Методологические аспекты соотнесения природы права и человеческих интересов

О б индивидууме и его правах, о государстве и его роли, а также о целях социальной и политической жизни некоторые великие умы XVIII века составили понятие, которое в любое время можно назвать новым, это понятие индивидуалистическое.

Взаимство и равенство в праве, как движущие силы самоограничения – простейшие идеи, которые являются пратоплазмою всего феномена права, которое развивается, прежде всего, в отношениях между теми, кто находится приблизительно в одинаковых фактических условиях, даже в настоящем сложнейшем лабиринте правовых отношений, право далеко не одинаковая объемлющая сила во всех тех направлениях, которые фактически находятся не в одинаковых условиях.

Сточкизрения правовых идеалов,«политикипра-ва», это, конечно, – явление отрицательное, но с точки зрения идеи эволюции права и его сущности, оно вполне логично и неизбежно, если смотреть на право, как на результат взаимного трения человеческих интересов.

Чем тот или иной интерес становится более наглядно доступным пониманию каждого, потому что он есть у каждого, тем больше оснований для возведения его в степень правового. Этим объясняется явление первоначального развития правовых норм, начинающихся с охраны такого интереса, который одинаково наглядно понятен и могущественному вождю, и самому отдаленному от правовой культуры члену общества, а именно интереса экономического, интереса собственности, потому что чувство собственника – чувство одинаково знакомое каждому, и обладателю дворцов и жителю хижины. Уважение к этому чувству является, несомненно, одним из главнейших двигателей эволюции правосознания, вплоть даже до таких высших его публичноправовых форм, как сама идея народного представительства. Идея бюджета, развившаяся прежде всего в Англии на почве идеи необходимости соглашения с подданными в вопросах ограничения их собственности для передачи её в пользу нужд короля и государства, и отдающая и сейчас дань этому своему происхождению, принадлежащую деятельности народного представительства.

Один из наиболее выдающихся русских философов В.С.Соловьев, высказал хоть и не в юридиче- ской форме, но мысль полную глубочайшего юридического содержания: «Право есть свобода, обусловленная равенством». У него - это не только воспроизведение Кантовской формулы права в его строго формальном значении уравнения каждому действовать так, чтобы его свобода совмещалась со свободою всех. Содержание соловьевской формулы прежде всего материальное, т.е. равенство есть предусловие совершенной свободы, которая представляет собой право. Кроме того, по мнению первого отечественного профессора права С.Е. Десницкого (174017890) юриспруденцию необходимо рассматривать «порядком» историческим, метафизическим и политическим, снося законы российские с «натуральным о них рассуждением» [9]. Фонвизин различал государство как вид общественной связи, допускающей насилие и беззаконие, и как Отечество, в котором «политическое тело соединяется узлом взаимных прав и обязанностей» [10].

Само собою ясно, что под выражением «равенство» нельзя и не следует понимать, с рассматриваемой здесь точки зрения, количественное равенство всей суммы благ, какими может обладать человек. Но по мере того, как в силу условий исторических и социальных, то, или отдельное данное благо становится одинаково для всех равным, одинаково для всех ценным и нуждающимся, поэтому в безопасности у каждого появляется мысль обеспечить эту безопасность взаимным запрещением этого нарушения, которое и есть не что иное, как право. Поэтому вся система правовой культуры являет собой, конечно, не частичное осуществление того идеального фонда правовых идеалов,каким,с точки зрения, – к сожалению для научной разработки права, – громаднейшего большинства представляется эта система, как какая-то величина заранее предопределенная и, вместе с тем, по мере прогресса человечества, бесконечно увеличивающаяся, к которой человек должен стремиться в силу отвлеченных велений, а прежде всего накопление ряда, хотя и безмерно увеличивающихся в общем числе, но все же отдельных по их происхождению, взаимных ограничений, взаимных интересов, к которым каждая из сторон вынуждается правильным сознанием этих собственных своих интересов.

Между человеческими существами, поставленными всей социальной обстановкой в условия полного отсутствия между ними равенства, не может быть и права. Таким было, например, в эпоху рабства состояние взаимоотношений между господином и рабом.В эпоху крепостничества,конечно, не было никакого права между помещиком и его крепостным. Отмена крепостничества, быть может, более чем какой-либо иной правовой акт. Может служить в большом масштабе нагляднейшим приме- ром сознания того, что право рождается именно на почве увеличивающегося равенства, и что не только право, конечно, ведет к равенству, но и равенство ведет к установлению права. Известны слова Царя-Освободителя, имевшие целью сломить сопротивление крепостников, о том, что лучше отменить рабство сверху, чем ожидать его самоотмены снизу. Эти слова красноречивее всего вскрывают сущность такого явления как движение правовой эволюции в тот момент, когда наряду с интересом стороны, направленным на защиту того или иного ее блага, действуют взаимно различные противоположные стороны, предотвращающие возможные нежелательные последствия отсутствия удовлетворения другой стороны. И мудрость законодателя и заключается в том, чтобы учесть, в нужный момент, этот элемент взаимства интереса, благодаря которому возможно сохранить равновесие и создать гармонию права.

Понятие равенства, конечно, опять-таки не следует, с рассматриваемой здесь точки зрения эволюции права, представлять его в том, так сказать, алгеброическом, абсолютном смысле, как оно писалось на знаменах 1789 года. Напротив, для всякого, кто хочет оставаться в пределах реалистического исследования, ясно, что речь идет именно о движении не от бесконечно великого к меньшему, а от бесконечно малого к большему, что право в его, так сказать, будничной, текущей эволюции образуется вовсе не в силу стремлений к абсолютному равенству, а в силу сознания равенства и взаимности, уже имеющего налицо относительно отдельного данного интереса, накопление которого в качестве отдельных слагаемых постепенно и создает общую сумму, – систему права, представляющую собой не что иное, как совокупность тех и только именно тех интересов, которые уже возведены общественным сознанием на степень общих взаимоценных – и поэтому правовых. И чем глубже это сознание взаимной ценности данного интереса, тем более твердым и обеспеченным представляется действие, касающееся его нормы.

В бесконечно широком диапазоне этих норм, конечно, этот момент взаимности яснее в вопросе такого явного для всех общего значения, как например, вопрос об охране собственности, потому что собственником, в той или иной мере является каждый, чем в вопросе столь сложном и далеком от фактической каждому близости. Но в основе правового значения как одного, так и другого вопроса качественно лежит все тот же момент всеобщей обоюдной заинтересованности, который также должен удерживать от неправильного применения основных законов данного общества, как от нарушения прав собственности, поскольку в основе правовой охраны и того другого интереса лежит формула «hodie mihi cras, tibi”- «сегодня мне, завтра тебе».

Право в его генетическом происхождении – не воспроизведение отвлеченных идеалов,не сведение с неба на землю преопределенных начал, не «свидетельствование» об этих вечных началах абсолютного. Право – в полном смысле слова творение рук человеческих, прежде всего результат практических требований взаимного страхования от неумеренного проявления силы. Это не значит, конечно, чтобы и в этой отрасли права не было идеалов, и чтобы идея «политики права» или сегодняшней правовой политики или еще конкретней идеологической функции права [8], стремления в этой области к определенным желанным началам, могла быть лишенной своего смысла и значения.

Напротив того, и эта идея, и ее правильная разработка имеют, несомненно, свое громадное положительное значение в качестве мощной культурной силы, содействующей в ряду других и даже в одном из первых их рядов правильному сознанию необходимости правовой защиты того или иного интереса. Но непосредственно движущей творческой силой права является и все же остается именно рождение этого сознания, работа же «политики права» есть, есть по существу своему, работа, хотя по поводу права и в связи с правом, но общекультурная ход которой очень часто совпадает с развитием правовой охраны тех или иных интересов, потому что культура движется прогрессом, но также и нередко расходится с этим развитием, смотря по тому, как складываются общие социальные условия самой жизни, зависящие от тысяч различных причин, которыми движется, в бесконечно многогранных условиях жизни, эволюция права.

Если позволить себе говорить метафорически, то можно сказать, что «карта» этой эволюции не есть план города, строящегося по американскому способу, в котором заранее проложены улицы. Нет, это скорее своего рода «немая» географическая карта, на которой сама природа нанесла лишь ряд естественных данных, тех свойств человеческой натуры, от каких – подобно тому, как от расположения гор и рек зависит расселение человека, при переходе его от кочевого состояния к оседлому, – зависит также и правовое строительство, эволюция права, заложение самых его основ. «Карта» эта, подобна, например, карте Европы, наполняющаяся с каждым веком новыми узлами человеческого общения, по мере развития в них тех или иных интересов, при чем лишь очень редко бывает так, чтобы возникновение того или иного узла вызывалось к жизни по закону политики права, а не тем долгим, упорным процессом, который вполне справедливо окрещен Р. Иерингом именем «борьбы за право».

В развитии этого процесса нет и не может быть сколько-нибудь достаточно определенной си- стемы, помимо той, какая может быть в самых условиях исторической жизни человечества; и карта эволюции права, при всех ее возможных несовершенствах в каждый данный момент, представляется однако законченной в том же смысле, как законченною была для своего момента карта Европы хотя бы и в средние века, несмотря на то, что она имела общего с современной ее картой разве только ее естественные неизменные условия и всего лишь небольшое количество населенных пунктов, столь ничтожное по сравнению с современным их количеством. Так что к слову сказать, и область права, например, международного, в которой в настоящее время есть, быть может, всего лишь ничтожное количество твердо установленных правовых начал, есть все таки область права точно так же как есть карта Европы XIII века, есть все же карта Европы, хотя и столь далекой от ее теперешнего состояния, явившегося результатом дальнейшего развития, никем не предусмотренного и никакой общей идеей,кроме,конечно,все-общей идеи человеческой культуры и прогресса, не направлявшегося.

Могущественнейшим двигателем этого прогресса является, прежде всего, интерес человека, и там где этот интерес требует согласования человеческих интересов, возникает право. И если организованная мила, принуждение представляется вернейшим средством защиты права, то с другой стороны, именно опасность злоупотребления неорганизованной силой служит, прежде всего, стимулом к рождению права, к взаимоограничению этой силы.

Сущность права сводится к тому, что люди, живя в том общении, которое является, прежде всего, потребностью человека по его природе, неизбежно должны делать друг другу взаимные уступки, неизбежно должны приходить к необходимости целого ряда ограничений их «естественной» свободы, которые и представляют собой право. Ubi societas, ibi ius.- Где общество, тут и право. Права не было бы и не могло бы быть, если бы на свете существовал только один человек. Идея права могла родиться на свете лишь тогда, когда явились два человека, одинаково свободные и независимые. Права не могло быть при первом, единственном человеке, но уже при первых его двух сыновьях родилось право и его нарушение.

Рождаясь в историческом своем происхождении на почве взаимоограничения людьми их «естественной» свободы, право впоследствии лишь внешне утрачивает непосредственную связь с этой почвой по мере того, как все строение права как бы подводится под своды устанавливающей свое господство над отдельными людьми государственной власти, поднимающейся над этими межлюдскими отношениями и своим авторитетом подтверждаю- щим над ними право,первоначально возникающее помимо этой власти. Она является, таким образом, по существу, не столько создателем права, хотя в последующем его развитии она и создает формально новые правовые нормы, сколько их выразителем и хранителем, стоящим на страже соблюдения права всеми членами государственного союза и, прежде всего, его наименее общественными элементами.

Организационное принуждение и является, в этом случае, наиболее экономным средством борьбы с возможными правонарушениями, поскольку, конечно, деятельность власти отвечает общему правосознанию. Вместо того чтобы всем или многим членам общества соединяться каждый раз для физического реагирования на совершившееся правонарушение в тех случаях, когда такая реакция бывает необходима, работа эта выполняется органами государственной власти, облеченными общественным доверием и, по самому существу их деятельности, поставленными в условия беспристрастия и отсутствие личной заинтересованности в деле. Конечно бывают исключения, когда государственная власть идет не в ногу с общественным правосознанием и тогда нередки случаи, в которых члены общества даже игнорируют, когда это возможно, ее деятельность, предпочитая жертвовать каким-нибудь своим интересом, чтобы избежать, к примеру, судебной волокиты, связанной с недостаточной уверенностью в беспристрастии суда, или оставляя, например, без общественной реакции отношение к лицам, подвергшихся неправомерному, по убеждению большей части общества, судебному приговору.

Но такие случаи, являются, конечно, уклонениями от нормального порядка вещей, при котором государственная власть представляет собой как бы центр отражения общественного правосознания, являясь воплотителем его общих интересов. При обычных условиях принуждение представляется не чем иным, как осуществляемым от лица общества и в согласии с его правосознанием мерой восстановления права, терпящего нарушение со стороны его наименее общественных элементов. Можно даже с этой точки зрения называть право, следуя образному выражению Иеринга, «розгами» и даже признавать, что в процессе укрепления правовых начал в отношении наименее общественных элементов, не связанных с другими членами общества взаим-ством интересов, принудительный характер этих норм имеет свое, несомненно, первостепеннейшее значение,но во всяком случае,было бы неосновательно только в существовании этих «розг» видеть сущность права, если только не считать, что право существует только для одних негодяев.

Для тех противообщественных элементов, которые поставляют из своей среды главный кон- тингент правонарушителей, угроза физическим принуждением потому и необходима, что для них не имеет значение страх возможности нарушения отсутствующих у них интересов со стороны других членов общества. Но для громадного большинства сдерживающим началом служит, помимо нравственных мотивов, естественный даже для грубого эгоиста расчет – не нарушать чужих интересов для того, чтобы не вызывать этим нарушения своих интересов.

Право есть не что иное, как нагляднейшее проявление того чувства взаимства, которому можно дать парадоксальное только на первый взгляд определение «эгоистического альтруизма» – внимание к интересу другого человека, в заботе о своем собственном интересе, на случай возможного его нарушения.

В сущности, это признает также и такой апологет принудительной теории права, как Шершене-вич Г.В., когда он говорит: «мотивом, побуждающим гражданина сообразовать свое поведение с нормами права, помимо унаследованной и усвоенной воспитанием привычки, и даже при отсутствии таковой, является сознание собственного интереса. Этот интерес – двоякого рода. Во-первых, члену общества представляется выгодным соблюдать норму в данном отдельном случае, например, продавец, выполняя в точности свои обязанности, согласно нормам права, приобретает возможность, на этом основании требовать от покупателя исполнения им своей обязанности. Во-вторых, члену общества выгодно приобрести уверенность, что все его сограждане будут сообразовать свое поведение с установленными нормами права. Поэтому он должен, в собственном интересе, преграждать другим возможность нарушать чужие права и сам не выходить из пределов этого права» … «Однако, все указанные мотивы могут оказаться недостаточными… тогда выступает на сцену страх перед угрозой,соединенной с нормой права» [4].

После всего сказанного относительно принуждения лишь как о наиболее совершенном способе восстановления нарушенного права, а не как об имманентном самому понятию права ингредиенте, хотя бы уже только с развитой выше формальнологической точки зрения, можно с достаточным основанием отметить, что при современном состоянии науки права, эволюция этого наиболее основного ее вопроса о соотношении между принуждением, силою – с одной стороны, и правом – с другой, может быть без какой-либо натяжки сравнена с развитием в науке космографии вопроса о соотношении движения земли и солнца.

Было время, когда не возбуждалось даже сомнения в том, что земля является центром мирозда- ния, что она именно представляет собою неподвижную, командующую точку, вокруг которой совершает свой путь солнце. И точно также было время, когда не возбуждалось сомнений в том, что физическая сила принуждения является источником жизни права, той точкой, вокруг которой вращается все его существование. Но великие умы, начиная от Гроция, сделали в этой области то, что совершил Галилей и его последователи, точно также как несмотря на то, что вращение земли никем не осязается, бесспорною однако в настоящее время истиною является то, что не солнце вращается вокруг земли, а земля вокруг небесного светила, и что в основании равновесия всей системы планет лежит гармония их взаимного притяжения, точно так же все более бесспорною становится в науке права та истина, что не право вращается вокруг идеи принуждения, а есть какая-то другая внутренняя движущая сила, которая дает ему жизнь и существование независимо от идеи принуждения.

Эта сила есть также гармония на почве взаимности, – взаимности основанного на том явлении практического альтруизма, в основании которого лежит правильно осознанный по своему существу эгоистический интерес гармонии человеческого общежития, ограничения свободы каждого на пользу свободы всех и прежде всего интересов собственной свободы и своей личности,своей безопасности, когда они могут оказаться затронутыми своими действиями.

Не углубляясь в далекие исторические дебри, философии права, и ограничиваясь только последним столетием ее развития, начиная от Канта, резюмировавшего всю эту философию своим формальным императивом «действуй так, чтобы твоя свобода сочеталась со свободою каждого», достаточно рассмотреть здесь главнейшие последовавшие за Кантом попытки вложить в этот формальный императив материальное содержание, чтобы убедиться в какой мере оно все более и более приближается к признанию именно момента взаимности за движущее начало идеи права, как гармонии человеческих интересов.