Мифоритуальный контекст «Ел» (ветер): специфика фольклорного образа и трансляции в обрядовых практиках. Часть 1

Не знающая остановки могучая стихия вечного движения воздуха по земной поверхности – это издревле сфера сакрализации природного явления, потому находится в особо острой зоне творческого миросозерцания предков. Отсюда обширно его культурное, лексико-семантическое поле. Собственнотюркское название еще активно и в современных тюркских языках: тур. ел, каз. жел , хак. чил , кирг. жел, узб. ел , чув. сил , ног. ел и др. [Хабибуллина, Хусаинова 2022, 130]. Многоообразная и вездесущая стихия Ел – самый яркий образ, который передает идею вечности безостановочного движения (ветер, веяние, жизнь, течение реки, смена погоды и т.д.), его первопричинности в активации живительных энергий в природе и мире в целом. Эти качества получили развитие, значительно расширив семантические значения, соответствующие многообразным природным характеристикам ветра. В тюркских языках стихия получила самые разные названия.

Jel: 1) ветры, газы, в желудочном тракте; 2) воздух в тушке барана; 3) злой дух; 4) дух помощник шамана; 5) название божества второго разряда; 6) общее название простудных болезней (от холодного ветра); 7) простуда, грипп и др. [СИГТЯ 2006, 366].

В отличие от течения воды, разгула огня ничто не может остановить ветер или помешать его поступательному движению; ветер не материализован на одном месте подобно огню и воде, нет у него визуализации. Потому образ ветра широко представлен в понятийных смыслах, метафорических выражениях, поясняющих вездесущую и осязаемую суть ел как в жизни в целом, так и в создании картины мира: “ Елһеҙ донъя юҡ ” («Нет мира без ветра»), “ Бар хәрәкәт ел менән булыр ” («Все двигается благодаря ветру»). Ел касается всего и вся, перемещение его происходит в неограниченно широких пространствах, всегда линейно и нет ни берегов, ни границ, ни преград. Эти особенности, реалии стихии отображаются в жанрах, обеспечив причинно-следственные, пространственно-временные, звуковые и иные символики в фольклоре. Так, отсутствие движения стихии воспринимается как остановка жизни: спокойствие, вызванное затишьем ветра, – это переходный момент перед новым рождением, знаковым явлением. Неординарность событий всегда предвещает сильный ветер. В эпосе появление мифических водяных и небесных коней, отторжение из-под водоема змеи, прожившей 100 лет и превратившейся в дейеү – дракона, всегда сопровождается очень сильным ветром, ураганом (дауыл ).

Ветер – спасительная сила от засухи и застоя: по его веянию носятся облака и тучи, тучи льют дожди, а окропленная целебной водой земля дает плоды. Наряду с водой ветер несет значение главного сподвижника в создании, поддерживании и процветании Природы. Отсюда в запретах, поговорках, этикете, ритуалах, в целом экологических знаниях наличие идеологического уровня масштабных осмыслений о добром начале ветра.

Полезность ветра визуализируется в процессах бытовой жизни и природы: он приводит в движение мельницы, рассеивает семена, опыляет цветы, разносит или приносит дождевые облака. Потому утверждение о том, что «в целом в башкирской мифологии отмечается негативное отношение к ветру и ветер как недобрая сила» [Хисамитдинова 2011, 150], неверно по сути. Как и всякое божество, обожествленная стихия (вода, огонь, земля, воздух) и мифологизированные животные, птицы (змея, бык, лощадь, кукушка, журавль и т.д.), также тэнгри ветра искони имеют как злое, так и доброе начала. Иначе они и не были бы в ранге почитаемых и сакральных. Положительная и разрушительная сила стихии, амбивалентность структуры концепта общеизвестны, а генезис двойственности связывается с тем, что «в пространственной модели устройства мира ветер занимает не срединное положение, а происходит из Нижнего мира. С течением времени ветер стал восприниматься не только как сила, стоящая на службе положительных и отрицательных героев, но и как самостоятельная стихия, способная дарить пропитание и, следовательно, жизнь» [Куканова 2021, 385]. В славянской традиции ветер – помощник героев былин, играет ключевую роль в их судьбах. Например, буйные ветры становятся союзниками святого Егория Храброго (Георгия Победоносца), помогая ему вырваться из плена подземелья, куда его заточил гонитель христиан Диоклетиан (в фольклоре – «царище Демьянище», «Грубиянище» и т.п.) [Петров 2022, 94].

Восприятие жизнесмыслового назначения ел , как и других стихий, опирается на его знаковое свойство – состояние в вечном движении. Отсюда обусловленность многообразия и полисемантизм отражения ел в фольклорном творчестве. Расшифровка замыслов образа ветра в его многозначной и энергоинформационной сути, мифопоэтическом воплощении в эпосе, жанрах и языковой культуре призывает комплексное исследование архетипических пластов мировидения предков, а также специфики горизонтального структурирования мира и линейности движения жизни.

Фольклорное творчество представляется и как свод культово-магических, мифологических, антрополгических воззрений, акциональных и образных трансляций ветра- ел, и как система первородных экологических знаний, народных ценностей, которые имеют потенциалы использования в жизни современного общества.

Базу исследования составили различные источники. Исследование основано на фольклорных, этнографических материалах, собранных автором, также опубликованных в томах «Башҡорт халыҡ ижады», «Башкирское народное творчество» (1995–2018 гг.) на башкирском и русском языках; впервые в научный оборот вводятся мифы, обряды, сказки, заговоры, верования, записанные автором во время экспедиционных работ, привлекаются результаты мировой мифологии, использованы труды отечественных и зарубежных исследователей.

Методологической основой исследования являются выявления материалов по теме (верования, мифы, приметы, песни, сказочные, эпические сюжеты, ритуалы, традиции сакрализации ветра и т.д.), систематизация, также описания, репрезентации, сравнения и обобщения.

Концепт, культурное поле и фольклоризация ел во взаимосвязи с онтологией в башкироведении не изучены.

Стихия ветра в ее отображении в фольклоре, также этнографии, антропологии системно и комплексно до сих пор не изучена. В башкирской фольклористике и филологии известны краткие анализы в контексте той или иной проблемы (языка, верований, культа природы и т.д.). Конкретнее по ходу исследования об этом будет сказано. В трудах [Нәҙершина 2006, 155–156; Сөләймәнов 2011, 53–54], в словарях [Хисамитдинова 2010, 86–87; Хисамитдинова 2011, 150–151] даются лишь фрагментарные сведения о божестве ветра и болезнях от духа ветра.

Новизну работы представляет комплексный охват и аналитика сведений как из разных дисциплин, так и материалов, источников. По настоящее время нет работ, посвященных систематизации, комплексным исследованиям архе- типических, мировоззренческих основ и мифопоэтического, художественно-образного отображения ветра-ел в башкирском народном творчестве, мифах, обрядах, культурной антропологии.

В нашей работе впервые системно исследуется концепт ветер в башкирской традиционной культуре, мировоззрении и практиках жизневеде-ния. Рассматриваются мифологические верования, арте-ментефакты, жанры фольклора, также традиции, ритуалы, в которых стихия ветра получила наиболее яркие образные,творческие осмысления. Новизну представляют выявления онтологических, антропологических, философских смыслов ветра, систематизация материалов в их идейно-функциональной привязке, расшифровка мифозамыслов и проекций их на древность, особенности сакрализации стихии. Дана предметная систематизация базы данных по жанрам (эпос, сказки, песни, поговорки, заговоры и т.д.) и культурным, обрядовым практикам. Специфика и замыслы художественно-образного отображения Ел в жанрах фольклора и обрядах исследуется на фоне выявления сущностных форм стихии и восприятий их человеком. Хотя как одна из главных стихий мироздания ветер выделяется в исследованиях только в контексте воздуха [Абрамов 2023, 1–2], именно он и есть активное проявление Воздуха, одной их четырех главных стихий (Вода, Земля, Огонь, Воздух) мироздания. В своем замысле «ближайшей стихии к изначальному вездесущему пространству» [Абрамов 2023, 2] полимерный культурный образ воздуха проявляется именно в концепте ел -ветер.

Мифопоэтика ветра в схеме синкретичности фольклорного творчества освещается как наиболее объективная, искони сложившаяся система опыта, мировидения и творческих решений народа. Онтологические, антропологические представления, а также экологические, этнографические, этнолингвистические и многие другие концепты раскрыты на фоне народных практических знаний и сакрализации стихии. Привлекаются некоторые тематически соотносящиеся материалы для сравнительно-типологического анализа, обозначаются универсалии и параллели с традициями народов. Комплексно изучены ритуалы, хозяйственно-бытовые, целительские практики башкир, в которых ветер занимает основное место. На основе образов и сюжетов фольклорных текстов раскрыты особенности трансляций самых разных качеств ветра (значение «оплодотворяющей» силы, а также очистительные, охранительные, обновляющие и другие смыслы) и их место в традициях, языковой культуре. Предметно освещаются сохранность и формы бытования мифологических верований, ритуалов и их трансформации в современной жизни. Выводы аргументируются полевыми исследованиями автора. Во время бесед автор использовала многоаспектный, долговременый и предметный опрос, который позволил выявить неизвестные, информативно наполненные уникальные свидетельства по мировосприятию, обрядам и практикам башкир.

Предметом исследования являются мифология и мифопоэтика ветра, а также фольклоризованный образ ветра -ел в башкирском народном творчестве и транслированный в этнографии, антропологии, онтологии и жизненных практиках.

В объект комплексного исследования вошли особенности фольклориза-ции, мифологизации стихии; мифопоэтические, антропологические, онтологические, этнографические знания и представления в фольклоре и специфика трансляций; образ ветра в целостности картины мироздания и форм движений в жизни.

Исследование

Первородно-естественные качества и мифозамыслы, объективно раскрывающие первородные характеристики стихии, наиболее яркое отображение получают в эпосе, сказках. Башкирская сказка повествует о причинно-следственных истоках возникновения основных четырех стихий мироздания, в том числе ветра- ел :

Во времена первотворения каждая сущность жила как поведется… Вот хозяин спрашивает у ветра:

– Эй, ты, ветер, почему ты попусту гуляешь, играешься и вечно мчишься куда-то?

Ветер задумался и спрашивает:

– А что же мне делать, у меня нет другой работы!

Хозяин-тенгри ему:

– Ты делай людям пользу, вон, семена трав разноси с одного на другое место, унеси дурной запах от испорченных растений…

Ветер подумал.

– Действительно, раз уж я пришел на этот свет, я должен быть людям полезным, – решил он и стал после этого нужной силой в Природе… («Ел ут, һыу, тупраҡ» әкиәте / сказка «Ветер, огонь, вода, почва») [Башҡорт халыҡ ижады 2009, 35–36].

В появлении даже яйца – главного символа и средоточия начала жизни – «участвует ветер, один из пяти первоэлементов: пустота, земля, вода, огонь, ветер» [Федорова 2023, 364]. Ветер – сила, которая волнует моря, сгибает, ломает растения, рушит и сметает скалы, раскатывает камни, разносит пески, барханы, листья, сушит влагу и т.д. – в антропологическом мировоззрении воспринималась как могучая живая суть под властью своего хозяина. Это был самый быстрый, свободный, суровый и не терпящий застоя тенгри ветра – ел тәңреһе . В 922 г. арабский посол Ибн-Фадлан путешествовал по стране башкир ( «...мы прибыли в страну народа турок, называемого аль-Башгирд» [Ахмеров 1994, 8]) и отмечал среди двенадцати культов башкир тенгри ветра: «... в том числе были тенгри зимы, лета, дождя, ветра, деревьев, людей, лошади, воды, ночи, дня, смерти, земли». Главное культовое божество башкир, по описаниям И. Фадлана, был «в небе, самый большой из них» и «только он объединяется с остальными богами», а каждый из них «в согласии делают то, что делает его сотоварищ» [Ахмеров 1994, 8].

Природа и всякие проявления ее жизни в архаическом мировоззрении антропоморфны, потому творчески «мыслились в терминах человеческого опыта, а человеческий опыт – в терминах космических явлений» [Франкфорт и др. 2001, 9]. Поныне в памяти башкир сохраняются сказки о духе и Матери ветра. В одной из них повествуется о том, что утренний ветер унес муку, только что намолоченную на мельнице. Мать егета в слезах обратилась за помощью к Матери ветра ( ел әнкәһе ), и она дарует семье скатерть-самобранку, золотого барана, которые крадут у них слуги царя. Мать ветра посылает трех солдат, помогавших вернуть семье украденные дары. Зажили мать и сын в благе и достатке (записано в 2014 г. А.М. Хакимьяновой в дер. Гумерово Ишимбайского района) [Башҡорт фольклоры 2019, 283–284].

Принцип антропоцентризма обусловил понятийные смыслы, очеловеченные образы живой стихии. В современной народной речи и фольклоре еще устойчивы идиоматические описания стихии: ел башы (голова ветра), ел аяғы (ноги ветра), ел ауыҙы (рот ветра). Сообразно поступкам, поведению человека ветер может «побить» ( ел һуға ), т.е. вызвать болезнь . Так говорят, когда возникают простудные болезни из-за того, что человек (дитя) долго стоял на сквозняке или лицом к сильному ветру. В смыслонесущих иносказаниях, еще активных в речи старшего поколения, сохраняются акценты единства и неразрывности мира человека и живой стихии: “ел ашай” («ветер скушал») – говорят, когда изношенные одежды теряют цвет. Полярность восприятия сущности ветра (очищающая, оздоровительная, болезнетворная, пугающая) определяет характер функционального значения и содержания фразеологизмов. Так, чтобы “развеять” и тем самым обезвредить дурное слово, сказанное кем-то, тотчас нейтрализуют его силу: “ауыҙың-дан ел алһын!” (дословно «пусть ветер сорвет слова твои изо рта»). Смысл, внутреннюю логику различных жизненных явлений, действ, понятий о тех или иных ситуациях обобщают метафоры, построенные на ассоциативной передаче символов движения и различных качеств ветра. Передаются понятия внезапности “ел алғандай булды” («будто ветер забрал»),”ел алып киткәндәй булды” («будто ветром сдуло») или бесполезности содеянного “елгә осто” («все ушло по ветру»).

Красноречие, мудрость и лаконичность – знаковые концепты фольклорности культурного текста. Символика ветра переосмысливается в пословицах для передачи силы, власти: “Ел ҡайһы яҡҡа иҫә – ҡамыш шул яҡҡа бөгөлә” («В какую сторону ветер веет, туда и камыш гнется» [Башҡорт халыҡ ижады 2006, 308]. Понятия ветра мотивированы во взаимосвязи с религиозными, экологическими, философскими воззрениями, расширяя глубокие смыслы и лексические значения слова. “Елгә ҡаршы төкөрмә!” («Не плюй против ветра!») – назидание для предосторожности и рааудительно-сти; “Ел елләмәй, ағас һелкенмәй тормаҫ” («Ветер не бывает без веяния, нет дерева, что не качается») – констатируется изменчивость мира и сущность каждой сферы.

В мифологии базовая реалия ветра – его мгновенно проникающая по горизонтали во все пространства, расстояния, время и родные локусы индивида живая сущность. Эти качества ветра основали яркие метафоры в народных песнях, символику передачи изменчивости бытия и быстротечности жизни: “Үтәһең дә ғүмерем, эй үтәһең, / Ҡиблаларҙан иҫкән ел кеүек...” («Проходишь жизнь моя, ой проходишь, / Словно ветер с кибла веющий»), – поется в башкирской народной песне “Үткән ғүмер” («Прошедшая жизнь»; ҡибла (ар.) – сторона поклонения Аллаху во время совершения намаза). Дуновение ветра – традиционный мотив в фольклоре, в котором наличествуют его эманации дыхания, переносчика вестей, активатора течения воды, освежащей сути и т.д. Отсюда масштабирование семиотики этой формы ветра имеет основы: «Дуновение же, дыхание связаны с принципом жизни, животворящим духом, эманацией» [Мейлах 1987, 241]. Ветер в его производных формах (дуновение, линейное течение, причина природных, водных движений и др.) – это не только активирующая воздух сила. Ветер предстает как дыхание природы, мироздания, которое наш предок отразил во всех формах фольклоризации и сакрализации. Потому все проявления ветра в фольклоре предстают как формы движения, дыхания жизни Вселенной.

Знания о погоде, в частности, об особенностях ветра коррелируют с правилами по соблюдению сроков, времени проведения и выбора удобных мест для праздников, знаковых событий. В местах скопления народа ветер считался разносчиком опасных сил, а человек – не защищенным от козней злых духов. Как вспоминают информанты, «для хабантуй специально выбирали открытое, но укромное, недоступное ветру место, так как во время массовых праздников, увеселений, обрядов всегда “ветер бьет”. Старики посвящали этому месту специальные молитвы-аят» (записано автором в 2014 г. от З.Х. Нигматуллина, 1939 г.р., в дер. Гумерово Ишимбайского района).

Многообразие лексических названий, соответствующих особенностям ветра, свидетельтвуют о глубине творческой миросозерцательности, богатстве языковой культуры и мышления. В названиях проецируются особенности осадков, времен года, погоды, направлений и сторон света, понятия о силе и скорости стихии, фаз суток. Информативны многочисленные названия – обозначения стихии, отражающие многобразие ее свойств: “йылы ел” (теплый ветер), “ ҡыуан ел” (суховей), “екәт ел” (тихий ветер), “ саба ел” (утренний ветер); отражаются пространственные и временные координаты ветра: “ ҡаршы ел” (встречный ветер), “ сарсар” (зимний холодный ветер), “ япраҡ еле” (холодный пронизывающий весенний ветер в период распускания листьев), “ ыңғай ел” (попутный ветер) и мн. др. [Хабибуллина, Хусаинова 2022, 134]. Правила поведения, бытохозяйственные заботы регулировались с учетом характеристик ветра, времени стихии. Так, во время суховея нельзя косить траву (“она не имеет силы”), проводить обряд встречи килен- невестки в доме мужа (она будет “ҡоро аяҡ” , т.е. с ней в дом не придет благо); нельзя начинать бура һуғыу – ставить новый сруб (“в доме поселится дух нищеты”); а сильный северный ветер неблагоприятен для начала путешествий и т.д.

Вечерние и ночные фазы суток считались временем передвижения зловредных существ, «разгула нечистых сил, джиннов, духов болезней». Ветер, как сильный, так и теплый, веющий во время вечернего заката, считался особо опасным. Проходя большие пространства, земли и дороги, ветер действовал как разносчик не только разных вестей (ел хәбәр килтерә), но и многих болезней: это болезнь ушей (сарпыу), наговоры, сплетни (тел-теш), козни шайтанов (зәхмәт), воспаления грудных детей (сарсыҡ) [Хи-самитдинова 2011, 150]. Представления о демоническом происхождении ветра запечатлелись во многих предписаниях и народных знаниях. Вредоносным считался “ат еле”, т.е. сильный порыв ветра, сопровождающий скачущего коня. Отсюда генезис природы происхождения и смыслы строгих запретов: нельзя стоять на пути скачущего коня, находиться близко от дорожек конных скачек и т.д. Ныне избегания, запреты переосмыслены по отношению к технике – нельзя находиться вблизи проезжей дороги, иначе “побьет ветер машины”. Предупреждения об особой опасности взгляда, всхрапывания или ржания только что прискакавшего коня связаны с демоническими верованиями о болезни “елпеү” или “ҡағылған” (“коснулся”), настигавшей в этих случаях [Хадыева 2005, 81]. Особо оберегали от ветра детей. Болезнь “ҡағылған” (“коснулся”) мог заговорить только сильный баксы (целитель-шаман; записано автором в 1992 г. от Д.Б. Шамигулова, 1941 г.р., в дер. Мурадымово Кугарчинского района Республики Башкортостан). Этногенные истоки избеганий восходят к архаичным мифам о про- тивостоянии Коня и Человека. Землю вначале населяли лошади, сильные, быстрые, они считались сами дьявольского происхождения, потому опасались подчинения людям [Березкин 2012, 35–40]. Рудименты антагонизма двух сфер запечатлены в эпических, сказочных эпизодах, когда приручение всегда сопровождается отчаянной схваткой между человеком и конем.