Лексические маркеры социальной тревожности

На фоне стремительного распространения пандемии новой коронавирусной инфекции COVID-19 на все большее число стран мира, введения мер физического дистанцирования и самоизоляции, функционирования учебных заведений и части предприятий в дистанционном режиме, люди совершенно естественно начинают испытывать повышенный страх, тревогу, волнение и беспокойство.

Быстрая передача вируса SARS-CoV-2 повышает вероятность развития психопатологии, что связано не только с длительным пребыванием на карантине и постоянным прослушиванием негативных новостей, но и с увеличивающимся количеством подтвержденных случаев заражения и смертей по всему миру [1].

Современные эпидемиологические исследования неизменно демонстрируют самые высокие цифры распространенности тревожных расстройств и депрессии среди всех нервно-психических заболеваний. Кроме того, выраженная тревожность оказывает негативное влияние на жизнедеятельность человека, понижает работоспособность, самооценку, является причиной формирования конфликтных отношений и отрицательного статуса личности [2]. Поэтому в последнее время на различных уровнях все чаще обсуждается проблема психологической безопасности.

В материалах по психологической помощи в условиях эпидемии COVID-19, размещенных на сайте Министерства науки и высшего образования РФ 26.03.2020 отмечено, что «Тревога и страх в период эпидемии – нормальная реакция на серьезную и нестандартную проблему. В такой ситуации люди часто выдают гипертрофированную «реакцию адаптации» – начинают навязчиво смотреть новости, читать материалы о заболевании, обсуждать их со знакомыми и рисовать драматические картины будущего» [3]. Мы полагаем, что в настоящий момент реакция к нарастающей драматической ситуации, разворачивающейся в мире, в значительной степени осложнена социальной изоляцией. Будучи физически изолироваными друг от друга, члены социума по-прежнему нуждаются в общении, которое теперь чаще всего доступно в письменной форме. Люди могут мгновенно обмениваться информацией, любая вновь появляющаяся лексика, которая в той или иной степени связана со стрессовой ситуацией, быстро фиксируется. Именно поэтому мы получили возможность в течение очень короткого промежутка времени не только зафиксировать появление нового терминологического гнезда, но и проследить за его стремительным развитием.

Результаты исследования. В январе 2020 года в городе Ухань (КНР) была заре- гистрирована вспышка нового респираторного заболевания, вызывающего множество осложнений, самым тяжелым из которых является пневмония. В качестве временного названия вируса ВОЗ предложил буквенно-цифровую аббревиатуру «2019-nCoV» – то есть «новый коронавирус 2019». К самому названию тут же возникло множество вопросов, например, как быть, если выявят еще один «новый» вирус и не лучше ли было в наименовании использовать топоним (Ухань), чтобы помимо даты было обозначено и место появления вируса. Однако политкорректность диктует свои правила: в названии не следует упоминать этнические группы, народы и т.д., потому что это может привести к стигматизации и дискриминации. Практически сразу же появляется другая аббревиатура: СОVID-19 (COronaVIrus Disease-19). И опять возникает проблема: будет ли это название приемлемо для вируса или для болезни. Поэтому рабочая группа Международного Комитета по Таксономии одновременно с ВОЗ предложила своё наименование: «SARS-CoV-2». Данное название содержало информацию о семействе вируса (CoV) и заболевании SARS – Severe Acquired Respiratory Syndrome – тяжелый приобретенный респираторный синдром, порядковый номер 2 свидетельствовал о существовании предыдущего коронавируса. Указанное именование кажется более информативным, но также не идеальным, так как аббревиатура SARS имеет исторически негативную, «пугающую» семантику и может вызывать ассоциации с эпидемией атипичной пневмонии 2002-2003 года. Чуть позже, 11.02.20 вышеупомянутое наименование SARS-CoV-2 (коронавирус тяжелого острого респираторного синдрома 2) было утверждено Международным комитетом по таксономии вирусов и ВОЗ объявила о присвоении данному заболеванию название «COVID‑ 19» [4]. В блогосфере по-прежнему функционировали наименования Уханьский коронавирус и Уханьская пневмония.

Можно отметить, что экстраординарная ситуация не только смещает иерархию значений (например, термин самоизоляция), но активно порождает неологизмы. По мере охвата пандемией новых территорий, дальнейшее развитие словообразовательного гнезда идет в полном соответствии с устоявшейся в терминологии нормой. Длинный латинизированный термин «коронавирус», образованный из двух основ, оказался не очень удобен в употреблении [5], особенно при общении в мессенджерах и социальных сетях. И сразу же выделились две усеченные лексемы: «корона» (апокопное усечение) и ассимилированная аббревиатура «ковид», которые не только продолжают активно функционировать как самостоятельные лексические единицы, но и выступают в качестве мотивирующих основ. Производная лексика уже в некоторой степени эмоционально окрашена и имеет собственное семантическое значение. Всего лишь через месяц 16.03.20 на сайте Urban Dictionary появляется лексема сovidiot ― ковидиот, многозначный неологизм, который образован путем телескопического стяжения двух английских слов covid+idiot. Неологизмом covidiot стали назвать людей, которые спешно скупали продукты в магазинах, либо тех, кто нарушает меры по обеспечению безопасности или отрицает само существование пандемии. Чуть позже потоком пошли производные: коронарка, ко-ронаскептики, коронадиссиденты и даже коронапроявления. В речи все чаще встречается лексема «ковидла», обладающая крайне негативным значением. В медицинской среде уже функционируют частеречные производные, прилагательные «ко-видный и ковидовый»

Выводы. Известно, что словообразование играет важную роль в процессе актуализации лексики и имеет непосредственную связь с потребностями языкового коллектива. Большое количество терминологизированных и терминоподобных неологизмов, появившихся в течение последних двух месяцев можно рассматривать как лексические маркеры, свидетельствующие о ситуации гипертрофированной реакции адаптации при нарастании социальной тревожности.