"Медицинский синкретизм" и его роль в развитии региона

Говоря о развитии как всего человечества в целом, так и отдельного региона в частности, мы осознаем важность биологического и культурного типов адаптации. В ходе исторической эволюции был выработан комплекс разнообразных практик профилактики болезней и врачевания человеческого тела, в котором, с течением времени и в результате процесса дифференциации, биомедицина и традиционные методы лечения стали противопоставляться друг другу по принципу «истинное – ложное».

Народные практики врачевания пережили немало своеобразных крестовых походов, предпринимаемых со стороны правительства и биомедицины, в результате чего повсеместно мы можем слышать высказывания, подобные следующему: «Сегодня медицина, обогащенная общим научно-техническим прогрессом, все более дифференцируется, появляются врачи новых специальностей. А знахарь вроде сенного «профессора» или «Софьи Осиповны» берется исцелять от всех болезней – от головной боли и экземы до бесплодия и рака. Исключительно опасны попытки доморощенных «докторов» лечить инфекционные заболевания. У знахаря нет осмысления своих действий, тем более научного их обоснования» [5, с. 12]. Становление и развитие биомедицины привели к маргинализации знахарства, но не означали полного его краха. Оно не кануло в историю, а лишь ушло в подполье, как в свое время это сделало язычество, став невидимой, но неизменной составляющей народного православия. Случаи подобного, если можно так выразиться, «медицинского» синкретизма (по аналогии с устоявшимся термином «религиозный синкретизм») можно найти уже в XIX веке. Так, в медицинской периодике указанного столетия найдется немало предложений соединить усилия знахарей с врачебным делом: «Вместо молодежи гораздо скорее в каждой деревне или селе можно найти какого-нибудь старика или старуху, вроде деревенской повитухи или лекарки, которые могут постоянно смотреть за больным и сидеть возле него <…> и для самих крестьян это будет как-то привычнее, например, в женских и детских болезнях. Выучить их ставить мушки, промывательные или банки и перевязать язву будет не трудно…» [2, с. 386]. Для борьбы с чрезвычайно распространенными тогда венерическими болезнями предлагалось обучить повивальных бабок распознавать и лечить подобные недуги [3, с. 394-395]. Большинство из этих проектов так и остались нереализованными, поэтому следует особо выделить случай реализованного в жизни медицинского синкретизма, – обучение крестьянок повивальному искусству. Выросшие в традиционной культуре и усвоившие народные представления о человеческом теле, здоровье и болезни, они обучались основам акушерского дела, что, в свою очередь, вкупе с официальными бумагами [8] и предоставлением места для службы [9, 10] начинали свою деятельность.

В настоящее время мы наблюдаем случаи медицинского синкретизма на самых разных уровнях. Популяризация медицинских и биологических знаний посредством системы образования и СМИ возымела свои плоды: современные знахари пользуются научными терминами. Так, во время экспедиции по Нижегородской области (2009 год), опрашивая лечителей, мы слышали термины «яйцеклетка», «оплодотворение», «энергия», «аура», нам описывали нечто вроде митоза, причем все это сочеталось с традиционными представлениями. Медицинский синкретизм отражается и на законодательном уровне, в результате чего появился новый статус целителя – человека, использующего традиционные знания и получивший диплом, который выдается органами исполнительной власти субъектов Российской Федерации в области здравоохранения [4, ст. 56, 57]. В общероссийском классификаторе занятий появилась составная группа № 324, где прописано, что «целители и практики нетрадиционной медицины проводят консультации по поводу состояния здоровья, а также методов его сохранения и улучшения, осуществляют лечение физических и психических заболеваний с помощью народных методов, стимулирующих процессы жизнедеятельности организма, или посредством внушения, биоэнергетического и прочего воздействия».

Как мы можем оценить подобные явления? Анализируя только XIX век, можно было бы подумать, что нехватка врачей послужила причиной для вышеупомянутых предложений, тем более что такая мысль не раз озвучивалась: «… нередко уезд растягивается не на одну сотню верст и уездному доктору, самому ретивому, не удается и побывать в большей части деревень в течение года, хотя бы во всех этих деревнях были опасные больные» [3, с. 395]. Однако это не объясняет, почему городское население не пренебрегало пользоваться услугами знахарей и продолжает так делать до сих пор. Ярким примером недостаточности подобной версии служит ситуация с открытием во второй половине XIX века первой бесплатной больницы в Нижнем Новгороде: было немало «скептиков, высказывавшихся когда-то против лечебницы … они даже ручались, что никто не пойдет лечебницу…» [6, с. 2].

Наиболее значимым стимулом для развития медицинского синкретизма является стремление к тому, чтобы «научная медицина могла слиться с народной жизнью» [2, с. 386].

В нашем сознании прочно укоренилось восприятие биомедицины как своеобразной вавилонской башни: « нерассеянное », универсальное , институализированное знание стремится ввысь к торжеству бессмертия человеческой телесности подобно стенам легендарного сооружения. Это, с одной стороны, отводит биомедицине лидирующие позиции в нашем сознании, но с другой стороны, является причиной ее нечувствительности к особенностям адаптации человека в конкретных природных условиях. Традиционные практики врачевания проигрывают биомедицине в сфере масштабной научной рефлексии над человеческим телом как «непреходящей модели, предписанной самой природой», но сохраняют и развивают уникальные варианты культурной адаптации к окружающему миру, что является их несомненным преимуществом. Как справедливо отмечает Т.В. Годовых, «основы традиционной медицины захватывали не только оказание специализированной помощи при заболеваниях, но также соблюдение санитарно-гигиенических требований, рационального питания, правильного воспитания ребенка с учетом возрастных групп, формирование пространственного мышления» [1, с. 368]. Потребность в знании уникальных вариантов культурной адаптации особенно ощущается в среде мигрантов, и это показывают полевые исследования: оказавшиеся на Чукотке мигранты «второго и третьего поколений также начинают использовать традиционное питание, меняют пространственное мировоззрение…» [1, с. 368], а многие приехавшие из Закавказья в Мордовию «прислушавшись к советам местного населения (мордвы, русских, татар) стали возводить бани, почитаемые народами Поволжья средством от всех болезней, заготавливать лесные ягоды, противопростудные сборы» [7, с. 374].

Полноценное социально-экономическое развитие региона невозможно без здоровых, хорошо адаптированных к окружающей среде людей. Отчасти это обеспечивает биомедицина, но этому и способствуют традиционные практики профилактики и лечения. Медицинский синкретизм, объединяя универсальное научное знание биомедицины и уникальные варианты культурной адаптации, выработанные традиционными методами врачевания, позволяет в определенной степени гармонизировать наши взаимоотношения с природным миром, необходимые для адаптации человека.