Место повести Бруно Шульца "Коричные лавки" в системе литературных направлений ХХ века

Литература ХХ столетия представила огромный спектр различных направлений и художественных методов. Одним из новаторских методов явился модернизм, воплощающий отказ от сложившихся традиций и переход к новой литературной эпохе. За счет исчерпанности форм реалистического повествования, новейшее поколение писателей делает упор на индивидуальную картину мира творца. События начала ХХ века показали хрупкость человеческой жизни, потерю старых идеалов, становление личности нового типа с новыми духовными ценностями, что, несомненно, отразилось в литературе.

Модернизм в литературе был выражен рядом неповторимых течений, в числе которых футуризм, сюрреализм, магический реализм и другие. Современники характеризовали сюрреализм как направление в искусстве, близкое к фантастике. Но если фантастика вырастала из романтического стиля, то сюрреальное направление, наоборот, старалось порвать связи с ушедшей литературой, основывалось на спонтанности и экспрессивности, опиралось на теорию бессознательного З. Фрейда [1]. Футуризм обладал динамичностью, провозглашал культ будущего. Зародившись первоначально в изобразительном искусстве, футуризм перенес в литературу таких качественные характеристики как скорость, движение, энергичность, стремление стереть границу между жизнью и творчеством [2, с. 109-111]. Магический реализм представляет выбор между сознанием рациональным и иррациональным, опираясь на мифическую или мифологическую картину мира. Для направления магических реалистов характерна антиутопичность, синкретизм, обобщение мирового опыта [3, с. 106].

В Польше в начале ХХ существовали такие литературные объединения, как «Молодая Польша» (Młoda Polska), куда входили Станислав Пшибышевский, Казимеж Тетмайер, Ян Каспрович, Болеслав Лесьмян, Станислава Выспяньский, Стефан Жеромский, Станислава Реймонта и др. и «Skamander», из которого выделялись Юлиан Тувим, Казимеж Вежинский, Ярослав Ивашкевич, Ян Лехонь и Антони Слонимский. Поэты «Молодой Польши» были приверженцами идей экзистенциализма, выражая декадентские и пессимистические настроения. Участники творческого объединения «Skamander» отличались неоднородностью стилей и тематик творчества. В основном, скамандриты обращались к теме повседневности, серой действительности, в то же время в их произведениях были отражены радость и восторг жизнью, ее ценностью. Рассматривая «Коричные лавки» в контексте творчества польских писателей 30-х годов ХХ, отметим, что в то время «радостный, эйфорический тон польской литературы исчезает». Преобладает ощущение приближаю- щейся катастрофы и чувство бессилия [4, с. 11-14] .

Характерные черты поэтики европейской литературы межвоенного двадцатилетия, которые воплощаются в тенденциях сотворения нового мира, изменения видимого пространства, придающие ему новые качества, отразились в прозе выдающегося польского писателя Бруно Шульца. Методологические приемы создания хронотопа в прозе Б. Шульца часто сравниваются с инструментарием таких представителей направления магического реализма как Франц Кафка, Рюноскэ Акутагава и Хорхе Луис Борхес [5]. Метапространство Шульца можно охарактеризовать как континуум воображения, сновидения, фантазии. В отечественном и зарубежном литературоведении художественный метод Бруно Шульца принято определять в рамках течения модернизма. Польский критик и литературовед Артур Сандауэр определяет Шульца как представителя нового направления – «школа мифологов».

На сегодняшний день в Польше имя Бруно Шульца стоит в одном ряду с такими литераторами как Витольд Гомбрович, Станислав Виткевич и даже Адам Мицкевич. Популярность писателя все возрастает как среди западных исследователей (Dieter De Bruyn, Kris Van Heuckelom, Russell Brown, Renate Lachmann, German Ritz и др.), так и среди русскоязычных критиков, в числе которых И.Е. Адельгейм, В.А. Денисенко, В.И. Докучаева, Е.М. Регурецкая и др. За право стать главным исследователем «запоздалого модерниста» на родине Шульца боролись критики Артур Сандау-эр и Ежи Фицовский, которых привлекала исключительность автора с декадентским настроением, его желание не взрослеть и победить господствующий в 30-е годы в Польше реализм.

Е. Фицовский стал основателем шуль-целогии, собрав фактическую базу материалов «Великого Бруно», которой по настоящее время пользуются исследователи. В 2003 году польским изданием «Słowo/obraz terytoria» был издан «Słownik schulzowski» («Шульцевский словарь»), авторы которого заявляют, что данный труд старается показать широту и много- образие шульцевских мыслей. Словарь, состоящий из около трехсот статей, раскрывает не только тонкости жизни и творчества писателя, но также рассматривает «легенду» Шульца и рецепцию его творчества, анализируя взгляды различных шульцеведов [6].

Для того, чтобы составить наиболее полный образ художественного пространства в «Коричных лавках» Бруно Шульца, обратимся к исследованиям польских шульцеведов. Часто в литературоведении для анализа художественной картины мира Б. Шульца прибегают к сравнению его произведений с творчеством Франца Кафки. Однако некоторые польские источники указывают на то, что Ф. Кафка в большей степени подчиняется окружающей его действительности, в то время как Б. Шульц творит новую. Изабела Чермакова, известная польская переводчица, писала в своих «Воспоминаниях о Шульце», что в «Коричных лавках» он показал совершенно новую реальность города Дрогобыча, находил прекрасное в ужасном, открыл мир своего поэтического взгляда.

Артур Сандауэр характеризует мир и пространство «фантастичной автобиографии» Б. Шульца как предмет имманентный, которым управляет не физика, а законы психологии. Как во сне, в нем нет правил ни тождества, ни противоречия, предметы могут одновременно и быть, и не быть собой. Отношения между означающим и означаемым, часто ментальные, превращаются в настоящие отношения между причиной и следствием [7].

Ежи Яжембский отмечает, что в произведениях Б. Шульца никто до конца не умирает, а смерть – это только временное положение вещей. В его произведениях всегда есть место смерти и декаданству, однако всегда есть место перерождению. В прозе Б. Шульца присутствует миф классический, аграрный, который опирается на бесконечное перерождение мира, возобновляющегося в малых циклах, ежедневно. По мнению Е. Яжембского, главной ошибкой в изучении творчества Б. Шульца считается рассмотрение его как писателя Холокоста, так как он его никогда не знал [8].

Современник и близкий друг Шульца, польский авангардист, Станислав Витка-ций в своих письмах отмечал, что «Коричные лавки» прекрасны, и если бы Шульц описал весь мир, а не один его уголок, он был бы самым гениальным писателем. Витольд Гомбрович отзывался о прозе Шульца как о произведениях философских, поэтичных, написанных на высоте двух тысяч метров над уровнем жизни [9].

Анализ научных источников показал разнообразие подходов ученых к проблеме исследования творчества Бруно Шульца. Польские авторы видят в Б. Шульце неповторимого творца нового мира, пространства мира и сна. Внимание шульцеведов привлекает не только наследие его словесного творчества, но и предметы изобразительного искусства, а также психологические черты и тонкости биографии. Несмотря на то, что Бруно Шульц оставил после себя небольшое количество произведений, его личность и писательский талант притягивают исследователей.