Мотив утраченной России в публицистике И.А.Бунина

У каждого большого русского художника существует своя концепция России. В начале XX в. тема России выходит на первый план в творчестве писателей, судьба которых коренным образом меняется в связи с революционными событиями.

Особую актуальность она приобретает для русского зарубежья, так как после октябрьского переворота для многих людей искусства жизнь в России оказалась невозможной, они были вынуждены эмигрировать.

Оставив родной край, художники, мучаясь ностальгическими чувствами, создают в своих произведениях образ дорогой для них России. Поэтому появление мотива утраченной Родины в творчестве почти каждого русского писателя–

эмигранта закономерно, это тот самый образ, который во многих художественных текстах принимает лейтмотивное воплощение. Бунин в «Окаянных днях» прямо, со всей откровенностью дневникового жанра, дает свою оценку Гражданской войны, большевизма и революции в России: «...Сатана Каиновой злобы, кровожадности и самого дикого самоуправства дохнул на Россию именно в те дни, когда были провозглашены братство, равенство и свобода» (Бунин 1992: 46).

Подобная мысль воплощена Буниным и в эссе «Его вечной памяти», написанном к годовщине расстрела А.В.Колчака (1921), в «Ответе на анкету о Галлиполи» (1923) и в очерке «Миссия русской эмиграции» (1924): «Что произошло? Произошло великое падение России, а вместе с тем и вообще падение человека <...>

Была Россия, был великий, ломившийся от всякого скарба дом, населенный огромным и во всех смыслах могучим семейством, созданный благословенными трудами многих и многих поколений, освященный богопочитанием, памятью о прошлом и всем тем, что называется культом и культурою. Что же с ним сделали? Заплатили за свержение домоправителя полным разгромом буквально всего дома и неслыханным братоубийством, всем тем кошмарно-кровавым балаганом, чудовищные последствия которого неисчислимы и, быть может, во веки непоправимы» (Бунин 2000: 151).

В целом «революционные времена не милостивы: тут бьют и плакать не велят». Писатель размышлял о сути революции, сопоставляя эти события в разных странах в различное время и пришел к выводу о том, что они «все одинаковы, все эти революции!» Одинаковы в своем стремлении создать бездну новых административных учреждений, открыть водопад декретов, циркуляров, увеличить число комиссаров – «непременно почему-то комиссаров», – учредить многочисленные комитеты, союзы, партии.

Бунину грустно замечать, что революции создают даже новый язык, «сплошь состоящий из высокопарнейших восклицаний в перемешку с самой площадной бранью по адресу грязных остатков издыхающей тирании» (Бунин 1990: 67).

Пожалуй Бунин применил самое точное определение сути революций: «одна из самых отличительных черт революции – бешеная жажда игры, лицедейства, позы, балагана» (Бунин 1990: 68)

Бунин ненавидел новые порядки и ненависти своей не стеснялся. Для него неприемлемо само революционное сознание, мышление, поведение. О счастливом будущем после революции он высказался коротко: «вечная сказка про красного бычка»; о том, что революция – стихия: «чума, холера – тоже стихия. Однако никто не прославляет их, никто не канонизирует, с ними борются...».

Для человека, далекого от политики, становятся необъяснимыми многие обычные еще вчера явления жизни, он озлобляется, замыкается в своем мирке, культивирует в себе явные пороки. Все это Бунин выразил одним предложением: «В человеке просыпается обезьяна».

Бунин пытается ответить на вопрос, что же такое случилось? «Пришло человек 600 каких-то кривоногих мальчишек во главе с кучкой каторжников и жуликов, кои взяли в полон миллионный, богатейший город. Все помертвели от страха...».

Страх сковал многих людей, потому что к управлению страной пришли вчерашние кухарки, внешний вид которых наводит тоску по вчерашним прекрасным лицам, столь дорогим Бунину. Вот выступает известный оратор, и Бунин с отвращением разглядывает его слушателей: «Весь день праздно стоящий с подсолнухами в кулаке, весь день механически жрущий эти подсолнухи дезертир. Шинель внакидку, картуз на затылок. Широкий, коротконогий. Спокойно-нахален, жрет и от времени до времени задает вопросы и не единому ответу не верит, во всем подозревает брехню. И физически больно от отвращения к нему, к его толстым ляжкам в толстом зимнем хаки, к телячьим ресницам, к молоку от нажеванных подсолнухов на молодых, животно-первобытных губах».

Примечательно, что И.А.Бунин осмысляет события революции и Гражданской войны преимущественно через Ветхий Завет (образы Авеля и Каина, Исава, Моисея, слова псалмов) (Борисова 1995: 107–109.).

В качестве примера обратимся к речи Бунина «Миссия русской эмиграции», где прослеживается особый интерес писателя к Священному Преданию. Происходящие события писатель уподобляет ветхозаветному разгулу Содома и Гоморры, Адма и Севоима, Тира и Сидона. Имена Каина, Авеля, Моисея. Пафос православия, пронизывающий всю статью, пробуждает в русских людях патриотическое желание воскресить «потерянную» Родину, которая живет в сердце писателя и его соотечественников.

Автор «Окаянных дней» также причисляет себя к белым, радуется их победам, считая их защитниками России, ее народа, культуры, духовности. Однако ход истории был неумолим: победа оказалась за большевиками. Неугодным новой власти или не примирившимся с нею пришлось покинуть Родину или погибнуть.

Русская революция означала для Бунина конец исторической России, ее культуры, веками установившихся традиций, ее духовного облика - все худшие черты русского человека, самые отрицательные стороны его души, о которых Бунин не раз писал до революции, выплеснулись наружу.

Не приняв революцию, Бунин все же душой болел за Россию до конца дней своих.