Логико-правовое обоснование категории "смысл гражданского законодательства"

Вопрос о конкретности содержания того или иного юридического понятия – задача правовая, а потому входит в компетенцию соот -ветствующей отрасли права. Однако в силу дуалистичности задачи в виде необходимости определить не только конкретные признаки самого понятия, но и сущностную характеристику их видов, правовая задача обретает характер логико-правовой. Подобная сопряженность логических и правовых методов обеспечивает показатели истинности юридического познания. Для гражданского права, рассчитанного по утверждению О.С. Иоффе на логиков1, это особенно важно.

Как показывает анализ современного цивилистического пространства, стать объектом научно-теоретического осмысления посчастливилось значительному числу легальных понятий, вошедших в «пандектную» часть ГК РФ, ту, которая, по выражению Ю.С. Гам-барова, выступает «той духовной атмосферой, в которой совершается движение всех отдельных положений и институтов»2. Свою научную нишу обрели темы принципов, презумпций , оценочных или открытых к аргументации понятий , пределов осуществления гражданских прав, разновидностей субъективных гражданских прав. Совсем немного научного внимания пришлось на такую фундаментальную гражданско-правовую категорию, истинно «пандектной» принадлежности, как смысл законодательства. Не исключено, что по причине устоявшегося в советской науке ее смешения с принципами. Как отмечал проф. В.А. Леушин, «общие начала и смысл законодательства» есть не что иное, как принципы права (общеправовые и отраслевые)1. А может быть потому, что это понятие носит название «внутренний смысл или дух нормы, а потому раскрываемо путем рассуждений»2.

Известно, что римские юристы не отличались формулировкой каких-либо общих положений в праве, намеренно опасаясь не вполне точно сформулированных положений, хотя и различали букву закона и его смысл или волю3. На такие положения решился дореволюционный законодатель. Издавая Судебные уставы 1864 г., он указал, что «судебные дела должны решаться согласно «общему духу законодательства и держаться смысла наиболее оному соответственного» (ст. 10 УГС)»4. Это законодательное установление было позднее исследовано в трудах цивилиста Е.В. Васьковского. Ученый не увидел в нем покушения на догматику права, и вопреки объективным замечаниям Г.Ф. Шер-шеневича о том, что в таком своде, как российский, нет и не может быть смысла5, занялся разработкой методов устранения неясности, неопределенности, недостатка правовых норм.

Современных последователей по части смысловой характеристики права и законодательства у проф. Е.В. Васьковского оказалось немного. Это заметно уже потому, что в ряду других характеристик современного права и законодательства (нормативной, функциональной, структурной, формально-логической, исторической, культурологической и др.) его смысловая характеристика самая немногочисленная и наиболее абстрактная.

Причин для такого положения нам видится несколько. Одна – в рас-хожести и распространенной общеупотребимости термина «смысл», априори сообщающих ему заведомую общеизвестность. Вторая – в отсутствии серьезной теоретической проработки проблематики законодательного смысла как самостоятельной правовой ценности. Можно указать и на ту причину, которая именуется состоянием конкуренции правил о судейском усмотрении и о необходимости судов давать логические заключения в мотивировочных частях постановляемых решений, по конкретным спорам при неясности норм или их неполноте. Пока в этой конкуренции привычно побеждает право судейского усмотрения.

Понятийные мудрости цивилистики, как и всякой правовой науки, имеют собственную историю. У одних она более краткая, у других глубокая. Назвать историю такого нормативного и научного понятия, как «смысл законодательства», глубокой нельзя – частью законодательного тела оно стало в советском правоведении. Как закрепляла ст. 12 Основ гражданского судопроизводства СССР и союзных республик, «в отсутствие закона, регулирующего спорное отношение, суд применяет закон, регулирующий сходные отношения, а при отсутствии такого законодательства суд исходит «из общих начал и смысла советского законодательства»». Нормы со ссылкой на «общие начала и смысл законодательства» содержались в ст. 4 ГК РСФСР 1964 г., а позднее – в ст. 4 Основ гражданского законодательства 1991 г.

В современное законодательство это сочетание пришло практически в неизменном виде. Основания его статичности и место в структуре начальных норм не были предварительно осмыслены доктриной. На тот момент законодателю хватило теоретического задела советской науки, представители которой видели в этой категории: «общие правила» А.С. Пиголкин, 1970; «вид правоприменительной конкретизации» В.В. Лазарев, 1972. В своей содержательной части эти достижения, привычно ограниченные сферой правосполнения, транслируются учеными и сегодня: «главные особенности, отражающиеся в предмете и методе» М.И. Брагинский, 1995; «особенности, присущие данной отрасли» А.Н. Гуев, 2003; «закономерности правового регулирования общественных отношений В.А. Слесарев, 2003; «результат взаимодействия объективных условий и субъективных факторов» Б.М. Гонгало, 2006; «понятие, близкое к оценочным» В.В. Ершов, 2013.

Не без критики качество загадочности приписал этому и подобным ему понятиям приписал немецкий юрист Франц Быдлински, назвав их в отличие от текста закона словесными приписываниями с неизвестностью четко распознаваемого содержания1.

Более глубокие ассоциации о связи смысла законодательства с его содержанием характерны для дореволюционной цивилистики: «дух права», «суть законодательства», «общий разум законов». Дореволюционный юрист Б.П. Распопов видел в обращении правоприменителя к этому понятию процесс извлечения права «изнутри наружу»1. М.М. Винавер отмечал, что этот процесс «составляет саму душу применения норм». Он был, есть и навсегда останется искусст-вом2. При этом ученый прозорливо указывал на то, что «эти вопросы выходят из рамок исторической параллели»3, не исключая того, что когда-то придется вернуться к этому вопросу в особом исследовании. Г.Ф. Шершеневич поиск смысла закона видел в процессе «самонаблюдения и соединенного метода внутреннего и внешнего наблюдения». По автору, в нем есть определенный элемент творчества, основанный на разрешении законодателя, но это далеко не творчество, свободное от подчинения закону4.

Попав единожды в ряд понятий, относящихся к сфере правово-сполнения, и «затесавшись» в линейку таких групповых понятий, как «общие начала», «добросовестность справедливость и разумность», понятие «смысл законодательства» оказалось функционально урезанным надолго. Сегодня с его участием создаются ставшие весьма редкими научные теории о преодолении пробелов в праве, современные учения о конкретизации и интерпретации права, о судейском усмотрении. Научно-понятийное и юридико-техническое окружения понятия «смысл законодательства» остаются ограниченными прежними стереотипами о его роли в праве и законодательстве. Этого нельзя не заметить в условиях действия «постмодернового» частного права с его наднациональной составляющей, резко обо -значившимися запросами на определенность и предсказуемость его норм, сопровождающими его нормативными принципами и все более расширяющейся линейкой оценочных понятий, обеспечивающих формирование стандартов желаемого поведения субъектов частного права: непротиворечивое поведение, добросовестность, разумность, справедливость, сотрудничество.

Связь с добросовестностью, разумностью и справедливостью зафиксирована в нормах ГК РФ (ст. 6). Однако эта связь носит больше умозрительный характер, не будучи обусловленной как нормативным соотношением этих явлений, так и доктринальной определенностью понятия «смысл законодательства». Именно поэтому пришло время научно оживить этот правовой феномен, придать ему то наличное историческое значение, которое соответствует его сегодняшнему нормативно-понятийному статусу, не останавливаясь на достижениях советской цивилистической мысли, ограниченной целями аналогии права.

Еще одним аргументом, направленным на возведение понятия «смысл законодательства» к более высокому науковедческому уровню, является тот, что в содержании мотивировочных частей практически всех актов правоприменения, включая акты конституционной юрисдикции, присутствует такое ординарное словосочетание, как «по смыслу статьи...». Это означает, что практика правоприменения обнаруживает запрос на иной потенциал этого понятия, обретающего в современной юридической практике отнюдь не однолинейный характер. Одновременно сообщая, что смысл законодательства как правовая категория живет собственной жизнью, давая основания для ее расширенной интерпретации, нежели той, что предопределена ей ст. 6 ГК РФ. Эта «вторая» правовая жизнь понятия «смысл законодательства», оказавшаяся вне нормативного внимания, должна быть осмыслена доктриной.

Исследование такой категории, как «смысл законодательства», предписывает задаться вопросом об оценке ее целевого назначения для действующего права и законодательства. В тезисном изложении это выглядит следующим образом.

• 1.    Смысл гражданского законодательства – это явный или скрытый фактор конструирования всего законодательного текста ГК РФ по содержанию и систематике исполнения, выступающих его проводником. Это ориентир на логику построения позитивного гражданского права, ядро которого образуют субъективные права его участников как наивысшая ценность, а суд выступает справедливым способом разрешения конфликтов. Отсюда, являясь понятием сложносоставным, смысл законодательства имеет сопряжение со всеми сферами правореализации и правоприменения, беря свое начало от моделирования общей законодательной картины всей гражданско-правовой действительности, чьи границы определены систематикой акта гражданско-правовой кодификации.

• 2.    Категория «смысл законодательства» выступает основой пред-понимания всего гражданского законодательства, отправной пункт его интерпертации, общий законодательный посыл для восприятия всех норм гражданского законодательства и норм гражданского права,

• 4.    Проводниками юридической сущности, нормативного понятия «смысл законодательства», наряду с предметом и методом гражданского права, выступают также принципы гражданского законодательства, зафиксированные в качестве его основных начал в ст. 1 ГК РФ. Тесная связь законодательного смысла с принципами (а также целями и задачами права) была отмечена в доктрине через указание на то, что иное искажает законодательный смысл³. Определенные шаги в этом направлении были сделаны и в актах обобщения судебной практики. Как установлено в п. 1 постановления Пленума Верховного Суда РФ от 23 июня 2015 г. № 25 «О применении судами некоторых положений раздела 1 части первой Гражданского кодекса Российской Федерации», положения ГК РФ, законов и иных актов, содержащих нормы гражданского права, подлежат истолкованию в системной связи с основными началами гражданского законодательства, закрепленными в ст. 1 ГК РФ⁴.

• 5.    Смысл законодательства выступает приоритетным ориентиром в вопросах эволюции гражданского законодательства, способным нейтрализовать ширящиеся тенденции зависимости возможных законодательных изменений исключительно от «процедурно-судебного» права.

• 6.    Смысл законодательства находится под «сенью» такого неформализованного понятия, как «цель гражданского законодательства». Как следует из Концепции развития гражданского законодательства, непосредственной целью этого законодательства является обеспечение стабильности гражданско-правового регулирования и устойчивости гражданского оборота. В свое время Е.В. Васьковский также призывал ориентироваться на «социальную цель закона», его социальное основание, указывая на то, что «цель имеет очень большое значение для выяснения действительного мнения законодателя. Чтобы правильно понять норму, следует иметь в виду цель, которую преследовал законодатель, и наделить норму соответствующим цели смыслом². Как отмечается в современной науке, распознать смысл закона можно, устанавливая именно те цели, которые законодатель преследовал, когда формулировал нормы права; задача суда – защищать эти цели, даже если законодатель неудачно сформулировал их в тексте закона³. Созвучно с приведенным мнение Л.В. Василевской, указавшей на то, что при разрешении споров важно опираться прежде всего на смысл правовой нормы, ориентироваться на саму ее суть и цель предусмотренного ею регулирования, а не только на законодательную формулировку⁴.

• 7.    Профессиональный оборот понятия «смысл законодательства» в сфере правоприменения способен оказывать влияние на единообразие судебной практики. Присутствуя в числе понятий, формирующих судейское усмотрение, это понятие обеспечивает неизбежный учет всех законодательных закономерностей, а также нравственно-этических ценностей, находящих выражение и отражение в нем. Несмотря на вспомогательный характер смысла законодательства как инструментальной ценности, он выступает обрамлением конкретных норм права, определяя юридическое мышление, особенности правовой культуры правоприменителя. Вот почему Е.В. Васьковский утверждал, что «отступать от смысла норм права, значит присваивать себе волю законодателя».

• 8.    Как многосоставное правовое понятие «смысл законодательства» выступает нормативным критерием разграничения юридического и фактического в гражданском праве. Отсюда и признаки этого понятия: объективность, универсальность и неотменяемость.

• 9.    Рефлексия субъектов права на категорию «смысл законодательства» обеспечивает должный уровень их правосознания по отношению к гражданскому праву в целом и адресованным им нормам в частности, повышая горизонт правопонимания интерпретаторов гражданского законодательства.

• 10.    Смысл законодательства – это в первую очередь ориентир на логику построения всего позитивного права. Его стержень основан на том, что право и права человека признаются наивысшей ценностью, а суд есть справедливый способ разрешения конфликтов.

содержащихся в других актах права. В связи с этим Е.Н. Трубецкой в свое время отмечал, «если суд сталкивается с казусом, для которого он не может найти соответствующего закона, он должен разрешить его, основываясь на общем разуме законов: не руководствуясь своими собственными воззрениями, а так, как разрешил бы его сам законодатель… он должен решить дело по духу действующего законодательства, руководствуясь намерениями и целями законодательства, которые нашли выражение в законодательстве в целом»1. Так же широко смотрел на смысл закона Е.В. Васьковский, отмечая, что «общий смысл или дух законодательства определяется не одними только положительными принципами, санкционированными в отвлеченной форме или проведенными в частных случаях, но и теми идеалами, теми верховными тенденциями, осуществлению которых служат юридические нормы»2.

Смысл гражданского законодательства выступает всеобщим ориентиром для применения обычаев оборота и формирования условий гражданско-правовых договоров, а после их заключения – для толкования заключенных в них условий.

Вопрос о соотношении принципов гражданского законодательства, обозначенных в ст. 6 СК РФ в качестве общих начал, и смысла гра- жданского законодательства не относится к числу бесспорных1. Но поскольку современную норму, содержащую сочетание «общие начала и смысл законодательства», нельзя отнести к числу экзистенциальных, вопрос о соотношении этих обоюдно значимых для гражданского законодательства понятий нуждается в отдельном исследовании. Пока же отметим, что научное и легальное понятие «смысл гражданского законодательства» несводимо к понятию «принципы гражданского законодательства». Первое шире, тогда как второе – фиксатор тех гражданско-правовых ценностей, которые обеспечивают «внешний облик» гражданского законодательства, его базовые идеи.

Подводя итог воспроизведенной пунктуации, констатируем то значимое, что выводит понятие «смысл законодательства» на уровень общего начала всего (гражданского) законодательства. Это качество в категории «смысл права» видел дореволюционный цивилист проф. А. Гольмстен, предлагая «под общим смыслом закона разуметь то общее начало, к которому может быть сведен самый закон, как единичное его выражение...»1.

Мы назовем этот признак правовым корнем данного понятия, иначе – его первоосновой. Опора на этот критерий позволяет увидеть, что фактическая система средств фиксации законодательного смысла в современном гражданском праве намного шире той, которую применительно к праву в целом и гражданскому в частности называют в литературе ученые. Она включает в свою линейку основные начала гражданского законодательства; гражданско-правовые презумпции, оценочные понятия, цели закона, его систематику, общие положения отдельных подотраслей гражданского законодательства.

Неучет эволюционного потенциала категории «смысл законодательства», отсутствие научного сопровождения того, что составляет ее собственную сущность и неизвестность инструментов, ее доставляющих правореализаторам и правоприменителю, способны привести к тому положению, при котором монополия определения смысла законодательства и ее наполнение неизбежно перейдут под «опеку» процессуальных норм о судебном усмотрении, и тогда возникнет вариант того положения, которое мы сегодня уже имеем. А оно в том, что понятие «смысл законодательства» наиболее привычно принимается в качестве нормативного инструмента, используемого лишь в одной сфере – сфере преодоления пробелов в праве.

В рамки настоящей статьи заключим также и мысль о том, что наделить законодательство смыслом, выделив при этом категорию «смысл законодательства» в качестве собственно правового явления, – это значит так организовать нормативное содержание кодифицированного акта, при котором неточность, неполнота и неясность нормы не станут препятствием в правоприменении. Несмотря на это, законодательство в процессе правореализации и правоприменения будет способно к самоорганизации через «самого себя». И это будет свидетельством того, что законодательство не лишено смысла, если закон справедлив, интересы слабых учтены, его презумпции известны пользователям и реально работают, а категория смысла согласована с возможностями судейского усмотрения. В свое время, следуя этим установлениям, редакционная комиссия постаралась предусмотреть в проекте Гра -жданского уложения специальные меры против эксплуатации нужды, легкомыслия, неопытности и несчастья1. Что же до судейского усмотрения, то здесь категория законодательного смысла функционирует в сфере правоприменения как ее необходимый фон, а при недостатке или неполноте норм, их коллизии, неясности, противоречивости содержания – еще и тон.

Вышеизложенное дает возможность расширить логические пределы нормативного понятия «смысл законодательства», задавая направления для его современной научной интерпретации, обусловливая и стимулируя актуальное научное внимание по отношению к нему. Что же касается той незначительной доли научного внимания, которая уже пришлась на эту тему (Д.А. Гаврилов, Ю.А. Гаврилова, А.В. Слесарев, Ф.А. Тлегенов, В.М. Шафиров), то она уже дала возможность обнаружить, что для полного выяснения формально-логических границ этого научного и нормативного понятия необходим длинный ряд вспомогательных знаний. Кроме знаний в области гражданского права, нужны также знания формальной логики, теории права, философии, языкознания, но с ясными границами их включения в дело познания сущности законодательного смысла. Это значит, что пришло то историческое время, о котором говорил В.В. Винавер, когда стало необходимо определиться и с авторитетностью смысла законодательства как правовой категорией и с правовым инструментарием, несущим в своем содержании общесмысловые интерпретации гражданского законодательства. Как гласит одно из латинских юридических изречений scire leges non hoc est verba earum tenere, sed vim ac potestatem – знание законов заключается не в том, чтобы помнить их слова, а в том, чтобы понимать их смысл1. Но как утверждал Е.В. Васьковский, цитируя немецких ученых, дух без тела – это блуждающий огонек, следуя за которым можно оказаться в болоте2. Отсюда немаловажен и вопрос о методологии исследования этой узловой для гражданского законодательства категории. Он в неменьшей степени нуждается в собственной научной тематизации.