года, но больше всего летом, от Троицы до Ильина дня». При этом после христианизации мордва не прекратила поклонения липам: М. Е. Ев-севьев далее указывал, что в с. Волгапи-но Краснослободского уезда после молитвы в церкви вся паства, а также священник переходили под липу просить здоровья и урожая [8, 345, 355].

Выбор дерева для молитвы был обусловлен не только тем, что просили, но и тем, кто именно высказывал просьбы. Так, дуб помогал мужчинам, береза была деревом молодых девушек, липа – покровительницей зрелых женщин. Соответственно для проведения некоторых коллективных обрядов, связанных с плодородием, наиболее благоприятным местом было то, где дуб, липа и береза росли рядом.

Объектами поклонения служили и другие деревья: яблоня считалась символом гармонии, осине и рябине приписывалась способность отгонять нечистую силу, ясень и вяз были известны как колдовские деревья, хвойные деревья относились к культу предков и т. д. При этом конкретные способности, которыми, по мнению верящих, обладало то или иное дерево, могли варьироваться в широких пределах в зависимости от локальных условий. Во всех случаях сложно говорить о том, чего участники молений ожидали, например, от лип или дубов как таковых, но всегда можно точно сказать, чего именно ожидали от данных липы и дуба.

В системе экологических верований мордвы обращает на себя внимание их

ЧУ Финно–угорский мир. 2015. № 4 подчеркнуто локальный характер и тесная связь с местными условиями. Здесь нет абстрактных принципов и отвлеченных понятий: все требования, запреты и нормы ясны, однозначны и выводятся из особенностей конкретной местности. Каждый человек отвечает за то, что его окружает, его ответственность уникальна и отличается от ответственности любого другого человека. Точно так же уникальны и объекты его ответственности: леса, рощи, деревья. Каждый из этих объектов значим сам по себе, одухотво- рен и имеет такое же право на существование, как и человек.

За обрядами и запретами, связанными с деревьями, рощами, лесами, природой, важно видеть не только мифологию и религию, не только фантастические и искаженные представления о мире, но и развитую моральную систему: совокупность ценностей и норм, способствующих сохранению окружающей среды, прежде всего сбережению лесов, которые имеют важное культурное и экологическое значение для региона.