Меры по борьбе с хищениями чужого имущества после окончание войны в Советском государстве

В литературе отмечается, что в период сталинского правления в криминальном отношении наиболее неблагополучными были десять послевоенных лет [1, с. 141]. Есть основания уточнить, что в это десятилетии наиболее сложными были первые пять послевоенных лет (1945-1950 гг.). Наблюдался заметный рост насильственной преступности, в том числе бандитизме (эта тема освещена во многих публикациях), а также хищений имущества – как государственной, кооперативной (колхозной), так и частной, при этом основным предметом преступлений были продукты питания (в городах – также продуктовые карточки до их отмены в 1947 г., по которым осуществлялось снабжение продуктами [2, с. 57]). Основным объектом хищения являлись колхозные и совхозные поля, склады и хранилища. Только в августе-сентябре 1946 г. за кражи колхозного зерна на скамью подсудимых попало в РСФСР 14,8 тыс. чел., в ноябре - декабре – 15,5 тыс. чел. 60% из них были осуждены к лишению свободы [3, с. 90]. Министр государственного контроля СССР

Л.З. Мехлис 3 августа 1946 г. направил довольно объемное (56 стр.) письмо И.В. Сталину и А.А. Жданову «О разбазаривании колхозной собственности руководителями ряда партийных организаций», где, в частности, указывал, что «размеры беззаконий, допускаемых в отношении колхозной собственности многими партработниками столь велики, что часто партийный аппарат не в состоянии занять принципиальную позицию в отношении лиц, разбазаривающих колхозную продукцию» [4, л. 82]. И это подтверждается статистикой [5, л. 99-102].

При этом по ряду предметов хищения ситуация не ухудшалась, а, напротив, улучшалась. Так, скотокрадство в 1940-е гг., по сравнению с предвоенным временем, заметно снизилось. И все же, несмотря на некоторые улучшения в отдельных сферах, хищения в первые годы после окончания войны, и прежде всего в сельской местности, буквально захлестнули страну. Не случайно власть вынуждена была принять меры, усиливающие наказание, и в этом смысле следует назвать прежде всего два известных указа от 4 июня 1947 г. [6; 7] за хищения, совершаемые в разных формах (кража, грабеж, разбой, присвоение и растрата). Так, только в 1950 г. по Указу от 4 июня 1947 г. за хищения социалистического имущества было осуждено 117,5 тыс. чел. (25,3% всех осужденных); в 1951 г. – 97,5 тыс. (21,4%); в 1952 г. – 103 тыс. чел. (20,9%). Сумма ущерба по законченным и переданным в суд делам составила в 1951 г. более 661 млн. руб.; в 1952 г. – 689 млн. руб. [8, с. 93].

Вместе с тем нельзя не отметить, что довольно быстро после принятия указов от 4 июня 1947 г. обнаружилась тенденция к снижению преступности. Только за июнь 1947 г. преступность в СССР снизилась на 3,2%, в том числе разбои с убийствами – на 0,8%, разбои без убийства – на 22%, невооруженные грабежи – на 13%, кражи с применением технических средств – на 11%, кражи скота – на 3,2%. За этот же месяц был зафиксирован рост карманных краж – на 7,7% и простых краж - на 6%, но это, скорее всего, было связано с улучшением регистрации этих видов преступлений. За июль 1947 г. преступность по стране упала на 10,8%, за август – на 17,2%. В августе сократилось количество всех видов преступлений, в том числе разбоев с убийствами – на 22,3%, разбоев – на 17,7%, грабежей – на 23,4%, краж с применением технических средств – на 21,8%, карманных краж – на 15,9%, простых краж – на 16,1%, краж скота – на 36,7% [5].

В последующие годы наблюдалось последовательное снижение числа осужденных за имущественные преступления. Если в 1947 г. количество привлеченных к уголовной ответственности за хищения выросло на 47% (по государственному имуществу) и на 76% (по личному имуществу), то в 1948 г. уровень судимости за хищения упал до отметки ниже 1946 г. (95% – по хищениям соцсобственно-сти, 86,6% – личного имущества). К 1951 г. осуждения за хищение государственной собственности составили 61,6% от показателей 1946 г., а личного имущества – 48%. Однако эти успехи носили кратковременный и ограниченный характер. Проблема была не решена, а лишь «загнана внутрь». Подобная политика вела к тому, что любое ослабление государственного контроля порождало значитель- ный рост криминальных проявлений [9, с. 3536] (последующая практика борьбы с преступностью подтверждает этот тезис).

Предусмотренная уголовным законом ответственность за хозяйственные преступления в послевоенные годы также имела место, однако широкого резонанса не вызывала, а точнее власть не стремилась демонстрировать ее уровень, поскольку наличие таких преступлений бросало тень на преимущества социалистической экономики. Это касалось прежде всего спекуляции. Кроме того, начали появляться нелегальные цеховые производства, которые были нацелены на извлечение прибылей посредством выпуска наиболее дефицитных товаров (мыла, одежды, обуви, предметов домашней обстановки). Сырье для производства данной продукции, как правило, похищалось из государственных предприятий. В этой связи в литературе отмечается, что закат сталинской тоталитарной эпохи «знаменовал зарождение профессиональной экономической преступности в СССР» [10]. Однако, на наш взгляд, автор все же преувеличивает масштабы «цеховиков» в послевоенный период.

Вместе с тем следует согласиться с тем, что в послевоенное время, несмотря на административно-тоталитарные отношения и угрозу жестким наказанием, имели место преступления, которые совершались на высоком хозяйственном уровне, с привлечением многих людей. Наиболее известным является преступление крупнейшего хозяйственного афериста того времени Н.М. Павленко (мы полагаем, что масштаб этого преступления еще недооценен) [12]. Суть его в том, что в течение десятилетия в стране занималась хищениями крупная преступная организация, возглавляемая самозванным «полковником» Н.М. Павленко. Дезертировав в 1942 г. из воинской части, он создал и возглавил ложную военно-строительную организацию под названием УВР-2 (управление военных работ). Собрав в нее дезертиров, уголовников, родственников и приятелей, Павленко смог обмундировать и вооружить личный состав своей «воинской части», после чего приступил к выполнению заказов на строительство дорог, аэродромов и иных объектов, а попутно - к массовым хищениям и грабежам на освобождаемых территориях. Маскируя пре- ступное формирование под воинскую строительную часть, Павленко долго избегал проверок. Когда начались аресты членов УВР-2, то на его строительных участках в нескольких регионах страны (включая Молдавию и Прибалтику) задержали более 300 чел. Участников преступной организации приговорили к длительным срокам лишения свободы, а мнимый полковник получил высшую меру наказания.

Здесь заслуживает внимания то обстоятельство, что мошеннические действия, полу- чение взяток и другие преступления в столь крупных масштабах, да и создание крупнейшей преступной организации были возможными только при соответствующей предрасположенности к преступлениям тех лиц, с кем контактировал Павленко, а это были крупные хозяйственные и финансовые руководители, которые отнюдь не бедствовали, следовательно, даже в сталинском СССР, при абсолютном огосударствлении собственности, стремление к преступной наживе оказывалось сильнее страха быть разоблаченными. Это же касается и ставшего известным громкого процесса, когда в 1949 г. были за взяточничество осуждены несколько десятков работников и судей Верховных судов СССР, РСФСР, Мосгорсуда и адвокатов, в литературе отмечается также такое явление, как создание организованных преступных групп, главной целью которых были также имущественные преступления [13]. Таким образом, в послевоенный период применяемые советской властью формы и методы борьбы с преступностью (в том чис- ле посредством кадрового укрепления правоохранительных органов [14]) дали свои результаты – с 1948 года уровень преступности снизился примерно на треть и продолжал в дальнейшем снижаться до определенной стабилизации на рубеже 1960 г. Это стало возможным благодаря деятельности правоохранительных органов, всего общества, которым удалось не допустить неконтролируемого роста преступности после окончания войны.