Лингвосемиотика сакральности: знак, слово, текст

Сакральность (от лат. sacer – посвященный богу и sacrum – священное) – обладание объектом (артефакт, явление, животное, человек) священным содержанием, мистическим качеством. Понятие «сакральный» выражает представление о разделении мира на профанный (светский, обычный) и сакральный (священный, мистический). Соотношение этих двух миров характеризуется определенными особенностями:

• 1)    сакральное невыразимо по своей природе и может быть приближено к человеку и его пониманию только через символ;

• 2)    общение с сакральным требует особого ритуала, церемонии, придающих человеческому действию священный и мистический смысл.

Исторический анализ позволяет установить этапы эволюции представления о сак- ральном. Первый этап – под сакральным понимается все необычное (как позитивное, святое, так и негативное, проклятое). Второй этап – сакральное обозначает существующий порядок, норму и образец действий. Третий этап – сакральное функционирует как святое, мистическое, как идеал и выступает, по мнению Т. Парсонса, как синтез категорий ума и категорий морали [14]. Сакральный мир есть совокупность священных и мистических вещей, выражающих социально значимые смыслы, которые отражают общественную природу человека [9].

Сакральное, являясь естественным механизмом воспроизводства культуры, коренится в самой природе человека, который наделяет свой мир священными и мистическими смыслами и значимостями, противопоставляя их когнитивному и социальному хаосу [19]. Сакральность связана с распространением религиозного и эзотерического мировоззрения/ мироощущения в личных и частных отноше- ниях. Основной признак сакральности – появление в лингвокультурном обороте религиозных и мистических символов в сюжетах смыслозадающих, объяснительных и санкционирующих схем. Сакрализация отражает историческую динамику формирования и развития человеческого общества и культуры – его общественной (власть, политика, право, образование) и личной (семья, хозяйственный уклад, быт, праздники) жизнедеятельности.

В новом тысячелетии наблюдаются явные признаки нарастания сакрализации, то есть рост интереса к религии и магии, появление большого количества нетрадиционных религиозных и мистических течений. Среди причин современной сакрализации, которые крайне разнятся по своему содержанию и значимости, исследователи отмечают:

• -    корни религии (гносеологические, психологические, социальные, бытовые и др.) как совокупность условий ее появления и воспроизводства;

• -    политическую конъюнктуру как фактор привлечения религии к сфере социального управления и власти;

• -    интерес к традиции как неотъемлемому элементу организации человеческого поведения;

• -    кризис материалистического мировоззрения как причину поиска альтернативных протективных схем, в том числе магических [3].

По мнению теософов, альтернативные протективные схемы включают элементы народной (бытовой) магии, в частности, сак-рализованные знаки отгонной (апотропеичес-кой) и очищающей (катартической) магий [8]. Этот мир живет по приметам, и судьбы людей в нем раскрываются гаданьем, корректируются заговорами, заклинаниями и молитвами. Этот мир, населенный удивительными существами – колдунами, ведьмами, домовыми, живет по своим древним законам и в нем оживает мистический опыт наших предков. Так, А. Бушков, художественно осмысляя исторические реалии бытовой магии в России начала XIX в., пишет: «Этот мир насыщен “ведовством” гораздо сильнее, чем кажется образованным, прогрессивным и вольнодумным горожанам. Мелкое ведовство присуще испокон веков провинции, представлено гада- ниями, всевозможными наговорами – заговорами, присухами и прадедовским искусством пастушьего, рыбацкого и мельничного свойства: окружающие гадали на женихов и невест, порой насылали град на посевы врагов, накладывали заклятья на благополучную поездку, на сбережение стада, на добрый улов и т. п. Но это было именно что мелкое, житейское, подручное колдовство, провинциальное умение время от времени пользоваться не силами даже, а если можно так выразиться, штучками, в которые горожане верили плохо, но которые, тем не менее, существовали по углам. Простая и совершенно неграмотная крестьянка Ульяна заговаривала зубную боль, а столь же темный крестьянин Пахом накладывал на амбары какие-то слова, навсегда изгонявшие мышей и не позволявшие являться новым. И так далее, и тому подобное. Дело было совершенно житейское» [6, c. 67–68]. Таким образом, в понимание сакрального вносится элемент мистического, исследуются его лингвосемиотические феномены, их свойства и отношения [8; 10].

Понимание сакрального как священного, религиозного, мистического, относящегося к религиозному культу и магическому ритуалу [15] раскрывается при исследовании проблемы лингвосемиотики сакрального. Словарные дефиниции позволяют уточнить суть этого феномена: Сакральное – 1. Религиозные и мистические ценности – вера, таинства; 2. Совокупность текстов, языковых формул, артефактов, зданий и прочее, входящее в систему религиозно-мистической практики [2]. Ср. также: Сакральное – Священное (от лат. sacrum – священность) – предмет религиозной веры; особые существа, связи и отношения, которые в различных религиях приобретают характер сверхъестественного и мистического [5].

Таким образом, сакральность представляет собой комплексный феномен, значение которого актуализируется различными лингвосемиотическими способами – вербальным (тексты 1, языковые формулы), акциональным (действия, обряды, ритуалы), предметным (вещи, здания), персональным (существа, персонажи, лица) и т. д. Основной сферой семи-озиса сакрального выступают вера и магия, которые манифестируются соответственно в религиозном и магическом дискурсах – их семиотике, семантике, текстах, ритуалах и обрядах.

Семиотика (греч. semeion – знак) – область знания, занимающаяся сравнительным изучением знаковых систем от простейших систем сигнализации до естественных языков и формализованных языков науки. Основными функциями знаковой системы являются: 1) функция передачи сообщения или выражения смысла; 2) функция общения, то есть обеспечение понимания слушателем (читателем) передаваемого сообщения, а также побуждение к действию, эмоциональное воздействие и т. п. Осуществление любой из этих функций предполагает определенную внутреннюю организацию знаковой системы, то есть наличие различных знаков и законов их сочетания.

Познание и когнитивное освоение человеком мира, его окружающего и дающего ему жизнь, неразрывно связаны с семиозисом, понимаемым как означивание, то есть процесс «знакового представления информации и использования знаков во всех сферах природной и социальной жизни, где имеют место информационные процессы» [13, c. 14]. Самым древним примером такого процесса является формирование системы знаков, отражающих борьбу человека с силами природы, обеспечивающую выживание человека как вида. В этой борьбе человек опирался на универсальную религиозно-мистическую систему знаков, формируя особый тип коммуникации – протективный [1].

Декодируя эти знаки, социум выстраивает свое коммуникативно-прагматическое поведение в соответствии с полученной семиотической информацией: необходимость защиты формирует алгоритм противодействия враждебным силам природы и становится частью иррациональной картины мира этноса, в которой сосуществуют знаки, отражающие мифолого-теологические и мистические представления. Их разграничение связано с разными типами протекции, обусловленной:

• -    соблюдением религиозных заповедей, нравственных норм христианской морали во избежание наказания «в жизни после смерти»;

• -    бытовой (народной) магией как средством защиты от злых сил в земной жизни.

Семиотический аспект религиозной и магической протекции дифференцирован по качеству знака: религиозная лингвосемиоти-ка вовлекает сакральные мифы и символы, магическая лингвосемиотика – сакрализован-ные знаки отгонной (апотропеической) и очищающей (катартической) магий [10].

Семиотика религиозной протекции коррелирует с мифологическим символом как обобщенным представлением о «...некоей неопределенной божественной силе, злой или (реже) благодетельной, часто определяющей жизненную судьбу человека. Это мгновенно возникающая и мгновенно уходящая страшная роковая сила, которую нельзя назвать по имени, с которой нельзя вступить ни в какое общение. Внезапно нахлынув, она молниеносно производит какое-либо действие и тут же бесследно исчезает...» [11, c. 366]. Страх человека перед этой амбивалентной силой включал когнитивные механизмы защиты от нее, которые, с одной стороны, вербализовались в мифологических эвфемизмах (теонимах и де-монимах – термины Е.М. Черниковой [17]), косвенно номинирующих Бога и его антагониста Сатану; с другой – требовали следовать заповедям Бога, апеллирующим к добрым деяниям христианина.

Христианские теонимы Бог ( The God ), Господь ( The Lord ) восходят к голландскому Goode, немецкому Gott и, в свою очередь, к древнетевтонской форме « gudo », обозначавшей того, к которому взывают: « The word God is derived from the old Teutonic form gudo which means that which is invoked (or worshipped) by sacrifice »². Демоним Сатана ( The Satan ) развился из еврейского sātān – противник в суде, в споре или на войне, препятствующий, противоречащий, обвинитель, наушник, подстрекатель, а также имя нарицательное, воспринимаемое как прозвище безымянного врага.

Третья ветхозаветная заповедь (табу на имя Бога) в Новом Завете не упоминается ни разу, вероятно, это позднее переосмысление. И запрет на произнесение имени бога, и запрет на произнесение демонима сохраняются только в устной традиции. Разница заключается только в том, что официальная церковь признает табу на теоним, а табу на демоним становится суеверием.

Вера в магическую силу имени была не только в перечисленных выше религиях индоевропейцев, подобную веру мы встречаем также у скифов и сарматов. В германо-скандинавской мифологии она выражалась в создании кеннингов (иносказаний) и эвфемизмов, замещающих истинные имена богов [12, с. 287], как номинативного механизма нейтрализации страха. Так, в английском языке существуют многочисленные эвфемистические замены, образующие разветвленную лексическую систему теонимов, базирующуюся на их фонетической деформации:

• - Jesus – Jeez, Gee, Jeepers, cheesy, G, jeminy, ginger;

• -    God – Golly, Gosh, Egad, Gott, Goshen;

• -    Christ – Cripes, Cristopher Columbus, Chris, cricket;

• -    God Almighty – Gor-a-mighty, goramighty, godalmighty;

• - Jesus Christ – Jesus H. Christ, Jesus H. Particular, Judas Priest, Jupiter;

• - Lord – Laws, Lawsy, Lor’, Lawd, Lordy .

Кроме этого, одним из наиболее частотных способов религиозной протекции представляется использование эвфемизмов, построенных на основе метафорической передачи его могущества ( the Almighty, the most High, Possessor of heaven and earth ), радетеля человеческой добродетели ( the shield of thy help; the everlasting arms, the sword of thy excellency, the shepherd ) и первоосновы всего сущего ( the stone of Israel; the Rock that begat thee ), строгого судьи, сурово карающего за неблаговидные поступки и злые помыслы человека ( Judge of all the earth, a mighty, and a terrible, which regardeth not persons, nor taketh reward, the fear of Isaac, a consuming fire ).

В англоязычной лингвокультуре подобной эвфемистической трансформации подвергаются и имена антагонистов Бога, которые представлены устоявшейся в универсальной религиозной практике иерархией демонов. Эта иерархия имеет 9 чинов или уровней, на каждом из которых располагаются «падшие ангелы»:

• -    1-й чин – псевдобоги, их князь – Вельзевул ( Beelzebub ), на древнееврейском – «повелитель скверны»;

• - 2-й чин – пророчествующие демоны, духи лжи, говорящие через оракулов;

• -    3-й чин – духи беззаконий, изобретатели злых дел и порочных искусств;

• -    4-й чин – духи злодейства и дьявольской мудрости, их князь – Асмодей ( Asmodeus ), на древнеперсидском – «дух гнева»;

• -    5-й чин – духи-обманщики, их князь – Сатана ( Satan ), на древнееврейском – «противник»;

• -    6-й чин – духи, несущие бедствия, их князь – Мерезин ( Meresin );

• -    7-й чин – сеятели раздоров и войн, их князь – Авадон ( Abbadon ), на древнееврейском – «разрушитель»;

• -    8-й чин – демоны-клеветники, доводящие до отчаяния;

• -    9-й чин – демоны-искусители, их князь – Мамона ( Mammon ), на сирийском – «богатство».

Антагонисты Бога номинируются:

• -    антропонимами, акцентирующими древность дьявола как поборника зла ( Old Bendy, Old Cain, Old Clootie, Old Harry, Old Henry, Old Man, Old Ned, Old Nicky, Old Sam Hill );

• -    устаревшими междометными словами негативного характера ( the Old dickens, the Old divel );

• -    метафорическими и метонимическими оборотами ( the Old deuce, Old Poker, Old Roundfoot, Old Scratch, Old Scratcher, Old Splitfoot , Old Serpent, the tempter, evil, a great red dragon with seven heads and ten horns and seven crowns upon his heads, a beast with seven heads and ten horns, the false prophet ), семиотика которых связана с образными номинациями антагонистов Бога, искушающих человека совершать грех прелюбодеяния ( adultery, fornication, lechery, lasciviousness, lust ), подстрекательства ( seditions ), сотворения кумира ( idolatry ), колдовства ( witchcraft ), ненависти ( hatred ), пререканий ( variance ), гордыни ( emulations, pride ), гнева ( wrath ), ссоры ( strife ), ереси ( heresies ), зависти ( envy ), убийства ( murders ), пьянства ( drunkenness ),  невоздержанности

(revelling), обжорства (gluttony) и др. [1]. Англиканские протестанты искали в религии защиту от демонов, каждый из которых искушал совершением одного из семи смертных грехов: Asmodeus – Lust, Beelzebub – Gluttony, Mammon – Greed, Belphegor – Sloth, Satan – Wrath, Leviathan – Envy, Lucifer – Pride.

Религиозная сакральность основана на прототипном убеждении в том, что будущее или исход определенных важных событий зависят от добродетельного поведения христианина. В отличие от язычников, которые трепетали от страха перед богами как раб перед своим жестоким и своенравным господином, христиане отдавали свою судьбу в руки милосердного Бога, дарующего всепрощение и любовь при соблюдении его основных заповедей ( Commandments ). Любые беды воспринимались как кара господня ( a sign of divine disfavor ) за отклонение от исполнения предписанных правил и норм, вне зависимости от причастности верующего к этим несчастьям. Формой протекции от Божьего гнева являлось замаливание грехов через тексты молитвы, исповеди и причастия как основных жанров религиозного дискурса.

Выделение жанров религиозного дискурса определяется общением человека с Богом, эзотерическим иллокутивным потенциалом, совокупностью интенций, ведущую роль в которой играет поиск защиты у Бога и искупление наказания за неправедную земную жизнь.

В религиозном дискурсе, исходя из особенностей его порождения и функционирования, выделяют первичные и вторичные речевые жанры. К первичным относят псалмы, притчи и молитвы как прецедентные религиозные тексты, первоисточники; к вторичным – проповеди и исповеди как интерпретации первичных жанров [4]. Религиозный жанр представляет собой формальное выражение этнокультурных верований. Определение жанров, таким образом, соответствует исследованию той «...народной почвы, из которой произросли религиозные идеи» [7, c. 68], и является «полем реализации определенного спектра социальных ценностей и основанных на них лингвокультурных концептов» [16, c. 178].

Протективная функция сакрального текста псалма (молитвы) реализуется через номинации обещания спасения (salvation), защиты (defence), охраны (For he shall give his angels charge over thee: to keep thee in all thy ways; They shall bear thee in their hands: that thou hurt not thy foot against a stone) и избавления от страха перед физическими (Thou shalt go upon the lion and adder: the young lion and the dragon shalt thou tread under thy feet) и нравственными (There shall no evil happen unto thee; I am with him in trouble; I will deliver him) страданиями при условии любви к Богу, веры в него и исполнения его заповедей (Because he hath set his love upon me, therefore will I deliver him: I will set him up, because he hath known my Name).

Притчи ( parables ³) являются базовым элементом пасторских бесед, в которых описываются примеры защиты истинных христиан Богом и чудес, творимых им (воскрешение Христом Лазаря, исцеление им прокаженного, хромого, слепого; утоление Богом голода страждущих семью хлебами и т. д.). Большая часть притч построена на использовании аллегории или иносказания, в котором за буквальным значением текста скрыт его подлинный смысл, легко предсказуемый, понимаемый и выводимый из содержания. Понимать Библию буквально – значит ничего не понимать. Ни один серьезный историк религии не может отрицать того факта, что Библия есть наиболее крупный и законченный плод многовекового символизма, то есть «запечатления» умозрительной идеи в том или ином предметном образе, нуждающемся в комментарии.

Композиционно притча состоит из: 1) библейской скрижали ( Biblical scripture ) как первоисточника; 2) медитативной части ( meditation ), представляющей собой нравственное наставление-комментарий священника, который разъясняет этическую суть описываемой ситуации; 3) апеллятивной части ( short prayer ), подтверждающей готовность христианина соблюдать заветы Господа.

Базовые концепты веры непосредственно связаны с ценностно-когнитивными ориентирами человека: каждый этнос интегрирует свои представления о вере в виде национальной религиозной концептосферы, когнитивное освоение которой формирует национальное самосознание, ориентированное на теософские догматы православия, католицизма, протестантизма, англиканства и др. Религиозная сакральность выступает как особая иррациональность универсального характера в отли- чие от мистической сакральности – этнически самобытной, посредством которой осуществляется передача социопротективного опыта от поколения к поколению.

Бытовая магия как мистическая сак-ральность обладает ярко выраженным суггестивным потенциалом, реализуя базовые стратегии предостережения, коррекции и протекции. Предостережение направлено на предупреждение о возможных опасностях, отраженных в этноспецифических приметах. Коррекция (очищающая магия) связана с исцелением недугов и нормализацией девиантного психосоматического состояния через алгоритмизированные, семиотически насыщенные обряды и заговоры. Протекция (отгонная магия) – это защита от враждебных внешних воздействий через заклинания и символически насыщенные ритуалы.

С мистической сакральностью коррелирует аксиологическая система магической лингвосемиотики, в основе которой лежит интенциональная диада «добродетель – злодеяние». В нее включены позитивные – ценностные – константы (человеколюбие, трудолюбие, честность, целомудрие, щедрость, здоровье и т. д.), противопоставленные негативным – антиценностным (ненависть, обман, клевета, болезнь, порча, сглаз, алчность, прелюбодеяние и т. п.). Аксиологическая значимость выделенных констант рефлектирована в этноспецифической системе магических знаков, символов, ритуалов.

Магическая лингвосемиотика вовлекает в сакрализованное коммуникативное пространство знаки отгонной (апотропеической) и очищающей (катартической) магий [8] и направлена на снятие бытовых страхов болезни, неудач, негативного влияния окружающих на судьбу человека. Она представлена:

• -    магическими артефактами (обереги, амулеты, талисманы, инструменты и т. д.);

• -    магическими текстами (заговоры, заклинания, приметы и т. д., описывающие механизм воздействия человека на окружающий мир с целью защиты от его негативного влияния);

• -    магическим ритуалом (формализованная последовательность действий, как правило, сопровождающих магические тексты).

Магические знаки защищают от болезней и порчи ( amulet_n = an object worn, especially around the neck, as protection against illness or injury ); неудачи и дурного глаза ( charm_n = an item worn for its supposed magical benefit, as in warding off evil ) и обеспечивают покровительство добрых сил ( talisman_n = an object believed to confer on its bearer magical powers of protection ).

К инструментам магической лингвосе-миотики в первую очередь относятся мистические артефакты ( dummies, wax figure, bell, candle, magic recipe, brew, broth, needle, thread, philter, potion, jar, moly, wand, wand, magic ring, magic mirror ), которым приписывается суггестивная сила в рамках протектив-ного ритуала. Особой суггестивной силой наделяются магические травы ( magic herbs ), которые:

• -    охраняют от нечистой силы, колдовства: dill (укроп) – used to ward off sorcery, break hexes, protect against demons and evil ghosts ; pine (сосна) – used to heal, to protect against evil entities and negative vibrations, to increase female fertility, and protect against all harmful beings so as to break hexes by burning the needles;

• -    защищают от стихий и людских пороков: hagthorn (боярышник) – а tree of protection against lightning , evil eye, and malevolent entities; thistle (чертополох) – used in protection against thieves , healing spells and hex breaking; oak (дуб) – used for healing and protection against lightning, bad luck , and evil beings;

• -    снимают порчу, сглаз: juniper (можжевельник) – used to guard against black magic , supernatural entities, enemies, disease and accidents ; lavender (лаванда) – used for healing and purification as well as to protect against evil eye ;

• -    очищают от болезней, депрессии и ночных кошмаров: rosemary (розмарин) – used to protect and prevent nightmares , preserve youthfulness, dispel depression and induce sleep ; mistletoe (омела) – а great protection herb to heal wounds quickly ;

• -    приносят благополучие, удачу, любовь, физическое здоровье, исполнение жела-

• ний: orchid (орхидея) – used in love spells, philtres, and rituals to induce psychic powers, to attract good luck and success; hazel (орех лещина, фундук) – to attract good luck, make wishes come true; fern (папоротник) – used to attract good luck, to bring rain; mint (мята) – used for money attracting [18].

Магические тексты, произносимые по особым правилам и в особых условиях, символически насыщены и обладают устойчивой формально-содержательной структурой, которая отражает особенности мистического (иррационального) сознания.

Разное сочетание прогностики, суггестии и акциональной семиотики актуализируется в магических текстах как лингвокультурных знаках, обеспечивающих:

• - предугадывание, предупреждение об опасности, предвосхищение события в виде совета ( omen = prognostic sign for a person to be aware of his good / bad luck – прогностические приметы);

• -    исполнение апотропеической (отгонной) и катартической (очищающей) магии ( chant = a suggestive monotonous rhythmic and rhymed protection verse or formula ⁴ – заговор);

• -    исполнение магических ритуалов, поддерживающих магические тексты ( spell с его латинским этимологическим дублетом charm = an action and a magic word , verse or formula thought to have magical power ⁵ – заклинание).

Таким образом, лингвосемиотика сак-ральности, актуализируемая в знаке, слове, тексте, формирует лингвокогнитивное пространство протективной коммуникации при помощи религиозных и магических знаков, номинаций, текстов, сопровождающих религиозные и магические ритуалы.