Мемуарист Л. Ф. Пантелеев - издатель и кредитор Ф. М. Достоевского

Т ема финансовых отношений Ф. М. Достоевского с его многочисленными кредиторами до настоящего времени мало изучена. В работах, касающихся данной темы, в основном описывается общая картина тяжелых долговых обязательств писателя, начавших складываться еще в середине 1860-х гг. и тянувшихся почти до самой его смерти.

Основная часть долгов Достоевского — это долги брата Михаила Михайловича по табачной фабрике и возникшие в процессе издания журнала «Время». По словам А. Г. Достоевской, «при жизни брата Федор Михайлович не входил в денежную часть журнала и не знал, в каком положении денежные дела находятся. <…> после смерти Михаила Михайловича <…> пришлось взять на себя и все оставшиеся неуплаченными долги по изданию © О. А. Сосновская, 2019

журнала “Время”, по типографии, бумаге, переплетной и проч.» [Достоевская: 264]1. Об общей сумме долга жена писателя сообщает: «Их <долгов> было около двадцати тысяч, а с наросшими процентами <…> оказалось около двадцати пяти. Уплачивать нам пришлось в течение тринадцати лет. Лишь за год до смерти мужа мы наконец с ними расплатились…» [Достоевская: 265].

Кредиторами писателя были самые различные по социальному положению лица. Большая их часть, по словам А. Г. Достоевской, по возвращении из-за границы взявшей на себя процесс переговоров с кредиторами, состояла из «перекупщиков векселей — чиновничьих вдов, хозяек меблированных комнат, отставных офицеров, ходатаев низшего разряда» [Достоевская: 269]. При этом среди кредиторов Ф. М. Достоевского встречается немало интересных и заметных личностей XIX века, так или иначе влиявших на общественное настроение того времени и бывших непосредственными участниками многих ключевых событий эпохи. Одним из таковых был публицист, издатель и общественный деятель Лонгин Федорович Пантелеев (1840–1919)2.

Знакомство Достоевского и Пантелеева пришлось на самое начало 1860-х гг. и связано с деятельностью учрежденного в конце 1859 г. Литературного фонда — Общества для пособия нуждающимся литераторам и ученым. Достоевский, вернувшись в конце декабря того же года в столицу, с первых дней основания Общества стал активным его членом3. На средства, собиравшиеся на устраиваемых фондом благотворительных вечерах и концертах, оказывалось вспомоществование нуждающимся литераторам и ученым и их осиротевшим семействам. По предположению Б. Н. Тихомирова, «Достоевский должен был присутствовать на самом первом таком благотворительном вечере, который состоялся 10 января 1860 г. в концертном зале Пассажа. На десятилетие выключенный из столичной общественной жизни, буквально истосковавшийся по ней, Достоевский просто не мог пропустить это событие, которое воспринималось петербуржцами как важный знак происходящих социальных и политических перемен. И выступавшие на сцене, и сидевшие в зале — все воспринимали этот вечер именно как “событие”. Ведь это было впервые в России, чтобы литераторы публично выступали перед многочисленной аудиторией. Такое выступление нельзя сравнивать с обычным чтением в гостиной, в тесном дружеском кружке» [Тихомиров: 149]. Эти вечера способствовали расширению круга общения писателя, появлению новых знакомств.

По воспоминаниям Л. Ф. Пантелеева, первая встреча с Достоевским произошла на одном из вечеров Общества в 1862 г.4 Тогда «Достоевский читал в первый раз из “Мертвого дома”; ему <…> была сделана самая трогательная овация» [Пантелеев: 225]. Также они могли встречаться на вечерах в доме Елены Андреевны Штакеншнейдер, хозяйки знаменитого петербургского литературно-музыкального салона, близкой знакомой Достоевского. Л. Ф. Пантелеев после исключения из университета за участие в студенческих волнениях 1861 г. стал одним из деятельных участников тайного революционного общества «Земля и Воля» (сущ. с 1861 по 1864 гг.) и посещал дом Штакеншнейдеров: «…с декабря 1861 г., то есть когда студентов выпустили из крепости, круг вечеров, на которых я стал бывать, значительно расширился. Настроение общества было крайне приподнятое; куда ни придешь, везде шум, говор, оживленные споры <…>. Что касается нас, бывших студентов, то мы везде не только встречали радушный прием, но и, видимо, были желанными гостями. <…> на вечерах Штакеншнейдера <…> душой вечеров являлась старшая дочь, Елена, — личность в высшей степени симпатичная, с широким литературным образованием, с тонким художественным чутьем. На этих вечерах собиралось самое разнообразное общество — между прочим, художники, много литераторов довольно различных направлений» [Пантелеев: 248].

Нельзя исключать и возможность встречи Пантелеева и Достоевского у Н. И. Корсини, первой женщины, появившейся в Петербургском университете в качестве вольнослушательницы, на вечерах которой в 1861–1863 гг. «собирался более тесный кружок, связанный очень близкими дружескими отношениями и даже сердечными привязанностями <…>. И <…> за обычным чайным столом возникали оживленные споры…» [Пантелеев: 258]. Н. И. Корсини, равно как и ее сестра Е. И. Корсини, близкая знакомая возлюбленной Достоевского Аполлинарии Сусловой, были вхожи и в дом Штакеншнейдеров (см.: [Коган: 581–582])5.

Бывал Пантелеев и «на вечерах Н. Л. Тиблена, тогда очень популярного издателя», где «собиралось крайне разнообразное общество, но преимущественно профессора и литераторы…» [Пантелеев: 253–254]. На этих вечерах, вспоминал Пантелеев, он «часто встречал Н. Н. Страхова», Н. Г. Чернышевского, М. М. Достоевского [Пантелеев: 255]. Знакомство Ф. М. Достоевского с Николаем Львовичем Тибленом состоялось в 1860 г. в связи с делами Литературного фонда и переросло в дальнейшее дружеское общение. Вполне вероятно, вечера у издателя в 1861 г. посещал и Федор Михайлович. В пользу этого предположения может говорить записка Тиблена (предположительно дат. летом 1861 г.), сохранившаяся в архиве Достоевского (см.: ОР РГБ, ф. 93.II.9.45, л. 5), в которой он приглашает писателя в гости: « Надѣюсь, что вы не измѣнили вашего намѣренія относительно сегодняш-няго вечера. Если надежды мои основательны, то пріѣзжайте къ намъ пить чай »⁶.

Круг общения Пантелеева и Достоевского того времени пересекался: их общими знакомыми были Н. Н. Страхов, Я. П. Полонский, Ап. Н. Майков и др.; оба бывали на вечерах в доме Штакеншнейдеров; возможно, встречались у Н. Л. Тиблена или Н. И. Корсини.

Период наиболее тесного общения Достоевского и Пантелеева пришелся на 1864 г. и связан с издательскими делами писателя и печатанием журнала «Эпоха» в типографии «Н. Тиблен и К°». Непосредственное управление типографией в связи с накопившимися осенью 1863 г. у Тиблена долгами в то время было в руках Л. Ф. Пантелеева [Пантелеев: 546]. О своем знакомстве с издателем и о том, как он «имел в краткосрочной аренде типографию Тиблена и К°» и «даже вел переговоры о покупке ее» [Пантелеев: 354], Пантелеев вспоминал: «Знакомство с ним меня самого толкнуло на издательскую дорогу. <…> Тиблен <…> открыл по тогдашним временам большую типографию (три скоропечатные машины) и начал издательское дело; потом он выделился из типографии, а сам остался при одних изданиях. Тиблен был человек без основательной научной подготовки, но очень способный… <…> Он способен был много работать; зачастую ночи напролет просиживал за корректурами <…>. Издательское дело шло у него хорошо; тогда завод в три тысячи экземпляров не считался большим, и через какой-нибудь год, много два, часто требовалось новое издание. Но… <…> Тиблен <…> во второй половине <18>60-х гг. бежал за границу, оставив неоплатные долги» [Пантелеев: 253–254]7. Вероятно, именно к 1864 г. относится и начало денежных взаимоотношений Достоевского с Пантелеевым, долговые обязательства к которому стали одной из составляющих тяжелой «кредитной истории» писателя, так тяготившей его в середине 1860-х гг. и приведшей в итоге к отъезду за границу.

Чтобы восстановить картину денежных расчетов с Пантелеевым, обратимся к сохранившимся в архиве писателя приходно-расходным книгам по изданию журналов «Время» и «Эпоха» за 1861–1865 гг., начатым в 1861 г. в связи с выходом первого номера «Времени» еще М. М. Достоевским и продолженным после его смерти Федором Михайловичем. В этих книгах на разграфленных страницах записывались денежные суммы, получаемые от подписчиков (слева), и суммы гонораров сотрудников (справа), а также типографские и прочие расходы, связанные с изданием сначала «Времени», а затем — «Эпохи». Приведем одну из записей в приходно-расходной книге (ОР РГБ, ф. 93.I.3.21) за 16 ноября 1864 г.8:

« Пантелѣеву впередъ за 9й № 150— » (л. 63; с. 125)⁹.

На основании данной записи сохранившуюся в архиве Достоевского расписку Пантелеева от 16 ноября в том, что он « получилъ въ счетъ Сен-тябр. книги полтораста руб. » (РО ИРЛИ, ф. 100, № 29802, л. 3) следует датировать тем же 1864-м годом¹⁰.

Илл. 1. Расписка Л. Ф. Пантелеева (РО ИРЛИ, ф. 100, № 29802, л. 3)

В этой приходно-расходной книге (ОР РГБ, ф. 93.I.3.21) имеются и другие записи о расчетах с Пантелеевым:

– 7 ноября 1864 г. выплачено « Пантелѣеву за напечатаніе Объявленій 108 – » (л. 63; с. 125);

– в декабре — 210 руб. 65 коп. (л. 65; с. 129), а также « По векселю Пантелѣеву 175 — » (л. 68; с. 125);

– в записях за февраль 1865 г. имеется упоминание о том, что « Тиблену и Пантелѣеву» выплачено « 258 — » (л. 71; с. 141);

– а также говорится о выплате 4 февраля 1865 г. « По векселю Пантелѣева 200 —» (л. 72; с. 143);

– 16 апреля выплачено «Пантелѣеву 122 69» (л. 73; с. 145);

– 5 июня 1865 г. « Въ типографію Пантелѣева — 75 — » (л. 77; с. 153);

– в конце книги, где подводятся некоторые подсчеты различных выплат, также имеется запись: « 10 Апрѣля Пантелѣ<евъ> 450 ».

Как видим, большинство записей свидетельствуют о расчетах наличными; о выплате по вексельному счету сообщают только две записи. К сожалению, эти краткие пометы в журнале не позволяют установить точный размер долга издателю Пантелееву и причину его возникновения. Возможно, Достоевскому, оказавшемуся в сложной ситуации, приходилось печатать журнал «в долг», что и повлекло за собой появление задолженности.

Дополнить картину финансовых отношений между причастными к изданию «Эпохи» лицами позволяют собственноручные записи получателей с их подписями в приходно-расходной книге (ОР РГБ, ф. 93.I.3.22), где указывались время получения, размер выплаты и за что она предназначалась. Так, среди записей за август–ноябрь 1864 г. неоднократно встречаются те, под которыми стоит подпись «Л. Пантелеев». Приведем их:

• –    от 24 августа: « Въ счетъ за Iюльскую книгу получилъ сто пятьдесятъ руб. Л. Пантелѣевъ » (л. 16);

• –    от 23 сентября: « Сто двадцать четыре руб. двадцать коп. получилъ Л<онгинъ> Пант<елѣевъ> » (л. 16 об.);

• –    от 30 сентября: « За наборъ и печать “Мудренаго дѣла” и за отдѣльные оттиски въ числѣ 500 э. получилъ сто девяносто два руб. двадцать пять коп. Л. Пантел<ѣевъ> 30 Сентября » (л. 16 об.);

• –    от 9 октября: « Полтораста руб. получилъ въ счетъ Августов<вской> кн<ижки> Эпохи Л. Пантел<ѣевъ> » (л. 17);

• –    от 24 октября: « Двѣсти восемдесятъ одинъ рубль 85 к. получилъ Л. Пант<елѣевъ> въ счетъ № 8 Эпохи » (л. 17);

• –    две записи от 3 ноября: « По поданному счету за № 79 сто восемдесятъ три руб. получилъ Л. Пантел<ѣевъ>» и «Въ счетъ векселя слѣдующаго за Сентябрь № Эпохи сто руб. получилъ Л. Пантел<ѣевъ> » (л. 17 об.).

Среди этих записей только одна (от 3 ноября 1864 г.) сообщает об уплате по вексельному счету.

Илл. 1. Фрагмент л. 17 об. (ОР РГБ, ф. 93.I.3.22) с записями рукой Л. Ф. Пантелеева

Пантелеев занимался делами типографии вплоть до ареста в середине декабря 1864 г. «за принадлежность к С.-Петербургской революционной организации с целью возбуждения и поддержания польского мятежа» [Рейсер: 11]. Дальнейшее общение Достоевского с Пантелеевым было эпистолярным. Так, в сохранившемся в архиве Достоевского письме от 6 апреля 1866 года, написанном незадолго до отправки Пантелеева в Сибирь, сообщается:

« Милостивый Государь, Ѳедоръ Михайловичъ!

Вы конечно лучше другаго можете понимать положеніе, въ которомъ я нахожусь. Къ тому же теперь приближается время моей отправки. Это вынуждаетъ меня просить васъ объ уплатѣ хоть части долга, цифра ко-тораго вамъ безъ сомнѣнія извѣстна. Вы можете по этому дѣлу или повидаться съ Васильемъ Николаевичем<ъ>, или побывать у меня, что возможно по Четвергамъ и Воскресеньямъ. Я нахожусь въ исправительномъ заведен<іи>. Не видаетесь ли вы съ г. Бергманомъ; онъ состоитъ мнѣ долж-нымъ за книги; не напомните ли ему объ этомъ?

Остаюсь готовый къ услу<гамъ>

Л. Пантел<ѣевъ>

• 6    Апрѣля » (РО ИРЛИ, ф. 100, № 29802).

Здесь довольно дружеским и даже участливым тоном Пантелеев напоминает о выплате, апеллируя к знанию писателя о тяготах приговоренного к ссылке («…лучше другого можете понимать положение, в котором я нахожусь»). Более того, письмо не содержит категоричного требования возвратить всю сумму, а лишь просьбу «об уплате хоть части долга». О доверительном отношении к писателю может свидетельствовать и то, что в письме Пантелеев просит о содействии и самого Достоевского; спрашивая его «не видаетесь ли вы с г. Бергманом»11, также должным Пантелееву некоторую сумму, он просит писателя «напомнить ему об этом».

К истории возвращения долга Пантелееву следует добавить еще одну заметную личность середины XIX века — Василия Николаевича Латкина (1810–1867)12, имя и отчество которого упомянуты в приведенном выше письме. Он приходился тестем Л. Ф. Пантелееву и, вероятно, по этой причине был посредником в переговорах с Достоевским по поводу возвращения писателем долга его родственнику. Как вспоминал Пантелеев, его тесть был «человеком выдающимся для своего времени, хотя и получившим только домашнее образование в глухом Усть-Сысольске» [Пантелеев: 451]. В. Н. Лат-кин, промышленник, путешественник и общественный деятель, значительную часть жизни посвятил изучению, описанию и привлечению внимания к проблеме неосвоенности богатств Печорского края. К сожалению, так называемая «Печорская компания» по экспорту северного леса, а также вывозу его в Кронштадт, в середине 1860-х гг. потерпела финансовый крах и привела Латкина в конце его жизни к довольно тяжелому материальному положению (см.: [Богданов: 29–30]). «Дневник Василия Николаевича Лат-кина во время путешествия на Печору в 1840 и 1843 годах» (СПб., 1853), в основе которого лежат полученные от путешествия по северному краю впечатления, стал одним из первых научно-публицистических описаний этих мест, их природных богатств, быта и истории местного населения.

Сохранилось письмо Латкина к Достоевскому, написанное уже после отправки Пантелеева на поселение в Сибирь — от 7 июня 1866 г.13. Основное его содержание касается напоминания Достоевскому об обещании вернуть долг зятю Латкина. Написанное в довольно нейтральном тоне, оно не содержит угроз и увещеваний.

«Милостивый Государ<ь> Федоръ Михайлович<ь>

При послѣднемъ моемъ съ Вами свиданіи Вы обѣщали въ началѣ Iюня уплатить Пантелееву 150 р. Пантелеевъ отправленъ, надобно деньги ему послать<.>

Покорнѣйше прошу Васъ исполнить Ваше обѣщаніе. Вы хорошо понимаете положеніе Пантелеева .

Надѣюсь Вы сдѣржите слово. Завтра въ среду ¹⁾ утромъ я буду Васъ ожидать до 11. ч. утра — или въ 4. ч. пополудн<и> .

Съ истинною преданност<ію> честь имѣю быть

Вашим<ъ>

Покорнѣйши<мъ> слуго<ю>

В. Латкин<ъ>

• 7    Iюня

  вторникъ » (РО ИРЛИ, ф. 100, № 29756).

Из текста письма следует, что Латкин и Достоевский в июне 1866 г. уже были знакомы и встречались. Согласно формулировке И. Богданова, в 2002 г. опубликовавшего объемное историко-биографическое исследование рода Латкиных, Достоевский «с неодобрением отзывался о некоторых действиях основателя Печорской компании» [Богданов: 32]. Исследователь имеет в виду упоминание Латкина в «неодобрительном» тоне в письме Достоевского к жене, А. Г. Достоевской, от 5 (17) мая 1867 г. из Гамбурга, куда он отправился для игры в рулетку: « какъ вспомню о всѣхъ этихъ Врангеляхъ, Латкиныхъ, Рейслерахъ и о многомъ прочемъ, еще ихъ поважнѣе — такъ и собьюсь совсѣмъ и спутаюсь »¹⁴. Однако тон высказывания связан, скорее, не с негативным отношением писателя к «трудам и усилиям Василия Николаевича» [Богданов: 33], а с общей крайне тяжелой материальной ситуацией, сложившейся у Ф. М. Достоевского в то время. В упоминаемой цитате из письма к жене фамилия «Латкин» стоит после фамилии близкого друга писателя в годы его ссылки — А. Е. Врангеля. Таким образом, эмоциональное перечисление Достоевским тех, кому он был должен, связано не с симпатией / антипатией писателя к этим лицам, а с осознанием им невозможности платить по счетам. Более того, продолжение фразы — «о многом прочем, еще их поважнее» — дополнительный аргумент в пользу того, что перечисленные кредиторы лишь «вершина айсберга», обременявшего тогда Достоевского.

Напомним, в июле 1864 г. в связи со смертью горячо любимого Достоевским брата Михаила работа по продолжению издания журнала «Эпоха» стала непосильной и «каторжной»; долги увеличивались, а в 1865 г. ситуация стала безвыходной. Достоевский, по свидетельству его жены, в то время буквально «был доведен до отчаяния» [Достоевская: 114]. В письме к Врангелю от 31 марта (14 апреля) 1865 г. писатель признается: « О другъ мой, я охотно-бы пошелъ опять въ каторгу на столько-же лѣтъ, чтобъ только уплатить долги и почувствовать себя опять свободнымъ »¹⁵. « Работа изъ нужды, изъ денегъ задавила и съѣла » Достоевского, став самым тяжелым бременем его души в те годы¹⁶. Это усугублялось тем, что не все кредиторы ограничивались «письмами-напоминаниями», некоторые из них выходили «за рамки официально-делового стиля» «в стремлении “выбить” долг с литератора» (см.: [Андрианова: 74]). Тем не менее единственное сохранившееся письмо Латкина, написанное простыми краткими предложениями, что свойственно официально-деловому стилю, более тяготеет к «письму-напоминанию», нежели к посланию с угрозами, нацеленному на «выбивание» из адресата должной суммы.

О Латкине Достоевский еще раз упоминает в письме к А. Н. Майкову от 16 (28) августа 1867 г., объясняя обстоятельства, которые «вынудили» его покинуть Россию: «… кредиторы ждать больше не могли и въ то время какъ я выѣзжалъ, ужъ было подано ко взысканiю Латкинымъ и потомъ Печат-кинымъ …»¹⁷. Однако и здесь это лишь констатация факта, а не выражение, как утверждает другой историк-этнограф А. И. Терюков, «неприязни писателя к предпринимателю» [Терюков: 145]¹⁸. Как известно, до 1879 г. в Российской империи существовали долговые тюрьмы, куда могли попасть должники, если того требовали их кредиторы; «по Своду Законов изд. 1857 г. <личное задержание> было применимо <…> ко всем гражданско-правовым должникам, все равно, произошла ли несостоятельность по вине должника или по несчастью. Оно ограничивалось пятилетним сроком независимо от суммы долга и обязанностью кредиторов платить кормовые деньги»¹⁹. Безусловно, Достоевскому было известно о возможности подобного развития ситуации. Финансовое положение писателя в те годы не позволяло закрыть все долги, и он предпочел долговой тюрьме отъезд за границу. Как позже вспоминала А. Г. Достоевская об этом нелегком времени, «кредиторы страшно беспокоили Федора Михайловича, грозя описать его имущество, а самого посадить в Долговое отделение. <…> Федор Михайлович всюду искал денег, но без благоприятного результата» [Достоевская: 114].

Маловероятно, что Латкин являлся одним из наиболее требовательных и настойчивых кредиторов Достоевского, вынудивших его скрываться за границей20. Он, также испытывавший значительные финансовые трудности в середине 1860-х гг. (см.: [Богданов: 31–32]), был лишь вынужденным посредником между литератором и нуждающимся человеком. Даже если его участие в деле возвращения долга Пантелееву и имело дальнейшую историю, то недолгую — 28 сентября 1867 г. В. Н. Латкин умер.

В заключение еще раз отметим, что содержание сохранившихся писем Латкина и Пантелеева не отличается категоричностью требований или наличием в их текстах угроз или увещеваний; тон этих посланий довольно нейтрален. Пантелеев, вспоминая о Достоевском в своих мемуарах («весьма достоверном в своей фактической части документе» [Рейсер: 5]), отмечает, что «редкая встреча» с писателем «обходилась без разговора о текущих общественных делах». Один из таких разговоров, отличавшийся особой «живостью» ответов Федора Михайловича, «резко сохранился и остался в <…> памяти» Л. Ф. Пантелеева [Пантелеев: 226]. Подобные живые беседы свидетельствуют о доверительном отношении писателя к собеседнику, в диалоге с которым, возможно, рождались новые мысли и идеи по различным поводам, волновавшим тогда и писателя, и общественность.

Рассмотренные нами письма издателя Л. Ф. Пантелеева и промышленника В. Н. Латкина к Достоевскому в настоящее время не дают ответы на все вопросы, касающиеся долговых обязательств писателя этим лицам. Однако они, наряду со сведениями из архивных источников (приходно-расходных книг) и уточненными данными из других сохранившихся в архиве Достоевского документов, дополняют картину отношений (как финансовых, так и личных) писателя с его многочисленными кредиторами и открывают перспективу в изучении этой темы.

Примечания

* Исследование выполнено при финансовой поддержке РГНФ, проект «Эпистолярное наследие Ф. М. Достоевского и его корреспондентов (1832–1867). Подготовка к публикации. Комментарии» № 17-34-01056-ОГН.

• ¹    Один из опубликованных В. С. Нечаевой в 15 томе Литературного наследства автографов Достоевского (см.: [Нечаева, 1934: 291–293]) подтверждает незнание им точной суммы задолженности по изданию журнала «Эпоха»; в сохранившейся записке он отмечает: «Определить количество долга, оставшегося по векселям по смерти брата и по другим обязательствам» [Нечаева, 1934: 293].

• ²    Следует отметить, что в окружении Достоевского также есть и другие издатели и кредиторы по фамилии «Пантелеевы» — братья Григорий Фомич и Петр Фомич, владевшие типографией в Петербурге, в которой в 1870-х гг. печатались произведения Достоевского.

• ³    Учреждение Литфонда состоялось на 8 ноября 1859 г. Ф. М. Достоевский был принят в члены Общества 20 декабря того же года [Орнатская: 238]. Архивный документ о принятии Достоевского в члены Общества см.: ОР РНБ, ф. 438, № 15, л. 2 («Список лиц, предлагаемых Комитетом общества для пособия нуждающимся литераторам и ученым в члены общества»).

• ⁴    Вероятно, Пантелеев имеет в виду выступление писателя на вечере 2 марта 1862 г. в зале Руадзе (см.: [Летопись…: 351]); точной даты чтений в воспоминаниях он не указывает.

• ⁵    В архиве Достоевского сохранились письма Е. И. Корсини (известно о двух таковых письмах), которые свидетельствуют об их довольно близком знакомстве и дружеском расположении друг к другу (см.: ОР РГБ. 93.II.5.125; опубл.: Эпистолярное наследие Ф. М. Достоевского и его корреспондентов [Электронный ресурс] // Портал «PHILOLOG RU». URL: http://philolog.petrsu.ru/fmdost/letters/lettersdost.htm#m10_12 ).

• ⁶    См. также публикацию записки Тиблена в: [Летопись…: 331–332].

• ⁷    В работе И. Е. Баренбаума об издательской деятельности Тиблена высказывается предположение, что главной причиной отъезда Тиблена за границу в 1868 г. могли быть не только долги. В середине 1860-х гг., когда «политический террор достиг своего апогея», имя Тиблена «неоднократно встречается в делах III Отделения», а «многие издания Ти-блена подвергались преследованиям цензуры» [Баренбаум: 181, 182]. Потому причины его отъезда и разорения следует искать «в том неблагоприятном положении, в котором вообще находилось идейное демократическое книжное дело в конце 60 годов. Постоянные цензурные преследования, слежка, штрафы, конфискации, аресты, угрозы — все это делало идейное книжное дело занятием малоприбыльным, рискованным, ненадежным» [Баренбаум: 185]. Отметим, что книги, печатавшиеся в этой типографии, вплоть до 1872 г. выходили под маркой «Типография Тиблена». В 1872 г. типографию выкупил кронштадтский мещанин Евсей Мордуховский. С этого времени она стала называться Владимирской типо-литографией.

• ⁸    Добавим одно уточнение по поводу комментария, данного в Полном 30-томном собрании сочинений Достоевского к одной из записей в Записной книжке писателя за

  <1864–1865 гг.>. Так, в примечании к записи Достоевского «О шпонах с Пантелеевым» значится, что «речь идет об одном из братьев Пантелеевых, владельцев типографии» (Примечания // Достоевский Ф. М. Полн. собр. соч.: в 30 т. Л.: Наука, 1985. Т. 27. С. 361). Однако здесь, вероятнее всего, Достоевским упоминается именно Л. Ф. Пантелеев, в руках которого было в 1864 г. управление типографией Тиблена.

• ⁹    Здесь и далее нами указывается двойная пагинация: 1) номер листа, проставленный карандашом, вероятно, рукой Достоевского; 2) номер страницы согласно имеющейся в этой конторской книге печатной пагинации.

• ¹⁰    На обложке архивной единицы РО ИРЛИ, ф. 100, № 29802 эта расписка предположительно датирована 1865 г.

• ¹¹    Речь идет об Августе Александровиче Бергмане, помощнике М. М. Достоевского по «Времени» и «Эпохе», после его смерти исполнявшем различные поручения Ф. М. Достоевского по журналу «Эпоха»: «Для сношения с подписчиками и по другим редакционным делам у М. М. Достоевского были специальные лица, которые получали ежемесячное вносившееся в книгу жалованье. Таким был живший у него молодой родственник его жены из Ревеля Август Александрович Бергман…» [Нечаева, 1972: 42].

• ¹²    Годы жизни Василия Николаевича Латкина в различной энциклопедической литературе указывались по-разному: в словаре Брокгауза и Ефрона — 1809–1869 (см.: [Брокгауз Ф. А., Ефрон И. А.] Энциклопедический словарь: в 86 т. / изд. Ф. А. Брокгауз, И. А. Ефрон. СПб.: Семеновская Типолитография (И. А. Ефрона). Т. XVII. СПб., 1896. С. 384); в Русском биографическом словаре Половцова — 1804–1867 (см.: Русский биографический словарь: в 25 т. СПб.: Тип. И. Н. Скороходова, 1914. Т. 10: Лабзина–Ляшенко. С. 87). Возможно, путаница с датой рождения возникла из-за того, что она приходилась на последний день 1809 года — 31 декабря. По новому стилю — это 12 января. Современными исследователями годы жизни уточнены — 1810–1867 (см.: [Богданов: 16]).

• ¹³    Письмо В. Н. Латкина к Ф. М. Достоевскому от 7 июня 1866 г. было опубликовано в книге И. И. Богданова «Петербургская фамилия: Латкины» (СПб.: Искусство—СПБ, 2002) [Богданов: 33]. Исследование Богданова содержит уникальные сведения о замечательном роде Латкиных, среди которых встречаются и промышленники, и исследователи, и деятели науки. Однако следует отметить, что имеющаяся в книге публикация письма Латкина к Достоевскому содержит значительное количество ошибок и неточностей как в тексте письма, так и в указании архивного шифра (см.: [Богданов: 237]).

• ¹⁴    РГАЛИ, 212.1.23, л. 7 об. — 8. (опубл.: Эпистолярное наследие Ф. М. Достоевского и его корреспондентов [Электронный ресурс] // Портал «PHILOLOG.RU». URL: http://philolog . petrsu.ru/fmdost/letters/dostag/kAGD17051867.htm).

• ¹⁵    РО ИРЛИ, ф. 100, № 29613, л. 6 об. — 7. (опубл.: Эпистолярное наследие Ф. М. Достоевского и его корреспондентов [Электронный ресурс] // Портал «PHILOLOG.RU». URL: http://philolog.petrsu.ru/fmdost/letters/vrangae/kvrangelu31031865-14041865.htm ).

• ¹⁶    Там же. Л. 7.

• ¹⁷    РО ИРЛИ, ф. 168, № 16640, л. 4 (опубл.: Эпистолярное наследие Ф. М. Достоевского и его корреспондентов [Электронный ресурс] // Портал «PHILOLOG.RU». URL: http:// philolog.petrsu.ru/fmdost/letters/majkan/kMaykovuAN16-28081867.htm)

• ¹⁸    В монографии А. И. Терюкова, посвященной истории изучения традиционной культуры народов коми и ее исследователям, одним из которых был В. Н. Латкин, упоминается об «известной тяжбе <Латкина> с Ф. М. Достоевским, который занял у него 250 рублей и, судя по всему, так и не вернул их» [Терюков: 145]. Однако прямых доказательств

существования этой «тяжбы» нет, как не было и самого факта одалживания Достоевским упоминаемой суммы у Латкина.

• ¹⁹    [Брокгауз Ф. А., Ефрон И. А.] Энциклопедический словарь: в 86 т. / изд. Ф. А. Брокгауз, И. А. Ефрон. СПб.: Семеновская Типолитография (И. А. Ефрона). Т. XVIIa: Ледье–Ло-парев. СПб., 1896. С. 867.

• ²⁰    Одним из настойчивых кредиторов Достоевского был, например, лужский купец Бур-ковский (по-видимому, скупщик векселей), предпринявший активный розыск писателя в Италии весной 1871 г. [Захаров].