Могила Хильдерика (481/482 г.): состояние исследований

Бесплатный доступ

Короткий адрес: https://sciup.org/143183928

IDR: 143183928

Текст статьи Могила Хильдерика (481/482 г.): состояние исследований

M.M. Казанский, П. Перен

МОГИЛА ХИЛЬДЕРИКА (481/482 г.): СОСТОЯНИЕ ИССЛЕДОВАНИЙ

Цель данной работы - ознакомить российских исследователей с современным сотоянием изучения наиболее известной меровингской находки: погребения франкского короля Хильдерика (умер в 481/482 г.), обнаруженного в 1653 г. в г. Турнэ (сейчас в Бельгии). Напомним, что Хильдерик, отец знаменитого Хлодвига, являлся королем одной из групп франков в Северной Галлии. В молодости, в 460-е годы за распутное поведение он был изгнан своими подданными и пребывал при дворе тюрингского короля, откуда, впрочем, он снова через какое-то время вернулся на трон, вместе с Базиной, соблазненной им женой тюрингского короля (Gregoire de Tours, 1963, 2.12). Хильдерик принимает участие в военных действиях римско-франкской армии против визиготов на Луаре. Затем он вступает в союз с Одоа-кром, главнокомандующим западноримской армией и фактическим правителем империи, вместе они предпринимают операции против аламаннов, вторгшихся в Италию (Gregoire de Tours, 1963, 2.18, 19). Впоследствии, из письма Св. Реми к Хлодвигу мы узнаем, что Хильдерик умер в 481/482 г. в должности губернатора провинции Бельгика П (современная Юго-Западная Бельгия, а также часть Шампани и Пикардии, с такими важными римскими городами, как Реймс, Турнэ, Суассон). При этом он сохраняет статус короля одной из франкских группировок. По сообщениям Григория Турского можно установить существование в Северной Галлии нескольких франкских королевств. Одно из них, принадлежавшее Хильдерику, а впоследствии его сыну Хлодвигу (Gregoire de Tours, 1963, 2.27), имело столицу в Турнэ, как, собственно, и свидетельствует находка могилы 1653 г. Другое франкское королевство, где правил некий Рагнакарий, имело столицу в Камбрэ (Gregoire de Tours, 1963, 2.42), недалеко от Турнэ. Возможно, там же имел резиденцию и его брат Рикер, хотя в тексте об этом прямо и не сказано (Gregoire de Tours, 1963, 2.42). В городе Ле Ман, на границе с Бретанью, правил их родственник Ригномер (Gre'goire de Tours, 1963, 2.42). Наконец, где-то в Северной Галлии находилось и королевство Харариха, который в 486 г. не явился на помощь Хлодвигу во время сражения за Суассон с римским предводителем Сиагрием (Gregoire de Tours, 1963, 2.41). Все эти короли были уничтожены Хлодвигом в конце 480-х годов.

Погребение Хильдерика найдено случайно в 1653 г. и сразу же опознано по именному перстню. Материал, с невероятной для того времени точностью в рисунках (частично здесь воспроизводимых: рис. М), хотя и с наивными реконструкциями и интерпретациями (рис. 2 и 3), был опубликован в 1655 г. (Chilfet, 1655). Вещи после пребывания у австрийского императора, были подарены французскому королю и поступили в Кабинет Медалей, откуда они были украдены в 1831 г., большая часть из них была переплавлена. Оставшиеся вещи, спасенные полицией, снова вернулись в Кабинет Медалей, где находятся и поныне (Perin, Feffer, 1997. Р. 127-139).

В момент находки особенности погребального обряда не были, естественно, зафиксированы. Это несомненно ингумация, так как отмечено присутствие человеческих костей, в том числе двух черепов, один из которых отличался меньшими размерами. Возможно, это было парное погребение, однако “женские” предметы в инвентаре надежно не выделяются1. Из погребения, согласно публикации 1655 г., происходит и лошадиный череп.

В состав инвентаря входят предметы вооружения (меч, скрамасакс, копье, топор), инсигнии (римская Т-образная фибула, золотой массивный браслет с расширенными концами, именной перстень), предметы поясной и вероятно обувной гарнитуры, а также портупейного убора, в частности пряжки и ременные наконечники, многочисленные накладки, возможно, связанные с личным убором, воинской экипировкой и конским снаряжением2 (рис. 1-4), золотые византийские и западноримские монеты в кожаном кошельке (сохранились остатки кожи), датирующиеся от 402^150 по 474491 гг.3 В целом погребальный инвентарь Хильдерика типичен для могил франкских и аламанских воинских предводителей второй половины V в., его отличают лишь инсигнии. Интересно, что в погребальном инвентаре нашел отражение двойственный социальный статус франкского короля. С одной стороны, в его могиле найден типичный для варваров V в. статусный во-

Рис. 1. Вещи с перегородчатой инкрустацией, золотой браслет и золотая игла из могилы Хильдерика (Chiflet, 1655)

131    ANASTASIS

Рис. 2. Т-образная фибула из могилы Хильдерика (Chiflet, 1655)

Рис. 3. Детали меча и скрамасакса, с реконструкцией, предложенной в 1655 г. (по Chiflet, 1655)

Рис. 4. Вещи с перегородчатой инкрустацией из могилы Хильдерика (Chiflet, 1655)

инский набор (парадный меч, богатая гарнитура4, возможно конская упряжь: рис. 1, 3, 4), “королевский” золотой браслет с расширенными концами (рис. 1) (об их особой символике см.: Werner, 1980) и перстень с указанием королевского титула. С другой стороны, отсюда же происходит и Т-образная золотая фибула типа Келлер 6 (рис. 2), которую высшие римские чиновники получали от императора вместе с официальной мантией при вступлении в должность. Аналогии ей представлены в гепидской “королевской” могиле Апа хид я 1 в Трансильвании, а также в Риме (находка на Палатинском холме) и в итальянском кладе Реджио-Эмилия. Таким образом, окружение Хильдерика, совершавшее погребение, хотело продемонстрировать, что покойный являлся королем для своих варварских подданных и одновременно законным римским губернатором для граждан Империи (Вдһпег, 1980; Werner, 1971, \99Г, Kazanski, Perin, 1988; Perin, Kazanski, 1996).

В 1983 г. бельгийский археолог Р. Брюле начал раскопки вокруг могилы Хильдерика (Brulet, 1990-1991). В результате его работ выяснилось, что рядом с могилой Хильдерика возникает раннемеровингский некрополь, но пространство непосредственно вокруг королевского погребения остается незанятым, возможно, оно было перекрыто большой курганной насыпью. Вокруг гипотетического кургана были обнаружены лишь три ямы с костяками забитых на похоронах верховых коней (присутствует 21 особь), возможно этих ям было и больше (рис. 5).

Как вещи Хильдерика, так и обряд его захоронения стали сюжетом ряда исследований. При этом основное внимание исследователей в последнее время было сосредоточено на внешних контактах и влияниях, отразившихся в инвентаре и погребальном обряде могилы Хильдерика. Сейчас намечаются два направления таких влияний: средиземноморское и центральноевропейское.

В последнее время, благодаря работам Б. Аррениус (Arrhenius, 1985) стало ясно, что так называемый стиль перегородчатой инкрустации меровинг-ского времени имеет средиземноморское происхождение. Предполагается, что основная масса украшений этого стиля, найденная в Европе, в том числе парадное оружие, конская сбруя и элементы костюма, происходящие из могилы Хильдерика, были изготовлены либо в константинопольских мастерских, либо в ателье-сателлитах, работавших в византийских традициях. Действительно, техника крепления гранатовых пластинок на цементе, а также иконография орнаментальных мотивов инкрустаций находят прямые аналоги в украшениях из могил и кладов дунайских королей V в., таких как Апахида, Б лучина, Клуж-Сомешени и т.д., константинопольское происхождение которых сейчас признается практически всеми исследователями (Arrhenius, 1985, 1997; Вдһпіе, 1994).

Это побудило некоторых археологов рассматривать погребальный инвентарь из могилы в Турнэ как прямое доказательство византийско-франк-

^ЛШ

•Штһ

•Шт

Рис. 5. Реконструкция ситуации вокруг могилы Хильдерика (Miiller-Wille, 1997) / - предполагаемая граница курганной насыпи; 2 - ямы с конскими жертвоприношениями ских контактов (Arrhenius, 1985; Вдһте, 1994; Quast, 1997). Предполагается, что появление константинопольских вещей в уборе и экипировке Хильдерика связано с его политическими симпатиями, а именно с его провизантий-ской ориентацией (Вдһте, 1994). Вещи Хильдерик мог получить из Константинополя в качестве дипломатических подарков. Остается, однако, доказать саму реальность подобного рода контактов, так как письменные источники не говорят о них ни слова. Насколько можно судить по “Истории франков” Григория Турского, единственном достоверном источнике для времени Хильдерика, вся деятельность этого короля была связана с Галлией и политикой Западной, а не Восточной Римской империи. Будучи официальным губернатором западноримской провинции Бельгика II и союзником Одоак-ра, фактического властелина Западной Римской Империи, Хильдерик вряд ли стал бы принимать подарки из Константинополя, поскольку это было бы крайне не лояльно по отношению к тому же Одоакру. Да и константино- польские императоры вряд ли стали бы тратиться на совершенно им не нужного далекого варвара. Впоследствии сын Хильдерика, Хлодвиг, получил из Константинополя консульские инсигнии, но он был к тому времени христианским королем обьединенной им Галлии (за исключением бургундских территорий на восточной границе), т.е., в отличие от его отца, представлял собой политическую фигуру общеевропейского значения.

Что же касается техники украшения парадных вещей из могилы Хильдерика, то следует напомнить, что подобные изделия, с теми же декоративными мотивами, во второй половине V в. хорошо известны не только в Восточном, но и в Западном Средиземноморье, в первую очередь в Италии. Так, четырехлепестковые вставки, представленные на нескольких вещах из могилы Хильдерика, присутствуют также на украшениях из Аквасанты, Фор-челлы и Торре дель Маньяно (рис. 6, 7, 10, 12). Зигзагообразные линии перегородок, как на вещах из Турнэ, имеются и на украшениях из клада в До-маньяно, и на птицевидных фибулах из Рима (рис. 6, 5, 6, 9). Бордюры, украшенные круглыми пластинками в цилиндрических гнездах, известны как на вещах Хильдерика, так и на украшениях из Аквасанты (рис. 6,2). “Жемчужные” бордюры из мелких круглых гранатов появляются на фибуле из Десаны (рис. 6, 7), а чешуйчатый декор, как на одном из ременных наконечников в могиле Хильдерика, имеет параллели на птицевидных фибулах из Домань-яно (рис. 6, 9). “Ступенчатый” декор ножен меча Хильдерика имеет аналоги в Аквасанте и на вещах из Ломбардии (рис. 6, 12) и.т.д. (Kazanski, Perin, 1996. Р. 208; Kazanski, Mastykova, Perin, 2002. P. 159, 160). Разумеется, все эти мотивы имеются на украшениях не только в Италии, но и по всему Средиземноморью, мы хотим лишь подчеркнуть, что они не являются особенностью только византийских украшений.

Двупластинчатые фибулы восточногерманской традиции из Десаны и Тестоны (рис. 6, 7, 8), украшения из ранней части клада Доманьяно (например, рис. 6, 6, 9), а равно как и другие вышеперечисленные находки, в свое время относили ко времени остроготского королевства в Италии, т.е. к первой половине VI в. (Bierbrauer, 1975). Однако сейчас, в связи с уточнением дунайской варварской хронологии, многие из этих вещей соотнесены со второй половиной V в., т.е. со временем, когда Италией фактически правили генералы варварского происхождения, такие как Рикимер, Гундобавт или Одоакр (Menke, 1986; Tejral, 1997). Действительно, например, германские фибулы из Тестоны и Десаны по форме ближе всего к дунайским двупластинчатым фибулам горизонта Смолин - Косино (Kazanski, Perin, 1997), датированным периодами Д2/ДЗ и ДЗ, т.е. 430/440470/480 гт. (Tejral, 1997). Они хорошо отражают вкусы военной варварской аристократии, которая в это время контролировала Италию. Они ни имеют ничего общего, кроме техники декора, с вещами византийского круга и наверняка были произведены на месте, возможно, в мастерской при равеннском дворе. Украшения женского убора из знаменитого клада в Доманьяно, по крайней мере в его наиболее древней части, очень близки по технике и иконографии инкрустационного декора фибулам из Тестоны и Десаны и отличаются по тем же параметрам от украшений остроготского времени (Bierbrauer, 1995. Р. 43). Кстати, суще-

Рис. 6. Вещи с перегородчатой инкрустацией позднего V в., происходящие из Италии (7, 2, 4-12), или италийского производства (Bierbrauer, 1975)

7 - Форчелла; 2, 12 - Аксасанта; 3 - Барбинг-Ирлмаут; 4 - Пистойя; 5 - Рим; 6,9 - Доманьяно; 7 - Десана; 8 - Тестона; 10,11- (точное происхождение неизвестно)

Без масштаба

2. КСИА. вып. 218

ствование италийской мастерской по производству украшений в стиле перегородчатой инкрустации уже давно предполагалось И. Вернером Berner, 1958). Это италийское производство украшений в стиле перегородчатой инкрустации сохранилось и позднее, при остроготах, в первой половине VI в. Так, остроготская пряжка типа Крайнбург, с двумя орлиными головками и с декором в стиле перегородчатой инкрустации (Bierbrauer, 1975. Taf. 25, 1) явно сделана в Италии, поскольку вне остроготской территории такие пряжки встречаются редко (два случая, в Испании и в Крыму).

Можно предположить существование на римско-германском Западе и других мастерских по производству украшений в стиле перегородчатой инкрустации. Так, в Трессане (Лангедок) найдена пряжка, украшенная в константинопольской технике, однако форма пряжки известна только в данном регионе. Несомненно эту дорогую пряжку сделали на месте, возможно для знатного визигота, которые в то время владели Юго-Западной Галлией (Kazanski, Perin, 1996. Р. 206). Отметим, что визиготы были заклятыми врагами Византии и ни при каких обстоятельствах не могли рассчитывать на получение подарков из Константинополя. Скорее всего у них была своя мастерская по производству модных украшений. Кстати, и сама Б. Аррениус предполагает существование на Западе местных мастерских, работавших в константинопольской традиции. К их продукции шведская исследовательница относит предметы из таких важных находок второй половины V - начала VI в., как Лавуа (“вождеское” погребение 319 на меровингском могильнике в Восточной Франции), Гюлтлинген (погребения аламаннских предводителей в Юго-Западной Германии), Планиг (погребение франкского вождя на Рейне) и др. (Arrhenius, 1985. Р.’ 119). В целом, не следует преувеличивать степень отсталости и одичания римско-германского Запада по сравнению с Византией. Исследования последних десятилетий показали, что эпоха исчезновения Римской империи и варварских вторжений не характеризуется каким-то особым экономическим или культурным упадком, даже в таких “чувствительных” регионах, как, например, вандальская Северная Африка. Любому специалисту, хоть раз видевшему,’например, мозаики баптистериев Равенны, ясно, что ни о какой культурной деградации, ни о каких потерях ремесленных навыков, по сравнению с предшествующим временем, не может быть и речи. Более того, некоторые тексты, например, “Житие Св. Северина” позволяют предполагать наличие даже в Барбарикуме ювелиров, производивших при королевских дворах на заказ модные вещи (речь конкретно идет о дунайских ругах: Eugippe, 1991. Р. 8.2).

Знаем мы в Италии для второй половины V в. и привилегированные погребения с мечами и гарнитурой, украшенной в стиле перегородчатой инкрустации, отражающие ту же воинскую погребальную символику, что и экипировка из могилы Хильдерика. Такое погребение было найдено в Кап-райе (Ducci, Ciampoltrini, 1991), оно принадлежит знатному варвару, современнику и, если можно так выразиться, коллеге Хильдерика.

Таким образом, вместо гипотетической симпатии Хильдерика к Византии, гораздо проще предположить, что его вещи в стиле перегородчатой ин- крустации были сделаны в одном из ателье Западно-Римской империии, чиновником которой он являлся. Такое ателье могло располагаться, например, в Равенне, итальянские параллели (Аквасанта, Доманьяно, Десана и др.) в иконографии декора вещей Хильдерика служат тому доказательством. Если учесть, что, судя по информации.Григория Турского, Хильдерик был союзником Одоакра, то равеннское происхождение парадного убора Хильдерика становится очень вероятным. Вполне возможно, что франкский король получил его в качестве дипломатического подарка из Равенны (Kazanski, Mastykova, Perin, 2002. Р. 160).

Это же можно сказать и о парадном мече Хильдерика (рис. 3). Он относится к редкому типу с рукоятью из золотого листа (таких мечей в Европе найдено всего около 30) и с декором в стиле перегородчатой инкрустации (типы IVa-c согласно В. Менгину: Menghin, 1983), явно принадлежащему средиземноморской традиции. Западные мечи с перегородчатой инкрустацией обычно связывают с франкскими воинскими предводителями, однако такое соотнесение нам представляется слишком жестким. Скорее всего это парадный “генеральский” меч, принятый в целом в западноримской армии, среди варваризированного высшего офицерства. В самом деле, находки этих мечей в основном связаны с Северной Галлией и с рейнской Германией (Турнэ, Лавуа, Пуан, Арси-Сент-Реститю, Жош, Бовэ-рю-Сент-Пьер, Ром-мерсхейм, Флонхейм, Планиг, см. каталог: Menghin, 1983), т.е. с зоной действий войск магистров Аэция и Эгидия,комитов Павла и Арбогаста и их франкских союзников. Гипотеза о византийском происхождении этих мечей (Вдһте, 1994; Quast, 1997) нам кажется слабо аргументированной. Они значительно отличаются от ранневизантийских, достаточно хорошо известных по находкам в понто-кавказском регионе (Kazanski, 2001). Кроме того, меч Хильдерика обладает навершием типа Снартемо-Блучина, которые неизвестны к востоку от среднего Дуная (самая восточная находка - Блучина в Южной Моравии) (Menghin, 1983. Karte 1). Неизвестны на византийских мечах и рукояти из золотого листа, также как л’двойные скобы для крепления портупейного ремня к ножнам, представленные на мечах типа Менгин IVa-c (Menghin, 1983. Karte 13, 14).

Одна недавняя кавказская находка, казалось бы, могла свидетельствовать о византийском происхождении меча Хильдерика. Мы имеем в виду находку из погребения 118 на кабардино-балкарском могильнике Зарагиж (раскопки Б.Х. Атабиева). Здесь среди прочих предметов была обнаружена бутероль (наконечник ножен) короткого меча, украшенная птичьими головками, наиболее близкой аналогией которой является бутероль меча Хильдерика. Сходство нам сразу же бросилось в глаза, на этом основании мы даже предложили в свое время датировать погребение в Зарагиже второй половиной V в. (Kazanski, Mastykova, 1999. Р. 566). Однако полная публикация инвентаря могилы Б.Х. Атабиевым (Atabiev, 2000), заставила нас пересмотреть предложенную датировку. В самом деле, непосредственно ознакомившись с вещами, Я. Тейрал обратил наше внимание на две детали. Во-первых, пряжки из зарагижского погребения (Atabiev, 2000. Tab. 26, 9-11) по форме язычка достаточно архаичны и более всего напоминают изделия позднего

IV - раннего V в. Во-вторых, простые по форме перегородки на украшенных гранатами изделиях из Зарагижа (Atabiev, 2000. Tab. 26, 7, 2), в том числе и на бутероли, явно относятся к стилистической группе гуннского времени Засецкая 4, в то время как сложные мотивы декора на вещах из могилы Хильдерика, включая бутероль, являются определяющими для стилистической группы постгуннского времени Засецкая 5 (Засецкая, 1994. Рис. 15). Иными словами, погребение из Зарагижа относится к гуннскому времени, скорее всего, судя по пряжкам, к позднему IV или к началу V в., а погребение Хильдерика надежно датируется 481/482 г. Таким образом, бутероль из Зарагижа является далеким средиземноморским прототипом наконечника ножен меча Хильдерика, и этот последний, стало быть, не может быть признан прямым импортом из Византии.

Зато скрамасакс Хильдерика (сохранились лишь оба окончания ножен-бутероль и пластина входного отверстия5: рис. 3) может быть интерпретирован как оружие византийско-сасанидского происхождения. Действительно, короткое (25/30-60/70 см) однолезвийное оружие, очень близкое западноевропейским клинкам, хорошо известно в IV-V вв. на Ближнем и Среднем Востоке, в частности в Средней Азии, в Иране, в Малой Азии, а также в Закавказье (в Абхазии и в Азербайджане) и на Северном Кавказе (в Пятигорье и на Верхней Кубани) (см. подробный список: Quast, 1999; Kazanski, Mastykova, Perin, 2002. Р. 172-175), т.е. в зоне военного влияния и соперничества Восточно-Римской империи и сасанидского Ирана. Скрамасаксы и однолезвийные кинжалы редко встречаются в степных погребениях Восточной Европы (нам известны лишь достоверные находки в Кубее и в Шипово, к числу малодостоверных относятся фрагментированные клинки из Покровска, Совхоза Калинина, Нижней Добринки6) (Засецкая, 1994. С. 33). На среднем Дунае это оружие появляется во второй трети V в. (период Д2/ДЗ, т.е. 430/440-470/480 гг.) (Tejral, 2002. Р. 503-506), практически в то же время как и на римско-германском Западе (находка гуннского времени в Альтлус-схейм и пост-гуннского в Пуан и Эшборн). Нами, а впоследствии и Д. Квастом было высказано предположение о распространении в Европе скрама-саксов с Востока, через Византию (Kazanski, 1991. Р. 133; Quast, 1999). Однако, если модель оружия действительно пришла в Европу из Восточного Средиземноморья (например, с экспедиционными корпусами восточно-римской армии, неоднократно появлявшимися в Италии в течение V в.), это еще не значит, что скрамасакс Хильдерика был непременно сделан в Константинополе. Находка скрамасакса в подобных, но гораздо более дешевых ножнах в погребении 9 на аламаннском могильнике Эшборн (с пряжкой 450-х -480-х годов) (Ament, 1992. Taf. 20, 10) показывает, что новое оружие ко времени Хильдерика перестало быть чем-то экзотическим и прочно вошло в экипировку даже рядовых воинов. Наверняка их научились изготовлять на месте (Kazanski, Mastykova, Рёгіп, 2002. Р. 172-175).

Вряд ли о византийском происхождении вещей из могилы Хильдерика могут свидетельствовать найденные здесь византийские золотые монеты, поскольку они вообще в значительном количестве встречаются в западноевропейских кладах того времени, таких как, например, Зерконе и Реджио-Эмилия в Италии (Kazanski, Рёгіп, 1996. Р. 206). Видимо, византийские монеты имели довольно широкое хождение в Западной империи и могли попасть в кошелек Хильдерика не только из Константинополя.

Уже давно исследователи обратили внимание на сходство погребальных инвентарей могилы Хильдерика и “королевских” могил дунайских германцев, таких как Блучина и Апахида (Kazanski, Рёгіп, 1988). В этих могилах, как и у Хильдерика, были найдены многочисленные украшения в стиле перегородчатой инкрустации, близкие по форме и декору, золотые массивные “королевские” браслеты, парадное оружие и конское снаряжение, римские Т-образные чиновничьи фибулы и даже именные перстни. Сходство инвентаря привело исследователей к заключению, что инвентарь Хильдерика отражает “дунайскую” моду, распространявшуюся из королевских дворов дунайских германцев. Однако, как уже было сказано, после работ Б. Аррениус (Arrhenius, 1985) стало ясно, что схожесть погребений в Турнэ, Блучине и Апахиде объясняется в первую очередь не меровингско-дунайскими контактами, а общим для тех и других средиземноморским влиянием, а также тем фактом, что как дунайские, так и франкские вожди были интегрированы, хотя бы теоретически, в служебную иерархию Римской империи. Последнее обстоятельство и объясняет появление во всех этих могилах римских инсиг-ний и средиземноморских украшений в стиле перегородчатой инкрустации.

Дело, однако, не только в общих средиземноморских влияниях. Данные погребения отражают общеевропейскую “княжескую” моду, распространившуюся в эпоху переселения народов. Аристократия, особенно воинская, является наиболее мобильной, полиэтничной и подверженной внешним влияниям социальной группой. В этом социальном стратуме мода играла прежде всего престижную роль, она, в частности, позволяла представителям знати подчеркнуть свое особое положение, свою политическую ориентацию, свои связи с престижными кланами и правящими фамилиями Европы и Азии. Именно общеевропейской аристократической модой можно объяснить присутствие в этих могилах парадных мечей, золотых массивных браслетов, поясной, обувной и портупейной гарнитуры, украшенной в стиле перегородчатой инкрустации, с доминированием красного цвета. Все эти элементы восходят к привилегированным воинским захоронениям гуннского времени (о них см.: Kazanski, 1999). Быстрое распространение “княжес-

кой” моды в эпоху переселения народов на далекие дистанции объясняется мобильностью варварской аристократии. Приключения Хильдерика в Тюрингии, эмиграция к италийским остроготам герульского принца Родульфа из Норвегии или же прибытие с дунайской дружиной остроготского принца Видимера Амала ко двору визиготского короля в Тулузу являются яркими примерами такой мобильности.

Для изучения общекняжеской моды показателен погребальный обряд Хильдерика. Как мы уже сказали, пространство вокруг могилы Хильдерика долгое время было не занято, возможно здесь находился большой курган (рис. 5). Так по крайней мере полагают многие исследователи (например: Werner, 1991. Р. 18; Milller-Wille, 1997. Р. 245), включая автора раскопок некрополя в Турнэ, Р. Брюле (Brulet, 1990-1991. Р. 191). Обычай сооружения монументальных курганов над королевскими погребениями хорошо представлен у европейских варваров. Назовем всем известные королевские курганы Упсалы и Сеттон-Хоу, курган в Журани (рис. 7) или менее известные курганы в Хегом, в области Медельпад, в Швеции (Milller-Wille, 1997). Сходство с королевскими курганами усиливается и благодаря наличию конских захоронений вокруг погребальной камеры, такой обычай зафиксирован и в Журани (Muller-Wille, 1997. Fig. 6).

Если принять традиционные даты этих сооружений, то гипотетический курган Хильдерика окажется самым ранним на континенте, достоверно старше его только королевские курганы в Хегом (Ramqvist, 1992). Отсюда и очевидное желание некоторых немецких и австрийских археологов (как показала дискуссия на коллоквиуме, посвященном воинским и княжеским элитам, состоявшемся в 2001 г. в Музее национальных древностей, Сен-Жермен-Ан-Ле) объяснить появление королевских курганов чисто внутренними причинами социальной эволюции германского общества. Все, однако, усложняется, если принять во внимание новые датировки, предложенные Я. Тейралом для королевского кургана в Журани, в Южной Моравии. Это монументальное сооружение традиционно датируется VI в. по наличию в одной из двух погребальных камер византийской пиксиды из слоновой кости и приписывается лангобардам, до их переселения в Паннонию в 548 г. Однако Я. Тейрал надежно показал, что, по крайней мере, в одной из погребальных камер погребения совершались уже в конце IV - начале V в., поскольку оттуда происходят типичные фрагменты стеклянных кубков того времени и архаические железные пряжки (точка зрения Я.Ю. Тейрала изложена в кн.: Poulik, 1995. S. 65-71). Что же до византийской пиксиды, то ее датировка устанавливалась давно исключительно по иконографическим параллелям, принадлежность которых именно VI в., т.е. “золотому времени Юстиниана”, собственно никак не обосновывалась.

Таким образом, самым древним королевским курганом оказывается не Турнэ, а Журань на восточной окраине германского мира, на территории, занятой в то время свевами. Трудно сказать, отражает появление кургана в Журани внутреннюю эволюцию престижного погребального обряда германцев (княжеские курганы типа Любсов у них известны для раннеримского времени, потом они исчезают) или же степное влияние могущественных в то время гуннов, вспомним подкурганные гуннские и аланские погребения с престижным инвентарем из Совхоза Калинина, Березовки, Брута, Кубея (см. каталог: Засецкая, 1994). Ясно однако, что к франкам этот обычай попадает, скорее всего, с востока, со Среднего Дуная, во всяком случае из Центральной Европы. Именно здесь, где-то в Среднем Подунавье, за четверть века до смерти Хильдерика, был сооружен курган Атиллы, на котором гунны справляли поминки по своему знаменитому предводителю (Иордан, 2001)7.

Присутствие конских жертвоприношений вокруг могилы Хильдерика также, на наш взгляд, указывает на восточно- или центральноевропейское влияние, даже если принять точку зрения Й. Вернера о том, что захоронения

7 Впрочем, похоже, что курган Атиллы, упоминаемый Иорданом, служил местом лишь поминок, но не захоронения. В том же тексте Иордан говорит, что тело Атиллы предавали земле тайно ночью и убили могильщиков, чтобы скрыть место захоронения. Подобные предосторожности были бы бессмысленны, если бы захоронение произошло в том же самом кургане, на котором справлялись многолюдные поминки.

коней объясняются древнегерманскими верованиями (Werner, 1991. Р. 19). На меровингском Западе погребения с конями появляются только начиная с Хильдерика (Ghenne-Dubois, 1991), в то время как в восточной половине Европы этот погребальный обычай известен и ранее. Мы не будем останавливаться на хорошо известных сарматских и западнобалтских погребениях римского времени с конями, упомянем лишь более близкие по хронологии степные гуннские находки, такие как Зеленокумск на Северном Кавказе или Солончанка на Южном Урале (Курган с “усами”, 1999), где при погребениях были найдены целые скелеты коней. Кроме того, конские черепа и кости конечностей, свидетельствующие о помещении в могилу шкуры лошади, происходят из степных погребений Беляус-1 в Крыму, Энгельс-Покровск, курган Е 25 и Верхне-Погромное на Волге. Черепа и зубы коней были обнаружены в кочевнических могилах Страже на Среднем Дунае, Алешки, погребение 1902 г. и Старая Игрень на Днепре, Павловка-Сулин на Дону, Совхоз Калинина в Крыму, Воздвиженская (Здвиженская) на Северном Кавказе. Наконец, какие-то конские кости были найдены при гуннских погребениях Будапешт-Цугле, Алешки-Саги, Пролетарка, Мелитополь, Богачевка (не опубликовано), Кызыл-Адыр. В некоторых случаях речь идет именно о подкурганных захоронениях: это Солончанка, Совхоз Калинина, Енгельс-Покровск, Воздвиженская, Верхне-Погромное (Засецкая, 1994).

С другой стороны, конские погребения при захоронениях в конце IV -первой половине V в. появляются и у оседлого населения, так или иначе связанного с гуннами. Назовем в качестве примера погребения в некрополе Сиреневая Бухта, в Восточном Крыму (Масленников, 1997. Рис. 50), в Луги (Кенигсбрух) в Силезии (Petersen, 1934) или тот же курган в Журани. Таким образом, у нас есть все основания полагать, что престижный погребальный обряд, засвидетельствованный в могиле Хильдерика, имеет корни в восточной половине Европы. Хильдерик мог с ним познакомиться во время своего пребывания у тюрингов, входивших в круг центральноевропейских цивилизаций. Тюрингская королева Базина, сбежавшая с Хильдериком на Запад, также могла инициировать распространение при меровингском дворе престижных “восточных” обычаев.

Напомним, что как гунны Атиллы, так и их восточногерманские подчиненные союзники, будущие победители гуннов при Недао пользовались у европейских варваров огромным престижем, скандинавские саги, “Песнь о Нибелунгах” и даже “Видсид”, сочиненный у далеких англо-саксов, являются тому прекрасными свидетельствами. Неудивительно, что в этой атмосфере престижные “гуннские” обычаи и моды легко прививались при королевских дворах римско-германского Запада.

Могила Хильдерика дает нам достаточно полное представление о “княжеской” культуре раннемеровингского Запада. Становится ясным, что эта культура, как и любая “элитная” цивилизация, гетерогенна по происхождению, она отражает разные внешние импульсы, идущие как из римского Средиземноморья, так и из Барбарикума. Схожесть между могилой Хильдерика и “королевскими” погребениями показывает, что варварская аристократия эпохи переселения народов имела общую, интернациональную культуру, в которой растворяются этнокультурные различия и где основное значение имеет социальная значимость вещей и обрядов. Именно поэтому попытки определения “этнической принадлежности” привилегированных погребений эпохи переселения народов только на основе археологических данных, без привлечения других видов источников, как правило, обречены на неудачу.

Статья