Местная история Русской Православной Церкви в годы Великой Отечественной войны в устных источниках

Исследование истории Русской православной церкви (РПЦ) периода Великой Отечественной войны располагает комплексом источников, достаточно полно введенных в научный оборот. Наиболее значимым изданием документов, посвященных этой теме, можно назвать академический по полноте и атрибутации сборник 2009 г., подготовленный коллективом историков во главе с профессором О. Ю. Васильевой [8]. Корпус исторических документов по теме поднят и прокомментирован и на уровне локальной истории: документальные материалы по церковной истории мордовского края периода 1941–1945 гг. контекстно изучались в работах культурологов и краеведов [1; 2].

При внимании исследователей к документальным источникам приходится признать бедность меморантной литературы, в частности устных свидетельств, посвященных истории «тыловых» приходов РПЦ. Хотя источниковеды отмечают, что Великая Отечественная война как «наиболее значимый объект национальной исторической памяти и инструмент исторической политики» занимает лидирующее положение среди исследований «в жанре устной истории» [7].

Субъективный характер информации, свойственный устному источнику, выраженная индивидуальная и эмоциональная окрашенность свидетельства привлекают внимание историков повседневности и историков культуры со времен «школы анналов» [4; 10]. Рост интереса к устному историческому источнику совпал с кризисом позитивистского подхода к историческому знанию: важность устного источника заключается именно в его субъективном характере, личностном фиксировании прошлого, детерминированном опытом и индивидуальной психикой человека [9].

С доступностью технических средств фиксирования сведений респондентов в последней четверти ХХ в. устные источники прочно вошли в базу исследований историков, этнографов, антропологов и социологов, психологов.

Значение и ценность устных исторических источников по местной церковной истории периода великой Отечественной войны трудно переоценить. Корреспондент не только реконструирует события прошлого, но и передает комплекс переживаний, связанных с этими событиями, ментальные характеристики, что необходимо для понимания как социальной истории, истории семьи, так и истории культуры: устные свидетельства полноценно дополняют доку- ментальные сведения антропологической составляющей, обеспечивают противоядие от априорного господства «официальной версии прошлого» [9].

По наблюдениям краеведов, в последние десятилетия усилился интерес молодых исследователей к истории Великой Отечественной войны [5; 6]. Новизну этим работам обеспечивает оригинальная источ-никовая база – собранные авторами свидетельства устной истории.

В Саранской духовной семинарии, в рамках преподавания и изучения курсов «История Русской Православной Церкви» и программы Научно-исследовательской лаборатории «История духовного просвещения в Мордовском крае», проводятся программные исследования истории Саранской епархии. В преддверии 75-летия Победы в Великой Отечественной войне с 2018/2019 учебного года студенты и преподаватели работают над темой «Русская православная церковь в годы Великой Отечественной войны», выявляя, собирая и обрабатывая свидетельства жителей Мордовии о событиях периода через призму местной церковной истории.

Эти работы опираются на способность устной истории «обеспечивать трансляцию систем ценностей и культурно-семантического кода от поколения к поколению» [3, с. 31].

Целью исследований, наряду с освоением студентами исследовательских компетенций, дидактической мотивации освоения курса «История Русской Православной Церкви», стала необходимость заполнения лакун в области истории церкви в мордовском краеведении 1941–1945 гг., обогащение информации, которая скупо представлена в официальных документах.

Материалы и методы

Материалами работы являются устные исторические источники. Как документы личного происхождения, эго-источники, они требуют в анализе учета фактического и оценочного содержания и степени участия корреспондента в создании источника. Репрезентативность информации выявляется через использование методик глубинного интервью, критического дискурс-анализа, определение характера воспоминаний для респондента («драгоценные», «ценностные», «травмирующие» и т. д.), сравнительно-аналитического метода сопоставления информации устного источника с публичным историческим нарративом.

Междисциплинарный характер проблемы исследования определил когерентность методологических установок социального знания: герменевтики, исторической антропологии, социологии и т. д.

Результаты исследования

Причины скудости устных свидетельств о событиях провинциальной истории РПЦ периода Великой Отечественной войны очевидны. Информаторами могли быть корреспонденты, родившиеся в период 1910-х – второй половины 1930-х гг., т. е. те, кого сегодня определяют категориями «труженики тыла» и «дети войны». С точки зрения вклада в историзацию прошлого это были «молчаливые поколения». В исторической науке интерес к традиционно дискриминируемой теме церковной истории сформировался к началу 2000-х гг. – к тому времени, когда свидетели стали уходить, в лучшем случае передавая воспоминания следующему поколению респондентов (детям) или через поколение (внукам). При трансляции воспоминания окрашивались восприятием и личным опытом приемников памяти очевидцев, становились семейными преданиями. Устная биография становилась устной традицией.

За прошедшие месяцы работы выявлено 30 респондентов в разных районах республики: 1 чел. 1924 года рождения; 2 – второй половины 1930-х годов рождения; 12 – 1940–1950-х годов рождения;

15 чел. 1960-х годов рождения. Иными словами, информантами стали свидетели событий, передававшие впечатления детства, и люди, наиболее приближенные к периоду, цитирующие воспоминания очевидцев.

В результате работы было собрано несколько нарративных комплексов, объединенных периодом Великой Отечественной войны.

Сбор информации проходил по методике свободного интервью, наиболее популярной в культурно-антропологических исследованиях [11]. Методика эффективна при небольшом числе опрашиваемых. Информация, полученная подобным способом, не подвергается статистическому анализу, а ценна индивидуальной уникальностью. Выбор формы опроса определялся и потенциалом неформального характера общения с респондентом, учетом его индивидуального состояния (физического и психологического), возможностью менять план интервью, сохраняя его тему.

Значительное место в корпусе собранных устных исторических свидетельств заняли воспоминания, связанные с опытом веры участников боев на фронтах Великой Отечественной войны: чудеса веры, спасавшие в боях и исцелявшие от тяжелых ранений.

Наиболее показательными из подобных свидетельств, на наш взгляд, являются воспоминания жителя Саранска Николая Степановича Ерофеева 1924 года рождения. В конце войны он в звании лейтенанта командовал стрелковым взводом. Воспоминания связаны с боями под Хайлигенбайлем (сегодня г. Момоново Калининградской области) в марте-апреле 1945 г.

«На чистом небе появилось облачко. Оно стало расти и сложилось в большой-большой овал. А внутри овала – Богородица с Младенцем… Образ был розоватым, прозрачным, и словно бы колыхался. Все подняли головы. А образ дрогнул и напра- вился в сторону наступающих немцев! Звала за собой! Я встал во весь рост и пошел. Оглянулся – точно так же, без всякой команды, встали все остальные. Молча идем. Я так понимаю, что немцы, не ожидая такого оборота, растерялись и подпустили нас близко – настолько близко, что мы оказались вне зоны их видимости. “Фердинанды”, а за ними и “тигры” дали задний ход. Мы – опять в мертвой зоне… Икона все движется! Подойдя к селу, “тигры” и “фердинанды” остановились, их орудия опустились к земле»1.

Задачи исследования предполагают внимание к тыловой истории периода, однако в рамках свободного интервью фиксировались воспоминания, выходящие за пределы тематики.

Большая часть воспоминаний отвечает задачам интервью. Одними из первых материалов стали воспоминания участницы строительства Сурского рубежа Анны Егоровны Кондратьевой 1908 года рождения, транслируемых внучатой племянницей Натальей Семеновой 1975 года рождения. «Бабушка Анна рассказывала, что на строительство набирали с разных сел: девушек и бездетных женщин. Жались поближе к односельчанкам или жительницам из соседних деревень. Тяжело работали. Нормы были высокие, а земля промерзла. А в ноябре в 1941 году морозы упали страшные. Одежда, обувь у многих были плохонькие. Приходили с работы, а барак весь промерз. Построили временное жилье из теса, не утеплили. В середине барака – буржуйка, да что толку? Спать валились в одежде. Кроме Катеньки… Катенька каждый вечер сни- мала телогрейку, выворачивала, вставала перед ней где-нибудь на коленки и замирала на время. Поначалу казалось странным. Потом вспомнили, что горбатенькая Катенька воспитанница Чуфаровского приюта (Чуфаровский женский монастырь. – Прим. авт.), послушницей там была до закрытия (до 1924 г. – Прим. авт.). Ну и пристали со смешком, мол, чего застыла? Молишься? Оказалось – молится. В подкладке телогрейки образок зашит. Распороли подкладку. Образок поставили в красный угол, закрыли лапником. Подходили, молились. За два месяца никто не проговорился…»2.

5 февраля 1944 г. в Саранске был вновь открыт старейший храм города – Иоанно-Богословский, который получил статус собора: он стал единственным действующим храмом в городе и прилегающих районах. Воспоминания информантов 1930-х годов рождения и трех респондентов 1960-х годов рождения связаны именно с этим событием. Пять свидетельств, посвященных одному событию, можно назвать уникальным явлением для нашей работы.

Комплекс устных свидетельств, связанных с возобновлением службы в соборе, позволяет реконструировать первые недели его работы. Энтузиазм прихожан выражен в воспоминаниях уроженки с. Анненкова Ромодановского района Таисии Егоровны Мироновой 1918 года рождения, записанных ее внучкой Ириной Орловой 1994 года рождения и переданных семинаристу Алексею Чушкину из семейного архива в 2019 г.

«Как мы узнали, что будет служба в Саранском храме – не скажу. Друг по друж- ке… Но были уверены – Господь сподобит. Пасха в том году на середину апреля пришлась. Растополье (весенний разлив рек. – Прим. авт.). К станции (железнодорожная станция Красный Узел. – Прим. авт.) через речку от села не перебраться, нужно через Ромоданово, пять километров, но и не на всякий поезд тогда сядешь… А очень боялись не поспеть, пропустить. Мы с товарками пешком в город пошли. Утром вышли. К началу вечерней службы там были. Свечки кто-то дал. Поставили сразу за всех»3.

В меморантных материалах музейного архива семинарии зримо предстают пасхальная служба апреля 1944 г. и Соборная площадь, не вместившая молящихся, собравшихся со всех прилегающих к городу деревень; образ демобилизованного по ранению диакона, который держал кадило рукой только с двумя пальцами; заупокойные службы по павшим на фронтах и умершим в саранских эвакогоспиталях; венчания давно женатой пары по обету демобилизованного по ранению мужа-фронтовика…

В семинарии собраны сведения, не отраженные в документальных свидетельствах: о том, как матушки репрессированных священников собирали пожертвования по разоренным войной селам Мордовии от имени Церкви на нужды фронта; как пускали подписные листы с прошением об открытии сельских храмов и как председатели колхозов жгли эти документы; о судьбах церковных активистов и их партийных антагонистов; о тайных службах по домам колхозниц и о действенных средствах приходской «конспирации».

Материалы, собранные в формате интереса к местной церковной истории, дают информацию по истории культуры России.

Показательным примером этого можно назвать воспоминания уже упомянутого лейтенанта Ерофеева о пасхальном богослужении патриарха Сергия 1946 г.

«В палату вошли двое военных. – Товарищи офицеры! Вы, наверное, знаете, что через десять дней будет Пасха. Наше командование решило предоставить вам, раненым офицерам, всем, кто пожелает, возможность посетить праздничное богослужение в главном храме. Будет служить патриарх… Пожалуйста, кто желает поехать, запишитесь у медсестры <…> Мы притихли. Это было неожиданно и… подозрительно. <…> Моей первой реакцией стал животный страх. Еще неизвестно, куда нас повезут вместо храма. <…> Вечер перед Пасхой. Мы наготове. Вот и храм, всюду яркий свет. Все залито светом. Народу-то! Народу столько, что все не поместились в храме. Огромная нарядная толпа заполняет собой все пространство снаружи, пред дверями. <…> А по толпе уже ветер прошел: – Раненые! Раненые! Раненых пропустите! <…> Мы оказались прямо возле перил. Как взяло за душу пение! Нам уже заранее сказали, что в службе участвует весь цвет Большого театра. Певцов не было видно – они наверху, на втором этаже. Звук шел как с неба. Как пели Козловский, Лемешев! Как сочетались их голоса с женским хором! Вся служба незабываемая. “Христос воскре-се!”. И как отвечали мы патриарху на его пасхальную весть – как одно целое, как единый великий народ-победитель. “Воистину воскресе! Жизнь начинается”»4.

Обсуждение и заключение

Известно, что устная история – обязательно продукт совместной деятельности рассказывающего и того, кому рассказы- вают [12, p. 36–37]. В ходе работы над проектом практико-ориентированные образовательные цели дополнились реализацией воспитательных задач: углубления уважения к истории Отечества, его народу; понимания значимости предназначения церковного служителя. Меморантные материалы уточняют уже изученные семинаристами факты истории. Но собранные из интервью сведения делают историю подлинно живой историей людей, доказывают твердость веры русского народа, способствуют профессиональному становлению семинаристов. Немаловажно и то, что дошедшие свидетельства опыта веры могут стать источником понимания социальных и культурных процессов в судьбоносный для страны и народа исторический период.