Между Европой и Золотой ордой: геополитика русских княжеств XIII - XV вв. в российской и зарубежной историографии

Геополитическое значение русских княжеств, оказавшихся в XIII-XV вв. на границе кочевой и оседлой цивилизаций, и внешнеполитическая стратегия русских князей сыграли важную роль в исторических судьбах Евразии. Это послужило основанием для пристального внимания со стороны историков к сложным процессам взаимоотношений русских княжеств с государствами Монгольской империи и Европы, раскрывая, с одной стороны, условия и последствия иноземного влияния на Русь, с другой, рассматривая активную внешнюю политику русских князей, проводимую в отношении европейских держав и Золотой Орды. При этом историографический дискурс различных эпох, формируемый под влиянием идеологических и методологических факторов, накладывал свой отпечаток на понимание геополитического развития русских княжеств в XIII-XV вв.

Западный поход Бату породил атмосферу страха в Европе, зафиксированную в аутентичных свидетельствах средневековых авторов. «…значительный страх перед этим варварским народом охватил отдаленные страны, не только Францию, но и Бургундию и Испанию, которым имя татар дотоле было неизвестно» [17, с. 169]. Страх перед монголами отразился на состоянии английской и французской экономики. Более того, по свидетельству Матвея Парижского, некоторые из западных правителей готовы были подчиниться монголам [17, с. 171].

Как это ни парадоксально, в аутентичных свидетельствах русских летописцев нашествие воспринималось как переходящее событие. Правление ордынцев, впоследствии установленное на Руси, воспринималось как легитимное и «установленное Богом» [28, с. 288].

В сложившейся ситуации ключевыми становятся вопросы внешнеполитических приоритетов русских князей. Ярослав Всеволодович в 1243 г. первым из числа русских правителей посетил ставку Бату. Лаврентьевская летопись повествует о том, что Батый принял Ярослава с великой честью и назначил его старшим в Русской земле [13, с. 146], что подтверждает идею об осознании легитимности монгольского правления на Руси. В контексте изучения международной политики русских князей неизменным вниманием пользуется внешнеполитический курс Александра Невского, направленный на союз с Ордой и противостояние с Западом. При этом существовавшая в данный период возможность альтернативы выбора внешнеполитического курса проявляется в стратегии Андрея Ярославовича. Более выраженной была деятельная политика противостояния Золотой Орде Галицко-Волынских князей, которые умело использовали интересы Запада. Однако, в середине XIII в. Галицко-Волынское княжество утратило свою независимость, и было разделено между Литвой и Польшей.

Политика интеграции Российской империи в европейское пространство в новое время требовала идеологического обоснования отсталости России от Европы, результатом чего явилась концепция татаро-монгольского ига, оформленная в трудах Н.М. Карамзина: «Сень варварства, омрачив горизонт России, сокрыла от нас Европу» [6, с. 369]. Выбор Ярослава Всеволодовича в пользу союза с Золотой Ордой трактовался как «торжественное отречение от прав народа независимое и добровольное, склонение выи под иго варваров». При этом, учитывая важное геополитическое значение русских земель, в концепции «ига» сформировалась идея о мессианской роли Руси – защитницы Европы.

После Октябрьской революции в историографии сложились два противоположных взгляда на геополитику Руси в XIII-XV вв., представленные советской медиевистикой и евразийской школой. В советской историографии на новом методологическом основании, представленном формационной теорией, происходило дальнейшее утверждение концепции монголо-татарского ига, согласно которой роль Золотой Орды в политическом, общественном и культурном развитии населения обширного историко-географического региона представлялась крайне негативной. Советские историки рассматривали геополитику русских княжеств, преимущественно как производную от воли ордынских правителей [2, с. 229; 8, с. 289]. Обосновывался факт значительного ухудшения международного положения русских земель в результате монголо-татарского завоевания. Наиболее систематизированно подобная точка зрения представлена в работе В.В. Каргалова, который приходит к выводу о том, что вследствие установления иноземного ига и ослабления русских княжеств, обострились отношения с Польшой и Литвой. Ослаблением Руси также воспользовались крестоносцы в Прибалтике, в результате чего Русь лишилась важного торгового пути к Балтийскому морю по Западной Двине и оказались нарушенными древние русско-эстонские связи. Войны на Западной границе затрудняли связи со странами Центральной Европы, что отразилось в грамоте Папы Александра IV «литовскому Королю» дозволяющую «воевать Россию» и присоединить ее области к своим владениям. Изменился характер связей с Византией: из общерусских они стали прерогативой Южной Руси [7, с. 202-204].

При этом получила развитие идея о всемирно-историческом значении героической борьбы русского народа против монголо-татарских завоевателей, что, в конечном итоге, спасло государства Центральной и Западной Европы от монгольского нашествия. В.Т. Пашуто видел причину отступления войск Батыя из Европы, и соответственно территориальной целостности и политической независимости ее государств в героическом сопротивлении русского и других покоренных народов : «Народы нашей страны, народы Восточной и Центральной Европы, отстаивая в суровую пору нашествия свои очаги, спасли Вену и Париж, Лондон и Рим, города и культуру многих стран от разорения. В этом их великая заслуга перед историей человечества» [16, с. 222]. В специальном исследовании И.Б. Греков следующим образом описывает частный случай трактовки данной идеи: «…скованная явным и скрытым сопротивлением Руси Орда не могла подчинить своему политическому контролю жизнь Польши, хотя последняя далеко не всегда оказывала энергичное сопротивление ордынским вторжениям» [3, с. 20]. И.Б. Греков, исследуя геополитическую стратегию Золотой Орды, приходит к выводу о том, что принцип «divide et impera», умело применяемый ордынцами для контроля над русскими княжествами в сер. XIV в. стал реализовываться рамках Восточной Европы. «Практиковавшие ранее использование противоречий между тенденциями централизации и децентрализации золотоордынские ханы стали теперь дополнять, а иногда и заменять использованием антагонизма между складывавшимися крупными государствами Восточной Европы» [3, с. 51].

Таким образом, политика Орды в концепции историка является фактором, искусственно сдерживающим процессы феодальной концентрации и консолидации русской земли, как следствие тенденция формирования политических организмов с единой этнической основой стала уступать место тенденции создания обширных многонациональных государств и формированию новой политической карты Восточной Европы [3, с. 486].

Альтернативная точка зрения на геополитическую составляющую русско-ордынских и русско-европейских средневековых отношений сформирована в трудах представителей евразийской школы. Евразийцы отрицали возможность Киевской Руси эволюционировать в более развитое государство. Данный период истории России рассматривался как период существования мелких, враждующих между собой, княжеств, неспособных справиться с главной географической задачей – осуществлением товарообмена между Балтийским и Черным морями, в силу чего княжества были обречены на постепенную ассимиляцию европейскими державами [24, с. 164-166]. При этом благодаря монгольскому завоеванию Русь была втянута в общий ход евразийских событий, а Москва, в конечном итоге, стала наследницей монголов и приняла общеевразийскую объединительную роль.

Г.В. Вернадский считал, что в развитии русского народа тесно слились, дав богатых «исторических наследства»: византийское – в виде идеи православной государственности и монгольское – в виде Евразийского государства [1, с. 19-20].

Продолжая традиции евразийской школы, Л.Н. Гумилев рассматривал взаимоотношения Руси и монголов на широком фоне внешнеполитических, конфессиональных и межэтнических отношениях того времени. В трудах ученого была сформирована концепция русско-ордынского симбиоза, продлившегося до 1312 г.

С прекращением существования Советского Союза на постсоветском пространстве оформились национальные школы, предлагающие свои варианты интерпретации международных отношений в ордынский период. Актуальность данного направления исследований обусловлена тем, что именно в период русско-ордынских отношений происходит обособление трех родственных народностей: русских, украинцев и белорусов.

История Киевской Руси в период золотоордынского владычества имеет как давнюю традицию изучения, так и опыт политической и идеологической концептуализации вопроса. Острая дискуссия относительно степени монгольского влияния на исторические судьбы Киева и южнорусских земель, развернувшаяся еще в середине XIX в., актуальна в отдельных аспектах и сегодня. Г.Ю. Ивакин акцентирует внимание на следующих особенностях советской историографии истории Киевской Руси XIII в. Во-первых, археологические издания завершались событиями 1240 г. Во-вторых, изучение средневекового периода истории Украины, непосредственно связанного с национальным вопросом, а с политической точки зрения было опасным, с научной – невыгодным [5, с. 60].

В современной украинской историографии актуальными становятся вопросы изучения истоков формирования национальной и политической автономии украинских земель в контексте русско-ордынских отношений. Характерной чертой современной украинской историографии является смещение интереса от вопроса о степени разрушительности последствий монгольского нашествия на Киев, характерного для предыдущего этапа историографической традиции, к исследованию более конструктивных – в плане национальной и государственной истории – проблем.

Р.В. Бабенко отмечал, что Юго-Западная Русь еще до прямого конфликта с войсками Чингисхана стала геополитическим противником монголов в Поволжье. Одной из причин этого стало столкновение торговых интересов обеих сторон в Волго-Донском междуречье. В связи с этим нашествие монголов на земли Юго-Западной Руси было закономерным явлением.

Важной и дискуссионной проблемой в современных исследованиях является определение степени зависимости Киевского княжества от Золотой Орды. Вопреки мнению, присутствующему в отечественной историографии, о прямом подчинении Киевского княжества Золотой Орде, украинские историки полагают, что Киевская Земля не вошла непосредственно в состав Золотой Орды и управлялась ханами через местных феодалов или наместников [32, с. 50]. В новых условиях Золотая Орда гарантировала защиту границ княжества от внешней агрессии, и выступало союзником в походах галицких князей на западных соседей, не вмешиваясь во внутренние дела княжеств. Вместе с этим князья Юго-Западной Руси принимали активное участие во внутриполитической жизни Золотоордынского государства [31, с. 20]. При этом утверждается о сохранении Киевом позиций политического лидерства и стольного города среди русских земель, что было отражено в свидетельствах того периода . К тому же Киев оставался церковно-идеологическим и сакральным центром Руси. Эти утверждения положены в основу концептуального переосмысления политических взаимоотношений Руси и Золотой Орды.

Границы Золотой Орды и Киевского княжества были в значительной степени условными, документально не оформленными, и ситуативно зависели от размера ордынских сил и активности русского населения [32, с. 74]. Рассматривая вопросы зависимости Киевской земли от Орды, О.В. Русина обращает внимание на переход Переяславля, Канова под непосредственное управление Золотой Орды, а также образование территории под названием «Татарьска земля» вследствие процессов «обезкняживания» и миграции населения с украинских земель, происходящих параллельно с формированием здесь татарской администрации и приходом татарского населения [33, с. 35, 36].

Принципиально важным для украинской национальной историографии является вопрос об освобождения от золотоордынской зависимости, который, как и вопрос о последствиях монгольского нашествия, в значительной мере политизирован и идеологизирован. Согласно устоявшимся представлениям, победа русско-литовского войска под командованием Витовта над золотоордынскими войсками в битве на Синих водах в 1362 г. ликвидировала ордынскую зависимость над украинскими землями, которые вошли в состав Великого княжества Литовского.

Ф.М. Шабульдо в статье, посвященной современной научной интерпретации синевод-ской проблемы, представил разные точки зрения, имеющиеся в современной украинской историографии о значении Синеводской битвы. Сам же исследователь склонен считать, что в результате битвы произошло освобождение населения Центральной Украины от обложения регу- лярной данью и непосредственного политического контроля Золотоордынской державы. В культурно-историческом плане изменения, наступившие после 1362 г., означали прекращение изоляции украинских земель от контактов с западноевропейской цивилизацией [34, с. 21, 22]. В то же время в своей более ранней работе ученый говорит о том, что освобождение из-под непосредственной власти ордынцев большей части Киевской, Чернигово-Северской и Подольской земель в результате битвы у Синих Вод было непродолжительным и уже в начале 70-х гг. XIV в., по свидетельству источников, их населению снова пришлось выплачивать дань [29, с. 105-106].

В современной белорусской историографии историческое понятие «Русь» отождествляется с понятием славянские земли, за счет чего происходит своеобразное преодоление исключительности монгольского нашествия как факта истории сугубо Российского государства. Ученые признают, что без внимательного изучения монгольского нашествия невозможно ответить на вопрос о влиянии монголов на характер развития восточно-славянских народов в широкой исторической перспективе. Весьма ценными представляются наблюдения ученых относительно того, что изучение монгольских походов на Русь и страны Восточной Европы невозможно без обращения к истории монгольских завоеваний XIII в. в Центральной Монголии и Средней Азии, на Дальнем и Ближнем Востоке. Лишь на основе такого комплексного подхода становится возможным объективное изучение геополитических отношений средневекового периода.

Видный представитель современной западной историографии Ч. Гальперин склонен считать, что монгольское владычество оказало большее влияние на Русь, чем на другие завоеванные страны. При этом ввиду сосредоточения основных геополитических интересов джучи-дов вокруг «Северного шелкового пути» на Руси сформировалась практика опосредованного управления через ярлыки [35]. Ч. Гальперин затрагивает такую важную проблему, как легитимизация политического господства монголов на Руси. В отличие от китайской классической схемы «Мандата неба», и традиционной исламской модели государственности, легитимизовавшими правления монголов в этих странах, автор не находит подобных идеологических оснований в православной концепции мироздания. Следовательно, признавался факт военного поражения, но отрицалось завоевание монголов и включение русских княжеств в состав Монгольской империи [36, с. 329].

Профессор Гарвардского университета Д. Островский [37] в своих работах большое внимание уделяет вопросам влияния Золотой Орды на происхождение российских политических институтов, заимствований в области администрации. Номады заложили основу для последующего возвышения Московского царства, ставшего приемником Золотой Орды [38, с. 329].

Р. Пайпс отмечает, что для российской геополитики вопрос о роли монголов в русской истории является принципиально важным, поскольку позволяет обосновывать легитимность утверждения русской власти на огромной территории от Балтики и Черного моря до Тихого океана и над многими населяющими ее народами [15].

А.Г. Дугин, абсолютизируя отличие русского народа до и после монголо-татарского ига, отмечает, что это два разных народа, 2 разные идеи, 2 расы, 2 миссии. Интересно наблюдение автора относительно значения ига во внешней политике Руси: Чингисхан принес на Русь не только иго с Востока, но и освободил от ярма с Запада. Рассматривая последствия монгольского влияния в геополитическом аспекте, автор отмечает, что «русские до Чингис-хана – периферия Византии и Европы; русские после Чингис-хана – оплот Вселенской Империи, Новая Византия, последний Рим, абсолютный центр геополитической битвы за судьбы мира» [4, с. 283].

Центральным направлением в современных исследованиях по геополитики русско-ордынских отношений является вопрос о государственном статусе Руси и Золотой Орды. Уже в некоторых русских нарративных источниках Русская земля идентифицируется как часть Орды. Так в «Сказании об убиении в Орде князя Михаила Черниговского и его боярина Федора» Русь обозначается как «земля канови и Батыеве», а в «Задонщине» как «Орда Залесская» [20, с. 28; 21, с. 108].

Ш.Б. Чимитдоржиев относит Русь к провинциям Золотой Орды. Основываясь на летописных обозначениях русских земель термином «улус» [27, с. 42], В.В. Трепавлов делает вывод об их вхождении в качестве части государственной территории в Золотую Орду [23, с. 302]. Ю.В. Селезнев также рассматривает «улус» как основную составляющую территориально-государственной структуры Золотой Орды. Следовательно, русские княжеские владения были инкорпорированы в территориально-государственную систему Золотой Орды. Н.Н. Кра-дин называет Золотую Орду типичным примером даннических отношений, подчеркивая, что при данной модели отношения «кочевники и земледельцы входили в состав одного политического организма, но продолжали жить отдельно в собственных экологических зонах и сохраняли различные социально-экономические структуры» [10, с. 171-172].

Согласно исследованиям Т.Д. Скрынниковой, термин «улус» первоначально означал племя, народ, «социальный организм, обозначаемый монгольскими терминами irgen и ulus, не представлял собой государственного образования. Оба термина были идентичны термину «этнос», обозначавшему «народ, люди, племя» [22, с. 10]. Развивая данную идею, Ю.В. Кривошеев указывает на эволюцию значения термина «улус», приобретшего государственно-территориальный акцент, однако не утратившего первоначального смысла. «Русские летописи позволяют трактовать «улус» не как подчиненные Орде и управляемые ханом земли, а как территорию, население которой платит дань, во всяком случае, такое понимание не противоречит смыслу текстов» [11, с. 247].

Э.С. Кульпин характеризует Золотую Орду как конфедеративное государство, составной частью которого являлась Русь. Рассматривая хозяйственные аспекты взаимоотношений Руси и Золотой Орды, Э.С. Кульпин отмечает еще одну характерную черту. Ввиду ориентации золотоордынских правителей на создание условий для внешней, а не для внутренней торговли, хозяйственная интеграция внутренних частей Золотой Орды, включая Русь, была слабой [12, с. 48, 181].

В.В. Каргалов считает, что Северо-Восточная Русь не входила непосредственно в состав Золотой Орды из-за комплекса политических, военных и географических причин. Многие крупные центры, по его мнению, не только оказали упорное сопротивление во время нашествия, но и сохранили свой военный экономический потенциал, а также возможность обращения за помощью к Западу. К тому же, в лесистом междуречье Оки и Волги не было природных условий для постоянного пребывания больших масс ордынской конницы [7, с. 192-193, с. 279].

Обращает на себя внимание характеристика русско-ордынской границы, данная В.В. Похлебкиным: «Характерной особенностью этой границы было то, что эта была не какая-то фиксированная и охраняемая линия, а весьма широкая, многокилометровая полоса, на некоторых участках расширявшаяся до 150-300 км. Роль этой полосы состояла в том, чтобы разъединить русские и ордынские государственные владения» [18, с. 35]. Указание на наличие государственной границы и необходимость разъединения владений свидетельствует, как минимум, об определенной степени автономии русских княжеств. А.В. Чернецов, рассматривая обширные незаселенные пространства на границе Руси и Золотой Орды, определяет их как своеобразную «зону страха», разделяющую враждебные этнические группировки. Выявление границ подобной зоны и их изменчивости на протяжении столетий составляет, по мнению ученого, приоритетную задачу, стоящую перед исследователями [26, с. 13-14].

Изучение восточной политики России в аспекте теории «движущихся границ» явилось важным направлением в англо-американской историографии 1980-90х гг. Б.Р. Рахимзянов, исследуя буферные зоны русско-ордынского пограничья, применяет теорию «фронтира». Ученый приходит к выводу, что географический фактор имел важное значение во взаимоотношениях северо-восточных русских княжеств и Золотой Орды: интенсивность вовлеченности в орбиту влияния Дешт-и-Кипчака определялась степенью близости русских княжеств к степи. При этом Рязань и Нижний Новгород играли роль своеобразных буферных зон, через которые происходило вовлечение Москвы в мир степи [19, с. 94].

И.И. Назипов провел детальное исследование форм и содержания политических связей Руси и Орды, таких как политическая власть хана над русскими землями; дань в Орду; воен- ные походы ордынских войск на русские земли. Автор пришел к выводу, что из 261 года взаимоотношений Руси и Орды Северо-Восточная Русь обладала политической самостоятельностью и была независима от Золотой Орды в общей сложности 89 лет. Государственный характер политических связей Северо-Восточной Руси и Орды соответственно составляет 172 года, 36-37 лет из которых вовлеченность была формальной и 135-136 лет фактической [14, с. 2728].

В современных исследованиях русско-ордынские отношения часто характеризуют как вассальные, или имперско-вассальные. При этом, на сегодняшний день термин «вассалитет», применительно к определению взаимоотношению Руси и Золотой Орды, употребляются, скорее как общепринятая инструментальная категория, обозначающая иерархические отношения зависимости и подчинения, без учета анализа их концептуального содержания и отражения исторической специфики.

Прежде всего, отметим, что речь может идти как о позиционировании Руси как вассального государства по отношению к Золотой Орде, так и об установлении вассальных отношений между князьями и ханами. В первом случае русские княжества, обладающие достаточной автономностью, имели разную степень зависимости от Орды в различные периоды, что представляет определенную сложность в представлении о Руси как едином вассальном государстве, не исключая, однако, перспективу разработки данного подхода к отдельным княжествам.

Что же касается личного вассалитета русских князей, на этот счет в современной историографии существуют различные мнения. В.Б. Кобрин совместно с А.Л. Юргановым считают, что положение русских князей под властью Орды было типологически близким к вассальному, что подтверждается сохранением власти, территории, значительной свободой действий внутри страны, однако формы, в которых проявлялась зависимость, были значительно суровее и напоминали подданство. Также «внешние формы почтения, которые русские князья обязаны были демонстрировать ордынским ханам, достаточно далеки от западноевропейского омма-жа» [9, с. 57].

Вопрос о применении модели вассалитета, на наш взгляд, не должен ограничиваться рассмотрением атрибутивных признаков. Требуется анализ сущности и специфики отношений, вследствие чего проблема переходит в методологическую плоскость идентификации золотоордынского хана как собственника русской земли (именно земли, в классическом понимании вассалитета), что отсылает нас к дискуссиям о кочевом феодализме и восприятии власти кочевниками.

Рассматривая ханско-княжеские отношения с позиции вассалитета, необходимо детально изучить функциональные полномочия власти хана Золотой Орды: заключались ли они в легитимизация, точнее, подтверждении, уже существующей власти князя, или в пожаловании князю земель за службу. А.Л. Юрганов обнаружил первое документальное функциональное упоминание слова «пожалование» в духовной грамоте Галицкого князя Юрия Дмитриевича, составленной между июнем 1432 г. – 25 апреля 1433 г. [30, с. 169] А.Л. Юрганов отмечает, что следствием развития вассальных отношений явилось формирование феномена власти-собственности на Руси, поскольку «пожалования» укрепляли семейно-родовую собственность князей и закрепляли ее как государственную [30, с. 170].

В.Г. Хрусталев обращает внимание на следующее несоответствие русско-ордынских отношений классической схеме вассалитета. Поскольку Ярослав Всеволодович был признан старейшим князем, то есть прямым вассалом Бату, он должен был стать сюзереном для остальных, в том числе ростовских князей. Однако последние сами направляются в Орду, где получают свои отчины из рук хана, нарушая тем самым принцип феодальной субординации: вассал моего вассала – не мой вассал [25, с. 258-259]. Подобный прецедент в истории русско-ордынских отношений будет неоднократно повторяться.

Применение классического понимания системы вассальных отношений к описанию русско-ордынских на современном этапе развития исторической науки уже не может быть вполне объективным и удовлетворительным. Более того, содержание отношений князей и ханов не исчерпывалось моделью господства-подчинения, в современных исследованиях упор делается на телеологическую составляющую данных отношений. Учитывая специфику конкретно-исторической ситуации несформированности государственной и политической традиции в Золотой Орде, отсутствия устойчивого внешнеполитического курса, а также противоречий между центробежными и центростремительными силами, как в Орде, так и в русских княжествах, политическое содержание русско-ордынских отношений во многом определялось личной позицией представителей правящей элиты.

Сегодня среди отечественных исследователей нет единого мнения относительно политической идентификации русских земель в составе Золотой Орды. При оценке геополитической составляющей русско-ордынских отношений получил развитие дифференцированный подход, поскольку наряду с хронологической дискретностью содержания русско-ордынских отношений присутствовала политическая и территориальная дифференциация. Ордынская власть по-разному реализовывалась в различных княжествах.

В результате геополитического развития русских княжеств в XIII-XV вв., происходящего в условиях выбора внешнеполитической ориентации между Европой и Золотой Ордой, можно выделить следствия, сохраняющие важное геополитическое значение сегодня. Во-первых, в этот период происходит обособление трех народностей: русских, белорусов и украинцев, и определяется вектор их государственного развития с различной степенью интеграции в европейское пространство. Во-вторых, централизация северо-восточных русских княжеств, произошедшая в результате влияния Золотой Орды, привела к формированию крупнейшей евразийской державы – России. В-третьих, в контексте 260-летнего опыта русско-ордынских взаимоотношений, формируется вопрос о Европейской идентичности России, не теряющий своей актуальности по сей день.