Культурологический контекст поэзии А.Клёнова

Алданов М.А. Собрание сочинений: в 6 т. М., 1991. - Название произведения, номер тома и страницы указаны в тексте по этому изданию в круглых скобках после цитаты.

Винницкий И.Ю. Рецензия на книгу: Босс В. Мильтон и становление русского сатанизма // Известия АН. Серия литературы и языка. М., 1992. Т. 51, №6. С. 87-90.

Жирмунский В.М. Гете в русской литературе. Л., 1981.

Сечкарев В. Резонеры-философы в ранних романах М.Алданова // Новый журнал. Нью-Йорк, 1995. Кн. 200. С. 143-169.

Соколов Б .В. Булгаковская энциклопедия. М., 1996.

Якушева Г.В. Фауст и Мефистофель в литературе XX века // Гетевские чтения: 1991. М., 1991. С. 165-176.

А.В.Касьянов (Пермь) КУЛЬТУРОЛОГИЧЕСКИЙ КОНТЕКСТ

ПОЭЗИИ А.КЛЁНОВА

«11 августа 2004 года после тяжелой продолжительной болезни в возрасте 48 лет скончался поэт Александр Клёнов», - так начинается статья Владимира Киршина «Попытка объективности», посвященная памяти лирика. Далее Киршин говорит: «Болезнь была столь тяжела и продолжительна, что о кончине можно благодарить Бога: 30 лет полного

паралича нижних и частично верхних конечностей, в последние месяцы - рак, - это жестокое испытание» [Киршин 2004].

«Попытка объективности» - название рукописного сборника стихов А. Клёнова, так и не вышедшего в свет. «Попытка объективности» - сама жизнь поэта, по возможности скрывающего своё полулежачее состояние. Стихи Александр называл «зубной болью»: «пока не запишешь, не пройдет». Всегда отмечал, что начал писать еще в детстве - в 9летнем возрасте, а не после того, как «башкой ударился», т.е. получил травму. Блестящий эрудит и интеллектуал, знаток запрещенных в Советском Союзе авторов, себя он считал «человеком ритмического действия», находя выражение внутреннего мира в поэзии. Желал, чтобы о его судьбе написали большую прозу, а в конце жизни сам предпринял попытку написать философский роман. Наконец, был женат, растил дочь... [см.: Киршин 1997, Киршин 2004] Такова, вкратце, биография поэта.

Стихи А.Клёнова публиковались в газетах «Молодая гвардия», «Вечерняя Пермь», в альманахе «Истоки», в журналах «Уральский следопыт», «Студенческий меридиан». После того как его поэзию собственноручно рекомендовал к печати Е.Евтушенко, в 1988 г. в серии «Литературное Прикамье» был издан единственный отдельный сборник Клёнова «Окно». В предисловии к сборнику Алексей Решетов отметил, что «это действительно книга судьбы, а не скопление отдельных случайных стихотворений» [Решетов 1988]:

.. .Лишь морфий, морфий, морфий без конца, а в промежутках -боль до одуренья.

В чертах чужого юного лица

Какая-то безудержность старенья...

Не сознаешь, что всё оборвалось -

И счастье, и божественность движенья...

(«Реанимация»1 [6])

Ни одной «лишней» строчки, ни одного «ненужного» слова - каждая строка несёт глубокий смысл, каждая строфа полна откровения: «Есть в человеке // Высший знак печали <...> Не трепет крыл, // А холод за плечами...» («Есть в человеке...» [3]); «Нету бога. Устал я от криков. // Я устал от сочувствия близких <...> Только все же в искании правды // К небу взор направляешь невольно» («Нету бога. Устал я от криков...» [3]). Тема личностных переживаний ключевая в лирике Клёнова, однако, она не центральная. Свою судьбу Александр никогда не отделял от судеб соотечественников, его стихи полны неподдельного патриотизма и любви к родине. Кажется, во имя этого и живёт поэт, и страдает, и творит. В подтверждение сказанному достаточно обратить внимание на произведение «Слепа судьба, но я был слеп вдвойне...» [14]:

Слепа судьба, но я был слеп вдвойне,

Не потому, что я не видел света, А потому, что находился вне Понятья гражданина и поэта.

Не видел я, как Гумилев рукой

От пули-недоумки в день воскресный

Пытался защититься, чтоб строкой Двужильной перед будущим воскреснуть.

Не видел я, как за Уралом, там,

Где мразь и звезды в рангах равноправны, Слабеющий, но гордый Мандельштам Читал подонкам о величье правды.

Не видел я, как будничным чулком Цветаева затягивает шею, Чтоб протолкнуть стоящий в горле ком, О коем я и помышлять не смею...

Не видел я, слепа моя судьба,

В слепом пере не чувствую скольженья,

И ничего, что капает со лба

Не пот на лист,

А кровь от напряженья.

Стихотворение начинается и завершается двумя скрытыми евангельскими аллюзиями. Начальные строки: «...я был слеп вдвойне, // Не потому, что я не видел света...» перекликается со словами Христа: «...они своими глазами смотрят и не видят; своими ушами слышат и не разумеют» (Мк: 4, 12). Завершающая фраза стихотворения: «...капает со лба // Не пот на лист, // А кровь от напряженья» отсылает читателя к молению Христа о чаше в Гефсиманском саду. Судьба нашего отечества - его история - метафорически представлена как восхождение на Голгофу. Более того, она ретроспективно проиграна на примере трагических судеб великих русских поэтов XX века. Само слово «судьба» из-за своего многократного употребления обретает функцию смыслового рефрена. В этом контексте строка: «понятье гражданина и поэта» звучит как высшее предназначение человека. Автор стремится следовать ему. Перечисляя трагичные минуты жизненного пути своих предшественников, - Гумилёва, Мандельштама, Цветаевой - Клёнов заключает: «Не видел я, слепа моя судьба, // В слепом пере не чувствую скольженья». По мнению лирика только человек причастный к «Гефсиманскому молению» может называться Поэтом. Шире - Гражданином. Так, параллельно евангельской, идёт отсылка на смысловой контекст лирики Маяковского. В том же контексте поэт-гражданин звучат и другие творения А. Клёнова: «1938 год» [16], «А я не жил - существовал...» [17], «Чем я богат?..» [33], «Вот-вот нагрянут тучи...» [35], «На пост поэта...» [52].

В стихах «Дед», «Старик», «Вдова» и др. тема «судьбы», суть «Голгофы», переносится в ракурс обычного, казалось бы, ничем не примечательного человека. Но собственно такой человек в поэзии Клёнова предстаёт центром мироздания. Действительно, Бог сотворил вселенную для человека и во имя человека. Поэт тонко передаёт эти чувства: «...старик беседовал с землею» («Старик» [10]), «...Умейте слушать стариков <...> Ведь каждый умерший старик - // сгоревшая библиотека» («Вся мудрость - из глубин веков...» [10]), «Знак раздумья не сходит со лба <...> Рубль на мыло, трояк на харчи <...> Обстирай, накорми, научи! // А самой-то всего четверть века...» («Вдова» [И]). Нет ни трагизма, ни надрыва. Есть боль и страдания. Однако именно они и делают нашу жизнь неподдельной, настоящей! Вот центральный лейтмотив поэзии А.Клёнова.

И наконец, тема «Голгофы» искусно переносится поэтом на лирического героя:

Я молчал до сотворенья мира,

В сотворенье мира — я молчал.

Я молчал, презрев победно горе,

Я молчал о низости живых,

Хоть порою так першило в горле

От гвоздей в ладонях мировых.

Не твердил сентенций в назиданье,

Мало гнева — полнится сума.

И не спорьте: русское молчанье —

Крик набатный

Воли и ума!

(«Я молчал до сотворенья мира...» [11])

Мотив крестных страданий напоминает здесь лирический сюжет стихотворения А. Блока «Когда в листве сырой и ржавой...». А именно, лирическое Я поэта - другими словами, лирический субъект -страдания Христа примеряет на себя. Тем самым возникает «двуплановость» переживаний: с одной стороны, лирический герой сострадает Христу, с другой - свои собственные страдания сравнивает со страданиями распятого Богочеловека.

Возвращаясь к стихам «Слепа судьба, но я был слеп вдвойне...», необходимо отметить ещё один характерный поэзии Клёнова аспект. Как можно было уже заметить, «перо» в приведенных выше строках - «Не видел я, слепа моя судьба, // В слепом пере не чувствую скольженья» - наделено креативным, даже метафизическим смыслом. И это неслучайно, тот же самый мотив неоднократно повторяется в стихах пермского лирика: «...весна творила вполнакала, // и не спеша перо луча // в густые облака макала » («Чужому глазу не видна...» [8]); «В душе рождается мечта, // Простая, как звезда в зените, — // Пером и словом послужить // Земле, любимой и Отчизне...» («Зима» [44]). Таким образом, смысловая нагрузка «пера» приравнивается к библейской семантике понятия «слово».

Обособленно в творчестве поэта представлена тематика природы и родного края. Оба мотива прекрасно дополняют и продолжают друг друга. Чувство любви к малой родине неотделимо от переживаний природы. Для лирика природа воистину становится лоном жизни, извечной обителью животворящего духа..., наконец, дошедшей до нас «генетической» памятью предков. По мысли поэта, человек именно в родной природе черпает «живительные соки»:

Часто снятся мне кони летящие, громы в такт:

раз, два, три, раз, два, три.

Не глаза, а гвоздики горящие, и не гривы, а блики зари.

Пронесется видение дерзкое, так волшебно окрест напылит, что мгновенно земля моя пермская самоцветами взор опалит.

И осветятся лица тоскливые, и пойдет на гулянье народ, и начнут музыканты счастливые воспевать человеческий род.

А в предгорье у камня орлиного оглушительно треснет сосна, И Урал, будто старца былинного, оторвет от дремучего сна.

(«Часто снятся мне кони летящие...» [39])

Так, пропуская через себя страдания ближнего и страдания окружающего мира, присовокупляя к ним свои собственные страдания, лирик устремляется к космическому, глобальному, вечному:

Прощальное услышав песнопенье Печальных птиц, накинувши пальто, В который раз, охваченный смятеньем, С безумной силой тщусь понять я то, Что не найти мне ключ к бессмертной теме, Что звездного не будет в жизни дня, Что я уже давно живу в поэме, Написанной природой за меня.

(«Прощальное услышав песнопенье...» [48])

Однако, не оставляя сакральное и вселенское, поэт с новой силой чувствует земное притяжение и только здесь, в обращении к человеку и человеческому, находит гармонию мироздания:

Который день бездумно моросило. И в миг, когда поблекло мирозданье, Когда уже отчаянье остыло, Когда душа ослепла в созерцаньи, Почувствовал, хоть выглядел устало, Как, раскрывая сомкнутые веки, Большое одиночество рождало Простого человека в человеке.

(«Который день бездумно моросило...» [36])

Заметим, что мотив одиночества особенно близок лирику: последний лист, «отшельник гибнущей природы» («Последний лист» [44]); «но не ко мне -к соседу // протопали опять» («Убогое жилище...» [28]; «расстаться с Вами - это лишь наука» («Нет, не составило большого мне труда» [29]. Есть у поэта и такие строки:

«Все чаще как-то подмечаю

Наверно, становлюсь мудрее: От одиночества дичаю, А от общения зверею»

[Цит. по: Киршин 2004]

Настоящий поэт уже в силу своего признания одинок. Поэт-инвалид - вдвойне. С Александром Клёновым «рядом были родные, друзья. Помогали добровольцы, "волонтеры", путались досужие собутыльники <...> Случалось, не было никого» [Киршин 2004]. Никакие трудности не сломили поэта, до последнего вздоха он не перестаёт признаваться в любви к жизни, весне, молодости:

А молодость шагает по бульвару,

Мотивчик напевает невпопад..., («Молодость» [53])

— строки, завершающие сборник «Окно».

’Здесь и далее стихи А.Клёнова цит. по: Клёнов А. Окно: Стихи. Пермь: Кн. Изд-во, 1988. 53 с.; страница в квадратных скобках после цитаты.