Морально-политический облик бойцов Особой Краснознаменной Дальневосточной армии накануне конфликта на Китайско-Восточной железной дороге в 1929 г

Пикалов Юрий Васильевич

Актуальность исследований политических настроений в армии накануне конфликтов определяется тем, что они являются индикатором боеспособности войск. Политические настроения военнослужащих во многом обусловливаются общей социальной обстановкой в стране. В этом смысле 1929 год был особенно трудным, поскольку именно в это время на советскую деревню обрушился вал принудительной коллективизации. Массовое недовольство крестьян, вызванное ею, не могло не сказаться на политических настроениях бойцов Особой Краснознаменной Дальневосточной армии (далее – ОКДВА). В связи с этим особую опасность рост антисоветских настроений представлял накануне и во время боев на Китайско-Восточной железной дороге (далее – КВЖД).

В качестве научной гипотезы можно вынести положение о том, что командование, политотделы и особые отделы ОКДВА должны были принимать энергичные меры против роста антисоветских настроений в частях, вызванных принудительной коллективизацией, чтобы повысить их боеспособность накануне и во время военного конфликта.

Как известно, причиной создания ОКДВА стало обострение международных отношений на Дальнем Востоке. Наличие на восточных рубежах СССР мощного военного соединения приобретало не только оборонный, но и внешнеполитический смысл. Во-первых, слабость советского Дальнего Востока в военном отношении стала одной из основных причин обострения отношений с Китаем. Этот факт отмечали и зарубежные исследователи. В исследовании О. Клабба по истории советско-китайских отношений в XX в. отмечалось, что решение Чан Кайши поставить КВЖД под китайский контроль было итогом стратегического анализа международной ситуации, который привел его к выводу о том, что Советская Россия была наиболее слабым потенциальным противником по сравнению с прочими великими державами [1, p. 255]. Во-вторых, военная мощь СССР на Дальнем Востоке способствовала его признанию со стороны США. Американский исследователь Д. Фоглесонг пишет: «Франклин Д. Рузвельт, вероятно, рассматривал признание Москвы прежде всего как жест, который мог бы сдержать японскую агрессию в Азии, он также, похоже, надеялся, что он может побудить советских лидеров смягчить свой режим» [2, p. 77].

Несмотря на внешнее благополучие и успех в боевых действиях на КВЖД осенью 1929 г., накануне командованию пришлось столкнуться с целым рядом серьезных проблем, которые свидетельствовали о том, что обороноспособность советского Дальнего Востока уязвима. Об этом свидетельствуют сводки и донесения Особого отдела, а также Политуправления ОКДВА, в которых отмечался целый ряд кризисных явлений в войсках.

Волну недовольства среди красноармейцев вызывала пассивность советского руководства в конфликте на КВЖД. Нападение на советское представительство на КВЖД с последующим захватом ключевых точек и арестом советских граждан произошло еще в первых числах июля. После этого начались регулярные обстрелы приграничных населенных пунктов и частей [3, с. 41– 51]. В этих условиях ОКДВА довольно долго не начинала боевых действий. А уже 9 сентября 1929 г. вышел приказ В.К. Блюхера № 8: «На провокации необходимо отвечать выдержкой и спокойствием, допуская впредь, как и раньше, применение оружия исключительно только в целях собственной самообороны от налетчиков» [4]. В приказе также говорилось, что советское правительство перешло к мирному решению конфликта. В приказе № 14 за 17 сентября В.К. Блюхер вновь призвал «в максимальной степени использовать каждый день и час для дальнейшего поднятия своей боевой готовности», готовиться «нанести сокрушительный удар врагу» [5]. Но никаких указаний по поводу предстоящих боевых действий не последовало.

На красноармейцев такая неопределенность действовала удручающе. Например, один из солдат 1-го Читинского полка жаловался сослуживцам: «Почему наши не начинают войну, скорее бы разбили, отобрали дорогу, тогда хорошо бы стоять на границе, а то зря только согнали войска, а дорогой китайцы пользуются, они больше не пойдут захватывать, им и так польза есть, а наши войска постоят на границе, да разойдутся, вот тогда и будут говорить – Красная армия всех сильней, а на Китай идти боится» [6]. Подобные настроения среди красноармейцев встречались довольно часто. Об этом свидетельствуют обзоры Особого отдела о состоянии войск и политдонесения за август – сентябрь 1929 г. [7]. Уже в сентябре ими фиксировалось, что «…в красноармейской среде отмечается нетерпеливость в скорейшем разрешении конфликта и недовольство, что Сов-правительство ожидает мирного разрешения и долго затягивает решительные военные действия» [8]. Подобные настроения имели место и среди командного состава. Многие командиры полагали, что момент объявления войны был упущен и войны с Китаем уже не будет [9]. Подобные настроения сохранялись среди начальствующего состава вплоть до конца сентября 1929 г. [10].

Но одним недовольством по поводу выжидательной политики власти в отношении конфликта на КВЖД дисциплинарные проблемы не ограничивались. Гораздо серьезнее была тема так называемых кулацких настроений. Часть крестьянства в лице зажиточных крестьян и кулачества отрицательно встретила политику коллективизации. Сложная ситуация, возникшая на селе, пагубно влияла на боевой дух значительной прослойки красноармейцев, в первую очередь из зажиточных крестьян. Согласно обзору Особого отдела ОКДВА «О состоянии войск Гродеков-ской, Приморской групп и Дальневосточной флотилии на 1 сентября 1929 г.», рост «кулацких настроений» отмечался во многих подразделениях перечисленных частей. Особенно сильно они проявились в подразделениях 21-й дивизии. В них отмечалась деятельность сразу нескольких групп, ведущих активную антисоветскую агитацию [11].

Наиболее сложной была ситуация в 61-м полку 21-й дивизии, где имел место факт распространения антисоветских листовок и отмечались попытки вербовки красноармейцев контрреволюционными организациями: «В суждениях красноармейцев, по какому бы поводу они бы ни происходили, все больше усиливается тактика организационного нажима и коллективных выступлений, особенно это наблюдается в 61-м полку, моральный уровень которого ниже других частей. Более того, со стороны отдельных красноармейцев внушается мысль о связи с какой-либо контрреволюционной организацией» [12]. И без того сложная ситуация в полку усугублялась пьянством, которое зачастую происходило на глазах у гражданского населения.

К середине сентября в дивизии уже фиксировались две организованные группировки, которые вели активную антисоветскую агитацию [13]. Главным источником подобных настроений, по мнению сотрудников Особого отдела, были письма, которые красноармейцы получали из дома [14]. Особый отдел регулярно контролировал входящую корреспонденцию. В случае обнаружения в письме «антисоветской агитации» письмо изымалось. Иногда имели место и такие странные случаи, когда от анонимных лиц красноармейцам приходили письма о тяжелом положении их семей, а через некоторое время от их близких родственников поступали опровержения с заверениями, что предыдущее письмо было ложным. Так, например, в сентябре 1929 г. курсант школы 107-го полка Попов получил анонимное письмо, в котором говорилось: «Нас грабят, а в своем коллективе твоей жене жить становится невозможно». Однако вскоре жена Попова прислала письмо, в котором сообщила, что это не так, «что в коллективе живется хорошо» [15]. Тем не менее в основной массе случаев сведения, поступавшие из деревень, крайне негативно влияли на настроения красноармейцев.

Возникает вопрос, насколько антисоветские настроения в частях были массовыми. Заместитель начальника Особого отдела ОКДВА Капман 14 сентября 1929 г. докладывал В.К. Блюхеру: «В большинстве случаев эта агитация встречает отпор со стороны красноармейцев, однако на незначительную часть менее устойчивых она все же влияет» [16]. Несмотря на то что основная масса красноармейцев кулацкие настроения не поддерживала, их рост продолжался. Так, например, в 26-й дивизии с 1 по 10 сентября 1929 г. в сводках Особого отдела отмечалось шесть случаев антисоветской агитации [17]. К 18 сентября в этой дивизии отмечено было уже 11 случаев подобного рода агитации [18]. За первую неделю ноября в 26-й дивизии зафиксировано 42 факта кулацких настроений против 23 за предыдущую неделю, в 35-й дивизии – 44 факта против 28. О том, что недовольство политикой коллективизации и положением в деревне постепенно усиливается, докладывалось в сводке Особого отдела: «…в красноармейской среде растут крестьянские протестные настроения. Зажиточные высказывают резкие недовольства, осуждая политику Соввласти. По их мнению, советская власть душит крестьянство, разоряя как кулака, так и середняка, и силой заставляет записываться в коллективы» [19]. Причины роста кулацких настроений, по мнению аналитиков Особого отдела ОКДВА, крылись по-прежнему в «непрекра-щающемся влиянии деревни, как через письма, так и через непосредственное влияние антисоветского элемента районов расквартирования частей» [20].

Рассмотрим, что же представляла собой подобная антисоветская агитация. Во многих случаях все сводилось к обыкновенному выражению недовольства. Например, казак Красюк в 26-й дивизии говорил красноармейцам: «При советской власти грабят больше, чем при царской. Теперь мы сидим без ничего и в кооперации ничего нет» [21]. Однако чаще всего так называемые кулацкие выступления и агитация были направлены на подрыв дисциплины и призыв солдат к невыполнению приказов. Вот несколько примеров таких характерных высказываний из сводок Особого отдела: «Перебить командиров и коммунистов, а самим поднять оружие и сдаться в плен», «вот что ребята, во время войны давайте организуемся и перебежим к китайцам, а там пошлют в тыл, все будет лучше» [22]. На вопрос, кто не пойдет на фронт, красноармеец Кузьмин ответил: «Можно сказать, что любой, взять хотя бы меня или тебя. Вот я наблюдатель, а у наблюдателя есть пулемет в руках, если я замечу противника за 200 шагов, то команду подам за 600 шагов и мой пулемет не будет поражать противника, и таких, как я, найдется много» [23]. Словами дело не ограничивалось. В вышеупомянутой 21-й дивизии уже в августе 1929 г. дошло до прямой попытки организации массового дезертирства и угроз начальствующему составу физической расправой [24].

В.К. Блюхер, ветеран Первой мировой войны, один из тех, на чьих глазах происходило разложение имперской армии, не мог не осознавать опасность подобных настроений. Поэтому ответные меры не заставили себя долго ждать. Уже 1 октября 1929 г. была издана директива за подписью командарма, согласно которой в частях ОКДВА необходимо было выявить всех «классово чуждых и социально опасных элементов» с дальнейшим переводом их на работы по обслуживанию и в военно-рабочие роты. Под эту категорию подпадали: дети и близкие родственники духовенства, бывших полицейских и кулаков; уголовники, сидевшие шесть и более месяцев в местах заключения; все «проявившие себя с резко отрицательной стороны по службе и главным образом по влиянию на окружающих». «Изъятия» полагалось производить специальным комиссиям в составе комиссара и командира дивизии, начальника политотдела и начальника Особого отдела. Красноармейцев, подпадавших под эти категории, полагалось не увольнять из армии до особого распоряжения, а направлять для работы по обслуживанию в военно-рабочие роты [25].

Всего к 12 октября 1929 г. с момента сосредоточения частей у границы с Китаем из состава «кулацкого и антисоветского элемента» было изъято в 19-й дивизии – 30 чел., 2-й – 9, 35-й – 9, 36-й – 9, в 9-й кавалерийской бригаде – 1 чел. Рассматривались как кандидаты на увольнение: в 1-й дивизии – 58 чел., 26-й – 29, в 9-й кавалерийской бригаде – 4 чел. [26]. К концу ноября, согласно сводке Особого отдела, из 21-й дивизии было уволено более 100 «классово чуждых» красноармейцев [27].

Принятые меры привели к неожиданным последствиям. Возникла тенденция, когда красноармейцы, не желавшие служить в армии, добивались лишения себя права голосовать для последующего увольнения. И если ранее солдаты скрывали факт лишения их избирательных прав, то теперь активно об этом заявляли. Такие случаи увольнения, достигнутые обманным путем, были зафиксированы в 74-м полку [28].

Проблема кулацких настроений развивалась одновременно с другим кризисным явлением – демобилизационными настроениями. Эскалация вооруженного конфликта на КВЖД привела к тому, что положенная демобилизация переносилась на более поздние сроки. Обеспокоенные состоянием своего домашнего хозяйства и просто желанием вернуться домой красноармейцы все чаще требовали демобилизовать их или приравнять к служащим сверхсрочно, со всеми соответствующими выплатами и льготами [29].

По состоянию на 1 сентября 1929 г. дисциплина в частях ОКДВА характеризовалась наличием многочисленных случаев правонарушений, неисполнений приказов и пререканий с начальствующим составом [30]. Виновных предавали воинскому трибуналу, приговаривали к различным наказаниям вплоть до осуждения на различные сроки заключения. В роте связи 19-го корпуса с июля по август 1929 г. было подвергнуто дисциплинарным взысканиям 33 % всего личного состава [31].

Принимаемые меры стали давать плоды. Уже к середине октября 1929 г. общее состояние дисциплины характеризовалось лишь «единичными нарушениями уставных правил караульной службы» [32].

Но это была далеко не единственная проблема, пагубно отражавшаяся на боеспособности ОКДВА. Если решение дисциплинарных проблем было возможно усилиями командиров, то проблемы материального характера решались с большим трудом. Важно добавить, что, по сводкам Особого отдела, бытовые проблемы, связанные с расквартированием и слабым обеспечением, служили почвой для роста кулацких и демобилизационных настроений.

Проблемы материального характера были в принципе характерны для Рабоче-крестьянской Красной армии (РККА) конца 1920-х гг. Еще в 1927 г. К.Е. Ворошилов в своей обширной работе «Оборона СССР» отмечал: «Мы должны с полной откровенностью сказать, что в отношении снабжения нашей армии техническими средствами борьбы мы продолжаем отставать от современных западноевропейских государств» [33, с. 32]. В обзоре Главного политического управления РККА «О состоянии Красной армии за 1927/28 гг.» отмечались слабости и недостатки в материальнотехническом снабжении войск и серьезные недостатки в боевой выучке [34, с. 281–285].

РККА как важнейший институт страны отражала общее состояние ее экономики и социальной сферы. Индустриализация только разворачивалась и еще не создала базу для перевооружения армии. Кроме того, были ограничены возможности материально-технического обеспечения войск всем необходимым для несения службы и ведения боевых действий [35, с. 72]. Все эти недостатки объективного характера порождали антисоветские настроения.

Вместе с тем следует признать, что все же главной опасностью для политико-морального состояния частей ОКДВА стала усилившаяся в 1929 г. принудительная коллективизация. Она породила рост антисоветских настроений в деревне. Недовольные коллективизацией новобранцы из крестьян поступали в армию и несли в ее ряды соответствующие политические настроения. Противодействие этим настроениям стало главной заботой политических и особых отделов ОКДВА.

Организация противодействия антисоветским настроениям новобранцев осложнялась тем, что марксистско-ленинская идеология в конце 1920-х гг. еще не стала базовой основой общественного сознания населения СССР. Поэтому одна лишь политико-воспитательная работа с новобранцами не могла принести положительных результатов.

Данное обстоятельство определило приоритет методов классового отбора новобранцев с одновременным отсевом «классово чуждых» элементов над политико-воспитательной работой в рассматриваемый период. Это была грамотная и адекватная политика, отвечавшая вызовам времени. Страна находилась в переходном периоде между старой социально-классовой структурой общества и новой, которой еще предстояло сформироваться в ходе индустриализации, коллективизации и «культурной революции». Наличие многочисленного класса крестьян-единоличников порождало политическое напряжение в стране и армии. Нарастание военного противостояния СССР и его дальневосточных соседей в лице Японии и Китая требовало укрепления политико-морального состояния ОКДВА.

Успешные боевые действия дальневосточных частей в конфликте на КВЖД стали определенным показателем успешности политики регулирования социального состава новобранцев. Командованию, политическим и особым отделам армии удалось воспрепятствовать росту антисоветских настроений среди красноармейцев и укрепить боевой дух войск.

Ссылки:

• 1.   Clubb O. China and Russia: The Great Game. Columbia, 1971.

• 2.   Foglesong D.S. The American Mission and the “Evil Empire”. Cambridge (UK), 2007.

• 3.    Конфликт на КВЖД. Из истории Советских Вооруженных сил / под ред. В.П. Зимонина. Хабаровск, 1989.

• 4.   ГАХК (Гос. арх. Хабар. края). Ф. П-2. Оп. 1. Д. 167. Л. 11.

• 5.   Там же. Д. 166. Л. 38–39.

• 6.   Там же. Л.21.

• 7.   Там же. Л. 26, 40–41.

• 8.   Там же. Л.65.

• 9.   Там же. Л.8.

• 10.  Там же. Л.67.

• 11.  Там же. Л.3–4.

• 12.  Там же. Л.5–6.

• 13.  Там же. Л.28.

• 14.  Там же. Л.37.

• 15.  Там же. Л.53.

• 16.  Там же. Л.29.

• 17. Там же. Л. 36–37.

• 18.  Там же. Л. 48, 51.

• 19.  Там же. Л.66.

• 20.  Там же. Л.215.

• 21.  Там же. Л.41.

• 22.  Там же. Л.4–7.

• 23.  Там же. Л.3.

• 24.  Там же. Л.4.

• 25.  Там же. Л.12.

• 26.  Там же. Л.137.

• 27.    Там же. Л. 227–228.

• 28. Там же. Л.217.

• 29.  Там же. Л.166.

• 30. Там же. Л.6–7.

• 31. Там же. Л. 31–32.

• 32.  Там же. Л.138.

• 33.    Ворошилов К.Е. Оборона СССР. М., 1927.

• 34.    Реформа в Красной армии. Документы и материалы 1923–1928 гг. : в 2 кн. Кн. 2. М., 2006.

• 35.    Там же. С. 72.