Культурное наследие казачества юга России: проблемы изучения, сохранения и воспроизводства

Главная проблема сохранения и воспроизводства культурного наследия казаков Юга России связана с решением вопроса: что именно мы хотим сохранить и транслировать новым поколениям? Дело в том, что традиционная культура российского казачества в течение всей его истории неоднократно подвергалась коренным изменениям. В процессе трансформации донского казачества мы выделяем 1) этап «вольных братств» (мужских военизированных сообществ) (XVI – XVII вв.); 2) «военно-служилый» этап, формирование этносословия (XVIII – начало XX в.); 3) крах сословности и трансформации этничности (первая четверть – конец XX в.); 4) «казачье возрождение» (конец XX – начало XXI в.) [11]. В рамках каждого из этапов происходили коренные изменения всей культурной модели донских казаков, изменялась система ценностей, а вместе с тем изменялся механизм передачи культурного опыта и сохранения традиции.

Этап «вольных братств» (XVI – XVII вв). На первом этапе основой социальной организации казачества были мужские военизированные сообщества. Это были сообщества мужчин-маргиналов, которые, порвав с прежней социальной и культурной средой, приступили к созданию в условиях Дикого Поля новой культурной модели. Уходившие в Поле принадлежали к разным этническим, конфессиональным и социальным группам. Главное, что их объединяло, – статус мужчины-воина, порвавшего с прежней социальной и этнической средой, отказавшегося от ее норм и избравшего судьбу бродяги, живущего воинским промыслом, подчиняющегося законам мужского братства [10; 15].

Механизм передачи традиции в ранних казачьих братствах был связан с выживанием в экстремальных условиях Дикого Поля (постоянная угроза нападения неприятеля и необходимость ведения военных действий) и воспроизводством (через систему воспитания, социализации) мужчин-воинов.

Главная проблема изучения и сохранения культурного наследия казаков раннего периода – крайне слабая степень изученности, обусловленная ограниченностью источников. Значительная часть источников по этому периоду безвозвратно утрачена, а сохранившиеся еще не стали предметом пристального внимания научного сообщества (например, до настоящего времени имеется только один опыт раскопок средневекового казачьего городка – Нижний Кагальник на Дону). Другая проблема связана с постановкой на учет и охраной средневековых казачьих городков: в настоящее время они активно раскапываются так называемыми «черными копателями».

«Военно-служивый» этап (XVIII – начало XX в.). В рамках 2-го («имперского», этносословного) этапа социокультурных трансформаций традиционная культура казачества развивалась в рамках сословности, которая стала костяком складывающейся культурной модели, обеспечивая ее чрезвычайную специфичность. К этому времени у казаков формируется сельская поземельная община, главной структурной единицей которой становится патриархальная семья. Община, патриархальная семья, потестарные структуры, традиционная обрядность были призваны обеспечивать воспроизводство новых поколений уже не воинов, а воинов-пахарей.

Институт патриархальной семьи становится одним из структурных элементов культурной модели казачества этого времени. Возрастание роли семьи сопровождалось расширением внутрисемейных функций женщин, выступавших в качестве хранительниц домашнего очага, женских семейных традиций. Нередко женщины выполняли мужские обязанности, что было связано с частой и долгой отлучкой мужей. В это время складывается и расцветает женская субкультура. Однако по-прежнему остается довлеющей мужская культура – во всех сферах общинной жизни определяющей является роль казаков-мужчин.

Общину можно назвать ядром этносословной модели казачества, соединяющим воедино черты сословности и этничности, обеспечивающим и внутреннее функционирование модели, и внешние взаимодействия с общегосударственными структурами. Сословность же стала основой культурной специфики казаков. Как и в общерусской традиции, донская казачья община была призвана выполнять множество функций – являться приходом, регулировать трудовую деятельность и использование природных ресурсов, организовывать самоуправление, сохранять нормы общественного быта и морали, судить и карать провинившихся, организовывать культурную (обрядовую) жизнь и пр. Община в этот период стала ядром этносословной модели казачества, соединяющим воедино черты сословности и этничности, обеспечивающим и внутреннее функционирование модели, и внешнее взаимодействие с государственными органами.

По мере усложнения социальной структуры казачества и сложения общины общерусского типа происходило значительное усложнение обрядовой жизни казаков [1; 2; 3; 4; 5; 8]. В донской казачьей традиции была выработана система переходно-посвятительных ритуалов, которые не только маркировали этапы социализации мальчика-мужчины, но и давали возможность публичной демонстрации растущей зрелости, силы, ловкости и умелости будущего воина, а также публичной оценки этих качеств всей общиной (поса-жение на коня, обряд посвящения мальчика в казаки, встреча и проводы призывников и пр.) [6; 13; 16]. Большую роль в социализации подростков и подготовке будущих воинов играли институт кулачных боев и майских военных сборов.

Меньшее внимание община уделяла социализации девочек, но и здесь существовал целый комплекс обычаев и обрядов: приобщение к культуре хороводов и вечеринок, девичьи кумления, участие девичьих групп в общеобщинной календарной обрядности («выкуп весны», «вождение Репья», «проводы Маринки» и пр.). В рамках донской общины сложился разветвленный, сложный (включающий элементы южнорусских, среднерусских комплексов, а также иноэтничные вкрапления) свадебный обряд, который был преимущественно «сферой женского влияния». В его рамках осуществлялась и социализация девушек [8, с. 213 – 228].

В это время у казаков Юга России сформировалась календарная обрядность, вобравшая в себя элементы, характерные для южно- и среднерусской, а также украинской традиций [1; 2; 8; 9; 14]. В рамках календарной обрядности четко и строго распределялись обрядовые роли и функции различных половозрастных групп, существовал отлаженный механизм передачи межпоколенного опыта.

Спецификой казачьей календарной обрядности этого периода является весьма значительная роль, отводимая общиной мужским группам. Мужская казачья молодежь и семейные казаки выступали на праздниках главной организующей силой, они выполняли такие важнейшие функции, как обрядовые обходы домов, связанные с распределением общеобщинной доли между всеми членами сообщества, поминные тризны, призванные способствовать налаживанию обмена между всеми живыми и мертвыми (предками). По принципу мужских военизированных сообществ организовывались общественные «ссыпки» и гулянья на Масленицу и Троицу (с выборами атамана, есаулов, писаря, которые на время праздника заменяли реальную станичную власть). Большую роль в обрядовой жизни общины играли казаки-старики [12]. Ведущая роль отводилась мужчинам и в окказиональных обрядах (вызов дождя, опахивания селений при эпизоотиях, выезд в поле и др.). Иными словами, мужчины были призваны обеспечивать мир и благополучие всего сообщества, в то время как женщины заботились о благополучии семьи, домашнего очага и плодородии полей.

В XIX в. на Дону стала значительной роль православных праздников. Станичные и хуторские церкви были взяты под опеку служилых казаков, делавших при всяком возвращении из похода большие церковные вклады.

Несмотря на развитие женской субкультуры, в семье и в общине доминирующей остается роль мужчин-казаков. Военизированный уклад жизни казачества накладывает отпечаток на материальную культуру, характер внутриобщинных и внутрисемейных отношений, определяет специфику обрядов жизненного и календарного циклов. Воспроизводство казачьих традиций осуществлялось в рамках семьи, отдельных половозрастных групп, всей общины и в рамках войсковой организации. Механизм передачи межпоколенного опыта происходил через обрядовые практики, систему обычного права, фольклор и пр.

Можно выделить несколько особенностей изучения и сохранения культурного наследия казаков «имперского» периода.

• 1.    Устойчивый этнографический интерес к российскому казачеству оформляется к 1870-м гг. Благодаря профессиональным исследователям, любителям-краеведам и собирателям, материалы по традиционной казачьей культуре стали объектом научного изучения: были описаны станицы и хутора, зафиксированы памятники церковной и народной архитектуры, записан фольклор. Большую часть собранных материалов публиковали в периодической печати, но собирательская работа была прервана в начале XX в. и не привела к созданию обобщающих научных трудов по культуре казаков Юга России. До наших дней дошло немного собранных и зафиксированных в то время артефактов.

• 2.    Во второй половине XX в. была проделана большая работа по изучению культурного наследия казаков Юга России этого периода (экспедиции ростовских и московских фольклористов, ростовских и волгоградских этнолингвистов, этнографические экспедиции на Дону, Кубани, Ставрополье, собирательская работа краеведческих музеев, изучение памятников народной казачьей архитектуры ростовскими архитекторами и волгоградскими этнографами и пр.). В настоящее время расширяется сеть станичных и хуторских музеев казачьей истории и культуры, фольклорных коллективов, центров по изучению и пропаганде казачьей традиционной культуры.

• 3.    Артефакты, относящиеся к этому времени, разрушались в годы советской власти. Происходит их массовое уничтожение и в настоящее время: разрушаются и горят церкви, сносятся памятники народной казачьей архитектуры XIX – начала XX в.

Этап краха сословности и трансформации этнич-ности (первая четверть – конец XX в.). В рамках третьего этапа вместе с упразднением казачьего сословия и началом социалистической модернизации произошло очередное изменение механизма сохранения и воспроизводства традиции. Традиционная казачья культура в это время подверглась мощным трансформациям, унификации, оказались утраченными многие ее элементы, разрушено большинство каналов трансляции традиции.

Традиционная культура казачества в это время трансформируется под воздействием нескольких факторов: отмены сословности, антиказачьей политики советской власти в 1919 – начале 1920-х гг.; социальноэкономических последствий катаклизмов начала XX в. (разрухи, голода); социалистической модернизации всей страны и, в частности, казачьих регионов; общей унификации культуры в условиях социалистической системы.

Основные культурные трансформации эпохи «социалистической модернизации» заключались в следующем.

• 1.    В результате отмены сословности значительная часть элементов традиционной казачьей культуры и их социальной организации была полностью утрачена (местное казачье самоуправление, обязательная военная служба, система подготовки будущих воинов, обычное право и пр.). Многие из этих элементов подверглись насильственному разрушению со стороны органов советской власти (закрытие и разрушение церквей, уничтожение святых колодцев, родников, других сакральных локусов, мест памяти, гонения на религиозные праздники и т.д.). К середине 1930-х гг. произошли слом всего традиционного устоя казаков Юга России, разрушение основ их прежней жизнедеятельности и значительная трансформация их мировоззренческих установок. Однако отдельные элементы традиционной культуры казаков Юга России уцелели, хотя и были вытеснены в семейную или приватную сферы жизни.

• 2.    В то же время начиная с 1920-х гг. в казачьих регионах (как и во всей стране) создавалась сеть официальных социальных и культурных институтов и учреждений (избы-читальни, сельские клубы, районные дома культуры, учреждения здравоохранения и образования), формировалась новая социалистическая культура, основным носителем которой становилась молодежь. Одновременно происходило отчуждение граждан от процесса культурного творчества, появился специальный термин, отражающий это явление – «культурное обслуживание населения». Такие мероприятия сопровождались вытеснением многих элементов прежней традиционной казачьей культуры в семейную, приватную, а нередко в нелегитимную сферы жизни.

• 5.    В советское время резко снизился статус мужчин-казаков, многие их общественные функции в культурной сфере полностью исчезли, зато возросла (чаще всего за рамками официальных институтов) роль женщин и стариков в культурной жизни хуторов и станиц. Именно они соблюдали традиционные ка-

• лендарные праздники, сохранили религиозный опыт, заботились о кладбищах, святых колодцах, родниках, становились активными участниками фольклорных самодеятельных коллективов и т.д. Женщины и старики выступили в роли главных хранителей основ традиционной казачьей культуры, что отчасти обусловило возможности казачества в постперестроечное время вступить в период возрождения этничности.

Если говорить об изученности культуры казачества Юга России этого периода, то придется констатировать, что научное сообщество стало проявлять интерес к этой проблеме лишь в последнее время [17; 18]. В этой области еще многое предстоит сделать: систематизировать, осмыслить, выработать методику, расширить круг источников (архивные материалы, периодика, источники, собранные методами этнографии и устной истории). Наконец, назрела необходимость фиксации и сохранения культурного наследия эпохи социализма, в том числе артефактов.

«Казачье возрождение» (конец XX – начало XXI в.). Четвертый этап можно охарактеризовать как своеобразный «мужской реванш». Современное казачье «возрожденческое» движение является мужским по своей сути и по организационным формам. Функции женщин-казачек, детей и пожилых людей в нем не прописаны. В лучшем случае женщинам отводится роль «художественного» оформления казачьих мероприятий (кругов, конгрессов и пр.). В то же время вне рамок движения (в реалиях современной жизни жителей казачьих хуторов и станиц) статус женщин-казачек и в семье, и в сельском коллективе по-прежнему остается высоким. И если «мужское» казачье движение во многом ориентировано на возврат к прежнему (сословному) состоянию казачества (возрождение военных казачьих формирований и выполнение государственной службы), то женщины в настоящее время выражают этнические запросы современного казачества.

Главное противоречие современного движения за возрождение казачества заключается, на наш взгляд, в том, что оно имеет двойственную природу – социальную и этническую. Проблема состоит в том, что ни федеральные, ни местные власти не могут определить перспективы развития казачества: возрождать этническую группу или использовать ее социальный потенциал для консолидации русскоязычного населения страны и выполнения определенных запросов властей. Нет согласия по этому вопросу и среди участников движения. С одной стороны, его лидеры используют тезисы «казаки – особый, древний народ», «казаки – народ, подвергшийся репрессиям в годы советской власти» и требуют полной этнической реабилитации (вплоть до восстановления казачьей автономии), с другой – активно вступают в «реестр» и стремятся закрепить за собой статус группы, претендующей на «государственную и иную службу», т.е. пытаются возродить прежний сословный статус с набором привилегий и преференций.

Здесь включается механизм воспроизводства сословной составляющей казачьей культуры с такими атрибутами, как военная форма, парады, военизированные дружины, патрулирование и пикетирование, подготовка призывников, охрана угодий и т.д. Очевидно, что эти элементы казачьей культуры могут быть востребованы лишь незначительной частью молодого мужского населения казачьих регионов. Даже если оставить в стороне то, что закрепление этих прав за одной этнической группой нарушает конституционные права остальных, несомненно нарушение интересов этнического большинства самих казаков. Концепция государственной политики Российской Федерации в отношении российского казачества ориентирована в значительной степени на казачьи общества, взявшие на себя обязательства по несению государственной службы и включенные в государственный реестр. При этом в казачье общество может вступить любой гражданин Российской Федерации, независимо от этнической принадлежности, и сами сообщества охватывают незначительную часть жителей казачьих регионов. Большинство потомственных казаков не видят смысла подтверждать свою этническую принадлежность путем получения «удостоверения казака», не имеют желания и возможности обременять себя обязательствами по «государственной и иной службе», суть которой до настоящего времени остается неясной.

Между тем целевые программы по развитию современного казачества по-прежнему направлены не столько на сохранение широко понимаемого культурного наследия казаков и улучшение социальноэкономических условий их жизни, воспроизводство этнических традиций, сколько на утверждение принципов военной корпорации.