Мотив солнца в творчестве В.Каменского и символистикая традиция

In Black and White. The Literary Remains of Aubrey Beardsley. Including «Under the Hill», «The Ballad of a Barber», «The Free Musicians», «Table Talk» and Other Writings in Prose and Verse / ed. by S.Calloway and D.Colvin. L.: Cypher, MUM, 1998.

В стихотворении «Солнцедень-ярцедень» Каменский воспевает саму жизнь в ее красочности и динамичности. Оно звучит как своеобразная ода к радости: «Славьте жизнь/ Привольно вольную/ Голубиную приволь».

Тема солнца в творчестве Василия Каменского не является новаторской. Сам образ архетипичен, и на рубеже XIX и XX вв. он становится особенно востребованным. Свои солярные «мифы» создавали поэты-символисты Константин Бальмонт, Андрей Белый, Александр Блок, Вячеслав Иванов [Эпштейн 1990: 290].

Так, Константин Бальмонт в своем стихотворении «Я в этот мир пришел, чтоб видеть солнце» (1902), открывающем его знаменитую книгу «Будем как солнце», воспевает поэта-мечтателя, поклонника солнца. В стихотворении выражена восторженная любовь к миру с его «высями гор», «пышным цветом долин». Поэт-символист видит свое предназначение в вечном созерцании прекрасного. М.Н.Эпштейн заметил, что в произведениях Бальмонта «...воспевается огонь в свече и в пожаре, в искре и в комете, в светляке и в закате. Не явления природы, а ее изначальные и неизменные свойства вдохновляют Бальмонта» [Там же: 233].

В программном стихотворении «Будем как солнце!» поэт зовет не идти по проложенному пути, а находить свой, быть творцом своей жизни и источником света в этом мире: «Будем как солнце! Забудем о том / Кто нас ведет по пути золотому». Здесь он воспевает вечную юность и внутренний свет сердец: «Будем как солнце, оно молодое / В этом завет красоты» [Бальмонт 1983: 84]. По его убеждению, молодость сердца, молодость души - это важнейшие качества, без которых творчество немыслимо.

В .Абашев, анализируя стихотворение Каменского «Ч-знак мистический», помимо связи с поэзией Велимира Хлебникова отметил редуцированную цитату из бальмонтовских текстов [Абашев 2000: 152-153]. На наш взгляд, можно развить наблюдения исследования, обратив внимание на звуковые образы-переклички в творчестве Бальмонта и Каменского. Как мы полагаем, текст Бальмонта «Я -изысканность русской пленительной речи» стал претекстом стихотворения Каменского «Я» (1914):

Излучистая

Лучистая

Чистая

Истая

Стая

Тая

Я

[Каменский 1966].

Однако у Бальмонта лирический герой предстает изломанным, капризным, неуловимым, он весь в изменениях, и это передается системой символических образов. У Каменского же сама графика стихотворения становится смысловой: стихотворение визуально напоминает солнечный луч, который озаряет все вокруг, подчеркивая чистоту и первозданность мира. Не случайно «острием» в стихотворении стало слово «Я»: человек - центр мира, в который он определил себя сам. Для поэзии модернизма вообще характерна активная самопрезентация, что видно и на примере названных стихотворений. Но в данном случае важно, что поэт не мыслит себя вне природы. У Бальмонта: «Я - играющий гром...», «Я - прозрачный ручей...». У Каменского - тоже параллель со стихией света, но уже в виде «излучистых» солнечных лучей. Эти стихотворения построены на яркой звукописи.

Мы полагаем, что звуковое ощущение солнечных брызг в стихотворениях Каменского и Бальмонта сопоставимо со звукописью произведений Андрея Белого. Как известно, А.Белый развивал солярный «миф» в своей поэзии, являясь в этом смысле продолжателем традиции Бальмонта. А.Белый подчеркнуто символично назвал свою первую книгу «Золото в лазури», ориентируясь на Бальмонта, и посвятил ему стихотворение «Поэт» (1903): «Ты -«для всех и ничей».../ Там, борясь с упадающим мраком, / Твоих песен ручей / Чуть сверкает серебряным знаком» [Бальмонт 1983: 102].

А.Белый передает ощущение поэзии Бальмонта как журчащего ручейка. Связь с поэзией Бальмонта ощутима и в строках другого стихотворения - «Голос» (1902): «Из золотых, из лучезарных ниток.../ Звучало мне:/ «И времена свиваются как свиток.../ «И все во сне»...». Как и у предшественника, здесь источником вдохновения являются «золотые лучи» - символ небесной стихии, помогающей преодолеть душевную вялость поэта:

Я шел домой согбенный и усталый, Главу склонив.

Я различал далекий, запоздалый, Родной призыв.

Звучало мне: «Развеется кручина

«В краю твоем»...

Я вдаль смотрел - тянулась паутина

На голубом...

[Белый 1996: 16]

В стихотворении «В весенние волны зари» (1902) звуковые повторения создают ощущение солнечных брызг:

И - первую легкую тень,

И - ласточек легкие визги, Опять отрясает сирень Лучистые, чистые брызги [Там же: 14].

Как мы видели, подобные сочетания звуков и слов характерны и для стихотворения Каменского «Я». Мотив солнечности является организующим и в его знаменитой «железобетонной» поэме «Солнце» (1917), также построенной на принципе визу-альности. Здесь наглядно реализуется призыв Бальмонта к поэту «быть как солнце», потому «лицо гения» графически напоминает «ядро» солнца с его центростремительными лучами.

Желвэобегомнал пике -Солн це- ’31? г. Литопмфн».

Как и Бальмонт, поэт - футурист видел идеал поэтической души в открытом, распахнутом человеческом сердце: «Растворяйте - распахните / Души алые сердца» Поэтому процесс творчества Каменский определял как «песнепьянство», подчеркнув тем самым его стихийность: «Я ПЕСНЕПЬЯНСТ-ВУЮ», - заявлял он в стихотворении «Кто Я» (1916) И в уже цитированном стихотворении «Солнцедень-ярцедень» этот мотив присутствует: «Солнцедень в солнцедень/ Ярцедень в ярцедень/ В песнях пьяных без вина...».

Мотив поэтического вина имеет богатую традицию в поэзии символистов: Шарль Бодлер, Поль Верлен, Александр Блок активно использовали в своих произведениях этот поэтический образ, и потому метафора Каменского не нова. В контексте нашей работы важно подчеркнуть, что стихийный процесс творчества у некоторых символистов (К.Бальмонта, А.Белого) ассоциируется с солнечной стихией, и Каменский реализует в своих экспериментальных образах именно такое понимание творчества, потому создает новые словесные образы, порожденные солярным «мифом»: «Все мы стали песней. Знамя: / Утровые СОЛНЦАЧИ». Неологизм «солнцачи» подчеркивает родственную связь поэта с солнцем.

Таким образом, видно, что Василий Каменский в своем творчестве опирался на открытия поэтов-символистов, при этом оставаясь оригинальным. Он не только продолжил их творчество тематически, но и поэтологически, преображая их художественные образцы принципами футуризма. На примере мотива солнца видно новаторство средств художественной выразительности Каменского, для которого важным становится визуальный аспект, в результате чего меняется сама графическая форма стихотворения («Я») и даже поэмы («Солнце»).

Кроме того, первостепенным становится звучание поэтического текста, передающее избыток энергии, жизненную динамику, масштабность эмоций поэта. Так реализуется вера Каменского в равенство поэта самому мирозданию. Родственность его природной стихии подчеркнута словотворчеством.

’Абашев В. Василий Каменский. Пермский текст и проблема авторской идентичности // Абашев В. Пермь как текст. Пермь в русской культуре и литературе XX века. Пермь, 2000. С.138-201; Марков В. История русского футуризма / пер. с англ. В.Кучерявкин, Б.Останин, СПб., 2000; Степанов Н.

Василий Каменский // Каменский В. Стихотворения и поэмы. М.; Л., 1966. С.5-48; Константинова С. Русский поэтический авангард: XX век. ПГПУ, 2007. С.39-90; Смирнова Л. Русская литература конца XIX - начала XX в. М., 1993. С.269-272.