"Мягкая сила" Индии: приоритет кооперации Юг-Юг в контексте мир-системного анализа

Алимов А.А., Матяшова Д.О. «Мягкая сила» Индии: приоритет кооперации Юг-Юг в контексте мир-системного анализа // Общество. Среда. Развитие. – 2020, ¹ 2. – С. 21–27.

Анализ стратегий восходящих держав по применению «мягкой силы» актуален в силу кризиса стратегий тех государств, которые в 2000-х и середине 2010-х воспринимались как безусловные лидеры в сфере «мягкого влияния». Речь идёт о США, Великобритании, государствах Евросоюза и в меньшей степени – о Южной Корее и Японии, воспринявших западные ценности и интегрировавших их в свои культуры и политические системы [19]. Данные государства прибегали к продвижению ценностей либеральной демократии, неолиберальной экономики и прав человека. Именно этим чертам в своей публикации «Bound to Lead» в 1991 г. уделил ключевое внимание автор концепции «мягкой силы» Дж. С. Най [24]. Тем не менее, к середине 2010-х появился тренд глобального авторитарного отката [31] имеющий разные формы (создание гибридных режимов, консолидация суперпрезидентских республик, оформление «нелиберальных демократий») в разных регионах [26].

Данный феномен сигнализирует о потере либеральной демократией способно- сти быть фактором «мягкой силы». Другим выводом является необходимость поиска новых подходов к привлечению союзников и конструированию союзных режимов через «мягкую силу», чем сейчас и занимаются восходящие державы [10].

Однако в ходе конструирования концепций «мягкой силы с региональной спецификой» размывается оригинальная концепция в целом. Так, в факторы «мягкой силы» начинают включать экономическую кооперацию и бренды национальных производителей [11] и экономическое содействие устойчивому развитию за рубежом – т.е., факторы, которые Дж. Най относил к вознаграждению («морковке»), а не к привлекательности («мягкой силе») [25]. Кроме того, появляются гибридные концепции, такие как «комплексная мощь» [10], «разумная сила» [3] и т.д. Размывание базовых понятий концепции приводит к критике идеи «мягкой силы» в целом [20]. Это делает актуальной деконструкцию концепции в целом, для чего необходим новый эмпирический материал.

Общество

Общество. Среда. Развитие № 2’2020

В качестве объекта эмпирического анализа выбрана современная стратегия «мягкой силы» Индии. Такой выбор сделан по ряду причин, связанных с актуальностью рассматриваемой проблематики. Во-первых, Индия является восходящей державой, о чём свидетельствуют как объективные факторы (место в экономике региона и мира, роль в международных объединениях – таких, как БРИКС и АСЕАН), так и дискурс политических лидеров. При этом взгляд на Индию как восходящую державу разделяют как индийская элита [29], так и зарубежные эксперты и политики [8]. Во-вторых, потенциал мягкой силы Индии в международном дискурсе считается недостаточным для государства, претендующего на высокий статус восходящей державы. Это выражается в позициях Индии в международных рейтингах «мягкой силы», таких как The Soft Power 30 (где она никогда не была представлена), Rapidgrowth markets soft power index от 2012 г. (где её индекс «мягкой силы» в 2005–2010 снижался) [28], Future Brand Country Index от 2019 г. (где Индия находится на 41 месте из 75) [15]. В то время как рейтинги отражают восприятие Индии за рубежом (преимущественно на Западе), свидетельством восприятия её «мягкой силы» как недостаточной в самой Индии могут служить попытки Н. Моди реконструировать уже существующие образы и символы Индии (такие, как йога) в западном дискурсе [7]. В-третьих, Индия является признанной демократией (по версии Freedom House – одна из трёх полностью свободных стран Южной и Юго-Восточной Азии [14]), т.е., имеет возможность конвертировать демократию в «мягкую силу», в отличие от других восходящих держав Южной Азии и Большого Ближнего Востока. Тем не менее, в настоящее время Индия делает акцент на продвижении себя в регионе через сотрудничество по линии Юг-Юг, а не на пропаганде демократических ценностей [25]. Это можно расценить как выстраивание альтернативной стратегии применения «мягкой силы».

В силу вышесказанного целью работы является выяснение причин приоритетности South–south cooperation в структуре мягкой силы Индии по сравнению с демократией на современном этапе. Акцент работы сделан на внешнеполитических факторах такого выбора, поскольку внутриполитические факторы подробнее разработаны в литературе и обладают большей изменчивостью и сильнее определяют не стратегию, а тактику.

Донор-реципиентная модель «мягких сил» как теоретическая основа исследования

«Гибридные» концепции «мягкой силы», несмотря на их разнообразие, не отражают особенности использования «мягкой силы» различными категориями государств. Речь идёт о категориях развитых и развивающихся стран, восходящих держав, потенциальных сверхдержав и так называемых «увядающих» держав (declining powers). Для этого для проведения предложенного автором исследования была разработана особая модель, основанная одновременно на концепции «мягкой силы» Дж. Ная и концепции мир-системы И. Валлерстайна [1].

Согласно оригинальной концепции Дж. Ная, источниками «мягкой силы» (т.е., привлекательности, стимулирующей вступать союзы с привлекательным государством или модифицировать свой режим в соответствии с примером этого государство) являются институты, внешняя политика и культура [24]. Соответственно, для того, чтобы выстраивать долгосрочную стратегию использования «мягкой силы», необходимы стабильные, но вместе с тем гибкие институты, последовательная внешняя политика и обширный массив культурных ценностей. В свою очередь, для того, чтобы увеличить привлекательность «мягкой силы», институты должны быть эффективными, политическая культура – уважительной к участникам политического процесса, дипломатия – реализующей национальные интересы и максимизирующей престиж государства. Государства, институты, дипломатия и культура которых обладают такими характеристиками (государства-доноры), наиболее эффективно транслируют «мягкую силу» за рубеж. В иерархии мир-системы Валлерстайна они соответствуют ядру. Такие государства могут представлять собой действующие сверхдержавы (США), потенциальные сверхдержавы (ядро ЕС) или даже «увядающие» державы (Великобритания), если их институты не теряют эффективности.

Для государств, соответствующих периферии по Валлерстайну [1], характерны нестабильные и слабоэффективные институты, нестабильные дипломатические связи и контакты и дипломатия, сильно зависящая от политического курса вновь пришедшей к власти элиты, политическая культура с высоким уровнем насилия и нетерпимости. «Мягкая сила» таких государств генерируется (если вообще генерируется) в основном за счёт национальной культуры, но воспринимается очень ограниченным количеством акторов мировой политики. Государства периферии, обладающие такими характеристиками, воспринимают «мягкую силу» стран-доноров, заимствуя модели их институтов и политической культуры, дабы стабилизировать внутреннюю политику и своё положение на международной арене. В исторической ретроспективе к реципиентам можно отнести доминионы и колонии Великобритании и Франции, государства – будущие члены ОВД и будущее ядро ЕС в первые пять лет после Второй мировой войны. Тем не менее, часть реципиентов с наиболее слабыми институтами и наиболее нетерпимой политической культурой следует именовать субреципиентами. Им сложнее преобразовывать «мягкую силу» ядра в новые институты, дипломатические контакты и политическую культуру потому, что имеющиеся институты слабы, но ригидны (преобразовать их можно или с нуля, что приведёт к анархии, или ценой «горячих» конфликтов). Население таких стран, в свою очередь, или не заинтересовано в развитии своего государства, или не имеет для этого доступа к политической деятельности. В этих условиях классические инструменты продвижения «мягкой силы» (образование, продвижение демократических ценностей, миростроительная дипломатия) не приводят к трансформации политики стран периферии. Они приводят к утечке активного населения в страны ядра и к агрессивному сопротивлению элит, которые воспринимают «мягкую силу» стран ядра как неоколониализм. субреципиентов следует соотносить с несостоявшими-ся государствами и наименее развитыми странами по классификации ООН.

Решением проблемы субреципиентов может служить политика государств, которые в период становления своей государственности были реципиентами ядра и восприняли его институты. Став независимыми, такие государства трансформируют под локальные особенности эти институты, формируя собственные, уникальные факторы «мягкой силы». Тем не менее, они продолжают находиться под влиянием стран ядра, на глобальном уровне являясь реципиентами, а на региональном – донорами. В концепции Валлерстайна они соответствуют полупериферии. Примером подобных государств могут служить страны группы ИБСА – так, согласно исследованию GlobeScan в 2014 г. наиболее благоприятное мнение об Индии было зафиксировано в Нигерии (64%), Кении и Гане

(по 53%), Индонезии (47%) (реципиенты), России, Великобритании, США (по 45%) (в разное историческое время были донорами), в то время как наиболее негативные оценки были получены в Германии (68%), Испании (50%), Франции (49%) (доноры-конкуренты) и в ряде других стран [15]. Схожую ситуацию демонстрировала Бразилия – наибольший процент добро- желательно настроенных по отношению к Бразилии респондентов был выявлен в странах – соседях Бразилии – Чили и Перу (соответственно 62% и 61%), а также в Африке (Бразилия в 2014 г. пользовалась уважением у 65% жителей Ганы и 59% – Нигерии). Максимальный процент негативных отзывов был зафиксирован в Германии (59%) и Великобритании (39%) [6].

Одними из ключевых инструментов «мягкой силы» для стран полупериферии являются техническая кооперация по направлению Юг-Юг и кооперация по направлению Юг–Юг в сфере устойчивого развития. К «мягкой силе» они относятся, поскольку через них демонстрируются открытый политический курс, технологическая развитость и приверженность ценностям равенства и социального благополучия. Реципиенты и субреципиенты, в свою очередь, воспринимают такую кооперацию как более симметричную, так как полупериферия учитывает их потребности (часто это связано со знанием специфики региона) и имеет схожий социально-экономический бэкграунд [13]. С кооперации по направлению Юг–Юг начинается формирование предпосылок для создания стабильных институтов и восприятия классических инструментов «мягкой силы».

Особенности «мягкой силы» Индии как государства полупериферии

Экономическое и военно-стратегическое значение Индии, наравне с её территориальными и демографическими масштабами, привело к формированию «асимметричного соотношения сил» в Южной и Юго-Восточной Азии [18]: региональная держава окружена государствами со слабыми политическими институтами (Афганистан, Мьянма), низкодоходной экономикой (Бангладеш, Мьянма), обременёнными этнорелигиозными конфликтами, сопряжёнными с террористической и сепаратистской угрозой (Афганистан, Пакистан, Непал). С точки зрения классификации, приведённой выше, Индия, в сравнении с соседями обладающую преимуществами в виде устойчивой демократии и эконо-

Общество

мического роста, устойчивость которого прогнозируется Всемирным банком [16], следует относить к полупериферийным, «промежуточным» донорам «мягкой силы».

В то же время доминирующее положение в регионе накладывает на Индию ограничения в сфере использования как жёсткой, так и мягкой силы. Сформировавшийся к началу 2010-х и не деконстру-ированный до сих пор образ Индии как регионального гегемона служит вызовом для системы безопасности Южной и ЮгоВосточной Азии в целом [18]. Он способен

Общество. Среда. Развитие № 2’2020

провоцировать истолкование внешнеполитической активности Индии в сфере распространения «мягкой силы» как попытки установить неоспоримое господство над слабыми, зависимыми от связей с ней государствами. Такое толкование, помимо прочего, имеет неоколониальное измерение и формирует представление об Индии как о «новой метрополии» [23]. Это представление вступает в конфликт с традиционной репрезентацией Индии в качестве борца с эксплуатацией со стороны центра мир-системы [18] (представление о котором в XX веке ограничивалось глобальным западом), являющейся значимым ресурсом индийской «мягкой силы» и драйвером кооперации по направлению Юг–Юг [23].

С другой стороны, наряду с задачей расширения влияния в регионе Индия стремится к разрешению собственных приграничных противоречий с Пакистаном, Непалом и Китаем [9]. В 1970–1990-е для этих целей была избрана стратегия «активного миротворчества» в форме использования «жёсткой силы». Примерами этой стратегии могут служить интервенция в Восточный Пакистан в 1971 г., в Шри-Ланку в 1987–1990 гг., введение экономической блокады Непала в 1989 году [18]. Использование «жесткой силы» не только продемонстрировало свою неэффективность, не приведя к разрешению конфликтов, но и подорвало авторитет Индии как миротворца и регионального лидера (который в западном дискурсе восстанавливался до 2010-х [27], дав возможность ее соседям, с которыми имеются пограничные противоречия, акцентировать внимание мирового сообщества на «опыте агрессии» восходящей сверхдержавы. В связи с этим именно «мягкая сила» является для Индии главным инструментом максимизации господства в Южной Азии.

В соответствии с этими обстоятельствами индийское использование «мягкой силы» предполагает диверсификацию вза- имодействий с государствами региона и мира в целом, ранжируемыми в соответствии с принципами так называемой «большой стратегии концентрических колец». Согласно ей, ключевой сферой для установления влияния Индии являются соседние страны (Бутан, Непал, Бангладеш, Мальдивы, Мьянма). Их стабильность рассматривается как залог благополучия Индии и превращения блока государств Южной Азии в влиятельный актор мировой политики. Ко второму кругу относятся государства Азиатско-Тихоокеанского региона, которые следует оберегать от усиливающегося влияния Китая и конфликты в которых следует урегулировать ради упрочения существующего баланса сил. Третий круг включает в себя Евразию, а в ближайшей перспективе – весь остальной мир. Это выражается в участии Индии в организациях многостороннего сотрудничества (G20, РИК, БРИКС, ШОС, Содружество) для демонстрации и актуализации своего влияния в качестве полюса многополярного мира [2].

Для «мягкой силы» Индии характерно большое разнообразие ресурсов. Это позволяет ей диверсифицировать влияние в стратегическом и региональном плане, в конкретный момент исторического времени делая один из факторов ведущим. Российские специалисты А.О. Наумов и Р.С. Положевич анализируют ресурсы индийской «мягкой силы» в рамках пяти основных факторов: культуры, внутриполитических ценностей, внешней политики, индийской диаспоры за рубежом и экономического потенциала. По их мнению, продвижение не только классической, но и современной индийской культуры позволяет расширить целевую аудиторию индийской «мягкой силы», в том числе в государствах, отношения с которыми были осложнены конфликтами в прошлом или остаются напряжёнными сейчас. Так, отдельные индийские киностудии (в Кол-ливуде или Толливуде) ориентированы на производство лент на тамильском языке, языке телугу, пенджабском и т.д., в результате чего индийские кинокартины завоёвывают популярность в Шри-Ланке, Бангладеш и Пакистане [5]. Внутриполитический аспект «мягкой силы» Индии связан не только с устойчивостью и зрелостью демократии, но и с существованием социальных институтов, гарантирующих права и свободы граждан в условиях конфликтогенного этнорелигиозного плюрализма и косвенного сохранения варновой системы (примером таких институтов являются по- зитивная дискриминация так называемых зарегистрированных каст и зарегистрированных племен, или существование политической традиции далитских партий) [5].

Посыл, который транслирует «мягкая сила» внешней политики, в свою очередь, двояк. С одной стороны, участвуя в многосторонних институтах глобального управления и консолидируя в своём регионе аналогичные организации (СААРК), она добивается ведущей роли в принятии глобальных политических решений в круге нынешних и потенциальных сверхдержав, из которого исключены малые страны. С другой стороны, Индия продолжает прибегать к тезису о выстраивании демократического, формирующего международную повестку с учётом мнения всех государств мирового порядка. В данном тезисе прослеживается наследие концепта антиколониальной борьбы, который использовался в качестве инструмента «мягкой силы» внешней политики Индии в 1950–1960-х гг. Примирение этих посылов достигается за счёт кооперации по линии Юг–Юг, которая сочетает в себе элементы демонстрации экономического потенциала восходящей сверхдержавы и признания ценности устойчивого развития для государства, продолжающем решать проблемы интенсивного роста населения, неравенства и экологической безопасности.

Для индийской стратегии кооперации по линии Юг–Юг также характерны диверсифицированность и опора на многосторонние институты. Ключевыми международными платформами предоставления помощи развивающимся странам служат организации системы ООН – МВФ, в котором Индия является кредитором [17], Фонд ООН для инвестиций в развитие и отдельно – совместный фонд Индии и ООН для партнёрства в целях развития, созданный в 2017 г. [30]. Кооперация на глобальном уровне закрепляет курс трансрегионального и регионального уровней. Его проводниками, в свою очередь, служат программы ITEC (мир в целом), SCAAP (Африка) и TSC Colombo (Тихоокеанский регион), финансируемые Министерством иностранных дел [21]. Изначально они были ориентированы на предоставление гуманитарной и технической помощи в рамках двусторонних связей, однако сейчас ITEC, SCAAP и TSC Colombo стали центрами координации программ многостороннего международного сотрудничества в сферах образования, борьбы с последствиями стихийных бедствий, обмена технологии, экономических консультаций и т.д. [12]. Другие каналы кооперации Юг– Юг – это кредитование индийских оборудования и инфраструктурных проектов через Экспортно-импортный банк Индии, прощение долгов «бедным странам с крупными задолженностями» (к данной категории относятся страны Африки и Латинской Америки – четвёртого «концентрического круга») [17], непосредственное возведение инфраструктурных комплексов. Таким образом, кооперация по линии Юг–Юг выполняет задачи расширения партнёрских связей, создания каналов для будущего экономического сотрудничества, примирения представлений об Индии как новой сверхдержаве и о части глобального Юга. Кроме того, в перспективе она способна предоставить Индии возможность заявить о себе как о голосе Южной Азии и Юга в целом.

Почему не демократия?

Если кооперация Юг–Юг служит объединяющим фактором в регионе, заинтересованном в решении проблем бедности и неравенства, то демократия и её ценности, напротив, остаются категорией, на основе которой государства Южной Азии противопоставляются друг другу, причём как в глазах Запада, так и в глазах друг друга. Соответственно, попытки продвижения Индией демократии в рамках стратегии «мягкой силы» привели бы к противопоставлению её по отношению к остальной авторитарной Южной Азии. В таком случае нарушился бы баланс между посылом о «новой сверхдержавности» и «сохраняющейся южности» страны – упор был бы сделан на первую. В долгосрочной перспективе это способно привести к дистанцированию малых государств региона от Индии и, как следствие, попаданию их в сферу влияния Китая, который также использует стратегию кооперации Юг–Юг, но политические ценности которого более усвояемы. Кроме того, непосредственное продвижение политических ценностей способно усилить представление об Индии как о «новой метрополии» региона, конструирующей вокруг себя систему не-околониальных связей эксплуатационного характера. Данные последствия подрывают «мягкую силу» Индии в целом, являясь угрозой для её диверсифицированного характера.

Другой причиной сдержанного использования демократии как ресурса «мягкой силы» является исторический опыт Индии, который в ретроспективе можно оценить как непродуктивный. В конце

Общество

1990-х – начале 2000-х Индия включила в свою внешнеполитическую повестку продвижение демократии на глобальном уровне, изначально поддержав демократический транзит в Южной Азии. В июне 2000 года Индия стала одним из основателей Сообщества демократий, а в 2005 году – участником Фонда демократии ООН [4]. Тем не менее, эти шаги столкнулись как с внешнеполитической, так и с внутриполитической инерцией. Представители находившейся до 2014 г. у власти ИНК скептически отнеслись к предложениям Манмохана Сингха усилить роль демократии в индийской идентичности – прежде всего, в связи с приверженностью традиционным

Общество. Среда. Развитие № 2’2020

для партии ценностям «неприсоединения» и «социализма», уже имплементированным, по их мнению, во внешнеполитический курс и международный имидж Индии [22]. В самом же регионе Южной Азии демократизация свернулась в связи с различными факторами, важнейшими из которых оставались низкий общий уровень жизни (и, как следствие, отсутствие среднего класса) и обострение этнорелигиозных конфликтов. Модель индийской демократии направлена на разрешение таких конфликтов, перенос их в легальное поле политической борьбы. Однако институт индийской демократии сложился в рамках специфических условий (заимствование политических институтов у Великобритании в эпоху колонизации, формирование устойчивого федерализма, демократия как база для национального строительства), для которых не везде есть база.

Другими значимыми факторами опоры на кооперацию Юг–Юг являются экономическое соперничество с Китаем и сохраняющаяся необходимость поддерживать высокие темпы экономического роста для решения внутренних проблем. Кооперация Юг–Юг создаёт экономические связи и привлекает потребителей индийских товаров и услуг, в то время как продвижение демократии требует осмотрительности во внешней политике и, как следствие, ослабления сотрудничества с авторитарными режимами, нарушающими права человека. Кроме того, это слабо коррелирует с принципами неприсоединения и равного развития мирных и дружественных отношений со всеми странами в целом.

Наконец, институциональная архитектура кооперации Юг–Юг в Индии является гораздо более развитой по сравнению с институциональной архитектурой продвижения демократии. Если последняя начала оформляться после Холодной Войны, то ITEC/SCAAP and TCS были созданы в 1964 г. [21], Экспортно-Импортный банк Индии – в 1982 г., и подтвердили свою эффективность, несмотря на нестабильную среду региона.

Заключение

Таким образом, современная Индия отводит особое место в своей стратегии «мягкой силы» кооперации по линии Юг– Юг как по структурным причинам, так и ввиду собственных интересов. Индия как «промежуточное звено» между глобальным Севером (донорами «мягкой силы») и слаборазвитыми странами Юга не может пропагандировать демократические ценности непосредственно – во-первых, это связано с высокими репутационными издержками для самой Индии; во-вторых, региональные реципиенты демократии как фактора «мягкой силы» могут её не воспринять в связи с отсутствием условий для построения стабильного политического режима вообще; в-третьих, курс на демократизацию ограничивает свободу экономического манёвра в регионе, где большая часть режимов считается авторитарными. Кооперация Юг–Юг, напротив, расширяет партнёрские связи и создаёт каналы для сотрудничества в будущем, когда соседи Индии станут развитыми в экономическом плане. Более того, она примиряет представление об Индии как одновременно о новой сверхдержаве и о части глобального Юга. Это создаёт вокруг полупериферийной державы устойчивую сферу влияния и безопасности, к чему Индия и стремится.