Митрополит Антоний Храповицкий о творческом пути Ф. М. Достоевского

Антоний (в миру Алексей Павлович Храповицкий: 17.03.1863-10.08.1936) - митрополит Киевский и Галицкий, один из трех кандидатов на Патриарший престол в России, выдвинутых Собором Русской Православной Церкви в 1917 г. Владыка Антоний известен также как выдающийся богослов, философ и церковный публицист. Биографы митрополита Антония свидетельствуют, что владыка Антоний в ранней юности находился под большим влиянием Ф.М.Достоевского, часто посещал его, много с ним беседовал, утверждаясь в христианстве, Православии, монашестве [по свидетельству митрополита Ма-нуила (Лемешевского)], и в течение всей своей жизни, до самой кончины, любил великого русского писателя и его бессмертные литературные произведения.

Такое необычное отношение к мирскому писателю со стороны архиерея и богослова нередко смущало некоторых лиц, с неудовольствием замечавших, что не подобает архиерею так увлекаться светской литературой.

Однако в этом увлечении не только не было никакого отступления от основного призвания владыки Антония, служителя церкви и проповедника Евангелия, но, наоборот, через Достоевского он находил путь, озарявший светом Христова учения русское общество [по свидетельству архиепископа Никона (Рклицкого) в 1962 г.].

Вряд ли можно назвать другого писателя, чей художественный вымысел так безапелляционно и резко вторгается в живую жизнь, чьи невероятные по виду пророчества сбываются в реальности с железной и детальной обстоятельностью спустя многие десятилетия. Вопросы, с великой силой поднятые в литературе Достоевским, суть вопросы духа и совести - то есть главные вопросы для всякого искреннего людского сердца. Герои Достоевского всегда стоят на грани важнейшего выбора - между правдой и ложью, светом и тьмою, добром и злом. Достоевского по-настоящему волнует только духовная реальность, не видимая плотскими очами внутренней жизни человеческого существа.

Так обстояло дело, но Достоевский с горячностью возвысил свой голос против такой лжи и во многих своих произведениях раскрывал логическую связь между неверием и безнравственностью, на вершине которой является уже и пре-

^8Ш№^     № i, 2ooi §88®ЖШШШЖ^^

ступление. Вот некоторые изречения нашего писателя.

«Неверующий не может различать добро и зло» [ 1, 16, 116]. «Если Бога нет, то делай всякую пакость, - многие стали говорить, даже детям» [21,211]. «Идея бессмертия, есть главное и единственное (то есть незаменимое) побуждение человека к нравственной жизни» [20, 400]. «Без этой идеи невозможна и любовь к человечеству» [20, 401]. «А следовательно, бессмертие существует, ибо оно есть логическое условие разумной жизни человека» [20, 402]. В «Дневнике писателя» Ф.М.Достоевский приводит письмо одного самоубийцы, пришедшего к своему гибельному решению только потому, что потерял веру в Бога. Письмо его представляет собою краткий трактат о том, что так должен поступать с собою последовательный отрицатель веры в Бога [20, 399...402]. В частности, по убеждению писателя, при отрицании Бога и будущей жизни бессмысленна и любовь к ближним [14, 80], ибо она вообще нелегко дается, хотя говорить о ней все любят, но на самом деле, как эти люди сами сознаются, любить ближнего не могут, а любят только «дальних» [ 16,405], то есть не действительных людей, а воображаемых, что их ни к чему не обязывает.

Плоды неверия не оканчиваются перечисленными выше отрицательными доводами: не только безразличие к ближним, но непременно еще и преступление, и убийство, физическое или нравственное, совершит последовательный атеист. Так Верховенский с наслаждением совершает несколько убийств, развращает каторжника Федьку и склоняет его к убийству; развращает и полусознательно склоняет к убийству и Иван Карамазов Смердякова, будучи по душе вовсе не злодеем, но желая быть последовательным в своем отрицании; совершает практически почти бесцельное убийство Раскольников, ставши на тот же путь безбожного своеволия, который приводит к самоубийсту Кириллова, Ипполита, Ставрогина, также успевшего нравственно убить или развратить несколько молодых жизней, хотя его собственная натура была не только симпатична, но и обаятельна.

Наши предки с удивлением услышали бы все эти рассуждения и философские доказательства очевидной неотторжимости нравственной жизни от религии, но «в нашу глупую эпоху» (определение митрополита Антония) приходится тратить время на доказательство и таких положений, которые давно доказаны веками жизни человеческой и здравым смыслом.

В принципе осмысленная жизнь и деятельность совершенно не давались ряду героев произведений Ф.М. Достоевского, хотя и были одарены природными талантами и образованием, но, не имея в душе своей высшего и безусловного обязательного правила, то есть твердых религиозных верований, не могли приняться ни за какое постоянное и полезное дело, а все годы жизни своей оставались праздными, никчемными межеумками. Вот эти типы: Иван Карамазов, Николай Ставрогин, Свидригайлов, Версилов, Кириллов и много других второстепенных персонажей. Все они хотя и интересовались иногда религиозными вопросами, но так и не подчинили свою волю определенному учению веры.

Напротив, когда некоторые из героев автора устанавливаются на началах религиозности, то не только обретают полное примирение с жизнью, но и ощущают радостный прилив энергии к деятельности общественной и вступают в жизнь как убежденные созидатели, как смелые борцы. Таковы Шатов в «Бесах» и Подросток после их обращения, таковы Алеша Карамазов, Коля Иволгин и князь Мышкин в «Идиоте», Разумихин, друг Раскольникова, Смешной человек после своего пробуждения и т.д.

Владыка Антоний раскрывает в своей книге так же картину международных, культурных и политических отношений того периода, которые немало занимали Ф.М.Достоевского, но не как важнейшие в общественной жизни, а как применение идейных убеждений к наличной действительности.

Объявив себя другом Европы, ее истории и культуры, Достоевский не закрывал глаз перед глубоким расхождением с русской культурой; не скрывал писатель и того, насколько нас в Ев-

§в№%№ ИНТЕГРАЦИЯ ОБРАЗОВАНИЯ;

ропе ненавидят. Как Россия должна высоко ценить свои нравственные преимущества перед вырождающейся нравственной жизнью Европы и не увлекаться изящною внешностью последней.

Митрополит Антоний приводит следующие изречения автора, выражающие такие мысли: «Европа нас не любит и считает нас революционерами - как римские язычники древних христиан» [20, 143,203]; «нам нельзя безнаказанно побеждать в Европе» [20, 145].

Представляя целью побед России в XIX веке освобождение христиан православных, Достоевский с изумительной точностью предвидел все разочарование в этом святом деле и враждебные в этом святом деле предприятия Европы. «Англии нужно, чтобы восточные христиане нас возненавидели», пишет он [21,80]; «освобожденные славяне вместо благодарности заявят, что ничего доброго от России не получили бы» [21.358, 359]. «что их парламенты и культуры выше российских (там же)», «и между собой будутбиться из-за границ» [21,360]. «...Вообще Европа артистически обгадила наши освободительные подвиги среди православных народов: у четырех вновь образовавшихся государств, если не считать Черногории, оказались католические или лютеранские короли, только сербам удалось получить православную династию; ^аже греки в тот период были под иноверцами. Непогрешимый папа пишет Достоевский - не стыдится выражать свою радость победе турок» [21, 143].

Далее оценивая роль Европы по Достоевскому, владыка Антоний приводит такое изречение писателя: «Вот как помогала Европа самоотверженному подвигу русских. Впрочем, Европы как чего-то целого, как просвещенного союза христианских народов, и нет; таковою она была только в воображении императора Александра 1, тоже потом разочаровавшегося в ней, да в неумных головах русских западников; а на самом деле в Европе осталось только кладбище великих идей и людей, уже сошедших с лица земли».

Собственно ненависть Европы против России объясняется, пожалуй, ее полной неосведомленностью о ней, но, может быть, тут есть и обратная зависимость: непонимание России Европою имеет причиною ненависть к ней. Владыка Антоний не нашел у писателя ответа на этот вопрос, но об этой неосведомленности Ф.М.Достоевский выражается достаточно сильно. «Россия совершенно неведомая Европе страна, больше чем Китай» [ 19,3]. О том же писали, впрочем, и западники и, в частности, самые крайние, например, Тургенев. После этого понятно, почему автор с таким огорчением отзывается о русском пресмыкательстве перед Европой.

«Либералы 60-х годов желают России только аттестата зрелости от Европы» [(20, 321]. «Мы рабски виляем перед Европой, а получаем в ответ презрение» [21, 24]. С неудовольствием упоминает автор «о преобладании в нашей администрации немцев» [12,427].

Впрочем, наряду с этим навязанным нам от предков глупым заискиванием, наряду с другими противоречиями «в широком русском характере умещается и немалый запас отвращения и к европейской холодной и неискренней культуре, которая даже, собственно, не известна русской душе» (20,203): и «русский втайне очень любил, когда обличали Европу, например, у Фонвизина» [4,410].

И вот Ф.М.Достоевский не скупится на такие обличения современно измельчавшей и даже уже не существующей в качестве одного целого Европы. Преклоняясь перед ее прошлым, он бичует настоящую ее, в состоянии обособившихся друг от друга народностей: от него достается и немцам, и французам, и англичанам, отечества которых он объезжал и затем описывал в журнале «Гражданин» как его сотрудник.

Теперь о возвращении общества к вере и народности. Митрополит Антоний (Храповицкий) выявил в произведениях Ф.М.Достоевского целый ряд помех, из-за которых этот возврат затруднен. Писатель, описывая наш народ и наше общество в привлекательных очертаниях, в то же время указывал на неразумное пренебрежение к своей Церкви и Отечеству, и еще более неразумное преклонение перед Европой, которая того вовсе не заслуживает. И он надеялся, что возвращение России домой совершится. Что же это были за помехи, на взгляд владыки? Помехи к возрождению, которые уже успели врасти в русскую почву и в некотором отношении перековеркали русскую душу, то есть душу русского интеллигента, причастного к известным областям жизни. Это те области, которые окончательно или почти окончательно объевропеились, то есть лишились открытости, сердечности и широты, коими русское общество продолжает разниться от похолодевшей Европы. По этому поводу Достоевский, наряду с негодованием на наше обезьянство, выражается довольно решительно: «мы совсем не похожи на прочих европейцев» [20, 106]. Какие же это сферы жизни наиболее объевропеились?

Во-первых, наши суды. Достоевский свое разочарование нашими судами обстоятельно разобрал при описании им судебного процесса

Ж^Ж^Ж^Ж^ № 1, 2001

Д.Карамазова, во время которого засудили невинного человека. Тогда столичные адвокаты и даже юристы с напряженным вниманием следили за описанием упомянутого процесса, бывали часто не в состоянии дождаться выхода журнала и накануне забегали в редакцию, прося дать им корректурный экземпляр. В «Дневнике писателя», Достоевский прямо обличал адвоката, как типичного представителя нерусского и не симпатичного ремесла, «дающего эффект вместо дела» [20,64]. «Адвокатура засушивает совесть людей» писал Достоевский [20, 84], а адвокат Утин позволял себе с этой трибуны правосудия кощунствовать над словом Христовым: «Прощаются греси ея мнози, яко возлюби много» - прилагая цитату к одному грязному процессу, едва ли не с убийством на эротической почве [20, 170]. «Вообще,-заявляетавтор, - современный суд - не русский; авокаты и прокуроры неправдивы: молодой России нужен русский суд - то-есть менее казенно-формальный, а более совестный» [21,328].

Далее, самая любимая и самая уважаемая нашим автором отрасль жизни литература и наука - тоже обращаются на западный манер в ремесло и совершенно удаляется от заветов Пушкина поэту и мыслителю: «Ты царь: живи один. Дорогою свободной иди, куда влечет тебя свободный ум». «Современные писатели - сетует Достоевский - пишут для новых читателей» [14,3], и «литературные занятия развращают человека» [14,4].

Достоевский с глубоким отвращением относится к тенденциозно-обличительной прессе, нередко продажной и во всяком случае не останавливающейся ни перед какою клеветой. В рассказе «Крокодил» и в романе «Идиот» он приводит пример такой гнусной клеветы соединенной с жестоким, бесчеловечным порочением [11,388]. Да и наукой, по его мнению, занимаются уже не бескорыстно, как прежние профессора-идеалисты, а эгоистично [20, 197].

Лгущая пресса, наемнического духа наука, подражание хвастунам иностранцам создает у нас типы вралей, которые особенно теперь отличаются при новых средствах обращения с людьми, не могущими проверить их показаний, то есть с соседями в вагонах и пароходах: выработался тип «русского интеллигента, который врет без конца и не стыдится»: это тип лгуна совершенно бессовестного [19,297].

В общем пореформенная Россия не очень радует Ф.М.Достоевского, так как накладывает на все петербургский, нерусский дух. «Характер петербургской жизни - говорит автор - мрачный и фатальный» [7,249], «и самый лучший ее вид, то есть вид Петербурга с Невы, - пишет он -носит дух холода, немой и глухой» [8, 162].

Наконец, в числе печальных явлений пореформенной жизни автор указывал на некоторое развращение женского пола, хотя в целом он преклоняется пред русской женщиной. «Светские дамы крайне развращены и для таких дел на все способны» [15,255].

Как видим, Ф.М.Достоевский не закрывает глаза на мрачные стороны русской жизни и современных ему русских характеров.

Но все-таки Ф.М.Достоевский больше оптимист, чем пессимист. Он всем своим творчеством призывает нас встать на путь нравственного возрождения через отказ от языческого взгляда на жизнь, через осознание своей виновности перед Богом и ближними и борьбу с духом гордыни и самооправдания; отсюда и возникает уже вера в слова Христовы и в будущую жизнь, а затем сочувствие и уважение к тому народу, который руководствуется этой верою более тысячи лет и усвоил себе на жизнь воззрения, предложенные в Евангелии.