Мнение или факт: тактика фактуализации в современном российском политическом медиадискурсе

Несмотря на то, что СМИ позиционируют себя в качестве беспристрастного фиксатора реальности, нельзя не отметить эмоциональность транслируемой в них информации. Именно выражение эмоций позволяет журналистам более эффективно убеждать читателей, а также стимулировать их к принятию политических решений, например проголосовать за определенного кандидата, а также к формированию мнения о той или иной политиче- ской группе или ее представителе. Согласимся с мнением Ю.В. Газинской, которая утверждает, что эмоциональность в политическом медиадискурсе так или иначе связана с оценоч-ностью, поскольку реализуется через состояние волнения и в процессе декодирования медиатекста предполагает разделение действительности по принципу «хорошо – плохо». Использование подобной диады в СМИ является весьма эффективным приемом убеждения, поскольку все базовые разновидности человеческих эмоций легко делятся по этому принципу. Таким образом, несмотря на то, что СМИ заявляют о следовании принципу беспристрастности, практически любая политическая информация сопровождается журналистской оценкой, которая может являться частью манипулятивной стратегии.

Цель данного исследования – выявить основания для выделения тактики фактуали-зации в современном политическом медиадискурсе, проанализировать особенности ее использования и провести количественный анализ наиболее типичных языковых средств реализации данной тактики. Актуальность обусловлена важностью системного изучения медиаполитического дискурса и недостаточной систематизированностью тактик внутри стратегии дискредитации. Материалом для исследования полужили разножанровые тексты российской прессы 2007–2019 гг. из интернет-версий газет «Аргументы и Факты» (АиФ), «Известия», «Российская Газета» (РГ) и «Российские вести» (РВ). Общее количество исследованного материала – 27 текстов объемом 15 500 словоупотреблений. В процессе исследования применялись описательный метод, метод дискурсивного анализа, а также количественный метод. В итоге в исследованном материале было обнаружено 27 микроконтекстов, реализующих тактику фактуализации.

В ходе исследования политического медиадискурса мы выделяем две разнонаправленные макростратегии: стратегию самопрезен-тации и стратегию дискредитации. Рассматриваемая в данной статье тактика фактуализа-ции реализуется в рамках стратегии дискредитации наравне с тактикой обвинения, оскорбления, навешивания (наклеивания) ярлыков и т. д. Под тактикой фактуализации мы понимаем некое оценочное высказывание субъективного характера, которое в отсутствие ссылок на источники и средств смягчения категоричности подается как подтвержденный и вери-

фицированный факт. Существование тактики фактуализации стало возможным из-за противоречивой и неоднородной природы дискурса. В частности, с содержательной точки зрения ошибочно рассматривать политический дискурс как статичное и логически организованное пространство. Дискурс всегда подвержен трансформациям: в зависимости от конкретной коммуникативной ситуации вектор оценки определенного понятия или события может меняться с положительного на отрицательный, и наоборот. Таким образом, во многом политическая коммуникация строится на применении концептуальных оснований дискурса к фактическим политическим событиям, другими словами, на фактуализации дискурса. Именно в процессе фактуализации ведется борьба за право доминантной оценки [3]. Процесс фактуализации особенно характерен для медиадискурса, который призван фиксировать все изменения состояний реального мира путем трансформации этих изменений в нарратив [9]. Приведем пример: летом 2019 г. в Москве прошел ряд оппозиционных митингов, для многих россиян это событие стало фактом только после того, как СМИ сообщили об этом, причем позиционирование этого события было разным: от мирного шествия (оппозиционные СМИ) до революционной демонстрации (проправительственные СМИ).

Н.А. Пром определяет фактуализацию реальности как некую когнитивную систему, включающую в себя осознание объективной реальности, трансформацию субъективной реальности в процессе познавательной деятельности и, как итог, речевую репрезентацию [16]. Если исходить из этого общего определения, становится очевидно, что фактуализация является естественной частью познавательной деятельности и постоянным процессом для каждого человека. Однако некоторые исследователи полагают, что фактуализация может быть использована в манипулятивных целях в рамках конструирования альтернативной реальности [12; 18]. Во-первых, в процессе изложения фактов автор текста может добавить экспрессивных средств, корректируя читательское восприятие. Во-вторых, в единое медиапространство журналисты помещают реальные факты и псевдофакты, или фактоиды, таким образом эмпирически уравнивая их в общественном сознании.

Термин фактоид был впервые использован американским писателем Норманом Мей-лером в биографии Мэрлин Монро. Н. Мейлер понимал фактоид как факт, который не суще- ствовал в реальности до его появления в медиапространстве. Цель фактоида ‒ не столько ввести в заблуждение читателя, сколько манипулировать его эмоциями [19]. В XXI в. это понятие стало еще более актуальным в условиях некой девальвации факта, когда разница между правдой и фейком все менее очевидна [8]. Ключевым признаком фактоида является его правдоподобие [2], причем степень правдоподобия может быть весьма различной, а амплитуда колебания от реалистичности до неправдоподобности иногда оказывается весьма широкой [15]. В качестве частного проявления фактоида можно рассматривать утверждение, основанное на интерпретируемом обобщении действительности, которое за счет доминирования субъективного элемента над объективным является лишь частично истинным [14].

Перед исследователем встает вопрос о том, как отличить факт от фактоида. Это сделать непросто, и главной проблемой является регулярное немаркированное использование фактоидов. Как мы уже выяснили, сама природа фактоида (примат субъективного, роль интерпретации) роднит это понятие с мнением, которое противопоставляется реальному знанию. В связи с подобной трактовкой мы будем относить к мнениям не только непосредственно оценочную, но и фактологическую информацию, содержащую, однако, единицы с эксплицитной / имплицитной оценочностью.

Маркерами мнения традиционно являются маркеры эвиденциальности, т. е. специальные показатели экспликации источника информации [11]. В качестве подобных показателей может выступать ссылка на источник (по словам эксперта, по заявлению столичной полиции), особые синтаксические конструкции, в частности безличные предложения (Предполагалось, что перемирие позволит мирным гражданам покинуть Идлиб…) и лексические маркеры снижения категоричности (вроде бы, кажется, будто) [5; 11]. При отсутствии маркеров мнения общий уровень категоричности текста повышается, что может интенсифицировать воздействующий эффект высказывания. При этом злоупотребление категоричными высказываниями может привести к диаметрально противоположному результату, т. е. к коммуникативной неудаче и, как следствие, к недоверию и неприятию со стороны читателя. В связи с этой методологической сложностью О.В. Кукушкина предлагает не разделять факты и фактоиды, т. к. в отсутствие маркеров мнения их различия выходят за грань собственно лингвистической реальности, и в каж- дом конкретном тексте представляется невозможным проверить, является ли сообщение полностью или лишь частично соответствующим действительности [13]. В.И. Карасик также пишет о невозможности создания единой формальной классификации фактоидов из-за их семантики, идентичной фактам. Таким образом, единственный критерий, который может быть положен в основу выявления фактов и / или фактоидов, – прагматический [10].

В связи с бесконечной семантикой факто-идов, частым отсутствием маркеров мнения и широкими прагматическими задачами их использования представляется проблематичным однозначное выявление всех случаев использования тактики фактуализации, т. к. существует шанс пересечения тактики фактуа-лизации и тактики обвинения, которая в своей основе тоже имеет факты или псевдофакты. В связи с этим стоит оговориться, что мы будем рассматривать только те случаи использования тактики фактуализации, в которых реализуется ряд принципиальных условий.

• 1.    Фактическая информация имеет выраженный негативный прагматический потенциал по отношению к политическому оппоненту. Значимыми для нашего исследования становятся следующие причины создания потенциальных фактоидов: дискредитация представлений о жизни в других странах, а также устрашение читателей для обоснования определенных политических решений [Там же].

• 2.    Авторизующие конструкции или прямые ссылки на конкретное лицо / группу лиц или издание в качестве источника информации отсутствуют, что является признаком манипулятивной интенции, т. к. информация в этом случае преподносится в качестве объективного и верифицированного факта.

• 3.    Присутствуют языковые средства, реализующие семантико-прагматическую категорию категоричности, призванные увеличить доверие к высказанному факту.

Исследуя проблему достоверности высказывания, Е.И. Беляева выделяет два микрополя: вероятности и истинности. Внутри каждого поля находятся языковые средства – маркеры, сгруппированные градуально. Так, в рамках микрополя модуса вероятности функционируют элементы, указывающие на высокую (должно быть, видимо), среднюю (вероятно, возможно) и низкую (может, пожалуй) долю вероятности. Сходным образом сформирована структура микрополя категории истинности: исследователь выделяет средства выражения категорической истинности (дей- ствительно, на самом деле) и проблематической истинности (вряд ли, кажется) [4]. Для нашего исследования актуальными являются языковые средства, выражающие высокую долю вероятности и категоричную истинность, т. к. их использование направленно на убеждение адресата в достоверности высказывания и его принадлежности к объективным фактам. О.А. Акульшина, исследуя связь между категориями категоричности, истинности и объективности, пишет о том, что категоричное высказывание воспринимается собеседником как попытка донести истину. При этом О.А. Акульшина подчеркивает, что на самом деле категоричное высказывание может не быть истинным, однако будет производить впечатление такового [1].

Таким образом, мы считаем, что тактика фактуализации в рамках глобальной стратегии дискредитации направлена на представление негативных мнений и оценок в виде верифицированных фактов в основном за счет маркеров повышения категоричности.

Важную роль в реализации тактики фак-туализации играют вспомогательные коммуникативные единицы (ВКЕ), или дискурсивы. Е.Ю. Викторова выделяет два типа: дискурси-вы-организаторы, цель которых – сделать дискурс связным и цельным, и дискурсивы-ре-гулятивы, призванные выразить мнение автора, оценки и другую межличностную информацию [7]. Одной из разновидностей дискур-сивов-регуляторов являются дискурсивы повышения категоричности. Данные дискурсивы содержат семы со значением долженствования, уверенности, точности и очевидности [6]. В нашем материале дискурсивы составляют большинство маркеров повышения категоричности. Среди дискурсивов повышения категоричности наиболее частотны единицы с исходной семантикой зрительного восприятия, такие как очевидно, видимо, по-видимому и т. д. В.В. Смирнова подробно описывает историческую трансформацию значения данной группы лексем: от абсолютной достоверности, когда говорящий действительно наблюдал факты своими глазами (XVIII в.), до проблемной достоверности, когда непосредственного зрительного контакта нет, а говорящий постулирует собственные умозаключения [17].

В ходе исследования было выявлено, что самым популярным дискурсивом повышения категоричности оказалось очевидно. Общая доля его использования в рамках тактики факту-ализации среди всех средств повышения категоричности составила 34,6%. Рассмотрим его функционирование в следующем примере: В психоанализе существует понятие «комплекс гиперкомпенсации». Психолог Альфред Адлер предложил называть этим термином состояние, в котором индивид стремится компенсировать другой свой комплекс ‒ неполноценности. <…> Комплекс, очевидно, оказался заразным и передался канцлеру Германии Ангеле Меркель (АиФ. 2014. 26 дек.). В статье, отрывок из которой мы здесь привели, речь идет о чересчур активных, по мнению автора, действиях США на мировой арене. В качестве обоснования такого поведения журналист вводит морбиальную метафору «ПОЛИТИЧЕСКАЯ АКТИВНОСТЬ – ЭТО РАССТРОЙСТВО». В данном случае фактуализируется информация о том, что Ангела Меркель, которая отождествляется со всей Германией, страдает от комплекса гиперкомпенсации, а следовательно, обладает и комплексом неполноценности.

Дискурсив очевидно чаще стоит в начале предложения: Очевидно , что за последние дни гнев российского общества и российской власти на действия карателей и украинских властей достиг взрывоопасных значений (Известия. 2014. 18 июня). Помимо дискурси-ва очевидно в тактике фактуализации принимает участие его омоформ – краткое прилагательное очевидно, которое выполняет функцию сказуемого: Сегодня уже для всех очевидно , что стратегическая линия, избранная Клинтоном и его командой по отношению к России, странам бывшего соцлагеря и бывшим республикам СССР, закончилась полным провалом, так же как и целый ряд стратегических решений, осуществленных Бушем-младшим (Известия. 2014. 1 июля). Как и дис-курсив, краткое прилагательное в данном примере сопровождает негативную информацию, призванную дискредитировать политического оппонента. Стратегия целого ряда американских политиков характеризуется лексемой с негативным прагматическим зарядом провал и усиливается лексемой полный .

Кроме того, нами были обнаружены однокоренные лексемы, выполняющие те же воздействующие функции, что и дискурсив и краткое прилагательное. Например: Однако газовые конфликты и особенно война с Грузией, после которой батька искренне пообещал Москве признать независимость Абхазии и Южной Осетии, а затем обманул ее, заставили российские власти прийти к пониманию очевидного. Лукашенко вовсе не тот человек, с которым можно работать и иметь дело (АиФ. 2010. 21 июля). Несмотря на тесные связи Рос- сии с Республикой Беларусь, ее лидер А.Г. Лукашенко на страницах российской прессы часто подвергается дискредитации. В данном относительно небольшом отрезке текста функционируют сразу две дискредитирующие тактики. Первая тактика – тактика обвинения – лингвистически реализуется с помощью пары контекстных антонимов: пообещал – обманул. Таким образом, А.Г. Лукашенко обвиняется в том, что не сдержал собственных обещаний. Любопытно, что тактика обвинения служит своеобразной вербально выраженной пре-суппозицей, обоснованием того фактоида, который используется во второй тактике – тактике фактуализации. Лексема очевидное является субстантивированным прилагательным, выполняет функцию сказуемого и в приведенном фрагменте прагматически относится ко второму предложению. Именно второе предложение эксплицирует то, что является очевидным фактом. Составляя смысловое единство, тем не менее, данные элементы оказываются синтаксически разделенными, т. к. автор явно хочет замедлить темп повествования, делая вывод, содержащийся во втором предложении, более весомым. Наречие вовсе не выполняет усилительную функцию, и в качестве факта преподносится следующая негативная информация: А.Г. Лукашенко является плохим политическим партнером.

Еще одним дискурсивом с исходной семантикой зрительного восприятия является лексема по-видимому. Употребление этого дискурсива также повышает категоричность высказывания и убеждает читателя в истинности транслируемой информации. В следующем примере по-видимому синонимично фразе с большой долей вероятности : Для того чтобы избавиться от неудобной приставки и. о. к занимаемой им должности, ему необходимо заручиться поддержкой избирателей и стать законным президентом. Получить ее, по-видимому , он рассчитывает с помощью поиска внешнего врага, на роль которого идеально подходит Россия (АиФ. 2010. 17 авг.). Доля дискурсива по-видимому составляет 7,3% от всех средств повышения категоричности, обнаруженных в нашем материале.

После самого популярного дискурсива очевидно второе место по частоте употребления в нашем материале занимает дискур-сив фактически: его употребление составило 15,4% от всех средств повышения категоричности, обнаруженных в нашем материале. Рассмотрим следующий пример: Все это наглядно демонстрирует тот факт, что вся полити- ка, весь курс, которого придерживался Ющенко, не нашли поддержки у народа Украины. Это фактически просто полный крах политики президента Ющенко (РГ. 2010. 19 янв.). Показательно, что в двух предложениях подряд используются слова с корнем -факт-, что само по себе в отсутствие маркеров эвиденци-ональности сигнализирует о применении тактики фактуализации. Автор приведенной цитаты хочет убедить читателя в том, что политика украинского президента потерпела полный крах.

Кроме того, были обнаружены единицы повышения категоричности, которые показывают, что последующая негативная информация является известной для большого количества людей. В связи с этим в манипулятивных целях используется стереотип о том, что большинство не может ошибаться. Эта интенция реализуется за счет употребления определительных местоимений ( каждый, все, любой и т. п.): Тогда, кстати, многим и правда казалось, что Pax Americana утвердился очень надолго. Ан и двадцати лет не прошло, а несостоятельность однополярной модели мира для всех очевидна (РГ. 2010. 21 мая). Кроме того, авторы используют лексемы с интегральной семой « МНОЖЕСТВО », как в следующем примере: Основные традиционные фигуры умолчания общеизвестны. Это произвольное использование Америкой военной силы, «баснословная привилегия» фактического контроля над мировой валютой и финансовыми организациями, потребление с давних пор львиной доли мировых энергоресурсов и такой же вклад в глобальное изменение климата (РГ. 2010. 21 мая). В данном случае уровень категоричности повышается за счет использования лексемы общеизвестный, в отдельное предложение выделены те негативные факты, которые, по мнению автора, являются общим знанием, не требующим проверки или пояснения. Негативные факты выражаются лексемами с отрицательной коннотацией: произвольный и баснословный . Единицы повышения категоричности с интегральной семой « МНОЖЕСТВО » составили 20,3% от всех средств повышения категоричности, обнаруженных в нашем материале.

Еще одним средством повышения категоричности является употребление наречий меры и степени, среди которых в нашем материале преобладает единица слишком, которая составила 19,2% от общего количества средств повышения категоричности. Стоит оговориться, что все обнаруженные нами примеры ис- пользования данного наречия структурно относились к цитатам и имели указание на автора. Другими словами, автор статьи использует в тексте чью-то цитату. С одной стороны, это противоречит одному из приведенных выше условий – отсутствию указания источника информации. С другой стороны, нашей принципиальной позицией является холистический подход к исследуемому материалу, т. е. понимание газетной статьи как прагматического целого, в котором все подчинено ряду коммуникативных целей. Нам представляется, что журналист намеренно подбирает ряд цитат, которые будут выполнять определенные задачи. В связи с этим правомерно говорить о суггестивном потенциале цитат. К тому же автор цитаты не ссылается на какие-либо источники, которые бы подтвердили сообщаемую им информацию. Таким образом, содержание цитаты подходит под условия реализации тактики фактуализации. Рассмотрим следующий пример: «Киевский режим слишком слаб и некомпетентен, экономическое положение Украины ухудшается, а сопротивление американской политике со стороны России нарастает», – констатирует автор (АиФ. 2015. 9 авг.). Данная цитата принадлежит политическому обозревателю журнала Salon Патрику Смиту, и она призвана убедить читателя в плачевном состоянии дел Украины. Для издания Смит является экспертом в области политики, поэтому, сославшись на него, авторы статьи повышают уровень доверия к высказанной информации, даже несмотря на то, что эта информация ничем не подкреплена. Само же высказывание американского обозревателя глубоко оценочно, хотя маркеры мнения и авторизующие конструкции (внутри самой цитаты) формально отсутствуют. Данный пример содержит сразу три словоформы с негативной коннотацией: слаб, некомпетентен и ухудшается. Наречие слишком производит усилительный эффект и повышает уровень категоричности, убеждая читателя тем самым, что оценка Патрика Смита является верифицированным фактом.

Проведенное нами исследование позволяет сделать следующие выводы. Тактика фак-туализации активно используется в современном политическом медиадискурсе. Автор газетной статьи, освещая то или иное событие, вовлекает своего читателя в процесс фактуа-лизации, т. е. изложения собственного мнения под видом факта или фактоида, придавая тексту высокую степень экспрессивности и тем самым реализуя воздействующую функцию.

Отделение истинного факта от ложного фак-тоида выходит за рамки собственно лингвистического исследования, поэтому невозможно зафиксировать все случаи функционирования тактики фактуализации. В данном исследовании мы фиксировали тактику фактуали-зации лишь при соблюдении ряда условий и наличии специальных маркеров: представление негативной информации в виде фактов, отсутствие маркеров мнения и использование средств повышения категоричности. Анализ материала показал, что средства повышения категоричности делятся на три группы: дис-курсивы (70,7%), прилагательные с дискурсивным значением (18,5%) и наречия меры и степени (14,8%).

Анализ языковых средств репрезентации данной тактики показал, что в группе дискур-сивов часто употребляемыми стали единицы с исходной семантикой зрительного восприятия: очевидно (34,6%) , по-видимому (7,3%), видимо (4,7%). Среди дискурсивов особенно употребительным также оказался дискурсив фактически (15,4%). Единицы повышения категоричности с интегральной семой « МНОЖЕСТВО » призваны апеллировать к мнению о том, что большинство всегда право и общеизвестное знание является истинным. Данная группа единиц составила 20,3% от всех средств повышения категоричности, обнаруженных в нашем материале.