Мотив сна в романе Айрис Мердок "Дилемма Джексона"

Сестры Розалинда и Мэрион спят спокойно и видят счастливые сны : «She had dreamed a happy dream» (р.106. Текст романа цитируется по изданию: Murdoch 1996). Даже фантазии Мэрион о самоубийстве, обозначенные в оригинальном тексте словом dreams , призваны оградить ее от еще более ужасной и призрачной реальности: «All these thoughts were superficial, false, unreal, hideous dreams which segregated her from the ghastly reality …» (p.106. В цитатах из романа курсив самой Мердок). В первой главе Розалинда вспоминает неосуществившийся в реальности сон, в котором Мэрион и Эдвард были Королем и Королевой: «I think I foresaw it in a dream – they were the King and Queen I’ve just remembered the dream» (р.23). Зато потом спящая Розалинда вызовет у Туана настоящую любовь. С обеими девушками связаны мотивы комедий Шекспира «Сон в летнюю ночь», «Как вам это понравится» и др.

Напротив, Эдварду, Оуэну и Бенету снятся кошмары (nightmare), причем первого дьявол преследует постоянно, хотя ни один сон несчастного Эдварда в романе не описывается: «The dreams – if you only knew how much I am given over to the devil <…> At last he took a taxi, returning to his house, to solitude and nightmare» (р.120, 151).

Сны-кошмары связаны с одиночеством героев, переживанием вины и собственной неполноценности. Последнее особенно характерно для снов художника Оуэна Силбери. В романе их описывается три. В первом (не кошмарном, но странном) Оуэн сидит со знаменитым художником Караваджо в комнате, освещенной свечами: «Owen Silbery was still asleep, dreaming that he was sitting at a table in a candlelit room alone with Caravaggio» (p.30).

Второй (страшный сон), в котором художник погребен по шею в песок, а вода прилива начинает заливать его лицо, рот, нос, повторяется постоянно: «He had had his dreadful recurring dream. He is buried in sand up to his neck, he cannot move his limbs, the tide is coming in, the tide begins to reach him, the spray touches his face, he screams, he tosses his head back, his only possible movement, no one comes, the water begins to attack his mouth, he swallows the water, it has covered his mouth, he cannot scream any more, it begins to cover his nose…» (р.49). Вода – «архетипический символ эмоций» (Юнг 1997: 15). Главная тема снов Оуэна – неумение противостоять собственным страстям и творческое бессилие. Этот сон особенно раздражает его, потому что кажется заимствованным из какого-то давно увиденного фильма: «Owen detested this dream, it made him feel very sick, and it particularly annoyed him because he thought that he hadn't even really invented it, it was not his dream, hadn't he seen it in a film a long time ago?» (p.49)

В третьем сне Оуэн видит себя слизняком , который пытается что-то кричать великим художникам прошлого и пошевелить рожками, чтобы подать им знак, но понимает, что даже рожек у него нет: «He dreamt that he was a slug crawling slowly along the ground, and Piero and Titian and Velazquez and Carpaccio and Turner were standing round him and looking down at him with faintly puzzled frowns, and he was shouting up at them, but his voice was so miserably tiny, he was sure they could not hear him, and when he tried to wave his horns at them he suddenly realised that slugs do not have horns. Not even that, he thought in his dream» (р. 241). Примечательно, что Оуэн засыпает успокоенным вином или собственной решимостью, а просыпается больным и униженным собственным подсознанием (или авторской иронией).

Бенет всегда засыпает обеспокоенным и измотанным, но и сон, как правило, не приносит ему облегчения. В романе дается описание трех снов-кошмаров Бенета. Первый – пожар Пенндина – выражает восприятие героем несостоявшейся свадьбы как личной катастрофы: «Exhausted he lay down for a moment upon his bed and instantly fell into a dream that Penndean was in flames» (р.62).

Сны Бенета отражают два основных компонента его самоощущения (чувство вины и проблема самоидентификации), которые «репрезентируют содержание внутренних переживаний» других персонажей романа (Байрамкулова 2005: 20). Особенно это касается второго сна: «One night in London, Benet had a dream, indeed a nightmare, about a snake curled up in a basket floating in a river. The basket was sinking. Benet thought, of course snakes can swim, he won't drown. Then he thought but perhaps he will drown, the basket will pull him down, he won't be able to get out. Swiftly hustled by the stream, the basket was disappearing among the muddy reeds near to a bridge, it was becoming dark, Benet peered down into the water, he thought I must get down into the river to make sure that the snake is all right, only I can't get down, it's so dark down there, and I shall have to jump» (p.75). Косвенно этот сон отражает ситуацию Эдварда, который считает себя виновным в смерти утонувшего брата, и Туана, взявшего на себя «вину» отца, потерявшего сестру в нацистской Германии.

В ситуации самого Бенета змея в корзинке (snake in a basket) – это Джексон, которого он боится спасти и пустить в собственный дом. Змей является символом трансцендентальной глубины (в философии – то, что не может быть познано опытным путем), «это самый распространенный символ трансцендентальности в сновидениях» (Хендерсон 1996: 153). В романе змея неоднократно получает положительную оценку персонажей (например, в темной церкви Розалинда проникается сочувствием к «бедной невинной змее» у ног архангела Михаила: «Looking at the saint from there she noticed between his feet the decapitated head of the immense reptile, opening its mouth piteously, showing its white teeth and terrified anguished eyes. She thought, poor innocent serpent» (р.36)), как и сам Джексон, которого друзья Бенета сравнивают со змеей.

Кроме того, Оуэн и Милдред сравнивают Джексона («темного ангела») одновременно с Ариэлем, насылающим сны, и Калибаном (слуги Просперо в «Буре» Шекспира). При этом Калибан объявляется внебрачным сыном Сикораксы и Просперо, а Джексон – Бенета (р.63-64). В контексте обнаружившейся связи Эдварда с Анной (и ее сыном Брэном) последнее предположение нельзя исключить совершенно, хотя связь Бенета с Джексоном скорее мистическая. На это указывает и «видение» (not exactly ‘vision’, but ‘interlude’ (p.80)), посетившее Бенета в Венеции, когда похожий на Джексона молодой человек сопровождал его, как ангел – Товию, но Бенет в испуге скрылся в церкви.

Последняя ассоциация напоминает третий сон Бенета, который он вспоминает дважды: в конце седьмой главы и в начале последней – тринадцатой. В первый раз он рассказывает Оуэну свой сон сразу после расставания с Джексоном и упоминает о том, что длинная черная тень на полу, на которую указывал ему дядя Тим, и была Джексоном: «’I had a dream, Uncle Tim was looking at me, then looking down at the floor, and there was a long black shadow on the floor – and that was – Jackson‘» (р.188). Во второй раз воспоминания о загадочном сне вызваны усилившимся беспокойством за Джексона и воспоминанием о словах Оуэна: «Benet had then summoned up his dream, that Uncle Tim was looking at him, and then looking down at the floor, where there was a long black shadow. These horrors, were they to be divulged also?» (p. 243).

В теории психоанализа тень представляет «скрытую, подавленную, низшую и обремененную виной часть личности, корнями своими уходящая в животный мир – мир наших предков, и таким образом вмещающая целый исторический пласт бессознательного» ( Aion // Ges. Werke. IX/II. 1976. P.281f (Юнг 1998: 475). По утверждению одного из последователей К.Г.Юнга, «тень обычно содержит ценности, в которых нуждается сознание, но которые существуют в такой форме, что их трудно интегрировать, включить в свою жизнь» (Франц 1996: 214). Такая интерпретация «тени», на наш взгляд, во многом объясняет и странное отношение Бенета к Джексону, и его сны. Не случайно автор не описывает ни одного сновидения самого Джексона, хотя он часто засыпает от усталости и именно его спящий вид вызывает гнев Бенета.

Восприятие Бенетом спящего Джексона диаметрально противоположно восприятию Туаном спящей Розалинды (а также самой Розалиндой – змея в церкви) и в большей степени характеризует самого Бенета, особенно эмоционально и графически выделенные слова: «Then something dreadful . There was some awful thing upon the sofa <…> It was Jackson <…> Was he dead? No, he was breathing, he looked terrible . He was half clothed, he was fast asleep, and he was apparently drunk <…> Yes, drunk , and deeply asleep. He stood there meditating, looking down upon the heavily slumbering man» (р.156). Поэтическое slumber означает «отдыхать, дремать». Другое значение – «покоиться, быть захороненным». Бенет сначала принимает Джексона за мертвого. Выделенное курсивом наречие deeply подчеркивает глубину сна.

Джексон ощущает сон как спасение (избавление, освобождение, высвобождение), хотя погружение с головой в мягкую и теплую субстанцию сравнивается со смертью или утоплением: «Leaning back in the armchair Jackson experienced a strange though faintly memorable sensation coming as if from long ago as of being embraced by a huge warm watery substance which rose gently above his head, not death, not drowning, but coming as it were to his rescue <…> He went to sleep» (р.169). В конце романа выделенное автором и дважды повторенное слово dream в несобственнопрямой речи Джексона тоже загадочно сопоставляется и с жизнью, и со смертью: «At least I had called Benet to the bridge. Is it all a dream, yes, perhaps a dream – yet my strength remains, and I can destroy myself at any moment. Death, its closeness» (р.149). Сцена на лондонском мосту возвращает нас ко сну со змеей. Отогнав размышления, своей сложностью напоминающие монологи Гамлета, Джексон бережно пересадил паука с руки на паутину, перешел через деревенский мост и, приближаясь к Пенндину, начал улыбаться.

Символика паука, как и символика змеи, в романе во многом осмысляется через индийскую традицию. При этом, на наш взгляд, Мэрдок отказывается от однозначной поддержки какой-либо философии или религии. Соединяя поэзию с религией и философией, она в художественной форме ставит проблемы соотношения интуиции и разума, иллюзии и реальности, жизни и смерти, в очередной раз обращаясь к мотиву сна (мечты, иллюзии, кошмара, смерти).