Можно ли говорить о практике в философии?

Автор: Бренифер Оскар

Журнал: Artium Magister @artium

Рубрика: Дискуссии и обсуждения

Статья в выпуске: 6, 2003 года.

Бесплатный доступ

Короткий адрес: https://sciup.org/14973748

IDR: 14973748

Текст статьи Можно ли говорить о практике в философии?

Оскар Бренифер

В настоящее время понятие «практика» не свойственно философии, но скорее чуждо ей, поскольку современный философ — это теоретик. Как преподаватель, он строит свою работу на некотором количестве письменных текстов, знание и понимание которых он и должен передать своим студентам. Область его интересов — это история идей, то есть история философии. Однако немногие преподаватели философии углубляются в философские первоисточники. В этой связи в последнее время, зачастую в отрыве от традиции, появляются новые направления практической философии: философские консультации, философия для детей и т. д., при этом подобные направления практической философии подвергаются яростной критике со стороны философских институтов. В данной ситуации возникает следующий вопрос: философия — это чистое рассуждение или она все-таки может иметь практическую сторону?

В своей статье мы рассмотрим несколько проблем, связанных с развитием современной философии и ее направлений.

  • 1.    Материальное как иное

Практику можно определить как некую деятельность, которая противопоставляется той или иной теории о материальном мире, то есть иному (в данном контексте материальное трактуется как иное), в основе которого лежит понятие материи, сопротивляющейся нашим действиям и волеизъявлению. Материальный мир для философа — это мир в его целостности, включая и человеческое бытие, которое может восприниматься через призму многочисленных представлений о нем. Во-первых, мы знаем мир либо под формой мифа (mythos') как повествования о каждодневных событиях, либо под формой разрозненной культурной, технической и научной информации (logos'). Во-вторых, материальность для каждого из нас — это некая «инаковость» и подобие, с помощью которых мы можем вступить в диалог и сравнение. В-третьих, материальность — это связь, предполагаемое единство наших рассуждений, недостатки и слабые места которых заставляют нас сталкиваться с проблемами более высокого порядка и более сложной ментальной структурой.

Благодаря этим принципам, идущим от Платона, стало возможным говорить о практике, которая состоит из примеров, помогающим индивидуально понять то или иное произведение в группе или одному, в школе или помимо нее. Для этого сначала через диалог необходимо установить предпосылки нашей собственной мысли, затем осуществить критический анализ, сформулировать понятия и, наконец, выразить общую идею. В этом процессе каждый старается осознать свое собственное восприятие мира, обдумать другие возможные пути осмысления и избрать тот путь, который превосходит собственное мнение, что и составляет сердцевину философии. В данной практике знание классических авторов является очень важным, но совсем не обязательным. Какие бы средства ни использовались, для каждого индивида главным остается его оригинальная деятельность сознания.

  • а)    Иное как mythos и logos.

К счастью (или к несчастью), боль, вызванная дисгармонией сознания (подобная той боли, что вызывается нарушением телесных координаций), заставляет нас действовать или прятаться в броню, чтобы защитить себя, чтобы забыть проблему для преуменьшения или сокрытия затруднения. У этой забывчивости сила действия обезболивающего средства, но также и последствия, как от наркотика. Болезнь же существует, усиливаясь до тех пор, пока мы ее не обсуждаем.

  • б)    Иное как «инаковость».

  • 2.    Что значит философствовать?

Рассмотрим второй тип иного: «ина-ковость» как форму сознания другого. Среди нас этот последний тип превосходит первый: здесь мы скорее зрители, чем актеры; переломы и расхождения в нашей собственной системе мыслей, на первый взгляд, не причиняют боли. В противоположность нам это иное не страдает нашей противоречивостью, во всяком случае напрямую, за исключением случаев сопереживания. Такая «инаковость» наиболее удобно расположена для того, чтобы мы могли распознать конфликтные и противоречивые ситуации, которые нас разрушают. Хотя сознание иного и не будет чистым: его ответы и анализ будут обусловлены его собственными ошибками и недостатками. Но несмотря на это, будучи менее заинтересованным, чем мы, в нашем деле, оно сможет направить свой взор на нашу мыслительную деятельность, исследуя нас критически, хотя в этой ситуации необходимо остерегаться присвоения им какой-либо власти: тогда любая личная перспектива обязательно будет обречена. Это возможно при потере понимания мысли другого или при боязни другого, или еще из-за любезности, вызванной отсутствием интереса к другому, и даже сопереживание здесь оказывается опасным, поскольку представляет угрозу ангажирования одного другим.

в) Иное как единое целое.

Третья форма иного — целостность системы понятий и рассуждений. Здесь в качестве исходного постулата мы предлагаем идею существования «агипотетического» (по Платону), то есть утверждение некоего внутреннего трансцендентного единства, о сущности которого мы совершенно ничего не знаем, несмотря на тот факт, что его существование обнаруживается нашими чувствами и пониманием. Это единство предстает перед нами только как очевидное бытие, но в то же время это бытие посредством простой интуиции стремится к связности и логике. Это место, спрятанное за множеством оболочек, управляет нашим мышлением и остается бессменным источником решающих экспериментов для нашего ума, оно спасает наше сознание от хаотичной и темной пропасти, от бесконечного множества понятий и от беспорядка, невыносимого хаоса, который слишком часто характеризует процессы нашего мышления. Мнения, ассоциации, незамысловатые впечатления и чувства — все они царят в своем маленьком мирке, но они быстро забываются, как только выходят за узкие рамки пространства и времени, которые «привязывают» их к микроскопической территории... Мы все еще так ничего и не знаем о внутренней стороне целостности нашей системы понятий, которая одновременно является защитой, под-

держкой и опорой. Она — иное в нас, то самое иное, которое определенным образом является в нас больше нами, чем мы, кажущиеся нам же самим.

Если говорить кратко, практическая философская деятельность ведет к сравнению теории с иным (то есть в данном случае с материальным). Это сравнение одной точки зрения на ту или иную проблему с другой, это мысль в форме раздвоения, диалога с самим собой, с чем-то другим, с миром, с истиной. Здесь мы определили три модуса этого сравнения: наши представления о мире в повествовательной и концептуальной форме; «другой» как тот, с кем я могу вступить в диалог; единство мысли как логика, диалектика и связность рассуждений. В таком случае возникает вопрос: что же такое «философия», когда мы жестоко и произвольно лишаем ее оболочки, помпезной и легкомысленной? Что же остается, когда мы лишаем ее своего «я», авторитарного, напыщенного и слишком серьезного? Иными словами, что остается философии за пределами ее специфического и культурного содержания, которое является внешней оболочкой, иногда обманчивой, но великодушной, если нам удается от нее освободиться?

В качестве ответа мы предлагаем следующую формулировку, достаточно четко определяющую предмет, но которая может показаться неудачной и неполной перефразировкой Гегеля с целью сосредоточиться больше на оперативности философии, философии как производстве новых концептов, чем на ее сложности. Мы определяем философскую деятельность как ту, которая состоит из «я» и обусловлена тремя действиями: идентификация, критика и концептуализация. Если мы принимаем эти три условия, пусть даже на время, чтобы убедиться в их надежности, то давайте посмотрим, что же значит этот философский процесс и как он ведет к «иному» и делает его неизбежным.

  • а)    Идентификация.

Как мое «я» может осознать себя, если оно не сравнивает себя с другими? «Я» и «другой», «мое» и «твое» взаимно определяются. Я должен познать грушу, чтобы познать яблоко. Эта груша, которая определяется как не-яблоко, определяет яблоко. От сюда вытекает польза называния с целью различения. Имя собственное отличает, имя нарицательное обобщает. Для идентификации необходимо выдвинуть постулат и познать различие, выдвинуть постулат и выделить общность. Диалектика одного и другого: все одинаково и различно, как другая вещь. Ничего не мыслится и не существует без взаимодействия с другим.

  • б)    Критика.

Любой объект мысли, неизбежно стесненный рамками выбора и предвзятого мнения, подчинен критике в форме подозрения, отрицания, вопроса или сравнения, различных вариантов проблематичности. Но чтобы подчинить свою идею такой деятельности, я должен стать кем-то другим, чем являюсь теперь. Это отчуждение мыслящего субъекта представляет первоначальную трудность, которая, впрочем, впоследствии может стать новой сущностью. Чтобы идентифицировать, я осмысливаю другое, чтобы критиковать, я думаю через другое, я думаю как другое, будь то другое соседом, миром или единым целым. Это больше не объект, который меняется, а субъект. Такое раздвоение более радикальное, оно становится самопознающим и не ведет к переходу в иное состояние. Необходимо сдерживать напряжение этой дуальности, например, с помощью формулировки проблематичности. Пытаясь размышлять о непостижимом, я должен всегда помнить о своей абсолютной неспособности по-настоящему убежать от самого себя.

  • в)    Концептуализация.

  • 3.    Философская студия

Если «идентифицировать» означает думать через себя, если «критиковать» — размышлять о себе через другого, то «концептуализировать» — предполагает одновременно думать через себя и через другого. Однако эта перспектива должна в высшей степени проявлять осторожность к самой себе, так как, претендуя быть такой всемогущей, она неизбежно и равным образом заключена в характерной причине и специфических определениях. Любой концепт подразумевает допущения, особенную структуру, контекст. Любой концепт должен заключать в себе, по крайней мере, выражение проблематики, той проблематики, средством и проявлением которой он одновременно становится. Концепт рассматривает проблематику под новым углом зрения. В этом смысле концепт является тем, что позволяет искать ответ, критиковать и различать, про- яснять и строить размышление. И если концепт выступает как конечный этап процесса проблематизации, то рассуждение в большей степени его заканчивает.

Таким образом, концепт «сознание» отвечает на следующий вопрос: «Может ли знание познать самое себя?» И начиная с этого «называния», оно становится возможностью возникновения нового дискурса.

С концептом ‘студия’ тесно связаны два понятия: упражнение (или практика) и творчество. Третий компонент — коллектив — не обязателен, но не менее важен. Этим философская студия отличается от двух видов философской деятельности. Во-первых, от лекции или конференции, когда учитель передает свои знания слушателям или ученикам; во-вторых, от дискуссии, организованной по образцу гражданских дебатов или философского кафе, где выступления, содержание которых выбирается по усмотрению самих участников и организаторов, отличаются большим разнообразием. Как и при любой попытке схематизации, эти категории служат лишь ориентирами, так как в зависимости от места и участников, а также целого ряда других аспектов, названия и действия варьируются. Существуют лекции и философские кафе, похожие на студии, и наоборот, встречаются также и организаторы работы в студиях, похожие на преподавателей, и преподаватели, похожие на организаторов. И все же мы рискнем выделить специфические черты студии.

Как и в художественной студии, в философской студии каждый участник чувствует себя обязанным работать или, по крайней мере, занять определенную идейную позицию; здесь практически невозможно оставаться сторонним наблюдателем или слушателем. Так, различают лекцию и дискуссию, где по разным причинам никто не остается в стороне от обсуждения. Например, если число участников позволяет, то сидящие за столом обсуждают данную проблему. Каждый участник может обратиться с вопросом к другому, и последний не будет возражать, а также не побоится признаться в том, что затрудняется ответить, — это также составляет неотъемлемую часть (и заметьте, важную часть) упражнения. Именно поэтому эта деятельность и определяется как практика (или упражнение). Каждый приходит на спортплощадку, чтобы играть и тренироваться, а не смотреть на других. Разумеется, организатор, ответственный за эффективность мероприятия, должен действовать очень деликатно, чтобы не напугать тех, кто все еще не решается приблизиться к мячу.

Как и в художественной студии, речь идет о том, чтобы что-то создавать. «Создавать» в данном случае имеет значение, связанное с материальностью, так как целью является получение результата. Но материальность по отношению к философской деятельности не цвет и не текстура. Это индивидуальная мысль, выраженная устно или письменно. Каждый сравнивает себя в первую очередь со своими собственными представлениями о мире, затем — с представлениями другого и, наконец, с общей идеей. Из этих сопоставлений рождаются новые представления в концептуальной или аналогичной форме. Возникающие понятия должны быть подробно изложены, выделены, поняты всеми, разработаны и обработаны. Это также отличает студию от лекции и дискуссии, так как в лекции понятия подобраны заранее: они часто систематизированы, изложены в референциях авторов и в истории философии. А в дискуссии мысль находится в движении, она не застывает, не возвращается постоянно к себе самой, если только это не происходит самопроизвольно. Именно это последнее различие и обусловливает более настойчивую, а значит, и более ограничивающую роль организатора работы в студии. Таким образом, форма работы в студии более естественна в системе занятий (которые также включают в себя и лекции по философии), чем простая дискуссия, она более свободна и непринужденна, с менее выраженными дидактическими целями.

Следует понять, что философская студия стремится установить свои правила работы, более специфические и формализованные, чем правила организации дискуссии. Эти правила должны быть четко сформулированы, так как они предназначены для организации деятельности группы, а не отдельного индивида, как на конференции. Правила игры могут быть многочисленны и разнообразны. Здесь не существует типового примера, тем более, что в области философии, основанной на теории, каждый может повторить уже сказанное своим коллегой. Но мы все же опишем несколько при- емов, используемых в качестве моделей организации работы в философской студии.

  • а)    Взаимное вопрошание.

Задан вопрос общего характера. Первый, относительно краткий ответ предлагается одним из участников. Далее, прежде чем перейти к следующему варианту, его коллегам предлагают задать вопросы, чтобы прояснить непонятные моменты и разрешить противоречия. Но за выступлениями в прениях следит группа, которая должна определить, являются ли вопросы действительно вопросами или утверждениями, представленными в явной или скрытой форме; всякий вопрос, объявленный большинством группы «ложным», будет отклонен. Любой новый концепт должен исходить от того, кто выдвинул гипотезу, а не от других участников беседы. Каждый участник обязан понять схему рассуждения коллеги, временно абстрагируясь от своих собственных воззрений. Инициатор гипотезы отстаивает принципы, позволяющие сообща развивать первоначальную версию. Именно он, анализируя заданные вопросы, может развивать свою гипотезу, переформулировать ее или попросту отклонить ее, если в ходе дискуссии она покажется ему сомнительной. Затем другой участник дискуссии предлагает новую гипотезу, и процесс обсуждения начинается заново. Конечная цель — обозначить проблематику обсуждения исходной темы. При этом сравниваются различные суждения, из которых извлекается основной смысл и наиболее значимые концепты. Таким образом, на практике реализуется то, что можно было бы назвать коллективным обсуждением.

  • б)    Упражнение в рассказе.

Задается вопрос общего характера. Однако вместо абстрактного рассмотрения вопроса участникам предлагается представить короткий рассказ, вымышленный или реальный, выдуманный или взятый из какого-либо произведения, для изучения поставленного вопроса. Могут быть предложены многие истории, например школьные случаи, которые сравниваются участниками, аргументирующими свой интерес к обсуждению сюжета. Далее голосованием группы выбирается одна из подобных историй, которую будут анализировать более глубоко. Рассказчику задают вопросы его коллеги. Сначала спрашивают о фактах, содержащихся в рассказе, чтобы оценить объективность содержания. Затем осуществляется концеп туальный анализ, который должен способствовать обсуждению первоначального вопроса. Другие участники могут еще раз обсудить этот рассказ, уточняя его философский смысл и сравнивая его с собственными суждениями. Цель этого упражнения — заново обозначить проблематику первоначального вопроса, опираясь на ряд концептов и идей, которые возникают в ходе дискуссии.

  • в)    Работа с текстом.

  • 4.    Все философы?

Философский, литературный или какой-либо другой текст разбивается на короткие отрывки, которые распределяются между участниками. Желающие читают этот текст вслух. Затем всем предлагается представить анализ своего отрывка, закончив его короткой фразой, содержащей основную мысль автора. Все участники обсуждают первую интерпретацию текста, прежде чем перейти к следующей. Задаются вопросы, касающиеся одновременно и смысла этой интерпретации, и ее согласованности с текстом. Возникает необходимость точного цитирования для подтверждения высказывания. И таким образом проводится анализ всех остальных интерпретаций текста. Впоследствии могут быть также сформулированы критические замечания по тексту.

Необходимо уточнить философские цели этих интерпретаций, чтобы проанализировать смысл каждой из них. Это позволит лучше понять зачастую немаловажные концептуальные различия. Конечная цель — обозначить проблематику на основании первоначального текста посредством различных интерпретаций. Уточним, что подобная работа может быть проделана с любым текстом, написанным одним из участников.

Идентифицировать наши задачи. Показать себя способным к критическому анализу такой идентификации. Выявить новые концепты, чтобы сгладить противоречия, вытекающие из критики. Эти три процесса позволяют нам определить отношение с иным, образующим философскую материю, без которой невозможно говорить о философской практике. Она заключается в том, чтобы вступать в диалог со всем, что возникает и существует. Исходя из такого понимания не существует индивидов, которые не могли бы вести философские рассуждения и заниматься философской практикой.

Статья