Метафорой экономику не построить (речевые отношения в рыночной экономике)

Экономика, как известно, есть творческий, интеллектуально насыщенный вид деятельности. Любое решение в сфере экономики и последующая его реализация в денежных или иных единицах первоначально принимают форму слова (деловое совещание, соглашение, бизнес-план, контракт и т. д.). Разумеется, сочетание в одном лице талантливого менеджера и талантливого оратора — вещь исключительно редкая. Умных хозяйственников и бизнесменов у нас много, а умная, напряженная, интеллектуальная и потому захватывающая речь всегда в большом дефиците. В общественном сознании почти утвердилась бесспорная, на первый взгляд, мысль: „Говорить-то мы все умеем, а вот делать дело не умеем!" Допустим, что это так, но как тогда узнать, что и как надо делать? И вновь на первый план выйдет живое, эффективное человеческое слово. Именно слово подвигает человека к делу, и если дела у нас плохо делаются, то это в первую очередь потому, что говорить-то как раз мы и не умеем.

Обратимся к производственной сфере. Важнейшими частями производственного механизма являются такие категории, как общение и доверие. Как же мы работали и работаем с точки зрения действенности наших слов в сфере производства и управления? Способы реализации управленческих решений у нас, как и везде, традиционные — устное и письменное общение. Основным управленческим текстом в течение всех социалистических десятилетий был документ. Была, разумеется, и устная деловая речь, но она не обладала необходимой действенной силой. Любой замысел в административно-командной системе оформлялся как просьба о приказе: дайте указание или прикажите сделать то-то и то-то. Постоянная необходимость такой просьбы парализовывала всякую инициативу. Документный вал забивал все ка налы управления, зато прекрасно имитировал „бурную деятельность".

К сожалению, в России до сих пор (положительные примеры, конечно, существуют) слово производственника и управленца есть не инструмент материального созидания, а носитель стиля. Иначе говоря, большая часть нашей деловой речи наполнена элементарным надувательством, индивидуальными переживаниями говорящего, ненормативной лексикой, „эстетствующим" цинизмом, нарочитой приблатненностью — всем чем угодно, только не прямой соотнесенностью с делом. Получается, что „по-русски" нельзя что-нибудь сказать и при этом не соврать. Слово, „оторванное" от действительности, гуляет само по себе. Может быть, у нас язык такой „образный" для одной только поэзии и пригодный? Чисто игровой принцип „обещать — еще не значит жениться" мы умудрились сделать определяющим в системе общественных отношений. Вот и получается, что в такой важнейшей сфере жизни, как экономика, мы имеем не деловой язык, а сказочный, поэтический. Наш „деловой" язык наполовину „поэтический" в том смысле, что он просто врет, вторая же половина его „поэтичности" представлена срамными словами. Нецензурная речь энергетически оказывается сильнее литературной, а ведь должно быть наоборот. Впрочем, сильнее ли?

С поэтическим, образным типом мышления, вернее, с его преобладанием в структуре человеческой деятельности, построить нормальные рыночные отношения невозможно. Метафорой экономику не возродишь: уж слишком красива и в смысловом отношении „многоцветна" Однако именно метафорический, образный тип мышления у нас культивируется при формировании языкового облика, начиная со школы. С поэтическим типом мышления можно восторгаться произведением искусства, получать удовольствие от дружеского застолья, рвать в митинговом экстазе рубаху, лить слезы умиления по всякому поводу, но сам по себе поэтический экстаз не способен что-либо строить. Отсюда вывод: деловой язык и язык поэтический — это принципиально разные вещи. Слово как экономическая и правовая категория у нас пока просто отсутствует.

В условиях многоукладной ЭКОНОМИ- ки, когда экономическим субъектом является каждый индивид, функцию обучения деловому языку — речи может взять на себя только школа. Итак, кого же готовит наша школа? Когда лингвисты-грамматисты в силу специфики своего предмета ограничивают филологический аспект реформ только орфографической, орфоэпической и стилистической правильностью речи, создаваемой преимущественно по образцам языка художественной литературы, уделяя львиную долю учебного времени письменной речи („не путай падежи" „расставь запятые" „стилисти-чески подработай фразу"), то вывод ясен. Такой усеченный „грамотей" реформы вперед не двинет.

Предвидим возражения: поэтический образ мыслей, отражавший помимо прочего и назревшие общественные потребности, помог построить в XIX веке великую Россию. Отводим возражение: русская поэтика не помогала строительству могущественного государства, а оппонировала этому, взяв на себя функции выразителя общественного мнения, в частности политических идей. Строили великую Россию, используя деловой язык, массы промышленников, служивых людей, купцов, предпринимателей. К сожалению, созидатель материальной России никогда особенно известен и не был (фамилии Кулибина, братьев Черепановых можно считать исключением, которое подтверждает правило), а вот художник слова, строитель духовного идеала всегда был первым претендентом на включение в хрестоматию, на чем и основана вся система нынешнего школьного и университетского филологического образования.

Никто не призывает отказаться от поэтического образа мыслей вообще. Как говорится, эстетствуй сколько хочешь: в музее, театре, филармонии, читая интересную книгу, но одновременно понимая, что эстетический тип мышления это одно, а вот прагматический тип мышления, используя который можно создать материальные блага, — другое. Речь идет нс о том, чтобы принизить функции художественного осмысления мира или отвергнуть художественный образ как средоточие духовной культуры, умалить достоинства художественного слова. Вдумчивый читатель поймет, что наша аргументация направлена на разграниче ние двух речевых сфер: прагматики и эстетики.

Вступающего в жизнь человека надо с детства учить тому, что на работе надо говорить не о своих чувствах (эстетических, бытовых, любовных), а о работе и не просто говорить, а так, чтобы это имело эффект. Только полное сосредоточение работника (от директора до вахтера) на делах своей фирмы способно резко повысить эффективность труда. Вот где колоссальные резервы ясности и эффективности деловой речи, хотя, разумеется, русский дух и менталитет всегда так или иначе будет накладывать свой отпечаток на производственные отношения.

Делового языка у нас пока нет, а то, что все-таки есть, во многом бранное и криминальное. Вот и получается, что художественное слово продолжает нести на себе печать мученичества, душевной боли за всех, оно наполнено высоким альтруизмом, а деловое слово неэффективно и криминально и, следовательно, наполнено, в сознании обывателя, низменным эгоизмом. Деловой речи необходимо вернуть этическое начало.

А теперь зададимся извечными вопросами: „Кто виноват?" и „Что делать?" Задачей номер один любого правительства, как в центре, так и на местах, является совершенствование единственного инструмента управления и созидания — делового языка. Создается впечатление, что ни на одном этаже „вертикали власти" как любовно именует себя сама власть, чиновники не видят здесь проблем. Не видит здесь проблем, видимо, и школа.

Подавляющая часть преподавателей русского языка малограмотны в области компьютерной речи и информационных систем. В сфере компьютерной грамотности наше отставание от стран с развитой экономикой так велико, что уже и не верится в то, что русский язык сможет если не потеснить английский язык, то хотя бы занять достойное место в мировой компьютерной технологии. Это общая наша беда, и истоки ее надо искать во второй половине XIX века. Именно тогда освященный А. А. Потебней „брачный союз" литературоведения и лингвистики с легкостью необыкновенной отверг, а значит, и выбросил из школьных программ общую и частную риторику, которая описывала деловой диалог.

документ, научно-техническую прозу. Именно тогда наша „изящная** филология дистанцировалась от философии, юриспруденции, истории, педагогики, политологии, то есть от основных видов деловой прозы, в частности от той, которая составляет основу компьютерных текстов. Терминологией у нас сейчас занимаются только узкие специалисты и в минимальной степени филологи, а ведь она — основа информатики. Где наша лингвистика, которая просто обязана „преподавать** компьютер как новое орудие речи? Почему лингвисты не занимаются прикладными аспектами филологии? Почему их не интересуют такие проблемы, как композиция, стиль, ритм, фразеология, терминология деловой, особенно компьютерной, речи? Ответ, повторяемся, прост. Деловая речь у нас всегда находилась и продолжает находиться на периферии интересов лингвистики. Дело дошло до того, что сама специальность „филолог**, по меткому замечанию профессора Ю. В. Рождественского, противопоставляется в массовом сознании деловому человеку [1—3]. Занятие языком перестало быть серьезным делом, и доказательством тому служит наша „кухонная аргументация**, когда родители, обсуждая вопрос, куда пойти чаду учиться, убеждают: „Зачем тебе эта говорильня, надо получить настоящую специальность**

Одряхлевший союз литературоведения и лигвистики генетически не способен заниматься основным делом: формировать единый языковой и речевой облик учащегося. Школьные и вузовские программы обучения родному и иностранным языкам традиционно основаны на художественной речи, на подготовке ее массового потребителя. Мы убеждены в том, что современные учебные планы по филологическому образованию как в школах, так и в вузах должны не только формировать эстетико-поэтический облик ученика, но и развивать его речемыслительную деятельность на основе всех видов словесности, в первую очередь научной, деловой, ораторской. На практических занятиях необходимо, на наш взгляд, прививать навыки гибкого выражения мыслей в социально-устойчивых жанровых формах, таких, как убеждение, приказ, просьба, уступка, договор, обязательство, рекомендация, благодар ность, поздравление, сочувствие, отказ, призыв и т. п., и добиваться от каждого учащегося умения выражать самые сложные мысли, находить разные риторические и стилистические варианты выражения одной и той же мысли, доводить текст как в письменной, так и в устной форме (с обязательным проговариванием) до риторического совершенства. Систематическая работа в этом направлении, и прежде всего развитие навыков эффективной устной речи, интеллектуа-лизирует речь учащихся. Благодаря такому подходу речевая стихия языка приобретет, организующее начало. Сопутствующий обучению процесс нормирования речи, не языка, а именно речи, поможет выявить „спящие** многие десятилетия функциональные возможности языка и последующие благотворные действия говорящих индивидов, создающих свою собственную, а не взятую „напрокат** речь, а стало быть, несущих ответственность за слово, мысли и поступки.

Разумеется, для реализации подобного рода задачи нужно, во-первых, разработать критерии оценок речевых произведений, во-вторых, провести отбор и фиксацию литературных норм в названных жанрах и, в-третьих, подготовить программы и учебные планы для школьного и вузовского филологического образования. Традиционная дисциплина „Русский язык и литература** должна быть дополнена прагматикой речи. Инициатива в процедуре принятия управленческих решений, свободное сопоставление взглядов перед выбором единственно правильного на данный момент пути требуют от словесников и преподавателей других дисциплин новых подходов в совершенствовании речевого механизма как каждого индивида, так и коллектива в целом.

Наш вуз, обладая мощным интеллектуальным потенциалом филологических, общенаучных кафедр и издательскими возможностями, способен решать эти йроблемы, сосредоточив усилия, скажем, на общеуниверситетской кафедре „Теория речи" или Теория и практика аргументации** (суть не в названии), которая, видимо, должна быть создана в университете как развитие практической деятельности Регионального учебного округа.

Для возрождения деловой речи и воз- вращения ей этического начала нужны сверхусилия. Центральные и местные власти, министерства экономики и образования обязаны решать речевые пробле мы общества: экономические, правовые, общекультурные, поскольку единственным инструментом созидания и управления является язык-речь.