Модель внешняя греховность – внутренняя праведность в современной православной художественной прозе

Вопрос об истинной и ложной порочности (как, впрочем, и святости) – один из основных в Евангелии. Хорошо известны эпизоды, когда всеми презираемые люди, считавшиеся в обществе грешниками, вступали в общение с Христом или становились его учениками (Зак-хей, Матфей).

Эта же идея отражена и в ряде новозаветных притч, например о мытаре и фарисее, которая завершается словами Спасителя: «ибо всякий, возвышающий сам себя, унижен бу-

дет, а унижающий себя возвысится» (Лк. 18: 9–14). Другая притча – о милосердном сама-рянине – расширяет диапазон истинных с религиозной точки зрения нравственных ценностей и показывает, что стремление к Богу проявляется через любовь, милосердие и жертвенность. Подчеркнем, что подобное соотношение греховности и праведности не несет в себе внутреннего противоречия, но указывает на разные уровни в оценке одного и того же явления.

Обе притчи объединяет то, что в них изображены презираемые в обществе люди, считающиеся грешниками (мытарь) или язычниками (самарянин). Однако христианское учение разрушает эти представления, показывая ошибочность социальных стереотипов, раскрывая подлинные духовные глубины в человеке, на первый взгляд далеком от нравственного идеала. Можно наблюдать смещение акцентов с внешней обрядовой стороны на внутреннюю: безупречный в плане исполнения правил фарисей на деле является носителем греха гордыни; уважаемые народом священник и левит проявляют равнодушие к попавшему в беду человеку.

Размышляя о феномене праведничества, современный литературовед А.Б. Тарасов пишет: «Праведничество — социокультурное явление, соединяющее в себе опыт напряженной духовной жизни, причастности человека к миру идеального бытия, к высшей правде, и практику воплощения идеала в условиях повседневной жизни» [3, с. 293].

Образ праведника в христианском сознании тесно соприкасается с образом юродивого, для которого, с точки зрения Г.П. Федотова, в первую очередь характерно «аскетическое попрание тщеславия» [4]. Эта же черта свойственна и многим персонажам современной духовной литературы, в частности произведений Н.В. Агафонова, например юродивому Гришке из одноименного рассказа или Вадиму Садкову («Божий странник»). Безусловно, соотношение образов праведника и юродивого, выявление общих и дифференцирующих черт их формирования требует отдельного более глубокого исследования и намечает перспективы настоящей работы.

Как видно, проблема ложной и подлинной праведности / греховности занимает важное место в богословской и научной мысли; важна она и для современных православных авторов. Разумеется, способы и средства художественного раскрытия данной проблемы предполагают свою специфику. Прежде всего следу- ет выделить сюжетно-композиционные узловые элементы повествования, проецирующиеся на феномен литературной характерологии. Можно утверждать, что они подчинены строго определенной логике: а) подробное раскрытие предстартовой ситуации (ПС) – своеобразная предыстория героя; б) на этапе стартовой ситуации (СС) персонаж выглядит крайне непривлекательно, на первый план выходит ярко выраженная внешняя греховность; в) стартовая ситуация чаще всего порождается кризисом; г) выбор-ситуация (ВС), которая не всегда четко прописывается, а в ряде случаев может полностью отсутствовать; г) финальная ситуация (ФС), дающая иной облик персонажа, благодаря чему в читательском сознании происходит его полная реабилитация.

Очевидно, что у исследованной модели есть два существенных отличия: во-первых, смещение КС в сторону ПС; во-вторых, периферийный, необязательный характер ВС. Первое объясняется тем, что, столкнувшись с кризисной ситуацией в прошлом и не найдя из нее выхода, человек в будущем может проявить определенного рода слабости, которые негативно скажутся на его облике и на восприятии персонажа окружающими людьми. Таким образом, кризис, во многом объясняя состояние человека на период стартовой ситуации, утрачивает заложенную в нем функцию стимулятора эволюции человека, как это наблюдалось в ранее описанных моделях. Периферийный характер ВС становится возможным из-за того, что в подобных произведениях не показана собственно эволюция человека, который грешен и праведен одновременно. Выбор может касаться лишь отдельного частного момента его жизни, но не играть решающей роли в переходе, например, от неверия к вере или от формальной религиозности к истинному бого-познанию.

Исследуемые элементы сюжетно-композиционной структуры (ПС, СС, КС, ВС, ФС) отражают специфику произведений современной духовной прозы с эволюционирующим объектом и находят воплощение в творчестве В.Н. Лялина, Б.Ф. Спорова, Т.В. Шипошиной, протоиереев А. Торика и А. Мокиевского. Однако их реализация в контексте модели внешняя греховность – внутренняя праведность является отличительной чертой художественного мира Н.В. Агафонова. Подобные образы и ситуации связывают современного писателя с традициями русской классической литературы. Неслучайным в этом плане становится эпиграф к рассказу «Погиб при исполнении», отсылающий читателя к роману Ф.М. Достоевского «Преступление и наказание», в котором говорится о прощении грешников и призвании их в Царство Божие: И когда уже кончит над всеми, тогда возглаголет и нам: «Выходите, – скажет, – и вы! Выходите пьяненькие, выходите слабенькие, выходите сором-ники!». И мы выйдем все, не стыдясь, и станем. И скажет: «Свиньи вы! Образа звериного и печати его; но приидите и вы!...» [1, c. 11]. Кроме того, в процессе анализа ряда произведений современного писателя возникает ассоциация с текстами Н.С. Лескова. Например, персонажи «Очарованного странника» (Флягин, попик-запивашка) во многом напоминают героев рассказов Н.В. Агафонова; раскрытие их внутреннего мира вполне соответствует модели внешняя греховность – внутренняя праведность. Высказанные положения можно проиллюстрировать на примере рассказов протоиерея Николая Агафонова «Соборный чтец» и «Погиб при исполнении».

Центральным персонажем рассказа «Соборный чтец» является церковнослужитель Сергей Авдеев, который на стартовом этапе изображается весьма неприглядно – сильно выпившим. Более того, его внешний облик явно не соответствует месту и времени: он находится в алтаре храма, где полным ходом идет подготовка к праздничному рождественскому богослужению. Становится понятным, что в рассказе изображается сакральное для христиан время – сочельник, т.е. день строгого поста, требующего от человека не только ограничения в пище, но и внутренней сосредоточенности. Однако настроение и поведение персонажа не соответствуют каноническим религиозным установкам: он весел, смеется, подшучивает над другими служителями алтаря, чем вызывает с их стороны недоумение. Высказанное одним из находящихся в храме семинаристов замечание побуждает Авдеева рассказать свою историю, в которой в полной мере раскрывается предстартовая ситуация персонажа.

Ее особенность в том, что ПС Авдеева одновременно включает и кризис-ситуацию, последствия которой влияют на неблаговидный облик и поведение персонажа в начале рассказа. Оказывается, герой находится в состоянии внутреннего конфликта, вызванного отсутствием возможности реализовать главную мечту – стать священнослужителем. Это желание сталкивается с рядом препятствий канонического характера: второй брак Авдеева делает рукоположение в сан невозможным, что и порождает для него кризис-ситуацию. Рассказывая семинаристам свою историю, Авдеев начинает представлять себя дьяконом, словно по-новому моделируя собственную жизнь, в которой бы не было места роковым ошибкам. При этом портрет чтеца претерпевает значительные изменения. Его облик преображается и одухотворяется, а отталкивающие черты, доминировавшие в начале рассказа, полностью исчезают: Глаза его при этих словах увлажнились, и он, встав с лавки и вытерев их кулаком, во весь голос запел великий прокимен <…>. Его голос звучал насыщенно и мелодично, заставляя в волнении трепетать сердца семинаристов [1, с. 350–351]. Показательна при этом и реакция на Авдеева служителей алтаря, которые были поражены его рассказом и еще более – пением: Вы ведь голосом в каждое слово такое глубокое понятие вкладываете, что просто, аж мурашки по телу (Там же, с. 352). В рассказе подчеркивается, что, несмотря на внешнюю неблаговидность, объясняемую кризисным состоянием души, центральный персонаж сохраняет в себе глубокую, искреннюю любовь к Богу, а также является еще и проповедником веры: Да, красиво сказать и пропеть – это, действительно, проповедь (Там же, с. 352).

Важнейшую роль в раскрытии подлинной сути Сергея Авдеева играет СС-ФС-протяженность, в рамках которой происходит истинное преображение героя. При этом она не содержит ВС, что связано с отсутствием явных изменений в духовном состоянии центрального персонажа на данном этапе: склонность ко греху и стремление к праведности одновременно уживаются в душе на всех этапах внутренней жизни.

Модель внешняя греховность – внутренняя праведность находит отражение также в рассказе Н.В. Агафонова «Погиб при исполнении». По сравнению с произведением «Соборный чтец» здесь присутствует ВС, которая, по сути, периферийна и не влияет на изменение личности центрального персонажа, однако способствует раскрытию его духовного мира.

Главный герой повествования – уважаемый соборный протоиерей Федор Миролюбов – на предстартовом этапе переживает кризис-ситуацию: трагически погибает его единственный сын. Священник пытается преодолеть тяжелейшую депрессию, совершая ежедневно заупокойные службы, но не справляется с постигшим его горем и начинает пить. Это наносит удар по церковной карьере отца Федора: его переводят за штат, а после отправляют на- стоятелем храма в село Бузихино, известное на всю округу строптивостью прихожан, которые имели особенность изгонять многих присланных к ним из епархии священников.

Именно в Бузихино отец Федор сталкивается с ВС, развивающейся в аспекте смирение / гордыня. Священнику предстает решить, как позиционировать себя на приходе: пастырем или пасомым? Понимая, что бузихинцы резко отрицательно относятся к любым поучениям и морализаторству, отец Федор смиряется перед ними и откровенно признается во всех своих недостатках, что, с одной стороны, вызывает гнев архиерея, а с другой – усмиряет нравы непокорных сельчан. На первой проповеди новый настоятель дает себе следующую характеристику: Семинариев я никаких не кончал, а с детских лет пел и читал на клиросе и потому в священники вышел как бы полуграмотным. И, по недостатку образования, пить стал непомерно, за что и был уволен со службы за штат [1, с. 32]. Следует отметить, что в обращении к прихожанам отец Федор намеренно избегает самооправдания и не говорит о трагедии, повлиявшей на его последующее увольнение и перевод в Бузихино. Признание и публичное покаяние священника, составляющие ВС, положили начало формированию теплых взаимоотношений с богомольцами, которые стали воспринимать его с пониманием и сочувствием. В итоге была налажена мирная жизнь прихода, а священник приобрел уважение и любовь паствы. И в этом важную роль сыграла именно ВС, благодаря которой проявились лучшие качества отца Федора, оттеняющие его отдельные слабости.

Важную роль в раскрытии образа отца Федора играет ВС-ФС-протяженность, которая включает следующие эпизоды: сон священника, встречу с мальчиком Петькой, крестины внука парторга. Первые два эпизода показывают искренность и детскую чистоту души священника. Ему снится покойница-мать, при этом себя он воспринимает маленьким. Дружеское общение с Петькой, внуком церковного звонаря, лишний раз указывает на то, что отец Федор – большой ребенок, обладающий искренностью, открытостью, некоторой наивностью, свойственной детскому мировосприятию.

В то же время ВС-ФС-протяженность показывает, что страсть отца Федора к винопитию сохраняется: совершив с должным благочестием и трепетом таинство крещения, он не отказывается от застолья и угощается предложенным ему самогоном. Еще один эпизод, в котором подчеркивается противоречивое сочетание слабости и духовной силы персонажа, – панихида по трактористу Павлу, перед совершением которой священнику предлагают выпить: Отец Федор отдал Марии кадило с углем и наказал идти разжигать. Взял левой рукой стакан с мутной жидкостью, правой широко перекрестился: – Царство небесное рабу Божию Павлу, – и одним духом осушил содержимое стакана [1, с. 46]. Таким образом, налицо соединение двух несоединимых с канонической точки зрения вещей: заупокойной молитвы и поминания спиртным, что иногда в церковных кругах трактуется как элемент язычества.

В финальной ситуации показана неожиданная гибель центрального персонажа, которая формально происходит по его же вине: выпитый на крестинах и перед панихидой алкоголь нарушил координацию движений, в результате из кадила выпадает горящий уголь, который поджигает венки и приводит к пожару. В данной ситуации образ отца Федора раскрывается наиболее глубоко. Во-первых, он спасает мать покойного Павла Евдокию, забывая при этом о себе. В данном случае можно говорить о присутствии в тексте мотива самопожертвования, что, бесспорно, является одной из высших христианских добродетелей. Во-вторых, на данном этапе повествования возникает особая сакральная связь священника со Христом: Стало нестерпимо жарко, голова закружилась; падая на пол, отец Федор бросил взгляд на угол с образами – Спаситель был в огне <…>. Икона Спасителя стала коробиться от огня, но сострадательный взгляд Христа по-доброму продолжал взирать на отца Федора. Отец Федор видел, что Спаситель мучается вместе с ним [1, с. 48]. Данный эпизод подчеркивает некую сопричастность страданий Богочеловека и его служителя. Священник как бы следует за Христом, пожертвовавшим собой ради людей. О готовности следовать за Спасителем в страдании и в радости свидетельствует последняя фраза погибающего протоиерея: «Господи, – прошептал отец Федор, – как хорошо быть всегда с Тобою» (Там же). Отчасти эти слова соотносятся с возгласом апостола Петра в момент преображения на горе Фавор: «Равви! хорошо нам здесь быть!» (Мк. 9:5). Наряду с фаворскими мотивами в рассказе возникает отсылка к библейскому эпизоду распятия на Голгофе. В угасающем сознании отца Федора ясно звучит фраза из новозаветного текста: «Истинно говорю тебе, ныне же будешь со Мною в раю» (Лк. 23:

• 4 3). Таким образом, отец Федор уподобляется как апостолу Петру (одному из первых учеников Христа, который отрекается от Него, а затем приносит покаяние), так и разбойнику, который был распят на Голгофе вместе со Спасителем, но, раскаявшись, обрел прощение и вечную жизнь.

В финал рассказа включается также эпизод посещения Петей могилы отца Федора спустя год после пожара, унесшего жизнь священника. Эта сцена является наиболее яркой и эмоционально напряженной в произведении. В ней еще раз подчеркивается духовная близость двух друзей: мальчика и взрослого человека, который по состоянию души оказался большим ребенком. С портрета на него смотрел отец Федор, одобрительно улыбаясь. Петя улыбнулся отцу Федору в ответ, а по щекам его текли чистые детские слезы [1, с. 51]. Следует заметить, что тема детства здесь возникает не случайно, она также имеет евангельские корни: «кто не примет Царствия Божия, как дитя, тот не войдет в него» (Мк. 10: 15).

Подводя итог изучению модели внешняя греховность – внутренняя праведность , можно сделать следующие выводы:

• –    в качестве обязательных элементов здесь должны быть представлены ПС, СС, КС и ФС;

• –    кризис-ситуация совпадает с ПС и способствует формированию внешнего, явно непривлекательного облика персонажа, который акцентирован в начале произведения;

  – основную роль в произведении играет СС-ФС-протяженность, главная задача кото-

• рой – раскрыть истинное лицо центрального персонажа, показать его духовное богатство, любовь к Богу и ближнему;

  – выбор-ситуация, иногда возникающая на этапе СС-ФС-протяженности, факультативна и воздействует не столько на эволюцию духовного мира героя, сколько на восприятие его образа читателями и другими персонажами произведения.